- Оте… Отец… Ягуар?.. - Спутник Перильо вытянул шею, чтобы получше разглядеть того, чье имя только что с дрожью в голосе произнес.
- Что это с тобой? Ты что, раньше о нем что-нибудь слышал?
- "Слышал" - это не то слово. Вот это новость так новость!
- Скажи, что ты о нем знаешь? Кто он такой на самом деле?
- Скажу, скажу… Он тот, кого североамериканские индейцы зовут Метана My.
- М-м-м… Не понимаю.
- Белые охотники в Штатах называют его также Лайтнингхэнд.
- Да скажи же наконец, как это будет по-испански!
- Мексиканцы прозвали его "Эль Мано Релампагеандо".
На всех трех языках это означает "Человек-молния", или "Молниеносная Рука".
- Как? Это он? О Боже? Неужели такое бывает? Он же - брат того… Того, кого ты тогда…
- Да, да, того самого парня, которого… я тогда… Вот так да: значит, в Аргентине Лайтнингхэнд удостоился еще одного прозвища! Отец-Ягуар! Скажите, пожалуйста! А знаешь, зачем сюда прибыл этот, так сказать, великий, по местным понятиям, Ягуар? Он идет по моим следам, чтобы посчитаться за смерть брата!
- Берегись его - вот и все, что я могу тебе на этот счет сказать.
- Не учи ученого, мальчик! Он давно ищет меня и пока не- нашел, а я его не искал, но встретил! Нет, ему до меня никогда не добраться. Этому, с позволения сказать, ягуару, я не по зубам! Он не успеет…
- Ты что, и его тоже хочешь?..
- Догадливый ты, однако, парень, Антонио!
- Так же, как его брата?
- Именно так же! Или ты думаешь, что я должен позволить ему жить для того, чтобы он в конце концов все-таки поймал меня? Это совсем не исключено, потому что все его прозвища ему не просто так давались, уж ты мне поверь. Впрочем, об этом мы поговорим в другой раз, а сейчас хорошо бы узнать, что это он делал в доме банкира Салидо. Там ведь поселился и этот проклятый коротышка, вырядившийся гаучо. Вряд ли это случайное совпадение.
- Это и меня чрезвычайно интересует.
- Они явно как-то связаны между собой, великан и коротышка. В другое время я бы посмеялся над этой дурацкой парочкой друзей. Но так или иначе, раз они заодно, то пусть оба сразу и замолкнут навеки. Хочешь помочь мне в этом деле?
- О чем ты спрашиваешь? Мой нож, моя рука и мои пули - в твоем распоряжении.
- Хорошо. Но сначала мы должны узнать, где живет этот самый Отец-Ягуар. Слушай, слушай, что они там болтают…
Следователь собрался уходить первым и, к удовольствию Перильо, еще раз громко повторил, что эспада, как явствует из показания свидетеля, невиновен. После того, как следователь ушел, Отец-Ягуар в свою очередь окончательно распрощался с банкиром и вместе со своими друзьями двинулся вверх по шоссе.
- За ними! - прошептал старший из бандитов. - Глаз с них не спускай!
Глава IV
НОВОЕ ЗНАКОМСТВО
Спустя примерно сорок дней после вечера в доме банкира Салидо, описанного в предыдущей главе, в гавани Санта-Фе пришвартовался пароход, прибывший из Росарио. Среди пассажиров, сошедших с него, были два человека очень невысокого роста, одетых, как гаучо, и при этом полностью идентично. На плечах обоих колыхались ярко-красные пончо. Это были наши старые знакомые - доктор Моргенштерн и нанятый им в Буэнос-Айресе слуга по имени Фриц Кизеветтер. Надо очень постараться, чтобы найти где-нибудь еще одну столь же колоритную пару людей одного, очень небольшого роста. Не только одежда, но и снаряжение у них было тоже, как у братьев-близнецов: у каждого за спиной висело ружье, а из-за пояса выглядывали рукоятки двух револьверов и длинного ножа.
На причале, чуть поодаль от толпы встречающих стояли два офицера, внимательно вглядывавшиеся в лица спускавшихся с парохода пассажиров. Они явно кого-то встречали, но не хотели это афишировать.
- Боже мой, неужели к нам прибыл сам… - воскликнул один из них, в звании капитана. - Это же полковник Глотино! Но как странно он одет! Не пойму, что нам делать: то ли отдавать ему честь, то ли лучше воздержаться от этого? Вполне вероятно, что полковник не хочет, чтобы его узнавали, и в то же время, если мы проигнорируем его, он может это понять неправильно.
- Подождем, пока он сам нас заметит, - рассудительно предложил офицер помоложе, старший лейтенант.
"Гаучо" ступили на причал. И тут у обоих офицеров автоматически сработал рефлекс всякого военного, срабатывающий при приближении старшего по чину: они отдали честь одному из "гаучо", которого посчитали переодетым полковником Глотино.
- Доброе утро! - тепло и как-то очень по-домашнему поздоровался с ними доктор Моргенштерн (а именно его и спутали офицеры со своим начальником). Это приветствие, а особенно тон, которым оно было сказано, прозвучало настолько дико для уха военного человека, что офицеры несколько опешили. Но увидев, как второй "гаучо" приложил средний и указательный пальцы правой ладони, сложенные вместе, к полям своей войлочной шапочки, подумали, что, пожалуй, насчет конспирации они предположили верно, военная косточка ведь вот все равно дала о себе знать в этом характерном жесте.
- Сегодня прекрасная погода, не правда ли, сеньоры? - светским тоном начал разговор приват-доцент, он же "полковник" в глазах капитана и лейтенанта.
- Да, вы, как всегда правы, господин полковник, - ответил ему капитан. - Позвольте узнать: вы планируете здесь задержаться?
- Еще не знаю, но это вполне вероятно.
- Прикажете подготовить вам квартиру?
- Нет, нет, что вы? Какие могут быть приказы?
- Понял, - сказал капитан и многозначительно кивнул "полковнику" - дескать, он в курсе дела, законы конспирации соблюдает, - а потом добавил, понизив голос: - Но квартира все равно будет предоставлена в ваше распоряжение.
- Прекрасно, - ответил приват-доцент. - В таком случае, я займу ее.
- Разрешите сопровождать вас до крепости Санта-Фе, господин полковник?
- С удовольствием разрешаю. Только почему вы называете меня полковником?
- Мы можем называть вас как угодно - как прикажете! Независимо от того, выполняете ли вы в Санта-Фе секретную миссию или прибыли с официальной, но негласной инспекционной проверкой.
- Какая секретная миссия? Какая проверка? Бог с вами! Я вообще не военный, а ученый, доктор зоологии, и моя фамилия Моргенштерн, а прибыл я в Аргентину из Германии.
- Позвольте узнать: как нам называть сеньора, который прибыл вместе с вами?
- Это Фриц Кизеветтер, мой слуга, он родом из Штралау на Руммельсбургском озере. Это тоже в Германии.
- То есть вы оба выступаете здесь в качестве "иностранцев"? О, как это удачно придумано! Иностранцам в Аргентине всегда доверяли почему-то больше, чем соотечественникам. Ну что ж, как иностранцев мы просто обязаны проводить вас до крепости, и, самое главное, это ни у кого не вызовет ни малейших подозрений на ваш счет.
Крепость Санта-Фе была возведена еще во времена испанских конкистадоров. Фасад ее украшали романтичные балкончики - в точности такие же, как где-нибудь в Севилье, и все же в целом здание производило мрачное впечатление - толстые стены, все окна забраны тяжелыми решетками. Присмотревшись к окнам повнимательнее, можно было заметить, что из-за решеток выглядывают изможденные, обросшие бородами и длинными спутанными волосами лица. Перед входом в крепость стояли часовые.
Доктор тихо сказал своему слуге:
- Похоже, эта крепость одновременно является и тюрьмой. То есть здесь держат в заключении разбойников и воров, по-латыни "экспиляторов", или "бультуриосов". Неужели и нас они тоже приняли за нарушителей закона?
- Не думаю, - ответил ему Фриц. - Судя по тому, как нас встречали, у них в отношении нас вполне приличные намерения, хотя не худо было бы на всякий случай все же узнать, какие именно.
Солдаты у входа в крепость отдали им честь. Пройдя через узкий, вытянутый внутренний двор, немцы в сопровождении капитана поднялись по лестнице, идущей вдоль внешней стороны стены, вошли в здание. Здесь капитан подвел их к открытой двери, за которой была небольшая комната. Подобная комната, на военном жаргоне, "цыганка", есть почти в каждом гарнизоне в Южной Америке, предназначена она для приема важных гостей, поэтому обставлена с претензией на роскошь, правда, как правило, довольно неуклюжей претензией, но все же на фоне казарменного быта выглядит даже уютно. У порога "цыганки" старший лейтенант почтительно распрощался с "полковником". А капитан сказал:
- Господин майор, комендант крепости, сегодня находится в Паране , так что обязанности коменданта временно исполняет ваш покорный слуга. Что прикажете, господин полковник? Ой, прошу прощения, господин доктор?
- Приказов не будет, но у меня есть одна небольшая просьба к вам: не могли бы вы узнать: где остановился иербатеро, которого называют "Отец-Ягуар", прибывший в Санта-Фе вчера или позавчера?
- А он прибыл сюда по морю?
- Да, из Буэнос-Айреса.
- Узнать это не составит большого труда. Надеюсь, что смогу доложить вам об этом иербатеро уже через полчаса.
И он вышел, а в комнату вошел унтер-офицер с подносом в руках. На подносе были мясо, фрукты и бутылка бордо, популярного на берегах Ла-Платы, как ни одно другое вино на свете. Все это унтер-офицер быстро и услужливо расставил на небольшом столике.
- Должен признать, герр доктор, - философски заметил Фриц Кизеветтер, - аргентинские офицеры кое-что смыслят в радостях жизни.
И наполнил до краев бокалы. После чего оба "гаучо" с аппетитом поели, не забывая отдавать должное вину. Глядя на эту трапезу, унтер-офицер, прислуживавший им как официант, стал сильно подозревать, что второй маленький человек, принимавший все услуги как должное, конечно же, вовсе никакой не слуга, а тоже какой-то важный военный чин, только еще более, чем полковник, засекретившийся, из чего он сделал вывод, что очередной военный переворот в стране произойдет уже совсем скоро.
Как только "гаучо" дали понять, что они до предела насытились, унтер-офицер все так же ловко и быстро собрал приборы и тарелки со столика и спросил, не желают ли гости выкурить по сигарете. Гости были не прочь покурить, и унтер-офицер удалился за сигаретами. Как только немцы остались одни, доктор сказал Фрицу, наклонившись совсем низко над столом, чтобы из-за открытой двери никто случайно их не услышал:
- Здесь все же что-то не так. Я занимаюсь чистой наукой, а они почему-то присвоили мне звание полковника. С какой такой стати, интересно…
- С такой же, с какой собака делает стойку на задних лапах, выпрашивая у хозяина кусочек колбасы. Им что-то нужно или же они как-то зависят от этого полковника Глотино, за которого приняли вас, хозяин. Но лучше всего не думать об этом вовсе! Да по мне пусть хоть в генералы произведут, если при этом будут кормить нас так же вкусно, как сегодня. Не знаю, как вы, а я, со своей стороны, возражать не стану.
- Но, Фриц, а не кажется ли тебе, что нас просто принимают за других людей?
- А даже если и так? С нашей-то стороны никакого умысла по этой части не было, следовательно, мы нисколько не виноваты в том, что у них такая скверная память на лица и они способны принять одного человека за другого.
- Ну как ты не поймешь: это их заблуждение, по-латыни "эррор", может, в конце концов, поставить нас в весьма затруднительное положение.
- Выпутаемся как-нибудь.
- Но последствия, почему ты не думаешь о том, каковы могут быть последствия? Фриц, Фриц, мне кажется, ты не чужд слабости, которую древние римляне называли "левитас".
- Хм. Может, и не чужд, у меня вообще много слабостей… Только что это слово означает по-немецки?
- Легкомыслие.
- Герр доктор, я готов поспорить с вами на этот счет.
- Что ж! Я готов принять твои возражения.
- Разве древние римляне отказывались от вкусной еды, когда бывали голодны?
- Нет. То есть, может быть, и было среди них немного таких чудаков, но вообще они любили хорошо поесть.
- Ага! Вот что, оказывается, роднит Фрица Кизеветтера с древними римлянами! А раз у нас так много общего, меня нельзя назвать легкомысленным.
Приемами демагогии Фриц владел виртуозно. Доктор на секунду задумался, в чем именно состоит неверность этого "постулата", но не успел ничего возразить. Вошел капитан и доложил:
- Отец-Ягуар прибыл в Санта-Фе вчера после полудня. С ним были двадцать три мужчины и один юноша. Все они уже отбыли в лагуну Поронгос.
- На лошадях?
- Да.
- Спасибо за эти очень ценные для меня сведения. Я должен непременно догнать Отца-Ягуара. Вы поможете нам раздобыть лошадей?
- Разумеется, господин полковник! Сколько именно лошадей вам нужно?
- Четыре - две ездовых, две вьючных.
- Купить их или взять из конюшни в гарнизоне крепости?
- Лучше купите. Гарнизонные лошади прошли определенную выучку, а я - наездник начинающий, будет лучше, если мы с лошадью окажемся одинаково неумелыми.
- Хорошо, - сказал офицер и улыбнулся, давая понять, что по достоинству оценил шутку полковника, известного, кроме всего прочего, и своим великолепным умением держаться на лошади. - Когда прикажете подать лошадей?
- Через час!
Капитан удалился. Зато тут же вновь появился унтер-офицер с сигаретами. Доктор Моргенштерн, начиная, кажется, понемногу входить в роль "полковника", обратился к нему на это раз с вальяжностью, подобающей образу, в котором он невольно оказался:
- Любезнейший, а нельзя ли доставить сюда мой багаж, оставшийся на пароходе? Надеюсь, это не слишком затруднит вас. Там, в нашем багаже, находится набор, по-латыни "сарцина", инструментов и связка книг, обернутая куском кожи, именуемая по-латыни "фасцис".
- Будет доставлено немедленно! - выкрикнул громко, как на плацу, унтер-офицер, развернулся на каблуках и вышел строевым шагом.
Прошло еще четверть часа. Появился капитан и доложил, что лошади готовы.
- Сколько они стоили? - поинтересовался доктор.
- Нисколько, господин полковник, - ответил капитан и опять улыбнулся: полковник продолжал шутить.
- Но я все же предпочел бы заплатить за них.
- С зоологов здесь денег брать не принято, - сострил, стараясь попасть в тон шутке старшего по званию, капитан.
- Но почему? - искренне изумился приват-доцент.
- Таков уж обычай здешних мест, ничего не поделаешь.
- Поразительно! Эта страна была колонизирована испанцами, перенявшими обычаи, а вместе с ними и многое другое из культурного наследия древних римлян. Но никогда, ни единого раза я не встречал в литературе примеров того, чтобы римляне безвозмездно предоставляли лошадей ученым, в частности, зоологам. Надо обязательно заняться более глубоким изучением этого вопроса. Судя по тому, как легко вам предоставили лошадей для никому здесь не известного ученого из далекой чужой страны, этот обычай в его культурно-историческом аспекте имеет огромное значение в современном быту. Не менее удивительно и то, что обычай этот прижился именно в Аргентине - ведь во многих отношениях эта страна очень закрыта для чужеродного влияния. Особенно в том, что касается сохранения останков древних живых существ, но это, надо сказать, к счастью для науки. Под этими существами я, кстати, в данном случае имею в виду не только мастодонтов и мегатериев, но и человека третичного периода. Уважаемый господин капитан, скажите, а не приходилось ли вам когда-нибудь прежде встречать в пампе, ну если не кости человека третичного периода, то хотя бы следы его стоянок?
- Третичного периода? Стоянок? - ошарашенно переспросил капитан. - Может быть, господин полковник будет настолько любезен, что разъяснит мне, кого именно он подразумевает под человеком третичного периода?
- О, простите мне, капитан, мою забывчивость, ради Бога! Я как-то все время упускаю из виду, что большинство людей ничего не знает о древней истории Земли. Поясню поэтому кое-что специально для вас вкратце. Уже довольно давно в пластах земной коры древнего происхождения были найдены доказательства того, что доисторический человек был знаком с огнем и пользовался каменными орудиями труда. Потом обнаружили три хорошо сохранившихся человеческих скелета. Можно смело утверждать, что эти люди жили именно в третичный период, поскольку их позвоночник состоит из тринадцати позвонков, в то время как у "гомо сапиенс", человека разумного, то есть у нас с вами, их только двенадцать. А через несколько десятков тысячелетий у человека может оказаться еще меньше позвонков, что, кстати, лично меня нисколько не удивит.
- А из этого следует, - вставил свое слово Фриц солидно, - что еще позднее бедняга человек может и вовсе лишиться всех своих костей. Безвозвратно. Какая будет утрата!
- А ты знаешь, я не стал бы отрицать право подобной гипотезы на существование, - поддержал его доктор, не раскусивший лукавства своего слуги. - Изменения в образе жизни человека идут поистине страшными темпами, иногда скачкообразно. Мы пока не улавливаем этой закономерности, потому не можем представить себе в полной мере, какие последствия может вызвать этот процесс. В доказательство права этой гипотезы на существование могу привести в качестве примера строение коренных зубов пещерного медведя. Вы видели их когда-нибудь, мой друг? - обратился вдруг ученый к капитану, начисто забыв во время своей краткой популярной лекции, где находится и с кем разговаривает.
- Нет, мне не приходилось видеть зубы медведя, - ответил после некоторого замешательства вконец растерявшийся капитан.
- Эти зубы, а особенно коренные, по-своему…
И тут доктор вынужден был прерваться. Вошли солдаты, которые внесли его багаж. Он быстро развязал тюк с книгами, проверил, все ли они на месте. Капитан взял одну из книг и начал рассеянно ее перелистывать. Ученый труд, который он держал в руках, назывался "Древние формы жизни в пампе". На форзаце книги было каллиграфически выведено: "Доктор Моргенштерн. Ютербогк". Заинтригованный капитан открыл вторую книгу уже специально на форзаце, увидев ту же надпись, оживился. Схватил и раскрыл на форзаце третью, четвертую, пятую книгу… Сомнений не оставалось: все эти книги были узко специального назначения, и они могли принадлежать только одному человеку, а именно тому, кто только что продемонстрировал свою ученость, кто сам просил называть его именем, обозначенным на книгах, и кого он считал до этой минуты полковником Глотино. Капитан почувствовал, как внутри у него все похолодело. Он спросил:
- Как вас по имени, сеньор… зоолог?
- Доктор Моргенштерн из Ютербогка.
- И это… ваше подлинное имя? - Капитан сглотнул слюну от волнения.
- Разумеется.
- И вы можете это доказать?
- Нет ничего легче. Я покажу вам свой паспорт.
- На стол его! Немедленно! - заорал капитан. У него сдали нервы. Трясущимися руками он взял паспорт доктора, внимательно изучил его и отшвырнул с презрением. Куда только подевалась его недавняя несколько приторная любезность - теперь он больше всего напоминал игрока, сделавшего крупную ставку в рискованной игре, но проигравшегося в пух и прах. - Какая наглость! Но и какое сходство! Просто невероятно! Мошенники! - Он уже почти вопил, как базарная торговка.