* * *
От форта Лакбэн до хижины Пьеро дорога проходила в полумиле от заводи бобров, которая отстояла от того места, где жил Пьеро, в двенадцати милях. Именно в том самом месте, на повороте ручья, где Вакайю ловил для Бари рыбу, Буш Мак-Таггарт и расположился на ночлег. Только двадцать миль из всего пути он сделал на лодке, а так как последний перегон он совершал пешком, то весь багаж его состоял почти из ничего: несколько веток можжевельника для постели, легкое одеяло и костер - вот все, что требовалось ему для ночлега. Прежде чем сесть за ужин, фактор достал из своей небольшой сумки несколько силков из тонкой медной проволоки и целый час расставлял их в разных местах для кроликов. Этот метод добывания мясной пищи был гораздо удобнее и легче, чем таскать на себе в жаркую погоду ружье. В полдюжину таких силков всегда можно поймать не менее трех кроликов, причем из этих трех всегда окажется один молодой и нежный, годный для того, чтобы его изжарить. Расставив силки, Мак-Таггарт поставил на уголья сковородку с ветчиной и принялся за кофе.
Из всех запахов на воздухе запах от ветчины распространяется по лесу на наиболее широкое пространство. Для этого вовсе не нужно ветра. Он расползается сам собою. В тихую ночь лисица может его почуять за целую милю, а когда ветер дует по прямому направлению, то - и за две. Этот-то запах от ветчины и дотянулся до Бари, когда он лежал на гребне бобровой плотины. Его дотянул к нему легкий, настойчивый ветерок, так приятно задувший после непривычно жаркого дня, и не прошло и пяти минут, как Бари уже сидел на задних лапах и внюхивался в эту приманку. После его приключений в ущелье, повлекших за собою смерть Вакайю, он еще ни разу не ел как следует. Осторожность удерживала его около бобров, и он питался все это время почти исключительно одними раками.
Теперь этот удивительный аромат, долетевший до него с вечерним ветерком, возбудил в нем аппетит. Но аромат этот был какой-то неустойчивый: то он чуялся очень сильно, а то по временам исчезал совсем. Бари спрыгнул с плотины и стал разыскивать по лесу источник этого аромата, но через некоторое время потерял его совсем. Мак-Таггарт закончил поджаривание ветчины и стал ее есть.
Затем спустилась великолепная ночь. Возможно, что Бари и проспал бы ее всю на плотине, если бы запах ветчины не возбудил в нем голода. После приключения в ущелье, Бари стал побаиваться густых лесов, особенно по ночам. Но в эту ночь было светло, и так как было лето, то и ночью стоял точно серенький день, хотя вовсе не было луны. Очень ярко сверкали мириады звезд, распространяя по вселенной мягкий, рассеянный свет. Легкий ветерок перешептывался с вершинами деревьев. Повсюду было тихо и спокойно, так как луна была уже совсем на ущербе, то и волки не охотились, совы потеряли свой голос, лисицы запрятались по норам и даже бобры прекратили свою работу. Лоси, олени и карибу лежали врастяжку, положив рога на бархатную траву, и только чуть-чуть двигали ими, но уже не пользовались ими, как оружием. Это был июль, или, как его называют одни индейцы, "полинялый месяц", а другие - "месяц молчания".
В этом молчании Бари и принялся за охоту. Он вспугнул целое семейство куропаток, но они улетели от него. Он погнался за кроликом, который оказался шустрее его. Целый час ему не везло. Тогда до него донесся звук, который заставил его задрожать от кончика носа до хвоста. Он вдруг оказался около ночлега Мак-Таггарта, и то, что он услышал, были усилия кролика высвободиться из силка. Бари вышел на открытое пространство и здесь увидел ту удивительную пантомиму, которую разыгрывал попавшийся кролик. Бари заинтересовался ею и на минуту остановился. Оказалось, что кролик просунул свою пушистую голову сквозь петлю, и при первом же его прыжке от страха в сторону ветка сосны, к которой был прикреплен проволочный силок, выпрямилась и поднялась кверху, так что кролик оказался висевшим в воздухе и только кончиками задних лапок стоявшим на земле. Таким образом, он казался танцевавшим на задних ногах, в то время как петля все туже и туже стягивала ему шею. Бари пришел от этой пляски в восторг. Он, конечно, не мог догадываться о той роли, которую играли в этой любопытной пляске проволока и ветка сосны. Все, что он мог видеть воочию, это были прыжки и пируэты кролика на задних лапках, смешные, но вовсе ему несвойственные. Возможно, что Бари принял это за своеобразную игру. Тем не менее он не посмотрел в эту минуту на кролика так, как смотрел до сих пор на Умиска. Опыт и инстинкт подсказали ему, что кролик представлял собою очень вкусную пищу, и, недолго думая, он бросился на свою добычу.
Почти уже полумертвый кролик не оказал ему ни малейшего сопротивления, и при свете звезд Бари покончил с ним и целых полчаса после этого наслаждался.
Буш Мак-Таггарт не услышал ни малейшего звука, потому что петля, в которую попался кролик, отстояла от него дальше, чем все другие. Он сидел перед потухавшими угольями своего костра, прислонившись спиною к дереву, покуривал свою черную трубку и нецеломудренно мечтал о Нипизе, когда Бари отправился далее. Теперь уж он не имел ни малейшего желания охотиться. Он был уже совершенно сыт. Но он все еще внюхивался в пространство и безгранично радовался тишине и светлой ночи. Он шел по кроличьей тропе, пока не добрался наконец до того места, где два свалившихся бревна оставляли между собою проход не шире его тела. Он протиснулся сквозь него, и Бари вдруг взлетел на воздух и, сам не понимая, что случилось, оказался стоявшим на задних лапах. Он хотел залаять, но в его горле послышалось вместо лая какое-то хрипение, и в следующий за тем момент он разыгрывал такую же пантомиму, как и покойный кролик, который был таким образом отомщен. Чтобы окончательно не лишиться жизни, Бари поневоле должен был танцевать, а петля все туже и туже стягивала ему горло. Когда он старался натянуть проволоку и обвисал на ней, пользуясь тяжестью своего тела, то и ветка сосны очень услужливо подавалась вместе с ним вниз, к земле, а когда он снова подскакивал, то и она выпрямлась и высоко вздергивала его кверху. Он яростно боролся. Было чудом, что такая тоненькая проволока могла его удерживать. Еще несколько секунд - и она, наверное, лопнула бы или оборвалась, но Мак-Таггарт был уже тут как тут. Он схватил одеяло и тяжелую палку и бросился к силку. Такого шума, какой доносился до него, кролик произвести не мог. Это должны были быть или барсук, или рысь, или лисица, или же молодой волк.
Увидев висевшего на конце проволоки Бари, он принял его сперва за волка. Он сбросил с себя одеяло и уже взмахнул своей дубинкой. И если бы на небе были облака или не так ярко светили звезды, то Бари постигла бы та же участь, что и кролика: он поплатился бы своей жизнью. Но, замахнувшись над его головой дубиной, Мак-Таггарт вовремя заметил на его груди белую звезду и белые кончики на его ушах, и блестящую черную шерсть на всей остальной его фигуре.
И он тотчас же бросил прочь дубину и схватился за одеяло.
ГЛАВА XII
ПОРАБОЩЕН, НО НЕ ПОБЕЖДЕН
Полчаса спустя у Буша Мак-Таггарта ярко пылал костер. Он бросал свет на Бари, который лежал, спеленатый, как индейский ребенок, и увязанный в одеяло длинным ремнем так, что представлял из себя настоящий шар. В этом одеяле Мак-Таггарт специально прорезал дыру, в которую он мог наконец высунуть голову. Он попался безнадежно, так безнадежно, что в своем туго завязанном одеяле не мог двинуть ни одним членом. В нескольких шагах от него его поработитель промывал в чашке с водой свою искусанную руку, из которой все еще сочилась кровь. Был также шрам от укуса у него и на толстой, как у быка, шее.
- Черт бы тебя побрал! - ворчал он на Бари. - Черт бы тебя побрал!
Он вдруг подошел к Бари и больно ударил его кулаком по голове.
- Следовало бы размозжить тебе голову, проклятому… Да, я это и сделаю!
Бари увидел, как он поднял около себя палку, приготовленную для костра. Пьеро в свое время гнался за ним, но сейчас Бари впервые находился так близко к человеку, что мог даже видеть его покрасневшие глаза. Как они отличались от глаз того удивительного создания, которое чуть не схватило его тогда голыми руками и которое потом подлезало к нему под камень! Это были совершенно зверские глаза. Они заставили его задрожать и быстро спрятать голову обратно в одеяло, когда Мак-Таггарт вдруг замахнулся на него палкой. Он заворчал на него. Его белые зубы сверкнули в темноте. Он заложил назад уши. Ему безумно вдруг захотелось еще раз впиться зубами в эту шею, из которой он уже попробовал крови.
Палка опустилась. Она заходила по Бари раз за разом, и когда Мак-Таггарт наконец кончил, то Бари лежал полумертвый, с закрытыми от ударов глазами, и изо рта у него текла кровь.
- Вот как мы вышибаем из вашей породы дьявола, - проворчал Мак-Таггарт. - Надеюсь, что вы теперь больше не будете кусаться, молодой человек? Черт бы тебя побрал! Прокусил руку чуть не до кости!..
Он принялся за промывание раны опять. Зубы Бари проникли в руку слишком глубоко, и это смущало фактора. Это было видно по его лицу. Стоял июль. Самое неподходящее время для укусов. Из своего ранца Мак-Таггарт достал бутылку водки, полил ею рану и, когда водка защипала, стал вновь проклинать Бари. А Бари чуть-чуть приоткрыл глаза и уставился ими в него. Теперь он понял, что встретился наконец с самым ужасным из всех смертных врагов для животных. И все-таки он его не испугался. Палка в руках Буша Мак-Таггарта не смогла убить в нем его дух. Она выбила из него только страх. Она лишь вколотила в него лютую ненависть, какой он не испытывал еще никогда, даже в то время, когда дрался с совой. В нем вдруг вспыхнула чисто волчья мстительность, базировавшаяся на чисто собачьей, отчаянной храбрости. Он уже не спрятался, когда Мак-Таггарт подошел к нему опять. Он попробовал было расправить члены, чтобы броситься на этого человека-зверя. В этом своем усилии, спеленатый в одеяло, точно ребенок, он катался и беспомощно, и смешно, точно шар. Глядя на это, Мак-Таггарт развеселился и стал хохотать. А затем он набил трубку и снова уселся спиною к дереву.
Бари не спускал с него глаз все время, пока он курил. Он наблюдал за ним и тогда, когда он растянулся прямо на голой земле и улегся спать. Немного погодя Бари услышал отвратительный храп этого чудовища. То и дело в течение всей ночи он старался высвободиться из одеяла. Это была для него ужасная ночь, которой он не мог впоследствии забыть никогда. В тугих, теплых складках одеяла его члены и все тело так онемели, что в его жилах почти прекратилось кровообращение. И все-таки он не визжал и не скулил. А когда наступило утро, то его голова уже бессильно лежала на земле. Он не мог поднять ее даже и тогда, когда фактор подошел к нему и нагнулся над ним. Мак-Таггарт заметил это с удовлетворением.
- Ну, теперь можно отправиться и к Пьеро, - ухмыльнулся он. - Теперь уж ты вполне безопасен и беспокойства не причинишь.
И еще до восхода солнца они отправились в путь, и если в Бари почти совершенно прекратилось кровообращение, так зато самого Буша Мак-Таггарта так и распирало от предвкушений и желания. Он обдумывал свои последние планы, широко шагая по лесу и неся Бари под мышкой. Он немедленно пошлет Пьеро за патером Гротеном, который миссионерствовал за целые семьдесят миль к западу от него. Он обвенчается с Нипизой. Да, обвенчаться необходимо! Это уймет немножко Пьеро. Кстати, и он, Мак-Таггарт, останется с Нипизой один, пока Пьеро будет ходить за миссионером. При одной только мысли об этом его глаза вспыхивали, точно от алкоголя. И в его горячей, безрассудной голове даже и мысли не появлялось о том, что скажет ему Нипиза, какого мнения она будет о его сватовстве. Да ему и не нужна была ее душа. Он только нуждался в ее теле, прекрасном, девственном, и в ее красивых глазах, которые сводили его с ума. А что, если Пьеро не согласится выдать ее замуж? Пьеро!.. Какая чепуха! Он не в первый раз будет убивать человека и не во второй. Убийство для Мак-Таггарта составляло специальность в тех случаях, когда кто-нибудь становился ему на пути. Никто не увидит. Никто не услышит. Никто не узнает. Просто скрылся - и баста. Вышел куда-то из своей хижины и больше уже не возвращался.
И Мак-Таггарт громко засмеялся своим мыслям и зашагал еще быстрее. Он не мог проиграть, Нипиза никогда не смогла бы ускользнуть из его цепких рук. Ведь он, Буш Мак-Таггарт, был властителем всей этой пустыни, он повелевал всеми жившими в ней людьми и определял судьбу каждого из них. Следовательно, и Нипиза должна отправиться вместе с ним в Лакбэн, даже если бы для этого пришлось вырыть могилу для Пьеро.
* * *
Солнце было уже высоко, когда Пьеро, стоя с Нипизой около своей хижины, указал ей на нечто, двигавшееся ярдах в четырехстах от них через лес. Скоро выяснилось, что это шел к ним Буш Мак-Таггарт.
- Идет!..
Сильно постарев за одну только ночь, Пьеро посмотрел на Нипизу. Он снова увидел, как вдруг потемнели ее глаза и как сгустилась краска на ее полуоткрытых губах, и у него снова похолодело под сердцем. Что, если она согласится?..
Она обернулась к нему, глаза ее сверкнули и голос задрожал.
- Помни, отец, - быстро сказала она, - что за моим ответом он должен прийти ко мне сам!
И скрылась в хижине.
Холодно и неприветливо Пьеро встретил Мак-Таггарта.
ГЛАВА XIII
МАК-ТАГГАРТ ПОЛУЧИЛ ОТВЕТ
Из окошка, сквозь специально приспособленное для этого отверстие, Низипа наблюдала, что происходило на дворе. Теперь уж она не улыбалась. Она быстро дышала и вся была напряжена. Мак-Таггарт остановился футах в десяти от окошка и пожимал руку ее отцу, Пьеро. Она услышала его хриплый голос, его шумное приветствие и затем увидела то, что он принес с собой и теперь показывал Пьеро. Потом она отчетливо слышала его объяснение, как Бари попался в расставленный им силок. Он стал развертывать одеяло. Нипиза вскрикнула от удивления. В одну секунду она уже была около них. Она бы даже и не взглянула на Мак-Таггарта, если бы ее взор не встретил случайно его лица, которое при ее появлении так и вспыхнуло от радости и восхищения.
- Это Бари! - воскликнула она.
Она выхватила из рук Мак-Таггарта узел и обратилась к Пьеро.
- Скажи ему, что Бари - мой! - крикнула она и поспешила к себе в хижину. Мак-Таггарт в крайнем удивлении посмотрел ей вслед. А затем перевел глаза на Пьеро. Другой, более четкий человек сразу заметил бы, что и Пьеро был тоже удивлен не менее его. Нипиза не захотела разговаривать непосредственно с фактором из Лакбэна, она даже и не взглянула на него! Она приняла от него собаку с таким видом, точно вовсе его и не замечала. Со своей стороны, Мак-Таггарт покраснел еще более, когда перевел глаза с Пьеро на дверь, в которую она вошла и даже заперла за собой.
Войдя к себе в избушку, Нипиза опустилась на колени и окончательно высвободила Бари. Она вовсе его не боялась. Глаза ее смеялись. Губы раскрылись. Она забыла о Мак-Таггарте. А затем, когда Бари вывалился из одеяла на пол, она заметила, что глаза его были закрыты и кровь запеклась у его рта, и лицо ее вдруг омрачилось, точно на солнце набежала тучка.
- Бари, - сказала она ласково. - Бари!.. Бари!..
Она подняла его на руки. Голова Бари повисла. Все его тело оцепенело, и он не мог двинуться. Ноги у него одеревенели. Он едва мог видеть. Но он все-таки услышал ее голос! Это был тот самый голос, который донесся до него, когда он почувствовал боль от пули и когда она кликала его из-под камня. И он задрожал от него. Казалось, что именно благодаря ее голосу застоявшаяся в нем кровь сразу заструилась у него по жилам, он широко открыл глаза и вновь увидел перед собою звезды, которые улыбались ему в день смерти Вакайю. Она протянула к нему руку и стала его гладить и говорить ему ласковые слова. Затем она вдруг встала и оставила его одного, и все время он неподвижно ожидал ее возвращения. Она тотчас же и вернулась с тазом теплой воды и с тряпкой. Осторожно она смыла кровь с его глаз и со рта. И все еще Бари не двигался. Он едва дышал. Но Нипиза видела, как он вздрагивал всем телом, когда она к нему прикасалась.
- Он бил тебя палкой! - говорила она. - Он колотил тебя! Какой ужасный человек!
И вдруг им помешали. Дверь отворилась, в нее вошел ужасный человек и с усмешечкой на красном лице стал на них смотреть. Тотчас же Бари показал, что был еще жив. С неожиданным рычанием он вырвался из-под рук Нипизы, отскочил назад и уставил в Мак-Таггарта. Волосы у него на спине ощетинились, как щетка, он с угрозой оскалил зубы, и глаза у него вспыхнули, как два раскаленных уголька.
- Это не собака, а черт, - сказал Мак-Таггарт. - В нем, наверное, есть волчья кровь. Будьте осторожны, а то этот сатана вовсе оставит вас без руки, моя прелесть.
В первый раз он назвал ее таким нежным именем, уже как человек, имевший на это право.
У нее забилось сердце. На минуту она закрыла ладонями лицо и опустила голову. Приняв это за девичье смущение, он ласково стал гладить ее рукой по волосам. Из-за двери Пьеро слышал его слова и теперь видел эти его ласки и нарочно закрыл глаза, чтобы не быть свидетелем такого святотатства.
- Боже мой!.. - вздохнул он.
В следующий затем момент он громко вскрикнул от удивления одновременно с Мак-Тагтртом, тоже вскрикнувшим от боли. С быстротою молнии Бари перебежал через комнату и вонзил свои зубы в ногу фактора. Его острые клыки вошли в нее до самых десен, прежде чем он успел отбросить его от себя пинком ноги. Тяжело застонав, он выхватил из кобуры револьвер. Но ему загородила дорогу Нипиза. Слегка вскрикнув, она бросилась к Бари и схватила его на руки, прижав его к своей груди, к самому горлу, которое было у нее обнажено, совершенно не боясь, что Бари мог бы ее за него укусить. Глаза ее метнули искры на фактора.
- Вы били его! - воскликнула она. - Вот он и ненавидит вас за это!
- Брось его! - крикнул ей Пьеро в ужасе. - Говорю тебе, брось его! Иначе он загрызет тебя до смерти!
- Он ненавидит вас, ненавидит вас, ненавидит! - то и дело повторяла Нипиза, глядя прямо в лицо остолбеневшему Мак-Таггарту. А затем вдруг обратилась к отцу: - Нет, он не загрызет меня, - продолжала она. - Смотри! Ведь это Бари! Разве я этого тебе не говорила? Ведь это Бари! Лучшее доказательство этому то, что он защищает меня от этого человека!
- От меня? - проговорил Мак-Таггарт, и лицо его потемнело.
Пьеро подошел к нему и с улыбкою положил ему руку на плечо.
- Уйдемте отсюда, - сказал он, - пусть они делают здесь, что хотят. Оба они - точно бочки с порохом. И если он ее укусит…