Скажу еще несколько слов о черепашьих яйцах, которые я привез в Москву. Положили их в банку, наполненную песком, поддерживали нужную влажность и температуру, и спустя некоторое время из яиц вывелись черепашата. Маленькие, смешные, но шустрые и злющие, как их родители.
Но сохранить в зоопарке их не удалось. Посадили черепашат в широкий низкий аквариум, где вода едва прикрывала дно, и выставили на воздух, чтобы погреть на солнце. День выдался жаркий и ветреный, вода быстро высохла, и все черепашата погибли.
С тех пор прошло немало времени. Несколько раз я просил знакомых, едущих в Уссурийский край, привезти мне живую мягкотелую черепашку. Однако каждый раз попытка выполнить мою просьбу оканчивалась неудачей: то убежит пойманная черепашка, то погибнет, то вообще поймать ее не удастся. Наконец, в 1949 году я получил драгоценный подарок - крошечную, с пятак величиной, мягкотелую черепашку. В течение трех лет она благополучно жила в моем аквариуме.
Вначале я поместил ее в низкую банку, дно которой покрыл толстым слоем песка и очень тонким слоем воды. Мне казалось рискованным помещать животное в глубокий аквариум - вдруг задохнется. Однако вскоре я убедился, что черепаха часами сидит, зарывшись в песок под водой, и очень редко пользуется внешним воздухом. Тогда я пересадил черепашку в большой глубокий аквариум, где находились различные рыбки. Интересно было наблюдать, как черепашка быстро плавала среди растений, схватывала на дне красного червяка мотыля, а потом закапывалась в песок. Однако я боялся за рыбок - вдруг поймает? - ведь мягкотелая черепаха - большой хищник. Опасения вскоре оправдались: черепашка поймала и съела меченосца.
После этого случая я счел необходимым хотя бы временно содержать ее отдельно от рыбок и устроил специально для черепашки просторный аквариум. Туда же я посадил бойцовую рыбку - макропода. Самцы макроподов смелы и драчливы, в некоторых случаях они дают отпор даже крупным и сильным животным. Мне казалось, что макропод может отучить черепашку гоняться за рыбками, и я не ошибся.
При первой же попытке схватить макропода черепашка потерпела поражение. Несколько ударов смелой рыбки заставили ее спасаться бегством и зарыться в песок. Вскоре между рыбкой и черепахой установились прочные отношения: черепашка боится макропода и не решается на нападение, макропод не замечает труса-черепашку. Оба животных едят одну и ту же пищу - красных червячков мотыля. Макропод даже научился извлекать пользу от своего сожителя. Он поедает тех червячков, которых выкапывает черепашка, зарываясь в песок.
Мягкотелая черепаха - животное съедобное. Японцы издавна занимались разведением этих черепах. В последнее время их стали разводить и у нас в Уссурийском крае.
ТОЛЬКА
Во второй половине июня уровень воды в Большой Уссурке сильно понизился. С каждым днем на поверхности все больше выступали новые островки и узкие косы. Река перестала реветь и пениться.
Начался сплав строевого леса. Множество бревен кедров, пихт и елей плыло вниз по течению по крупным протокам реки. Как и в других случаях, начало лесосплава привлекло снимание местных жителей. В это утро все население Вербовки от мала до велика высыпало на берег. А бревна плывут, как живые, обгоняя друг друга, порой сталкиваются между собой; на мелких перекатах глухо скребут каменистое дно. Одни плывут по нескольку штук вместе - как будто компанией, другие в одиночку, но все в одном направлении, к Уссури, уплывая с каждой минутой все дальше от родной тайги.
- Ну, теперь сидеть и ждать у моря погоды, пожалуй, довольно. Посмотри-ка, какое течение. Куда угодно, даже против воды, в верховье, можно проехать, - с этими словами я обратился к худенькому мальчугану, подростку лет четырнадцати. Оба мы стояли на берегу и провожали глазами плывущие бревна.
Большой подъем воды за последнюю неделю и очень сильное течение все это время мешали нашим выездам на лодке по протокам Большой Уссурки, и, естественно, мы с нетерпением ждали, когда, наконец, уровень в реке понизится. Хотелось еще несколько раз посетить лесистые острова реки, в изобилии заселенные всевозможными птицами.
- Так как, Толька, поедем на острова? Давай сейчас закусим как следует - и на лодке в поход по протокам.
- Ладно, поедем, - ответил мой собеседник.
Однако по интонации его голоса я улавливаю, что предложение не по душе мальчугану. Почему же? Ведь Толя всегда охотно выезжал со мной на острова реки, где я отстреливал интересных для меня птиц и частенько передавал ружье юному спутнику. Я замолчал и насторожился. Мне стало ясно, что Толе не хочется сегодня ехать на лодке.
- Смотрите, смотрите, Евгений Павлович, как поддаст сейчас! - показал мальчуган на быстро плывущий ствол кедра.
Толстое бревно секунду спустя настигло и, действительно, "поддало" бревно, плывущее боком и несколько впереди.
- Вот двинет так по борту лодки - и лодка в щепки! А люди куда, а ружья? Все в воду, а вода-то хоть бы чуть согрелась! Как зимой, холодная.
- Значит, по-твоему, ехать не стоит? Что же ты тогда говоришь: "Поедем"?
- Ехать можно, только лучше переждать немного, пока первая партия бревен пройдет. Самое большое дня два-три, и бревен будет плыть мало. Тогда куда захотим, туда и поедем.
Я не стал настаивать.
- Пожалуй, ты прав, но только сидеть и напрасно время терять - ну просто сил больше нет. Ведь потерянных дней не воротишь. А впрочем, знаешь, что я придумал? Давай-ка на эти дни заберемся в самую таежную глушь, туда, где рубят эти кедры и пихты. Если дед и бабка тебя отпустят, поедем со мной. Хочешь?
Толя кивнул головой, и мы, не теряя времени, направились к белой хатке, где жила семья Евченко.
Недолги наши сборы. Уложив в заплечные мешки несколько десятков заряженных патронов и прочее самое необходимое снаряжение, захватив пару дробовых ружей, усаживаемся на бревна, сложенные у шоссейной дороги, и терпеливо ожидаем попутной машины. А потом долгая, мучительная езда по плохой дороге. Грузовая трехтонка со скрипом качается из стороны в сторону, ныряет в рытвины, а шофер, вероятно, забыв, что в кузове не щебень, не мешки с известкой, а живые люди, не сбавляет скорости. И тяжелый грузовик быстро катится прямо к востоку, туда, где на далеком горизонте темнеет полоска хвойного леса хребта Сихотэ-Алиня.
К вечеру того же дня уставшие от тяжелой езды, но довольные, что мучения, наконец, кончились, мы достигаем селения Вострецово, расположенного в сотне километров от железнодорожной магистрали. Отсюда в глубину тайги к лесным разработкам в последние годы проложена узкоколейка. По ней мы надеемся проникнуть в таежные дебри Приморья. Но перед тем как рассказать о дальнейшем пути, о тайге, о людях, о населяющих тайгу животных, хотя бы в общих чертах познакомлю читателей с Толей.
Когда мне удается выезжать в Приморье, каждый раз я подолгу останавливаюсь в селении Вербовка. Этот небольшой поселок, протянувшийся по левому берегу Большой Уссурки, служит мне, так сказать, базой. Отсюда я совершаю то близкие, то далекие поездки в сопки, на острова реки и в глухие уголки хребта Сихотэ-Алиня. Но где бы я ни устроился с квартирой и питанием, я всегда бываю тесно связан с семьей Евченко. По их адресу шлют для меня письма, в этой радушной семье я провожу все свободное время, делюсь впечатлениями, радостями и неудачами. И в этом нет ничего удивительного: все мужское население небольшой белой хатки, стоящей в молодом фруктовом садочке на берегу тихого речного затона, - прирожденные рыбаки и охотники. На берегу, под плакучими ивами, стоят плоскодонные лодки, у большой клуни вы всегда найдете шесты и весла различных размеров, на кольях висят рыболовные снасти. Именно здесь, в семье Евченко, я и столкнулся впервые с мальчуганом Толей.
Это было в первых числах мая 1954 года. Я только что приехал в Вербовку и, сойдя с попутной машины, зашел в знакомую хатку.
- А это что за парнишка? - кивнул я головой на Толю.
- Наш внук. Рыбак хороший, но лентяй здоровый, учится плохо, - ответил дед.
Дальнейшее знакомство состоялось в лодке. Оставив неразобранные чемоданы, пятнадцать минут спустя мы уже бесшумно скользили на плоскодонке по протокам и затонам Большой Уссурки. Толя отталкивался длинным шестом, а я держал наготове ружье в надежде, что парочка самых красивых во всем мире уток мандаринок, или, как их здесь называют, "японок", взлетит от лодки достаточно близко.
В постоянных экскурсиях то по островам и протокам Большой Уссурки, то по болотам и сопкам в окрестностях Вербовки протекло дней десять. За это время, внимательно наблюдая за парнишкой, я убедился, что Толя не только хороший рыбак, но и превосходный охотник.
- Евгений Павлович, дядя Женя, дайте скорей ружье! Смотрите, вон туда утки-клоктуны сели.
Я внимательно смотрю на залив, где опустилась стайка, и с первого взгляда, как охотник, оцениваю положение.
- Брось, Толя, зачем зря время терять. Посмотри сам - берег открыт, все равно они тебя не подпустят на выстрел.
Но для Тольки мои доводы неубедительны. Он продолжает скулить до тех пор, пока, наконец, я не отдаю ему свое ружье. "Как же, однако, настойчив этот юный охотник!" - думаю я и в ожидании его возвращения усаживаюсь под тенистое дерево.
- Смотри, больше пяти минут ждать не стану! - кричу я ему вслед.
Медленно тянутся минуты ожидания. Ослепляют яркие лучи солнца, а комаров сколько!.. Пользуясь тем, что я остаюсь на одном месте, они собираются целой тучей и бесцеремонно лезут в глаза и уши. Смешит меня нелепый прием мальчугана: получив ружье, он вдруг как-то втягивает в плечи шею и, вероятно, убежден, что с этого момента утки его уже не могут заметить. "Вот наивность!" - качаю я головой и, не желая наблюдать за бесполезной затеей, поворачиваюсь спиной к заливу. Вскоре гремит выстрел, и весь в грязи, тине и в водорослях появляется Толька. В правой руке у него ружье, а в левой осторожно, за клюв, он держит красавца селезня чирка-клоктуна.
- Как ты к ним подобрался? - удивляюсь я.
- Между кочек, прямо водой, - отвечает довольный Толька.
- Какая это птичка так поет громко? - в другой раз задает вопрос Толя.
- О, это замечательная птица! - отвечаю я. - Ее таежным сверчком называют.
- А почему раньше она не пела?
- Поет потому, что скоро гнездиться начнет, а не пела раньше потому, что ее здесь не было, только что прилетела, это одна из самых поздних прилетных птичек. Не ходи за мной, здесь посиди! - с этими словами я осторожно углубляюсь в темную чащу леса, откуда время от времени доносится громкое соловьиное щелканье интересующей меня птицы.
А потом около часа настоящего мучения. Неподвижно стою, прислонившись к дереву, с ружьем наготове, ожидая, когда таежный сверчок хоть на одну секундочку появится на открытом месте. Но, увы, бесполезно. Меня едят комары, вспотевшее лицо обжигает мошка, а сверчок-невидимка продолжает оставаться в самых густых и темных зарослях черемухи. Оттуда доносится его голосистая короткая песня. Наконец, я теряю терпение.
- Пойдем отсюда! - кричу я своему спутнику. - Все равно не добыть этой птицы.
Но неожиданно Толя оказывается рядом. Он бесшумно подполз к дереву, к которому я прислонился. Вся его маленькая фигурка - сама просьба.
- Дайте мне ружье, - чуть не плачет он, протягивая руки.
- На, бери, - охотно передаю я ружье. - Только не очень долго.
С этими словами я выбираюсь из чащи, спешу к берегу протоки, где холодной водой долго обмываю искусанные насекомыми физиономию, руки и шею. В чаще раздаются выстрелы. Вскоре на отмели появляется и Толя. В его руках не какая-то случайно попавшая под выстрел птица, а тот самый таежный сверчок, добыча которого всегда бывает сопряжена с большими трудностями.
"Эге, да ведь из этого парнишки, пожалуй, настоящий охотник выйдет!" - рассматриваю я щупленькую фигурку мальчугана с большим ружьем в руках, рассчитанным не на подростка, а на взрослого человека. Мы разводим небольшой костер и, когда дымок отгоняет от нас назойливых комаров, усаживаемся на гальку. Я достаю сумочку с инструментами, не спеша снимаю шкурку с редкой птицы и рассказываю мальчугану о сверчках, о том, как они живут и почему их так называют. Конечно, эти птички на настоящих сверчков совсем не похожи, но зато некоторые из них поют так, как будто сверчок трещит.
- Вот подожди, будем по болотам бродить, я тебе пятнистого сверчка покажу. Когда услышишь, как он поет, пожалуй, сам его сверчком назовешь.
После этого случая с таежным сверчком я решил купить Толе ружье.
- Ружье я тебе куплю, а ты - как это тебе объяснить? - ну, отработаешь его, то есть будешь помогать мне, пока я буду в Вербовке, до отъезда в Москву. Понятно тебе?..
- Понятно, - кивнул головой мальчик.
Купленная одностволка "ижевка" двадцать четвертого калибра оказалась достаточно легка и, к нашему счастью, обладала превосходным боем. Одна беда - для купленного ружья удалось с трудом достать только пять старых патронов. Но и при этих обстоятельствах, получив настоящее ружье, Толька был в восторге. Однако счастье его продолжалось недолго. Дня три спустя он умудрился утопить ружье в таком месте, где река бушевала как лютый зверь: ревела, пенилась, стремительно неся мутную воду сквозь груду занесенных сюда бревен и корчей.
- Ну скажи, наконец, где и как ты его утопил? Видел ты, как оно в воду упало, или не видел? Может быть, оставил где-нибудь на берегу, когда подходил к уткам? - пытался я добиться толку от ревущего мальчугана.
- Нигде не оставлял, где-то здесь оно утонуло. На том берегу на корме лежало, а когда на этот берег приехали, уже не было: я шестом сильно толкался и, наверное, его в воду сбросил.
Такой ответ затруднял поиски. Протока в этом месте достигала метров пятидесяти, а место падения ружья не было установлено. Я бессильно развел руками. Где искать, как искать? Почти бесполезно.
- Утопить такое ружье! Эх ты, разиня!..
- Как я теперь буду жить?! - пуще прежнего заголосил мальчуган.
- Довольно реветь! - прикрикнул я на Тольку. - Ревом не поможешь. Вода спадет, посветлеет, тогда и искать будем, а сейчас молчи, чтоб никто не узнал, где ты ружье утопил. Поедем домой, и, смотри, никому ни слова, как будто ничего не случилось!
Обычно, возвращаясь домой с охоты вниз по реке, мы предоставляли лодку течению и болтали о всякой всячине. Любознательный Толька расспрашивал о других уголках нашей страны, о жизни животных, а я охотно отвечал на вопросы. Весь обратный переезд был для нас настоящим отдыхом после долгих часов иной раз крайне трудного передвижения на лодке и напряженной охоты.
В этот же несчастливый день, возвращаясь в Вербовку, мы оба молчали. Каждый думал свою невеселую думу. А тут еще изменилась погода: за низкими тучами скрылось солнце, по-осеннему вдруг заморосил мелкий дождь, неприветливо зашумел ветер. А после этого - ряд бесполезных попыток отыскать и извлечь из воды одностволку. Ружье как будто провалилось сквозь землю. Но надо же его отыскать!
- Это что за крючок? - спросил я однажды Тольку, рассматривая метровую палку с привязанным железным крючком на конце.
- Это для рыбы, рыбу этим крючком ловят, когда по Большой Уссурке кета идет.
И Толька рассказал мне о давно известном способе лова. Чтобы отметать икру в верховьях реки, много рыбы иной раз поднимается вверх по течению. Сколько ее идет, представить трудно. Куда ни глянешь - везде рыбьи спины. Вся вода как будто наполнена ею.
- Ударишь по воде этой палкой, всадишь крючок в рыбину и выбросишь ее на берег, - показал Толька, зайдя в неглубокую воду протоки.
- А знаешь, Толя, пожалуй, этот крючок и для ружья пригодится. Привяжем его на длинную палку и будем дно ощупывать. Вдруг за ремень зацепим.