Тут следует сказать, что у четы Янг имелось две драгоценности, которыми муж и жена гордились по праву. Это золотые часы Джима, доставшиеся ему от отца и деда, и волосы Деллы. Если бы царица Савская обитала в доме напротив, Делла, вымыв голову, непременно усаживалась бы у окна сушить свои распущенные волосы, и златотканые наряды и украшения царицы померкли бы рядом с ними. А если бы царь Соломон служил привратником в их доме и заодно хранил бы в его подвале свои неисчислимые богатства, то Джим, проходя мимо, всякий раз доставал бы часы из кармана – только для того, чтобы поглядеть, как Соломон вырывает клочья из своей бороды от зависти.
Итак, прекрасные волосы Деллы рассыпались, сверкая и переливаясь, точно струи каштанового водопада. Они спускались почти до колен и, словно плащ, окутывали всю ее фигуру. Но не время было ими любоваться: молодая женщина тотчас же принялась поспешно собирать волосы в тугой узел. Затем, словно на миг заколебавшись, остановилась, пристально взглянула в трюмо, и слезинка-другая скатилась на дряхлый коврик, лежащий на полу.
Потертый коричневый жакет, того же цвета и возраста шляпка – и вот Делла, со все еще влажным блеском в глазах, стуча каблучками сбежала вниз по лестнице и торопливо зашагала по улице.
Вывеска, у которой она остановилась, гласила: "Мадам Софронис. Изделия из волос". Делла взлетела на второй этаж и остановилась, едва переводя дух.
– Не купите ли мои волосы? – поспешно спросила она у владелицы заведения.
– Я иногда покупаю, – ответила мадам. – Но придется снять шляпу и показать товар.
Снова засверкал и заструился каштановый водопад.
– Двадцать долларов, – проговорила мадам, взвешивая на руке шелковистую массу густых волос.
– Действуйте скорее, – сказала Делла.
Следующие два часа пролетели как на крыльях – метафора избитая, да что поделаешь, если так оно и было. Делла рыскала по магазинам в поисках подарка для Джима, и наконец нашла его.
Без сомнения, эта вещь была просто создана для него. Ничего подобного она больше нигде не видела – простого рисунка платиновая цепочка для карманных часов, привлекшая ее внимание не показным блеском, а благородной сдержанностью. Именно такими и должны быть хорошие вещи. Едва увидев ее, Делла поняла, что цепочка должна принадлежать Джиму. Она была такая же, как Джим, – сама скромность и достоинство.
Уплатив двадцать один доллар, она направилась домой с восьмьюдесятью семью центами в кармане.
Дома возбуждение Деллы быстро прошло. Она достала щипцы для завивки, зажгла газ и принялась исправлять разрушения, причиненные ножницами мадам Софронис. Не прошло и сорока минут, как ее голова покрылась мелкими тугими завитками, которые сделали ее похожей на подростка, удравшего с уроков. Затем она осмотрела свое отражение в зеркале пристальным критическим взглядом.
"Что ж, – подумала Делла, – если Джим не убьет меня на месте сразу, то решит, что я стала похожа на хористку с Кони-Айленда. Но что же мне было делать, боже мой, если у меня только и было, что доллар и восемьдесят семь центов!"
К семи кофе был сварен, а сковорода стояла на газовой горелке, дожидаясь маленьких гамбургеров из баранины.
Джим, сама точность, почти никогда не опаздывал. Зажав платиновую цепочку в кулачке, Делла уселась на край стола рядом со входной дверью. Вскоре на лестнице послышались шаги, и молодая женщина слегка побледнела. В трудные минуты она иной раз обращалась к Богу с коротенькими молитвами и сейчас торопливо зашептала:
– Господи, Господи, сделай так, чтобы я ему не разонравилась.
Дверь отворилась. Вошел Джим и обернулся, чтобы закрыть замок, и Делла невольно отметила, какое у него худощавое и озабоченное лицо. Не так-то просто содержать семью в двадцать два года! Ему уже давно требовалось новое пальто, да и руки вечно мерзли без перчаток.
Не успев сделать ни шагу, Джим неподвижно замер, словно сеттер, учуявший в траве перепелку. Он смотрел на Деллу с очень странным выражением, которого она не могла понять, и ей стало не по себе. Это не был ни гнев, ни изумление, ни упрек, ни ужас. Он просто смотрел на нее, даже не моргая, и с его лица не сходило это странное выражение.
Делла спрыгнула со стола и бросилась к мужу.
– Джим, дорогой мой, – отчаянно закричала она, – не смотри так! Я остригла волосы и продала их, потому что мне нечего было подарить тебе к Рождеству. А я бы этого ни за что не пережила. К тому же они опять отрастут, нужно только немного подождать. Ты ведь не будешь на меня сердиться, нет? Я просто не могла иначе. Ну же, поздравь меня с наступающим Рождеством, любимый, и давай порадуемся празднику. А какой подарок я тебе приготовила, какой восхитительный подарок!
– Ты, значит, остригла волосы? – спросил Джим так, словно его мозг до сих пор был не в силах переварить этот факт.
– Да, да, остригла и продала, – сказала Делла. – Но ведь ты меня не разлюбишь, правда? Я все та же, хоть и с короткой прической.
Джим с рассеянным недоумением оглядел комнату.
– Выходит, твоих кос больше нет? – спросил он с какой-то туповатой настойчивостью.
– Нет, и нечего их искать, – быстро проговорила Делла. – Я же сказала, что продала их – остригла и продала. Нынче сочельник, Джим. Не будь таким суровым и строгим, ведь я это сделала ради тебя. Если потрудиться, то, наверно, можно пересчитать волосы на моей голове, – продолжала она с глубокой серьезностью, – но никто и никогда не смог бы измерить мою любовь к тебе! Ну что – жарить гамбургеры?
Тут Джим наконец-то вышел из паралича. Он сгреб Деллу в объятия, и тут мы, скромности ради, ненадолго отвлечемся.
Как по-вашему, что больше – восемь долларов в неделю или миллион в год? Математик наверняка даст ошибочный ответ. Волхвы принесли этим двоим и ладан, и смирну, и прочие драгоценные дары, но не было среди них одного. Этот туманный намек мы сейчас разъясним.
Когда они оторвались друг от друга, Джим вынул из кармана пальто небольшой сверток и небрежно бросил его на стол.
– Никакая стрижка, Делл, – сказал он, – не заставит меня разлюбить мою малышку. Но разверни этот сверток, и поймешь, почему я в первый миг малость оторопел.
Проворные пальчики развязали бечевку и рванули бумагу. За этим последовал крик восторга, тотчас же сменившийся потоком слез. Поэтому потребовалось немедленно использовать все успокаивающие средства, имевшиеся в арсенале главы дома.
Дело в том, что на столе лежали гребни, тот самый набор гребней, которым Делла давным-давно зачарованно любовалась в одной из витрин на Бродвее. Восхитительные гребни, черепаховые, инкрустированные по верхнему резному краю блестящими стразами. И как раз в тон ее каштановым волосам! Они стоили безумно дорого, Делла знала это, – и сердце ее ныло от совершенно несбыточного желания когда-нибудь обладать ими. И вот теперь они здесь, они принадлежат ей, но больше нет тех прекрасных волос, которые можно было бы украсить ими…
Несмотря ни на что, Делла прижала свое сокровище к груди, подняла голову, улыбнулась сквозь слезы и проговорила:
– Ты даже не представляешь, Джим, как быстро растут у меня волосы!
И вдруг подскочила на месте, как ошпаренный котенок, и воскликнула:
– Боже мой, что же это я!
Ведь Джим до сих пор еще не видел ее замечательного подарка. Она торопливо протянула к нему кулачок и раскрыла: матовый драгоценный металл благородно заискрился на ладони, словно согретый лучами ее радости.
– Посмотри, какая прелесть, Джим! Я ног под собой не чуяла, пока нашла ее. Теперь можешь хоть каждую минуту смотреть на часы. Давай-ка их сюда, я хочу взглянуть, как они будут выглядеть вместе.
Но вместо того, чтобы полезть в жилетный кармашек за часами, Джим растянулся на кушетке, заложил руки за голову и загадочно улыбнулся.
– Делл, – сказал он, – давай-ка мы спрячем наши подарки, пусть полежат до поры до времени. Слишком уж они хороши для нас сейчас. Дело в том, что часы я продал, чтобы купить гребни для тебя. А теперь, думаю я, самое время браться за гамбургеры.
Волхвы – те, что принесли дары младенцу Христу, лежавшему в яслях, были, как известно, мудрецами и немножко волшебниками. От них и пошел обычай делать рождественские подарки. И поскольку сами они были мудры, то и дары их были полны мудрости, может, даже с правом обмена в случае, если что не так. А я здесь просто рассказываю самую обыкновенную историю про двух глупых детишек из квартирки за восемь долларов в месяц, которые, хоть и не очень обдуманно, но пожертвовали друг для друга всем самым дорогим, что у них было.
Мудрецы нашего расчетливого времени могут потешаться над ними, но я думаю, что из всех, кто преподносит подарки под Рождество, эти двое были самыми мудрыми. Они-то и могут считаться волхвами.
Превращение Джимми Валентайна
Тюремный надзиратель вошел в сапожную мастерскую, где Джимми Валентайн усердно кроил заготовки ботинок, и отвел его в офис начальника. Там начальник тюрьмы вручил Джимми бумагу о помиловании, подписанную губернатором штата не далее как нынешним утром.
Джимми принял документ без особого энтузиазма. Он отсидел уже десять месяцев из назначенного судом четырехлетнего срока, хотя рассчитывал провести за тюремной решеткой не больше трех. Когда у арестанта столько влиятельных друзей на воле, порой не стоит даже стричь его наголо.
– Итак, Валентайн, – наставительно проговорил смотритель, – завтра с утра вы выйдете на волю. Советую вам взяться за ум и стать законопослушным гражданином. Ведь вы, вообще-то говоря, совсем неплохой парень. Кончайте потрошить сейфы, живите честно.
– Это вы мне говорите? – неподдельно изумился Джимми. – Да я в жизни не прикасался ни к одному сейфу.
– Само собой, – криво усмехнулся начальник. – А как же так вышло, что вас посадили за кражу в Спрингфилде? Может, у вас было алиби, но вы не пожелали скомпрометировать даму из высшего света? А может, у присяжных имелся на вас зуб? С вами, невинными жертвами судебных ошибок, так обычно и бывает.
– За кражу в Спрингфилде? – продолжал недоумевать Джимми. – Господь с вами! Я в Спрингфилде отродясь не бывал!
– Отконвоируйте его обратно в мастерскую, Кронин, – улыбнулся начальник, – и переоденьте. Завтра в семь утра доставите его сюда. А вам, Валентайн, я рекомендую поразмыслить над моим советом.
Утром следующего дня, в начале восьмого, Джимми снова стоял в тюремном офисе. На нем был дешевый готовый костюм и желтые скрипучие ботинки, которыми тюремное ведомство снабжает всех своих невольных постояльцев, когда приходит срок расстаться с ними.
Канцелярист вручил ему железнодорожный билет и купюру в пять долларов, которые, по мнению законодателей, должны были вернуть Джимми гражданские права и относительное благосостояние. Начальник тюрьмы пожал бывшему узнику руку и угостил его скверной сигарой. Отныне с тюремным номером 9762 было покончено, и на свет божий вновь явился мистер Джеймс Валентайн.
Не обращая ни малейшего внимания на щебет птиц, свежий ветер, волнующий листву деревьев и запахи распускающихся цветов, Джимми проследовал прямиком в ближайший ресторан. Там он вкусил первые дары свободы в виде цыпленка по-кентуккийски и бутылки белого вина. Ланч завершился сигарой сортом намного выше той, которую Джимми получил от начальника тюрьмы.
Из ресторана Валентайн не спеша проследовал на железнодорожный вокзал. Бросив четвертак слепому, сидевшему у выхода на перрон, он сел в поезд и через три часа оказался в маленьком городке у самой границы штата. Заглянув в бар, содержателя которого звали Майк Долан, он пожал руку владельцу, томившемуся в одиночестве за стойкой.
– Уж ты прости нас, что не смогли обстряпать это дельце пораньше, сынок, – сказал Долан. – Но из Спрингфилда в Джефферсон-Сити поступил протест, и губернатор стал кочевряжиться. Как самочувствие?
– Лучше не бывает, – сказал Джимми. – Мой ключ у тебя?
Взяв ключ, он поднялся наверх и отпер дверь комнаты в дальнем конце коридора. Здесь все осталось так, как было в тот момент, когда его арестовали. Даже запонка от воротничка рубашки знаменитого сыщика Бена Прайса, потерянная им в ту минуту, когда полиция набросилась на Джимми, все еще валялась на полу.
Отодвинув от стены кровать, Джимми нажал на деревянную панель и извлек из открывшегося тайника покрытый пылью кожаный саквояж. Открыв его, он окинул любовным взглядом лучший набор инструмента для взлома сейфов на всем Восточном побережье: уникальной конструкции сверла, резцы, отмычки, клещи и еще несколько новинок, честь изобретения которых принадлежала самому Джимми. Все эти инструменты обошлись Джимми в девятьсот долларов и были изготовлены из особо прочной стали в… в общем, там, где производятся подобные вещи для людей его специальности.
Спустя полчаса Джимми спустился вниз и прошел через бар. Он уже избавился от казенной одежды и теперь был одет в отлично сшитый темно-синий костюм, в его руке покачивался тщательно протертый от пыли саквояж.
– С корабля на бал? – сочувственно спросил Майк Долан. – Что-нибудь есть на примете?
– У кого – у меня? – удивился Джимми. – Не понимаю, о чем вы говорите. Я представитель Объединенной нью-йоркской компании панировочных сухарей и дробленой пшеницы.
Это заявление привело Майка в такой восторг, что Джимми пришлось выпить стакан содовой с молоком. В рабочий период, как он сам его называл, он в рот не брал ни капли спиртного.
Не прошло и недели, как вышел на волю заключенный номер 9762, а в Ричмонде, штат Индиана, было совершено фантастически ловкое ограбление сейфа в офисе крупной фирмы, причем преступник не оставил никаких улик. К счастью, похищено было всего-навсего восемьсот долларов. Но еще через две недели был очищен патентованный, усовершенствованный и застрахованный от взлома сейф в Логанспорте. Взломщик разжился полутора тысячами долларов, оставив нетронутыми ценные бумаги и серебро.
Эта короткая цепочка ограблений привлекла внимание детективов из полицейского департамента штата. И следующим звеном в ней оказалось вулканическое извержение одного старого банковского сейфа в самом Джефферсон-Сити, при котором бесследно испарились пять тысяч долларов мелкими купюрами.
Теперь убытки достигли таких масштабов, что дело стало достойным внимания самого Бена Прайса, считавшегося корифеем сыска. При сравнении всех трех преступлений бросалось в глаза удивительное сходство приемов и методов, которыми пользовался удачливый взломщик.
Посетив места всех этих достопамятных событий, Бен Прайс заявил:
– Теперь у меня не осталось ни малейших сомнений – это работа Франта, то есть Джимми Валентайна. Не успел выйти на волю, как снова взялся за старое. Взгляните-ка на этот цилиндровый замок – выдернут, как редиска после дождя. Только у него имеются инструменты, которыми можно добиться такого результата. А как чисто рассверлены задвижки! Джимми никогда не делает больше одного отверстия. Да уж, это, конечно, он – мистер Валентайн. Но на сей раз он у нас отсидит от звонка до звонка, без всяких там помилований и досрочных освобождений за примерное поведение. Нечего ему валять дурака!
Привычки Джимми были отлично известны Бену Прайсу. Он изучил их еще в ту пору, когда занимался спрингфилдским делом. К ним относились дальние переезды, мгновенные исчезновения, полное отсутствие сообщников и любовь к высшему обществу. Все это помогало Валентайну до поры уходить от возмездия. Но как только разнесся слух, что по следу неуловимого взломщика идет знаменитый Бен Прайс, владельцы сейфов, застрахованных от взлома, вздохнули с облегчением.
В один прекрасный день Джимми Валентайн со своим неизменным саквояжем в руке вышел из почтового дилижанса в Элморе, маленьком городке, расположенном в самом центре штата Арканзас, в пяти милях от станции железной дороги. Джимми, которого можно было принять за студента, прибывшего домой на каникулы, размашисто зашагал по дощатому тротуару, направляясь к местной гостинице.
Прямо перед ним молоденькая девушка пересекла улицу, свернула за угол и вошла в дверь, над которой виднелась вывеска "Первый городской банк". Джимми Валентайн успел заглянуть ей в глаза – и тут же забыл, кто он такой, и превратился в совершенно другого человека. Девушка опустила глаза и чуть-чуть покраснела. В Элморе далеко не на каждом шагу встречаются молодые люди с манерами и внешностью, какими обладал Джимми.
Джимми сгреб за шиворот мальчишку, который слонялся у подъезда банка, и принялся расспрашивать о городе, время от времени подбадривая его красноречие десятицентовиками. Вскоре девушка снова показалась в дверях и отправилась по своим делам, словно не замечая молодого человека с чемоданчиком.
– Да это, никак, мисс Полли Симпсон? – спросил Джимми наугад.
– Да что вы! – ответил мальчишка. – Это же Аннабел Адамс. Ее папаша банкир. А вы в Элмор по делу или просто так? Это у вас золотая цепочка? Мне обещали ко дню рождения подарить настоящего бульдога… А еще десять центов дадите?..
Джимми отправился в гостиницу, носившую громкое название "Отель плантаторов", зарегистрировался как Ральф Д. Спенсер и снял номер. Небрежно опираясь на конторку, он сообщил портье о своих намерениях. Он якобы приехал в Элмор на жительство, имея в виду заняться коммерцией. Как в городе обстоят дела с обувью? Есть тут какие-нибудь шансы у обувной торговли?
Костюм и манеры Джимми произвели глубокое впечатление на портье. Тот и сам считался законодателем мод среди не слишком-то золотой молодежи Элмора, но теперь наконец-то осознал, чего ему недостает. Стараясь сообразить, каким способом Джимми так неподражаемо завязывает галстук, он выложил ему всю необходимую информацию. Да, в городе нет специализированного обувного магазина, и шансы по обувной части имеются. Надо надеяться, что мистер Спенсер решится осесть в Элморе, и тогда он сам убедится, что городок этот во всех отношениях приятный, а народ здесь весьма общительный.
Да-да, мистер Спенсер и в самом деле намерен ненадолго задержаться, осмотреться для начала и поразмыслить. Нет, коридорного звать не стоит, его багаж не так уж тяжел, он справится сам.