- Еще бы! К сожалению, эти редкие рыбы очень ценятся с коммерческой, так сказать, точки зрения. Рыбакам отваливают за каждого кучу денег. Целакантов становится все меньше, их трудно защитить, а размножаются они, похоже, очень медленно. Так что перед вами ситуация классическая. Ограниченная численность, ограниченная среда обитания, с одной стороны, и неограниченная потребность - с другой. Представьте себе, что будет, если их за ближайшие пятьдесят лет выловят окончательно! Существо, прожившее четыреста миллионов лет, то есть появившееся на свет задолго до первых динозавров, не говоря уж о млекопитающих, и дожившее до наших дней, будет в один миг уничтожено людьми, которые и появились-то на Земле всего каких-то два миллиона лет назад! Да эволюция снова вильнет неизвестно куда!
- Надо сказать, что людей это характеризует не с лучшей стороны, - мрачно заметила Адель.
- А еще вот по какой причине целаканты так важны для науки, - продолжал Уильямс. - Они совершенно отличны ото всех остальных рыб по большей части своих характеристик, это совершенно особые существа; анатомия, способ размножения, органы чувств - все у них иное, даже то, как они плавают. Да и выглядят они тоже, надо сказать, впечатляюще.
Представьте себе, Джеймс, рыбу синего цвета, значительно крупнее взрослого желтого каменного зубана, так хорошо вам знакомого, - то есть более полутора метров длиной и весом где-то килограммов семьдесят, с семью мясистыми плавниками, напоминающими конечности. Когда целакант всплывает, попавшись вам на крючок, он не только жив, но и пытается цапнуть вас, пока вы втаскиваете его в лодку. У целакантов нет плавательного пузыря, как, например, у горбылей-холо и других рыб, нахождение на воздухе - хотя обитают они на глубине примерно сто пятьдесят метров, - похоже, не наносит им особого вреда. - Уильямс умолк. Потом задумчиво проговорил: - Однако целаканты чрезвычайно чувствительны к переменам температуры. При восемнадцати градусах Цельсия они гибнут; в крови у них резко снижается количество гемоглобина, способного поглощать кислород, и они просто задыхаются.
- А вы сами собираетесь принять участие в этой экспедиции, если она состоится? - спросил Джеймс.
- Конечно. Если получится.
Джеймс поскреб выбритый подбородок.
- Я бы много дал, чтобы спуститься под воду на одной из этих ваших штуковин, - промолвил он.
Джон Уильямс вдруг оглянулся и тут же вскочил навстречу улыбавшейся девушке, которая подошла к их столику.
- Знакомьтесь, это Энн. Аспирантка из Университета Сесила Родса.
Девушка снова улыбнулась. Она была маленького роста, светловолосая, очень загорелая, с голубыми глазами. Джеймс пододвинул ей стул, сделал официанту новый заказ, а Уильямс предложил:
- Вот вы спросите Энн, что она думает о применении объячеивающих сетей, Джеймс. Она занимается кое-какими исследованиями, связанными с будущим здешних заливов, то есть с тем, что нам грозит лет через тридцать - сорок.
Девушка чуть нахмурилась, словно собираясь с мыслями, повертела в руках стакан с вином, потом улыбнулась Джеймсу и сказала:
- Вас интересуют те дрифтерные сети, которыми пользуются японцы и тайванцы?
Джеймс кивнул.
- Ну что ж, они главным образом ловят рыбу на большой глубине, вдали от обычных промысловых судов. Однако же вполне вписываются в общую картину. Их действия тоже в некотором роде ведут к полному физическому истреблению некоторых видов рыб; они словно соревнуются, кто из них скорее зацапает последние разрозненные стаи; каждое государство стремится выловить как можно больше рыбы, однако же в последнее время для этого требуется раз в пять больше усилий и различных новейших технологий. Эти японские сети бывают до двадцати километров в длину, а в ширину всего метров десять. Вот они и плавают у поверхности, как занавеска, и душат все, что в них попадет: марлинов, тунцов, дельфинов, черепах, акул и даже небольших китов.
- На суше, конечно, дела тоже обстоят неважно, - вставил Уильямс, - но там, по крайней мере, есть какой-то контроль за землепользованием. А в море все всем позволено, все бесплатно; трудно даже определить, что именно там происходит, пока не становится слишком поздно.
- Но ведь можно же хотя бы запретить глубоководное траление на шельфе? - спросил Джеймс. - Конечно, чересчур активный лов рыбы с помощью различных спиннингов - теперь ведь даже рыболовы эхолотами пользуются! - тоже никуда не годится, но траулеры попросту прикончат запасы шельфовых рыб.
- Я думаю, в данном случае соблюдаются прежде всего политические интересы, - сказала Энн, - всякие там взаимные соглашения, договоры и тому подобное. И все же людям прежде всего следует беспокоиться о состоянии окружающей среды, которая терпит бедствие. Ведь это человек виновен в тех переменах, которые произошли в некогда столь богатых прибрежных водах. Например, в истощении запасов озона, что чрезвычайно пагубно влияет на жизнь морских растений, или в засорении и заиливании впадающих в море рек, или в том, что пестициды с речной водой попадают в заливы, или в изменениях температуры в различных слоях воды из-за так называемого "парникового эффекта".
Джеймс что-то пробурчал себе под нос и глянул на Адель, однако та одобрительно смотрела на девушку, вертя в руках бокал с пивом.
- Похоже, в один прекрасный день, чтобы просто увидеть восьмилинейную пристипому, придется в аквариум идти, - сказала она.
- Вот именно, и вы даже себе не представляете, насколько это реально, правда, Джон? - воскликнула Энн. - Да, придется идти в аквариум или в заповедник для морских животных, вроде того, что устроен в устье Цицикаммы.
Делия уже вовсю жаловалась на осьминога по кличке Феликс, которого Джеймс Ривер держал в стеклянном садке с морской водой, предназначенном для рыбы. Его коллекция аквариумных рыб разрослась настолько, что теперь занимала огромный угол в магазине рядом с холодильником, где держали наживку, однако же Делии приходилось мириться с этим увлечением отца. Джеймс обычно сам тщательно заботился об обитателях аквариума, так что рыбки не доставляли Делии особого беспокойства. А вот осьминог, как ей казалось, нарочно пугал ее.
- Как это он кого-то может напугать? - удивился Джеймс. - Странно.
- Знаешь что, - возмутилась Делия, - я этой твари просто не нравлюсь, если хочешь знать! Как уставится на меня своими глазищами, сразу ясно, о чем думает. Да стоит мне подойти, как он сразу цвет меняет. Красным становится.
- Просто он хочет, чтоб его покормили. Он такой дружелюбный.
- Ага, когда кормишь. А когда я ему ничего не даю, так он вылезает из воды и так на меня смотрит, да еще щупальцами шевелит, словно схватить хочет!
Джеймс посмеялся, представив себе, как осьминог хватает Делию и тащит по магазину, потом угостил Феликса еще одним крабом-отшельником и стал вместе с Делией смотреть, как, деликатно взяв угощение кончиком одного из щупальцев, Феликс утащил его в свой сложенный из раковин домик.
Через некоторое время он снова вышел наружу, исторг неудобоваримые клешни и ножки краба в самом дальнем уголке, на "помойке", и аккуратно пристроил новую раковину, освободившуюся от краба, к стене своего жилища, сложенного из таких же раковин на манер сухой каменной кладки. Осьминог большую часть времени проводил возле "дома", если не был занят бесплодными попытками поймать креветку - их норки были хорошо видны в соседнем отсеке стеклянного садка.
Потом Феликс опустился на дно, но и из-под воды продолжал смотреть на Джеймса и Делию своими дьявольскими зеленовато-янтарными глазами.
- Ишь, смотрит, как кошка! Говорю тебе, он все понимает! - заявила отцу Делия. - А думает исключительно о том, как бы ему меня сцапать.
- Ничего подобного, его главная мечта - получить еще одного краба, - возразил Джеймс.
Осьминог как раз менял окраску - из кремового, с мраморными прожилочками цвета морских водорослей становился ярко-красным.
- Ну вот, сейчас снова будет плеваться! - И Делия отвернулась.
Словно услышав ее слова, осьминог быстро всплыл на поверхность и выпустил в них, причем очень точно, струю воды, обрызгавшую обоих. Делия взвизгнула.
- Пожалуй, великоват стал, - проговорил Джеймс, вытирая воду со щеки. - Придется, наверное, его в море выпустить..
Блеки Сварт беседовал с Делией, вручив ей заказ - замороженных сардинопсов и кальмаров, когда мимо прошел Джеймс, неся в ведре своего осьминога. Чтобы тот не вылез, он плотно накрыл ведро полиэтиленовой пленкой, однако осьминог все же умудрился высунуть серое щупальце, чтобы обследовать стенки ведра извне.
- Доброе утро, мистер Ривер, - поздоровался Блеки.
Джеймс улыбнулся и кивнул, потом остановился рядом, предоставляя осьминогу возможность обследовать заодно и голую ногу Блеки, который был в шортах. Щупальце тут же высунулось с явной заинтересованностью уже на полную длину, но Блеки даже не посмотрел вниз - настолько был поглощен разговором с Делией. Когда же он наконец обратил внимание на действия осьминога, то издал пронзительный вопль, отскочил подальше и сердито уставился на Джеймса, который как ни в чем не бывало направился к выходу. Делия хохотала от души, и Джеймс, помедлив в дверях, подмигнул ей. Он не любил Блеки Сварта. Он хорошо знал и его самого, и его отца еще по тем дням, когда они служили на траулерах в Кейптауне и Мосселбае, и ничуть не удивился, когда Блеки арестовали за браконьерскую ловлю лангустов и морских ушек.
Когда же Блеки объявился вновь, Джеймс сказал Делии: "Интересно, какую еще пакость этот тип замышляет?" Однако он не знал того, от чего пришел бы в ярость: Сварт по ночам ловил рыбу запрещенными сетями в заливе Книсны прямо под носом у сотрудников заповедника и совсем рядом с домом самого Джеймса на берегу Солт-ривер. Впрочем, ни Джеймсу, ни Сварту не было известно и о том, что егеря давно уже кое о чем подозревают и арест Сварта - лишь вопрос времени.
Сварта прозвали Блеки, что значит "Черныш", несмотря на то - а может, как раз именно потому, - что волосы у него были почти белые, лишь чуть-чуть желтоватые, как у альбиноса. Ловить рыбу сетями он начал с полгода назад, наняв в помощники нескольких безработных. Каждый вторник к утру, начиная лов с полуночи, он вытаскивал богатый улов, если все было достаточно спокойно в безлюдной верхней части эстуария. Старую прочную сеть он купил в Кейптауне; такие сети из толстых веревок были хорошо известны в Книсне в те дни, когда ловить рыбу сетями еще не запретили. В них было метров сто в длину и два в ширину. На нижнем краю укрепляли свинцовые грузила, а на верхнем - пробковые поплавки; по бокам имелись длинные веревки, с помощью которых сеть тащили вдоль берега вручную. Сварт выходил в залив еще днем на ялике с легким подвесным мотором, добирался до выбранного заранее места в устье реки, где было не слишком глубоко, и ставил ялик на якорь недалеко от берега. Когда с наступлением темноты берега пустели, его помощники подгоняли грузовик-рефрижератор к открытому месту на берегу, где часто останавливались на ночевку большие трайлеры и откуда было всего метров пятьдесят до покачивавшегося на воде ялика. Самым трудным было дотащить сеть до ялика, а самым опасным - снова доставить ее на грузовик вместе с уловом. Сеть, намокнув, становилась очень тяжелой, а чтобы переправить рыбу и как следует спрятать ее, требовалось немало времени, если улов был велик. Впрочем, у них в запасе имелась различная техника на всякий экстренный случай - например, если требовалось срочно утопить сеть, - и кроме того, они хорошо знали все объездные пути и дороги, а также множество безвестных ручейков, если нужно было скрыться самим и сохранить улов. Работали они молча, слаженно и практически в темноте; к выбранному месту плыли по широкой дуге, постепенно выбрасывая аккуратно свернутую сеть, а потом высаживались на берег и через некоторое время начинали тянуть сеть за канаты, выволакивая из воды все, что в нее попалось, и круг поплавков на воде все больше сужался.
Джеймс видел, как отчалил Блеки Сварт - он как раз собирался выпустить в воду осьминога Феликса со слипа Рыболовного клуба, - и еще обратил внимание, что в лодке вроде бы не видно ни одной удочки. Неужели Сварт решил просто покататься в одиночестве? Джеймс удивился, но вскоре забыл о Сварте и вернулся к главному на данный момент делу, с легким сожалением вспоминая, как этот осьминог из крошки размером с его ладонь превратился в увесистое животное, занимавшее своим телом полведра. Он часто рассказывал Делии, как Феликс любит, чтобы ему почесывали голову, но она не верила.
- Ничего он не чувствует - сидит себе неподвижно да цвет меняет…
Рассказы Джона Уильямса о рыбах и осьминогах и собственный многолетний опыт все больше убеждали Джеймса, что у этих морских животных сильное биомагнитное поле и они способны чувствовать поля других существ, причем значительно острее, чем сухопутные жители.
- Даже обычные ваши эмоции - гнев, радость, агрессия - могут значительно изменять электромагнитные колебания вашего биополя, и рыбы способны эти изменения улавливать, - говорил Джон Уильяме и в доказательство приводил яркие примеры из собственной практики общения с рыбами под водой, - Ведь когда вы режете под водой красноглазку для наживки, вокруг вас собираются самые разнообразные рыбы, подбирая кусочки, а то и норовя ущипнуть вас за палец. Но возьмите с собой под воду крючок с леской и насадите на него кусочек точно такой же красноглазки - сразу увидите, как все от вас шарахнутся. То есть они будут по-прежнему кружить поблизости, но подойти не решатся. Потом одна-две рыбки осмелятся, совершат бросок и быстренько куснут предложенную наживку, но будет заметно, что делают они это с опаской. То же самое происходит, стоит взять в руки гарпунное ружье. Рыбы, которые только что буквально сидели у вас на плечах, тут же бросаются наутек. Вот как, черт возьми, это объяснить?
Рассказ Уильямса вполне совпадал с теорией самого Джеймса о том, что рыбы избегают тех мест, где их до того из года в год особенно жестоко истребляли.
Осьминог Феликс, без конца меняя цвета, очутившись в море, стал ярко-красным, словно на прощанье, а потом растворился в зелени водорослей. Джеймс вытащил опустевшее ведро и глубоко задумался, не замечая косых взглядов прохожих.
Он вспомнил вдруг, как помощники Сварта грузили что-то очень похожее на корзины с рыбой в грузовик-рефрижератор с кейптаунским номером и делали это в весьма странном месте и в весьма необычный час. Тогда моросил мелкий дождичек, однако в свете фар Джеймс успел заметить, как сверкнула серебристым боком лихия, - он ни с чем не мог спутать этот блеск. Джеймс оказался в тот раз у моста лишь потому, что ночью они ловили рыбу на только что приобретенном катере, замерзли и решили сперва поехать домой и как следует позавтракать, а потом пообедать в городе попозже, когда рассеется пелена с ночи зарядившего дождя.
Из вечной тьмы океанских глубин Меченый постепенно поднимался все выше и уже проплыл двести пятьдесят километров к северу, возвращаясь к побережью. Как и всегда, он старался держаться дна, ощущая все его неровности, впадины и подъемы, но порой приходилось переплывать рифовые гряды поверху, однако же он никогда не осмеливался оставаться надолго в верхних слоях, где обитали крупные хищники. Зато к жизни на глубине горбыли-холо отлично приспособились за тысячи лет эволюции. Органы чувств Меченого служили ему великолепно.
Особо чувствительные сенсорные датчики у него на боках определяли любые колебания воды и изменения давления и давали ему столько информации, сколько не могло дать даже зрение, ведь они действовали и там, куда не проникал дневной свет; а на мелководье благодаря своим датчикам он мгновенно перестроился: изменил уровень давления в плавательном пузыре, сохранив прежнюю плавучесть, приспособил зрение к более сильному освещению, поменял окраску, настроился на запахи и сигналы иной добычи и иных охотников, способных напасть на него самого. Были у Меченого еще и другие датчики, постоянно следившие за любыми изменениями давления и связанные прежде всего с его слухом, так что он спокойно плыл по все более светлым просторам континентального шельфа.
На глубине шестидесяти метров ему встретились грохочущие траловые сети - их тащили по дну траулеры. У Меченого уже был опыт встречи с ними. Сильная волна, которую гонит траловая сеть, ощущается за много метров; любое живое существо воспринимает ее как совершенно неестественное силовое поле и пугается; ну а сама по себе сеть с разинутым зевом, ревя, тащится по дну, поднимая тучи ила и мусора, и за ней неизменно следуют акулы. Акул привлекают рыбы, попавшие в эту западню, и прочие морские существа, раненные или просто выбитые из колеи и лишившиеся своих убежищ.
Траловые сети и следовавшие за ними хищники то медленно продвигались и исчезали вдали, то снова появлялись будто бы ниоткуда, и Меченый, пугаясь, со скоростью шесть километров в час стремился к побережью, находившемуся теперь всего лишь километрах в пятнадцати, когда вдруг почувствовал, что все-таки попался в круг бренчавших сетей, и это настолько ошеломило его, что он поплыл прямо в жадную разверстую пасть сети, находившуюся всего метрах в пяти от него, вместе с небольшими желтыми каменными зубанами, трангами и капскими конгрио. Тяжелая сеть двигалась со скоростью четыре с половиной морских узла, в длину была метров тридцать, а в ширину - двенадцать и напоминала пасть вечно голодного монстра, который неторопливо, однако неумолимо продвигается вперед с рычанием и ревом, пугая свою добычу. Это чудовище не принадлежало миру рыб, и бороться с ним никому из них было не под силу. Одна за другой они пытались выскользнуть из того мощного потока, который загонял их в сеть, и, застревая в ячеях, становились их пленниками и вскоре погибали от удушья. Меченый тоже испытывал желание прорваться во что бы то ни стало, но ему, по крайней мере, повезло. Дело в том, что сеть, в любой момент готовая удушить его, была снабжена стальными валиками, очень тяжелыми и похожими на колеса, с помощью которых ее нижний край преодолевал различные препятствия на дне - возвышенности, камни и так далее, способные порвать или зацепить сеть.
Лишь некоторым рыбакам удалось получить лицензии на ловлю подобными сетями - они были практически запрещены, ибо могли вскоре полностью уничтожить запасы местных рифовых рыб, неспособных противостоять их безжалостному наступлению. Всесокрушающие валики катились по покрытым кораллами поверхностям рифов, оставляя на них глубокие борозды, когда Меченому пришло в голову спастись привычным для него способом - нырнуть на глубину. И он нырнул, и выбрался из-под сети, сумев пролезть в узкую, всего в несколько сантиметров щель, и сразу бросился наутек. Когда сеть исчезла в ею же самой поднятой туче мути, Меченый услышал, что кое-кому из рыб тоже удалось ускользнуть из этой чудовищной пасти, однако все прочие звуки вокруг, становившиеся все слабей, поскольку Меченый быстро плыл прочь, свидетельствовали о невероятном ужасе среди подводных обитателей.