Глава семидесятая
Погоня. День первый
В эту ночь Ахав, по своему обыкновению, мрачно и молчаливо шагал по палубе. Вдруг он рванулся к борту, схватился за ванту и, подняв голову, принялся втягивать ноздрями морской воздух, точно смышленый корабельный пес, почуявший невидимый берег. Затем он заявил, что где-то недалеко должен быть кит. Скоро и матросы почувствовали своеобразный запах, который иногда действительно распространяется на много миль вокруг спермацетового кита. Поглядев на флюгер и определив направление ветра, Ахав приказал несколько изменить курс корабля. А лишь только забрезжил рассвет, мы увидели на воде, прямо перед собой, уходящую вдаль широкую и гладкую, словно маслянистую, полосу.
- Дозорных на мачты! - приказал Ахав. - Всех наверх!
Дэггу застучал по палубе дубинкой, и в кубрике раздался такой грохот, что матросы тотчас проснулись и выскочили на палубу с одеждой в руках.
- Что видите? - крикнул Ахав дозорным.
- Ничего, сэр! - послышалось сверху.
- Ставить брамсели и лисели! С кормы и с носа, по обе стороны!
Были поставлены все паруса. Ахав торопливо залез в свою корзину и велел поднимать его на мачту. Но не успели матросы поднять капитана на две трети нужной высоты, как, поглядев в просвет между грот-марселем и брамселем, Ахав испустил нечеловеческий вопль, пронзительный, точно крик морской чайки.
- Фонтан! Фонтан! И горб будто айсберг! Это Моби Дик! Моби Дик!
Взбудораженные его воплем, сразу же подхваченным тремя дозорными, матросы стали карабкаться по вантам, желая своими глазами поскорее увидеть легендарного Белого Кита. Ахав тем временем уже достиг своего обычного поста - чуть повыше других дозорных. Прямо под ногами у него, на салинге брам-стеньги, стоял Тэштиго. С этой высоты им был отлично виден Белый Кит, плывший на расстоянии мили от "Пекода". Он вздымал над волнами свой белоснежный горб и посылал к небу бесшумные серебристые фонтаны, подобные тем, какие много месяцев назад лунными ночами появлялись на горизонте, увлекая "Пекод" за собой в неизведанные дали.
- Неужели никто из вас не заметил его раньше? - спросил Ахав дозорных.
- Я увидел его почти в ту же секунду, что и вы, сэр! - сказал Тэштиго, - и сразу же подал голос.
- Нет, не в ту же секунду, позже, позже! Дублон мой. Судьба хранила его для меня. Я первый увидел Белого Кита. Никто из вас не заметил его раньше. Глядите - фонтан! Еще один! Ах, какие фонтаны! Сейчас нырнет! Лисели на гитовы! Убрать брамсели! К вельботам! Помни, Старбек, ты оста-ешься на борту и ведешь судно. Эй, на руле! Круче к ветру! Так, так держать! Хвост показал!.. Нет, нет, это только черный бурун. Вельботы готовы? Опускайте меня, мистер Старбек. Быстрее, быстрее! - и Ахав молнией скользнул на палубу.
- Уходит прямо по ветру! - крикнул Стабб. - Уходит, уходит! Но нас он еще не заметил.
- Молчи, молчи! Людей к брасам! Руль на ветер! - приказывал Ахав. - Брасы выбирать! Круче! Круче! Так, хорошо. Вельботы! Вельботы!
Все вельботы, кроме Старбекова, были спущены на воду. На вельботах поставили паруса, бешено заработали весла, и лодки помчались по волнам. Впереди шел вельбот Ахава.
Бледным, мертвенным блеском горели запавшие глаза Федаллы; в страшной гримасе кривился его рот.
Лодки неслись на полной скорости, но и кит плыл быстро. Все глаже и маслянистее становилась поверхность океана, будто кашалот расстилал за собой ковер, усмиряющий волны. Наконец преследователи приблизились к своей жертве настолько, что им отчетливо стал виден белоснежный горб, стремительно скользящий по воде в окружении кипящей зеленоватой пены. Чуть дальше из воды поднималась мощная морщинистая голова. С тихим мелодичным журчанием плыл Моби Дик, оставляя за собой широкий след. Множество маленьких веселых птичек сопровождало его, задевая крыльями и лапками пенные гребни волн и иногда присаживаясь на расщепленное древко остроги, которое торчало в спине кита, подобно флагштоку на корме фрегата.
Спокойно и легко, наслаждаясь тишиной и безопасностью, плыл кит. Как миролюбиво поводил он мягкими боками, посылая в стороны могучие и широкие волны! Не удивительно, что китобои, обманутые и очарованные этой безмятежностью, отваживаются на решительное нападение, чтобы через минуту убедиться, что за этим безоблачным штилем скрывается страшная буря. О коварный кит! Скольких бесстрашных охотников погубил ты своим обманчивым спокойствием! И скольких еще погубишь!
Так, погрузив покуда в воду свое могучее тело и скрывая от взоров людей самое ужасное свое орудие - громадную перекошенную смертоносную челюсть, плыл Белый Кит по океанскому лону. Но вот передняя часть его туловища стала медленно подниматься из воды и на мгновение вся громадная беломраморная туша изогнулась в воздухе аркой и, угрожающе взмахнув величественным хвостом, исчезла в океанской пучине. И долго еще над растревоженным океаном кружились в воздухе и кричали птицы, в тоске разыскивая своего пропавшего владыку.
Осушив весла, с полощущимися парусами вельботы за-мерли на месте, ожидая, когда Моби Дик снова появится на поверхности.
Ахав неподвижно стоял на корме своего вельбота, и только его безумные глаза бешено вращались, ощупывая пристальным взглядом поверхность океана.
Ветер окреп, и волны становились все тяжелее.
Вдруг птицы, все еще кружившиеся над тем местом, где кит ушел под воду, потянулись одна за другой к вельботу Ахава и стали носиться вокруг него, издавая нетерпеливые и радостные крики. Они видели лучше, чем человек. Ахав перегнулся через борт и стал вглядываться в зеленый мрак бездны. Сначала он разглядел там только белое пятно, размерами не более песца; пятно стремительно росло и приближалось к поверхности, и скоро уже можно было различить два длинных ряда белых сверкающих зубов и хищную скошенную челюсть. Моби Дик всплывал прямо под днищем вельбота, широко разинув пасть, которая зияла в голубоватой тени океана, как мраморный склеп. Широким взмахом кормового весла Ахав отбросил вельбот в сторону, затем, поменявшись местами с Федаллой, встал на носу и, схватив свой гарпун, приказал матросам взяться за весла.
Развернувшись от взмаха кормового весла, вельбот теперь был повернут носом к тому месту, где должен был выплыть Белый Кит. Но тот, точно разгадав намерения Ахава, чуть изменил направление и, всплывая, прошелся своей морщинистой головой прямо по днищу лодки.
Вельбот затрепетал, содрогаясь каждой доской, каждым шпангоутом, когда злобное чудовище, перевернувшись на спину и раскрыв пасть, как нападающая акула, стало втягивать в себя лодку, скрежеща зубами о доски, так что его хищная перекошенная челюсть оказалась над головой Ахава, будто голубоватая перламутровая крыша. Иногда Белый Кит стискивал свои длинные изогнутые зубы и, точно жестокий кот, лениво играющий пойманным мышонком, слегка потряхивал дощатое суденышко. Матросы, толкая друг друга, в панике бросились на корму, где неподвижно стоял Федалла, скрестив на груди руки и без страха глядя перед собой.
Так забавлялся Моби Дик обреченным вельботом, оставаясь при этом совершенно неуязвимым, потому что его белая туша была погружена в воду и недосягаема для китобоев, беспомощно теснившихся в его пасти; команды двух других вельботов, не зная, как помочь гибнущим, с ужасом ожидали страшного исхода этой неравной битвы. И вот тогда разъяренный Ахав, оказавшийся прямо в пасти своего ненавистного врага, голыми руками уперся в голубоватую челюсть у себя над головой, пытаясь разжать смертельные тиски. Но сил у него не хватило, грозный свод над головой надвинулся ниже, раздался треск, борта проломились, обе челюсти сомкнулись и жуткая пасть захлопнулась, перекусив вельбот пополам. Лодка развалилась на две части, и волны отнесли носовую часть от кормовой, вокруг которой плавали матросы, хватаясь за весла и обломки, чтобы удержаться на воде.
В тот момент, предшествовавший гибели вельбота, когда Ахав, пытаясь ослабить смертельную хватку китовых челю-стей, уперся изо всех сил в голубоватый свод верхней челюсти, вельбот внезапно накренился, и Ахав неожиданно вылетел за борт и лицом вниз упал на воду.
Расправившись с лодкой, Моби Дик поднял над водой свою белую морщинистую голову и, медленно поводя хвостом, оглядывал поле боя сквозь клокочущую пену разыгравшихся волн, шумно бившихся об его изрезанный лоб. Затем, снова опустив голову, он принялся описывать вокруг несчастных китобоев стремительные круги, вспенивая воду быстрыми ударами хвоста, как бы готовясь к новой, еще более ужасной атаке. Вид разбитого вельбота и перепуганных людей приводил его в ярость. Между тем Ахав, едва не захлебнувшись в воронке, оставленной чудовищным ударом беспощадного хвоста, с трудом держался на поверхности. Неподвижными мертвыми глазами смотрел на него с обломков вельбота Федалла. И другие матросы не могли ему помочь, не зная, как им спастись самим. Неповрежденные вельботы, оставаясь невдалеке от кипящего водоворота, не решались приблизиться к нему, так ужасен был вид Белого Кита, описывающего яростные круги на гибельной арене, центром которой была голова старого капитана.
Однако мачтовые дозорные "Пекода" все это время не спускали глаз с вельботов, и теперь, обрасопив реи, корабль быстро приближался к месту катастрофы. Скоро он подошел так близко, что Ахав окликнул его прямо из воды:
- Курс на… - но тут могучий вал захлестнул его, и, только выбравшись на гребень следующего вала, он продолжал: - Курс на кита. Гоните его!
"Лекод" прорвал заколдованный круг и оттеснил Моби Дика от его жертв. Кит мрачно поплыл прочь, а вельботы устремились на помощь потерпевшим крушение.
Ахава втащили в лодку Стабба. Глаза его помутились, в морщинах осела морская соль. Сказалось длительное напря-жение всех сил: старик безвольно опустился на дно вельбота и замер в жалкой позе охотника, затоптанного буйволом. Глухой, еле слышный стон вырвался из его груди, точно слабый крик, донесшийся со дна глубокого ущелья.
Впрочем, обморок Ахава был краток. Великие сердца за одно мгновение переживают всю ту боль, которая другим, более слабым душам бывает милосердно растянута на многие десятилетия. Ахав очнулся.
- Где мой гарпун? - промолвил он, поднявшись на локте. - Он цел?
- Да, сэр, его ведь не метали, - ответил Стабб, показывая капитану гарпун. - Вот он.
- Положи его рядом со мной, Стабб. Люди все живы?
- Один, два, три, четыре, пять… У вас было пятеро гребцов, и все пятеро здесь.
- Это хорошо. Помоги-ка мне встать, дружище. Так, так. Вон он, я вижу его! Вон! Вон! Уходит по ветру. Ну и фонтан! Руки прочь от меня! Вечные соки жизни снова бурлят в костях Ахава! Ставьте парус. За весла! Руль!
Обычно, когда какой-нибудь вельбот подбирает экипаж разбитой шлюпки, спасенные гребцы присоединяются к своим спасителям и погоня продолжается, как говорят, на двойных веслах. Так поступили и теперь. Но все же умноженная сила гребцов не могла сравниться с умноженной силой кита- он шел, по-видимому, на тройных плавниках, ясно давая понять, что дальнейшая погоня ни к чему не приведет. Тогда Ахав решил продолжить преследование на "Пекоде". Оба целых вельбота и обломки разбитого были подняты на палубу, и "Пекод", взгромоздив на мачты все паруса, ширококрылый, точно альбатрос, помчался по ветру вслед за Моби Диком. Через положенные промежутки времени кит пускал сверкающие фонтаны, а когда с мачт сообщали, что он нырнул, Ахав засекал время, и лишь только истекали отпущенные кашалоту шестьдесят минут, окликал дозорных: "Ну, чей теперь дублон? Видите вы кита?" И если те отвечали отрицательно, он немедленно приказывал поднять его наверх.
Так прошел день: Ахав то неподвижно сидел в своей корзине, то безостановочно шагал по палубе, окликая дозорных или приказывая матросам подтянуть паруса и развернуть их пошире, чтобы они лучше наполнялись ветром.
И всякий раз, проходя мимо обломков своего вельбота, он мрачно поглядывал на них. Наконец он остановился перед ними и, как порой на сумрачное небо, затянутое облаками, набегает черная грозовая туча, так на угрюмое чело старика легла новая тень.
Стабб видел, где остановился Ахав, и, желая показать, что дух его не сломлен первым поражением и капитан по- прежнему может полагаться на своего доблестного помощника, подошел к остаткам шлюпки и воскликнул:
- Итак, осел не смог сожрать чертополох - колючки искололи ему пасть. Ха, ха, сэр!
- Кто этот бездушный, что смеется над обломками крушения? - мрачно ответил Ахав. - Ни стон, ни смех не должны звучать перед обломками крушения!
- Да, сэр! - сказал Старбек, подойдя к ним, - печальное зрелище! Быть может, это еще одно предостережение свыше.
- Предостережение? Дай мне словарь - я не знаю такого слова! Когда богам приспичит говорить со мной, пусть говорят честно и прямо, а не намеками и приметами. Подите прочь. Эй, наверху! Вы видите его?
День угасал, и хотя тьма сгущалась, дозорные по-прежнему оставались на мачтах.
- Ничего не видно, сэр! Слишком темно! - раздался голос сверху.
- Каким курсом он шел в последний раз?
- Как и раньше, сэр, прямо по ветру!.
- Хорошо! Ночью он пойдет медленнее. Убрать бом-брамсели и брамсели, мистер Старбек. Мы не должны его обогнать. Может статься, он захочет отдохнуть. На руле! Держать судно в ветре! На мачтах! Спускайтесь вниз!.. Мистер Стабб, пошлите на фок-мачту свежего человека. - Он шагнул к золотой монете, прибитой к мачте. - Люди! Это золото мое, ибо я заслужил его. Но я оставлю его здесь до тех пор, пока Моби Дик не будет убит. Тогда монету получит тот, кто первым заметит Белого Кита в день его смерти. А если и в тот день первым замечу его я, то десятикратная стоимость золотого дублона будет разделена между всеми вами. Все! Расходитесь.
Он повернулся и пошел к трапу, ведущему вниз, в каюту, но спускаться не стал, а остановился у борта и простоял так до самого утра, лишь изредка поднимая голову и вслушиваясь в ночь.
Глава семьдесят первая
Погоня. День второй
Лишь только забрезжил рассвет, как трое матросов сменили одинокого дозорного на фок-мачте "Пекода".
- Ну что видите? - крикнул Ахав, когда немного посветлело.
- Нет, сэр! Ничего не видать.
- Всех наверх! Ставить все паруса! Он идет быстрее, чем я ожидал. Брамсели! Эх, не надо было спускать их на ночь. Но ничего, теперь мы его догоним.
Надо сказать, что во время промысла в южных морях китобои довольно часто предпринимают такую вот настойчивую погоню за одним определенным китом, и погоня эта длится иной раз несколько суток подряд, не прекращаясь и по ночам. Ибо таково удивительное искусство прирожденных мореходов Нантакета, что порой им достаточно лишь издали поглядеть на кита, чтобы довольно точно предсказать не только направление, в котором он будет спасаться от преследователей, но даже и приблизительную скорость его бегства. Как лоцман, удаляясь от берега, держит в памяти всю линию побережья, чтобы в любое время иметь возможность точно сориентироваться в открытом море и пристать в назначенной гавани, так и опытный китобой безошибочно представляет себе в открытом океане путь невидимого кита. Он буквально читает написанное на воде с той же уверенностью, с какой лоцман читает написанное на карте. И как на земле мы с часами в руках высчитываем движение могучего "кита" на железных рельсах и уверенно заявляем, что он прибудет на такую-то железнодорожную станцию точно в такое-то время, и ни минутой позже, - так и гениальные нантакетские китобои, поглядев на небо, на флюгер, на часы, с такой же уверенностью говорят: "К восьми часам утра этот кашалот пройдет столько-то миль и мы встретимся с ним на таком-то градусе широты и долготы".
"Пекод" мчался по ветру, вспарывая волны, точно пушечное ядро, которое, миновав цель, вспахивает мирное поле.
- Клянусь пенькой и солью! - вскричал Стабб. - Наша палуба так гудит, что у меня сердце готово вылететь через
глотку и будто гарпун помчаться за Белым Китом! Ха, ха, ха! Мы с "Пекодом" бравые ребята! А ну-ка, мальчики, спускайте меня за борт - клянусь всеми заклепками, что я поплыву не хуже вельбота! Ха, ха, ха! Два загребных весла и пара кормовых - ну, чем не шлюпка?
С мачты разнесся голос:
- Фонтан! Фонтан! Прямо по носу!
- Вот, вот! - вопил Стабб. - Я так и знал, что ему не уйти от нас! Напрасно плюешься, братец, ничего тебе не поможет, ведь за тобой гонится сам дьявол! Дуй в свою дудку, надрывай селезенку, все равно Ахав выпустит в море твою кровь, как хозяйка сливает в яму ведро помоев!
Устами Стабба говорил весь экипаж "Пекода", ибо все матросы были охвачены охотничьим азартом, и страсти их кипели и пенились, как забродившее старое вино. Если до этого и оставались у кого-нибудь дурные предчувствия и за-таенные страхи, то теперь эта нечисть разбежалась врассыпную, как зайцы, заслышавшие топот бизона. Все сердца бились в едином ритме, воспламененные первой схваткой и неистовой погоней.