- Навряд ли у тебя что-нибудь выйдет. Я и сам толком не знаю, что с ним такое приключилось, но он сидит взаперти у себя дома: болен, наверное, хоть на вид этого и не скажешь. Да нет, пожалуй, не болен, но и здоровым его не назовешь. Во всяком случае, он и меня-то не всегда хочет видеть, так что не думаю, чтобы ему захотелось встретиться с тобой. Он странный человек, наш капитан Ахав - так считают многие. Но ты не бойся, он тебе понравится. Он редко говорит, но уж когда говорит, то его стоит послушать, заметь это и помни. Ахав человек особенный: он и в колледжах побывал, и среди людоедов; он знает тайны поглубже, чем океанские глубины; а поражал острогой врагов, которые помогущественнее и позагадочнее, чем какой-то там кит! Да, это тебе не капитан Вилдад и не капитан Фалек, это Ахав, мой мальчик! Я его хорошо знаю, я много лет плавал у него помощником. Он, правда, никогда не был развеселым парнем, а возвращаясь из последнего рейса, совсем как бы лишился рассудка. Но ясно, что это случилось из-за невыносимой боли в кровоточащем обрубке. Вообще, с тех пор, как тот проклятый кит лишил его ноги, он постоянно угрюм - отчаянно угрюм - и временами впадает в ярость. Но все это пройдет. И раз навсегда запомни то, что я скажу тебе, юноша: лучше плавать с угрюмым, но хорошим капитаном, чем с веселым, но дурным. А теперь прощай и будь справедлив к капитану Ахаву. К тому же, мой мальчик, у него есть жена- вот уж три рейса, как они обвенчались, - красивая, добрая молодая женщина. И от этой женщины у него ребенок. Ну, посуди сам, может ли быть старый Ахав безнадежно дурным? Нет, нет, мой мальчик, он изломан, изувечен, но он настоящий человек!
Я уходил, погруженный в глубокую задумчивость. То, что случайно открылось мне о капитане Ахаве, наполнило меня неясной и мучительной болью. Я испытывал к нему симпатию и сочувствие, может быть, потому, что он был так жестоко искалечен. И в то же время он внушал мне страх. Но страх этот - я не в силах его описать - не был обычным
страхом; это было какое-то иное чувство, которое рождало не враждебность, а скорее какую-то неясную тревогу. Но по-степенно мысли мои потекли в других направлениях, и темный образ Ахава на время покинул мое воображение.
Глава двенадцатая
Подпись Квикега
На следующее утро, приблизившись к "Пекоду", мы с Квикегом услышали вопль капитана Фалека, изумленного тем, что мой товарищ оказался чернокожим. Не покидая своего вигвама, он кричал, что не позволит людоеду ступить на палубу "Пекода". После недолгих пре-пирательств, в которых принял участие и капитан Вилдад, для Квикега все же было сделано исключение, и со своим неизменным гарпуном в руках он поднялся на корабль.
- Послушай, ты, Квебек, или как там тебя называют, - обратился к нему капитан Фалек, - ты когда- нибудь стоял на носу вельбота? Приходилось тебе метать гарпун?
Не произнеся, по своей дикарской привычке, ни слова, Квикег вскочил на фальшборт, оттуда перепрыгнул в один из подвешенных за бортом вельботов, опустился на левое колено и, потрясая гарпуном, прокричал в нашу сторону что- то в таком роде:
- Капитан, ты видела капля дегтя на воде, там? Так пусть она глаз кита, гляди! - и, прицелившись, он метнул гарпун, который, пролетев над палубой и едва не задев широкополой шляпы Вилдада, вонзился в крохотное пятнышко дегтя, едва заметное на поверхности воды. - Вот, - спокойно сказал он, - я попал глаз кита, эта кит убита.
- Быстрей, Вилдад, - закричал Фалек своему компаньону, - заноси поскорей его в список команды! Этого Любека, или как его, Квебека, мы поставим на один из наших вельботов. Эй, Квебек, мы кладем тебе девяностую долю. В Нантакете столько не получал еще ни один гарпунщик.
И мы спустились в каюту, где, к превеликой моей радо-
сти, Квикег был внесен в списки того самого экипажа, к ко-торому принадлежал и я.
Когда все приготовления были окончены и настало время подписывать бумаги, Фалек обернулся ко мне и сказал:
- Судя по всему, писать этот твой Квебек не обучен, так ведь? Эй, Квебек, послушай, ты распишешься или поставишь крест?
В ответ на это Квикег, который уже два или три раза принимал участие в подобных церемониях, нимало не смущаясь, взял предложенное ему перо и в положенном месте изобразил на бумаге точную копию круглого знака, вытатуированного у него на груди.
Все это время капитан Вилдад просидел чопорный и надутый, укоризненно глядя на Квикега, а под конец торжественно поднялся со стула и извлек из огромного кармана своего сюртука пачку брошюр. Он выбрал из них одну, озаглавленную "Грядет суд божий, спасайся, кто может", вложил ее в руки Квикега и, внушительно поглядев ему в глаза, произнес:
- Сын тьмы, я исполняю свой долг перед тобой. Судно это отчасти принадлежит мне, и я отвечаю за души всего экипажа. Если ты все еще держишься языческих обычаев, чего я с прискорбием опасаюсь, то умоляю тебя: не медля порви с дьяволом, отринь идола и мерзкого змия, поберегись грядущего гнева господня. Избегни огненной бездны!
- Ну, хватит тебе портить нашего гарпунщика, - вступился Фалек. - Благочестие гарпунщику ни к чему - оно мешает его искусству, а неискусный гарпунщик не стоит и дохлой мухи. Был у нас такой Нэт Свейн - самый храбрый из всех китобоев Нантакета и Вайнярда - так он стал ходить в молитвенный дом, и это не довело его до добра: он так перетрусил за свою бессмертную душу, что теперь его в вельбот не затащишь.
- Фалек, Фалек! - воскликнул Вилдад, воздев руки к небу. - Как и я, ты пережил немало опасностей и не раз был на пороге смерти, так неужели тебе не совестно нести этот богохульственный вздор? Ты ожесточил свое сердце, Фалек! Ты скажи мне: в тот день, когда вот этот самый "Пе- код" потерял все свои мачты в страшном тайфуне у берегов Японии, разве ты тогда не думал о суде божьем?
- Вы только его послушайте! - вскричал Фалек и, глубоко засунув руки в карманы, забегал из угла в угол. - Вы
только послушайте, что он говорит! Когда же мне было думать о божьем суде, если все три мачты с грохотом колотились о борт, а волны наваливались на нас и с носа и с кормы? Думать о божьем суде - вот еще чего выдумал! Нет, мы думали о том, как спасти команду. Вот о чем тогда думали мы с капитаном Ахавом, о том, как поставить временные мачты и как добраться до ближайшего порта. А вовсе не о божьем суде.
Вилдад ничего не ответил, только застегнул свой сюртук на все пуговицы и со скорбным видом прошествовал на палубу.
Глава тринадцатая
Пророк Илия
Друзья, вы нанялись на этот корабль?
Мы только что покинули борт "Пекода", когда услышали эти слова и увидели перед собой однорукого незнакомца, который, став на нашем пути, протягивал указательный палец в сторону корабля. Он был одет в поношенный, вылинявший бушлат с пустым правым рукавом и заплатанные брюки, а на шее у него красовался изодранный черный платок. Лицо его было изуродовано оспой.
- Вы нанялись на этот корабль? - повторил он, разглядывая меня.
- Вы, вероятно, имеете в виду "Пекод", - сказал я, рассматривая незнакомца.
- Да, да, "Пекод", вот этот корабль, - сказал он и снова устремил указательный палец в направлении корабля.
- Вы не ошиблись, - ответил я, - мы только что подписали бумаги.
- Бумаги?.. О ваших душах?
- О чем?
- Впрочем, у вас их может не быть, - быстро проговорил он. - Тем лучше. Я знаю многих, у кого нет душ, а они богаты и счастливы. Душа - это вроде пятого колеса в телеге.
- О чем это ты толкуешь, приятель? - спросил я.
- Впрочем, его души хватит на всех, - проговорил не-знакомец.
- Пошли, Квикег, - сказал я, - этот парень, видно, сбежал откуда-то.
- Стойте! - крикнул незнакомец. - Неужели вы еще не видели старого Громобоя?
- Кто это старый Громобой? - спросил я, удивленный страстностью его тона.
- Капитан Ахав.
- Как! Капитан нашего "Пекода"?
- Да. Среди старых моряков он известен под этой кличкой. Так вы еще не видели его?
- Нет. Говорят, он был болен, но уже поправляется и скоро будет совсем здоров.
- Скоро будет совсем здоров? - с мрачной иронией повторил незнакомец. - Запомни: капитан Ахав будет здоров не раньше, чем будет здорова моя правая рука. Не раньше.
- Что вы о нем знаете?
- А что вам рассказали о нем?
- Немногое. Но я слышал, что он опытный китобой и хороший капитан.
- Это-то верно. Когда он приказывает, так тут уж поше-веливайся. Слово Ахава- закон. Все это так, но слышали вы о том, что случилось с ним давным-давно за мысом Горн, когда он три дня и три ночи пролежал будто мертвый? Об этом вы ничего не слышали? А об его драке с испанцем? А о серебряной фляге? А о пророчестве? Знаете что-нибудь об этом? Нет? А впрочем, кто вам мог рассказать? Кому это известно? Но уж о том, что он калека, вы слыхали? Да, я вижу, что об этом говорили, все знают, что нога у него только одна, а другую сожрал кашалот.
- Вот что, друг! Я не знаю, о чем ты болтаешь - видно, у тебя в голове что-то неладно, - но если ты имеешь в виду капитана Ахава, то позволь тебя заверить, что об увечье ка-питана мне все известно.
- Все? Ты уверен, что все?
- Совершенно уверен.
Глядя в сторону "Пекода", оборванец замер на минуту, словно погруженный в горестное раздумье, потом чуть вздрогнул, обернулся к нам и сказал:
- Ведь вы нанялись в команду, верно? Ваши имена уже
внесены в список? Да? Ну что ж, что подписано, то подписано, и чему быть, тому не миновать. А может быть, еще обойдется, кто знает. Во всяком случае, кто-то ведь должен отправиться вместе с ним? Одни ли, другие - да смилуется над ними господь. Прощайте, друзья мои, прощайте. Небеса неизреченные да благословят вас. Простите, что задержал.
- Послушай-ка, друг! Если ты хочешь сообщить нам что- нибудь важное, так давай выкладывай. А коли нет, и ты нас просто дурачишь, так считай, что ошибся адресом. Вот что я тебе хотел сказать.
- И сказал-таки довольно неплохо. Люблю, когда так говорят. Ты как раз подходящий для него человек - такие ему и нужны. Прощайте же, друзья, прощайте. Да вот еще: когда вы его увидите, передайте, что я решил на этот раз к нему не присоединяться.
- Ну нет, парень, тебе не удастся заморочить нам голову, во всяком случае, не таким грубым манером. Легче всего сделать вид, что тебе известна какая-то великая тайна.
- Прощайте, друзья, прощайте.
- Прощай и ты, - сказал я. - Пойдем, Квикег, оставим этого помешанного в покое. Однако, как твое имя?
- Илия.
Я мысленно повторил: "Илия", и мы с Квикегом зашагали прочь, каждый по-своему объясняя поведение однорукого оборванца. Мы сошлись на том, что он просто жулик, хоть и корчит из себя пророка. Но не прошли мы и сотни ярдов, как, сворачивая за угол, я случайно оглянулся назад и увидел Илию, который следовал за нами в некотором отдалении. Почему-то это так поразило меня, что я ничего не сказал Квикегу и шел молча, опасаясь про себя, что и незнакомец свернет за нами. Он свернул, и я подумал, что, вероятно, он преследует нас, хотя никак не мог себе представить, зачем ему это понадобилось. Обстоятельства нашей встречи в сочетании с его неясными иносказаниями, полунамеками и полуразоблачениями разбудили мои вчерашние опасения и мрачные предчувствия, связанные с капитаном Ахавом. Я твердо решил выяснить, действительно ли этот оборванец преследует нас, и с этой целью мы с Квикегом перешли на Другую сторону улицы и повернули обратно. Но Илия прошел мимо, по-видимому, не замечая нас. Это успокоило меня, и я снова подумал, что он просто обманщик и не следует обращать внимания на его слова.
Глава четырнадцатая
Приготовления
На следующий день, после того, как Квикега зачислили в команду, всем матросам "Пекода" сообщили, чтобы они доставили на борт свои пожитки, потому что корабль может отплыть в любое время. Мы с Квикегом тоже привезли свои вещи, а сами решили провести еще ночь на берегу, зная, что нередко предупреждение делается заранее, часто за несколько дней до отплытия. И в этом нет ничего удивительного: перед длительным плаванием всегда бывает столько забот, что очень трудно точно предсказать, когда корабль будет оснащен полностью.
Всякому известно, какое бесконечное множество вещей - кровати, сковородки, ножи и вилки, лопаты и клещи, салфетки и щипцы для орехов и еще множество самых разнообразных предметов - необходимо в домашнем хозяйстве.
Что же сказать о китобоях, которым три года нужно будет вести хозяйство в открытом океане, вдали от бакалейщиков, уличных торговцев, врачей, пекарей и банкиров? И хотя это относится и к торговым судам, но все же не в такой степени, как к китобойным, ибо, помимо необычайной длительности китобойного рейса и многообразия предметов, необходимых для промысла, нужно помнить также о том, что из всех судов китобойцы подвержены всякого рода несчастным случайностям и у них особенно часто теряются и портятся те предметы, от которых зависит успех плавания. Отсюда возникает необходимость в запасных вельботах, запасном рангоуте, запасных гарпунах и линях - решительно во всем запасном, кроме капитана и самого корабля.
Ко времени нашего прибытия в Нантакет трюмы "Пекода" уже были почти заполнены запасами говядины, сухарей, пресной воды, топлива, железных обручей и бочарной клепки. И все же предстояло еще раздобыть немало разнообразных вещей.
В этом завершающем деле главным лицом была сестра капитана Вилдада, тощая леди, женщина неутомимая и добросердечная, которая, видимо, решила, что, насколько это
зависит от нее, на "Пекоде" не должно быть недостатка ни в чем.
То она приносила на корабль банку солений для кладовой стюарда, то приходила со связкой перьев, чтобы положить их в стол старшего помощника, где хранится судовой журнал, то с куском фланели, на случай, если у кого-нибудь заболит поясница. Не было еще женщины, которая так заслужила бы данное ей имя, ибо звали этого ангела-храни- теля Чэрити, что означает - милосердие. Все на корабле называли ее сестрицей Чэрити, и действительно, она, как сестра милосердия, суетилась в каютах и кубрике, готовая приложить руку и сердце ко всему, что обещает удобство, утешение и безопасность обитателям корабля. В последний день эта прекрасносердечная особа потрясла всех нас, явившись на корабль с длинным черпаком для китового жира в одной руке и с еще более длинной китобойной острогой - в другой.
Не отставали от нее в заботах о снаряжении "Пекода" и Вилдад с Фалеком.
Вилдад повсюду носил с собой длинный список необходимых вещей и всякий раз, как прибывал новый груз, делал в этом списке пометки, а Фалек то и дело выскакивал из своей костяной берлоги, прихрамывая подбегал к люкам и орал на тех, кто работал внизу, потом орал на тех, кто работал наверху, и, не переставая орать, снова удалялся в свой вигвам.
В эти последние дни мы с Квикегом часто бывали на судне, и я всякий раз интересовался здоровьем капитана Ахава и тем, как скоро он явится на свой корабль. На все вопросы мне отвечали, что ему все лучше и лучше и что его ожидают со дня на день.
Будь я с собой совершенно честен, я бы, конечно, отметил, что мне вовсе не улыбается перспектива отправиться в столь долгое путешествие, даже не взглянув на человека, который станет моим неограниченным владыкой, лишь только судно выйдет в открытое море. Но когда очень увлечен делом, то, и сам не замечая этого, стараешься скрыть от себя свою тревогу. Так было и со мной. Я просто старался не думать о капитане Ахаве.
Наконец было объявлено, что завтра корабль отплывает. Утром и я и Квикег проснулись ни свет ни заря и сразу же отправились на пристань.
Глава пятнадцатая
На борту
Когда мы приблизились к морю, было уже около шести часов, но серая, туманная заря только еще занималась.
- Смотри-ка, Квикег, - сказал я. - Вон уже кто-то бежит к "Пекоду". Наверное, мы отплываем на рассвете. Пошли скорей!
- Стойте! - неожиданно раздался голос, и вдруг между нами протиснулся Илия, положил руки нам на плечи и, пристально вгляды-ваясь то в одного, то в другого, спросил: - Туда?
- Эй, ты, руки прочь! - сказал я.
- Вы на корабль?
- На корабль. Но тебе-то что за дело? Известно ли вам, мистер Илия, что вы нам изрядно надоели?
- Нет, нет, этого я не знал, - ответил он, медленно переводя с меня на Квикега свой удивленный и странный взгляд.
- Илия, - сказал я, - мы были бы вам очень обязаны, если бы вы оставили нас в покое. Мы сегодня уходим в море- в Тихий и Индийский океаны, - мы спешим и вовсе не собираемся из-за вас задерживаться.
- Спешите? И думаете к завтраку вернуться?
- Квикег, он стукнутый, - сказал я. - Пошли.
- Э-хей! - заорал Илия, когда мы отошли на несколько шагов.
- Не обращай внимания, - сказал я Квикегу, - идем.
Но он снова подкрался к нам и, неожиданно хлопнув
меня ладонью по плечу, спросил:
- А ты видел, что на корабль вроде бы прошли сейчас какие-то люди?
Застигнутый врасплох этим простым вопросом, я остановился и ответил:
- Да, мне показалось, что я видел четверых или пятерых мужчин, но было еще так темно, что я мог ошибиться.
- Темно? - повторил Илия. - Ну что ж, прощайте.
И мы снова расстались с ним, но он опять подкрался сзади и, дотронувшись до моего плеча, шепнул:
- А ты попытайся теперь отыскать их на корабле.
- Отыскать, кого?
- Прощайте, прощайте! - отозвался он, снова удаляясь от нас. - Я хотел только предупредить, но это бесполезно… Вижу: все одно к одному, что ж, дело ваше… Подмораживает сегодня, а?.. Ну, счастливого пути. Надеюсь, встретимся не скоро… Разве что перед Высшим Судом. - И с этими безумными словами он наконец исчез, оставив меня в немалом недоумении.
Ступив на палубу "Пекода", мы нашли корабль погруженным в глубочайшую тишину. Нигде ни души, капитанская каюта заперта изнутри, люки задраены и завалены бухтами канатов. Мы прошли на бак и отыскали там один незакрытый люк. Разглядев внизу свет, спустились по трапу и увидели старика-такелажника, который, закутавшись в драный бушлат и положив лицо на согнутые руки, растянулся на двух сдвинутых сундуках. Он крепко спал.
- Интересно, - спросил я Квикега, - куда могли деться те люди, которые прошли на корабль перед нами?
Оказалось, что тогда, на пристани, Квикег вовсе ничего не заметил и, если бы не странные вопросы Илии, то я был бы склонен думать, что мне лишь померещились те фигуры в предутреннем тумане. Но я постарался отогнать свою тревогу и сказал Квикегу, что, пожалуй, нам тоже, как и этому такелажнику, стоит пристроиться здесь до утра.
Квикег согласился со мной, ощупал зад спящего и, убедившись, что он достаточно мягкий, преспокойно на нем уселся.
- Что ты делаешь? - воскликнул я. - Вставай скорее!
- Почему? - удивился Квикег. - Очень удобная места. У нас дома моя всегда так сидела.
- Да ведь ему тяжело, посмотри, как он дышит; я просто не понимаю, как он еще не проснулся.
Квикег пересел на сундук поближе к голове старика и разжег свой томагавк, а я уселся на другом сундуке возле ног старика. Мы по очереди затягивались из трубки, передавая ее друг другу. Квикег рассказал, что у него на родине нет ни диванов, ни кресел, а цари и вожди племен имеют обыкновение откармливать несколько лежебок из низших сословий, чтобы использовать их в качестве кушеток. Во время прогулок не надо брать с собой складного стула, живая мебель идет за вами и укладывается под