Новую книгу составили лучшие рассказы, публиковавшиеся в периодике, и повесть "Нэнуни", которую автор посвятил жизни своего деда М. И. Янковского - известного ученого-натуралиста и охотника, оставившего заметный след в освоении Дальнего Востока.
Мир этой книги не вымышлен. В нем и захватывающий труд первопроходцев, и борьба с бандитами, и поединки с тиграми, медведями, барсами. Такая вот богатая приключениями жизнь выпала героям и автору этой книги.
Потомственный дальневосточник, Валерий Янковский обошел, изъездил, облетал моря и земли Востока и Севера. Знаток корейского и японского языков, он во время войны с Японией 1945 года был переводчиком. Читателям он известен по публикациям в журналах "Охота и охотничье хозяйство", "Вокруг света", "Уральский следопыт", по книге "В поисках женьшеня" и др.
Содержание:
ОТ АВТОРА 1
НЭНУНИ - Повесть 1
РАССКАЗЫ 39
Примечания 71
Потомки Нэнуни
ОТ АВТОРА
Написать правдивую повесть о своем деде стало с годами целью моей жизни. И я постарался проследить путь этого незаурядного человека со студенческой скамьи.
На моей родине - Дальнем Востоке - Михаил Иванович Янковский оставил глубокий след. Памятником ему на морских картах служит гористый полуостров Янковского, врезавшийся в голубые воды залива Петра Великого. Стада пятнистых оленей теперешнего совхоза "Амурский", как и всех пантовых хозяйств Приморья, - плоды его рук, его безграничной любви к Природе, ко всему живому. Орнитолог и энтомолог, он был один из первых членов общества изучения Амурского края, ныне Приморского филиала Географического общества СССР.
Позднее волею судьбы наша большая семья жила в Северной Корее. Отец и мы, три брата, много времени уделяли горам и лесам: ловили и воспитывали диких животных, собирали коллекции; охотились на зверя как в Корее, так и и соседней Маньчжурии в период образования марионеточного государства Маньчжоу-Го.
Предлагаемые рассказы в большинстве относятся к тому периоду, поэтому читатель встретит в них немало подлинных названий, без которых рассказы потеряли бы свой колорит.
НЭНУНИ
Повесть
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПОЛУОСТРОВ
Из-за свинцово-серого предрассветного моря сверкнул ослепительный луч, а следом, как огромный оранжевый апельсин, вынырнуло жгучее солнце. И тотчас же клочья ночного тумана поплыли в голубую высь, осветились умытые росой по-весеннему ярко-зеленые сопки, пустынный берег Славянского залива. А на нем - одинокий всадник.
Он придержал коня, осмотрелся и по привычке долго путешествующих в одиночестве вслух поделился своими впечатлениями:
- Ну, горбунок, кажется, мы добрались. Это тот самый полуостров, что так приглянулся нам с моря. Давай-ка, брат, поднимемся сейчас на эту сопку; оттуда все будет как на карте! - Подобрал покороче повод и энергично пришпорил своего маленького коня.
Низкорослый буланый конь, обмахиваясь давно не стриженным хвостом, ходко пробирался сквозь прибрежные заросли. Сопя и похрапывая, зигзагами взобрался на вершину горы и остановился, тяжело поводя боками. Всадник спрыгнул с седла, поправил за спиной короткий карабин и поднес к глазам сильный полевой бинокль.
Горы, долины, море с островами - все вдруг двинулось навстречу, приблизилось, стало ясным и четким. И он, сдерживая дыхание, с восторгом долго рассматривал открывшуюся панораму.
Точно крепкий сжатый кулак, врезался в море большой гористый полуостров. Его округлые сопки сбегали к подножию мягкими зелеными террасами, изрезанные мысами и бухтами берега то обрывались скалистыми утесами, то змеились золотистыми песчаными пляжами. И подобно ожившим морщинам на лбу великана океан размеренно катил к этим берегам бесконечные ряды длинных волн. Разбиваясь, они беспрестанно вспыхивали белой лентой прибоя.
Михаил Иванович оторвался от окуляров и удовлетворенно вздохнул. Легкий ветер нес запахи раннего лета, в синем небе медленно плыли легкие облака. А впереди, сверкая в утренних лучах, распахнулось Японское море с изумрудными вблизи и сизыми на горизонте островами.
Обернулся - и ему открылся вид на материк. За голубой лагуной тянулась равнина, упиравшаяся в нагромождение гор, раскрашенных темными и светлыми пятнами, - характерный пейзаж смешанной Уссурийской тайги. На северо-западе в мареве тянулась гряда вершин - Синий хребет, граница с неведомой и таинственной страной Маньчжурией.
Янковский опустил бинокль и осмотрелся. Повсюду бросались в глаза следы недавних пожаров: чьей-то злой рукой пущенный огонь уничтожил почти весь лес. Только кое-где уцелели небольшие рощи да одиноко стояли черные от ожогов вековые липы. Однако рядом уже поднималась молодая поросль.
Он путешествовал много дней и ночей. Вначале на тупоносой парусной шаланде обследовал острова и побережье Южного Приморья до границы с Кореей, а теперь возвращался верхом, осматривая отмеченные с борта берега.
Откидываясь в седле и осаживая на крутых склонах своего горбунка, съехал к морю и двинулся вдоль девственного пляжа - еще никто не грелся и не загорал здесь. По мелкому песку, часто семеня ножками, перебегали стайки шустрых куликов. Неторопливо переваливаясь с боку на бок, прогуливались утки и чайки, совсем не страшащиеся человека. Вокруг лежали свежие и подсыхающие, издающие запах йода, водоросли, выброшенные в шторм морские ежи, звезды; спокойная в бухте утренняя волна лениво лизала берег.
В конце пляжа путь преградила впадающая в море речушка, и Михаил Иванович решил напоить коня. Но странно: лошадь только чмокнула губами прозрачную струю, подняла голову, всхрапнула и, звякнув уздечкой, зашагала прямо по воде к самому устью. И здесь, фыркнув, стала звучно, с наслаждением втягивать полусоленую воду…
Невольно осенила мысль: "Вот что значит море! Мало того, что здесь на берегу почти не заметно мошки, комаров, слепней, - оно способно заменить и солончаки, которыми так дорожат коннозаводчики Забайкалья!.."
Напившись, лошадь перебрела речушку, и они взобрались на скалистый мыс. С высоты, сквозь зеленую толщу морской воды, хорошо просматривалось дно. Между колеблющимися водорослями медленно скользили темные косяки рыб. Под скалами, среди валунов, мерцали устрицы и мидии, копошились большие крабы. Янковской с большим трудом оторвался от созерцания этого таинственного подводного царства - пора было ехать дальше.
Теперь путь лежал в восточную часть полуострова. Сначала лошадка бежала лугом вдоль поросшего ольховником берега речки, потом пошла на пологий длинный подъем, оставляя змеившуюся стежку смятой травы, опрокинутых ландышей, кукушкиных башмачков, первых оранжевых лилий. Воздух был насыщен их пряными запахами.
Вдруг из-под ног с шумом поднялся выводок-фазанов. Серенькие, похожие на куропаток, фазанята устремились за темной взъерошенной клушкой и, пролетев сотню шагов, опустились в зеленый орешник. Оттуда, почуяв приближение человека, хрипло рявкая, высокими прыжками вдруг бросилась в сторону напуганная косуля.
Конь шарахнулся. Янковский натянул повод, проводил взглядом мелькавшую среди трав рыжую спину, улыбнулся: с непривычки этот рев действительно способен напугать до полусмерти! Вспомнил недавнюю охоту. Все уже вернулись после выхода на заре и сушились у костра, когда к табору, серый от страха, подбежал новичок гость и, боязливо озираясь, пролепетал: "Ух, только что чуть не попал в лапы тигру!.." Сидевший у костра старик, сощурясь, негромко спросил: "А ты его видал?" Новичок перевел дух: "Нет, самого тигра не заметил, но рев его слышал совсем рядом и видел удиравшего в панике козла". - "Вот то-то, что козла, - проворчал старик, - а сам, паря, в панике. Таких тигров, брат, у нас в Приморье на каждом шагу. Порты-то в порядке? То ж козел орал!"
В полуверсте от перевала - снова треск в кустах. С лежки вскочили три буро-красных, в белых крапинах животных. Вытянув шеи и широко расставив уши, они несколько мгновений неподвижно смотрели на приближающихся лошадь и седока, потом повернулись и не торопясь запрыгали в овраг. Всадник осадил коня.
"Пятнистые олени! Старые знакомые. Так вот зачем бродяги выжигают здешние леса. Ясно, на гарях куда легче промышлять драгоценные панты! Удалось бы обосноваться в этих местах - закрою дорогу браконьерам. А прекратятся бессмысленные палы, начнет плодиться этот редчайший олень".
Так думал он в тот далекий день. Но мог ли представить, что в этой укрытой от зимних ветров долине станут выпасаться целые табуны лошадей и оленей и впоследствии он назовет ее Табунной падью? Что пройдут годы, и на ее морском берегу будут купаться и загорать его дети, потом внуки…
И все это тоже пройдет, придут совсем другие времена и другие люди, многое неузнаваемо изменится, но навсегда останутся метко и образно данные им названия гор - Шестисотая, Просека, Обсерватория; падей - Табунная, Длинная, Семивершинная; речек - Рубикон, Змейка… что и через сто лет люди будут произносить эти названия, часто совсем не ведая - кто их дал, почему, когда.
И, конечно, не подозревал, что на картах русского Дальнего Востока появится и его имя.
Лошадка незаметно преодолела перевал. А за ним, словно чаша, открылась окруженная невысокими горами долина - солнечная и тихая, с небольшой каменистой горкой и террасой посредине, на которой стояло несколько уцелевших от пожара лип. В долину с трех сторон впадали ручьи, образуя небольшую речку. Ключи выбегали прямо из недр, и сразу мелькнула мысль: они не должны замерзать зимой, это очень важно. Спешившись на галечном бережке, Янковский напился прозрачной воды, переехал речку, приблизился к горке и натянул повод. Конь послушно остановился.
Теплый ветер играл травой и цветами, стояла удивительная тишина; кругом ни дымка, ни пашенки, ни тропинки.
Всадник расседлал коня, вынул удила, стреножил. Конь вздрогнул холкой и жадно захрустел сочной травой.
* * *
Польское восстание 1863 года привлекло под свои знамена много молодежи, и не только поляков. Естественно, примкнули к нему и студенты Горы-Горецкого сельскохозяйственного института, который в это время заканчивал шляхтич Михал Иванович Янковский. Отряд студентов под командованием капитана генерального штаба повстанца Звеждовского попал в окружение. Пленные предстали перед военным трибуналом царского наместника в Польше Муравьева-"вешателя". В этот день Янковский навсегда расстался с родителями, тринадцатью братьями и сестрой, потерял родовое имение в Люблинской губернии Царства Польского, институт, друзей, любимую девушку. "…К восьми годам каторжных работ".
Перед отправкой в Сибирь его навестила мать. Благословляя, надела на палец сына дорогой фамильный перстень с ампулкой яда под камнем. Прощаясь, шепнула: "Не давай над собой издеваться, если силы совсем тебя оставят, сорви рубин зубами".
Бесконечно долгий кандальный этап от Смоленска до Нерчинска, отмеченный покосившимися крестами тех, кто этапа не осилил. В Нерчинске - сырые темные шахты, не так давно покинутые декабристами. Позднее - строительство барж на реке Ингоде под Читой, в казачьей станице Сиваково. Земляк, бывший профессор Варшавского университета, доктор биологии Бенедикт Дыбовский. Одно лето бок о бок на строительстве барж - и дружба на всю жизнь.
Амнистия 1868 года - "на вольное поселение в пределах Восточной Сибири". Сверкнув красной искрой, перстень с ядом навеки утонул в сибирском сугробе. Первые четыре года "вольного" поселения - работа на золотых приисках Олекмы. Постоянная переписка с Дыбовским. И вдруг - предложение от него: принять участие в экспедиции на Дальний Восток. Задание исходило от Императорского Русского Географического общества (ИРГО) в Иркутске. Дыбовский получил разрешение на двух помощников, Михаила Янковского и Виктора Годлевского. Бывшие каторжники вновь встретились в станице Сиваково.
За два лета их лодка "Надежда" под парусом и на веслах обошла Ингоду, Онон, Шилку, Аргунь и спустилась по Амуру до устья Уссури. Здесь, в станице Козакевичево, встретили новый, 1874 год, провели вместе последнюю зиму. Собранные за два года образцы горных пород, препарированные экспонаты рыб, зверей, птиц, насекомых, пронумерованные и описанные, отправлены со встречными пароходами в Иркутск.
Именно сюда, в станицу Козакевичево, приехал управляющий прииском на острове Аскольд в Японском море ссыльный поляк Чаплеевский. Он получил разрешение вернуться на родину и искал себе замену. Описывал бесценную флору и фауну острова, полную самостоятельность управляющего, "министерское" жалование. Дыбовский рекомендовал пана Михала, и тот без колебаний принял предложение. Из военного поста Владивосток, где он подписал контракт с хозяином прииска Кустером, Янковский уплыл на Аскольд на шхуне "Морская корова" известного китобоя, вольного шкипера Фридольфа Гека.
Новый управляющий взялся круто. Отвоевал у моря богатую россыпь, увеличил добычу. Организовал добро вольное охотничье общество, запретил отстрел исчезающих пятнистых оленей. Завез и развел на острове фазанов. Ликвидировал замаскировавшихся под рабочих бандитов-хунхузов, которые воровали золото и выбивали оленей ради драгоценных пантов.
За три года Янковский собрал и отправил в Петербург, Варшаву, Францию и Германию огромное количество бабочек и птиц. Открытым для науки подвидам было присвоено его имя. Оно стало широко известным среди всех энтомологов и орнитологов, во всех музеях и частных коллекциях Европы.
Добыча золота росла. Кустер предложил перезаключить контракт на еще более выгодных условиях…
Янковский посмотрел на свою лошадку, усмехнулся с бороду: как ни странно, но вот ради кого он хочет пожертвовать теперешним своим благополучием. Потомок рейтар, сын многих поколений лошадников, он давно вынашивал мысль, которая лишь теперь может стать реальностью. Дальнему Востоку нужна своя лошадь. Ее фактически нет. Те крошки - пони, которых приводят из Китая и Кореи, не способны решить транспортных проблем: тащить тяжелую телегу, а тем более пушку; служить кавалерии; тянуть плуг переселенца-хлебороба. Привозные, из России и Европы, не могут как следует акклиматизироваться в здешнем влажном климате, чахнут и гибнут. Только путем скрещивания местной азиатской и пришлой европейской пород можно добиться того, что конь смешанных кровей будет надежно служить человеку на этой далекой окраине.
Михаил Иванович прищурил чуть раскосые карие глаза: заглянуть бы, что будет здесь через три, пять, десять лет? Скорей всего, вот под этой с игрушечными скалами горкой должны встать его дом и службы будущей заимки. Отсюда рукой подать до удобной восточной гавани, что смотрит прямо в Амурский залив, на Владивосток. Да, выбор сделан.
Через несколько дней Михаил Иванович уже направлялся в приемную адмирала Эрдмана, военного губернатора Приморской области.
У ГУБЕРНАТОРА
Встав, как обычно, в шесть, Михаил Иванович напился чаю, привел себя в порядок, неторопливо прошелся по берегу Золотого Рога и поднялся на еще не мощенную тогда главную улицу - Светланскую.
Он третий год знал Владивосток. Этот далекий форпост Российской империи рос и развивался на глазах, но статуса города еще не получил. В жизнь небольшого порта заметное оживление вносили предприимчивые заморские купцы, мелкие торговцы, всякого рода скупщики и перекупщики, артели сезонных рабочих и старателей.
Вдоль причала - одна к одной - лепились тупоносые плоскодонные шаланды. По переброшенным на берег узким и гибким сходням, балансируя, бегали неутомимые грузчики. Одни грузили на джонки тюки с сушеной морской капустой и вяленой рыбой, другие выносили на берег привезенные товары. На базаре шла оживленная торговля. Завидев остановившегося прохожего, торговцы махали руками, предлагали сладости и фрукты, свою водку и табак, шелка и посуду, рис и птицу. Скупали и увозили морскую капусту, рыбу и трепангов, шкурки соболя, панты и женьшень, самые пронырливые - тайком - золото. Все корейцы были одеты в белое, китайцы - синее. Холостые носили длинные черные косы.
Михаил Иванович шел вдоль редкой цепочки деревянных домов, среди которых заметно выделялись несколько каменных и кирпичных казенных зданий и домов первых владивостокских купцов: Чурина, Кунста, Семенова, Шевелева. Золотилась куполами Успенская церковь. Портовые постройки и азиатские фанзы на окраине отражались в голубом зеркале бухты Золотой Рог. А на протянувшейся среди зеленых холмов одной из красивейших гаваней мира стояли на якорях двух- и трехмачтовые парусники - фрегаты, корветы, шхуны - с мощными бугшпритами, высокими мачтами, длинными реями.
То были годы, когда на поверхность этой бухты еще опускались на отдых белоснежные стаи лебедей, когда, видимые невооруженным глазом, в соседнем Амурском заливе пускали фонтаны громады киты. Когда, не давая уснуть бедным жителям окраин, заливались ощетинившиеся от страха собаки, а тигр уносил с поста часового, оставив "на память" начальству полушубок и берданку. И совсем недавно среди бела дня в центре города вышла на берег переплывшая Золотой Рог тигрица…
В то время, пока Янковский прогуливался по Светланской, военный губернатор в своем просторном кабинете внимательно изучал его дело. Еще вчера, после того, как чиновник по особым поручениям Мельгунов доложил о записавшихся на прием посетителях, адмирал затребовал материал на политического ссыльного. Сейчас он неторопливо листал страницу за страницей.