Взяли в кладовой пару лопат, кайло, лом, мешки и отправились обратно. Лопатами сняли не очень толстый земляной покров, принялись долбить плотно слежавшийся материал. Среди серо-белых раковин проглядывал какой-то мусор, перегной. Часть створок панциря мидий и устриц хорошо сохранилась, часть почему-то была уже раздроблена. Михаил Иванович присмотрелся.
- Что такое? Похоже, кто-то специально дробил эти ракушки. Да и как они оказались здесь, так далеко от берега? И высоко, саженей тридцать над уровнем моря. Неужели оно когда-то достигало этих мест? И потом опустилось?
Рассуждая вслух, он ударил заступом по краю кучи и неожиданно увидел в земляной прослойке обломок кости, а рядом продолговатый морской голыш. Машинально поднял его и вдруг понял: этот предмет когда-то уже побывал в руках человека!
Сомнений быть не могло. Более тяжелый конец валуна отчетливо сохранил следы работы: им дробили твердые предметы. И тут осенило: кто-то когда-то дробил эти раковины!! Но кто? Когда? Сто, пятьсот, тысячу лет назад? И сквозь мглу веков он как бы увидел далекого предка…
Тот сидит здесь на корточках и разбивает этим камнем раковины и кости животных. Прокопченный, нечесаный, в звериной шкуре. Около так же одетые женщины и дети. И у всех в руках такие же камни. Дымят костры… Судя по количеству этих кухонных остатков, здесь стояло не одно жилище. Вероятно, целое стойбище людей каменного века!
Он увидел это так ясно, что сразу позабыл все вокруг. Помощники прекратили работу и смотрели на него с удивлением и страхом.
- Михаил Иванович!
Он вздрогнул. Показалось - кто-то провел холодным между лопатками. И с трудом возвратился к действительности.
- Стой, ребята, как попало больше не долбить! Будем копать осторожно. Кажется, это очень важная находка.
В самом деле, среди раковин и обломков появились новые доказательства древней стоянки человека: куски рогов оленя, костяное шило, каменное долото, хорошо отшлифованный топор. Костяные палочки, служившие, вероятно, "вилкой" для извлечения содержимого раковин и костей. Но больше всего поразила еще одна находка - черепки грубой лепной работы! Да еще с какими-то черточками. Значит, предок лепил посуду из глины и, нанося для украшения полоски, обжигал свои горшки!
Михаил Иванович промерил холм во всех направлениях. Оказалось, он составлял около четырнадцати кубических метров кухонных остатков древнего стойбища. И среди предметов обихода только морская галька служила без обработки. Все прочие инструменты, носили следы рук.
В эту осень Гек вернулся из плавания раньше обычного. С горы была видна его небольшая заимка, а напротив, на глади тихой бухты, шхуна "Анна" с убранными парусами.
- Андрей, беги к дяде Геку, скажи, мы нашли что-то интересное, пусть вечером обязательно зайдет!
После ужина на столе бережно разложили добытые экспонаты. Их переворачивали с боку на бок, некоторые изучали через лупу. Михаил Иванович вел опись.
- Смотри, Михаил Иванович, это грузило. Вот, на шейка этот камень они привязывали какой-то леска, ловили рыбу, - уж что касалось моря, то лучше Гека вряд ли кто разбирался.
- А это, думаешь, что такое?
- О, это плавник молодой акулы! Значит, у них была сетка.
- Вероятно. Только из чего они могли плести сети? Из кожаных ремешков? Тогда, естественно, кожа не могла сохраниться на протяжении веков. Но ты скажи, почему среди их объедков нет панциря краба? Их в бухте уйма, а панцирь должен сохраняться так же, как ракушки.
- Наверно, они еще не понимали вкус краба. А может, их закон запрещал? А может, боялись такой страшный штука, - Гек зашевелил своими скрюченными пальцами перед пушистыми, отливавшими медью усами.
Все расхохотались. Капитан, когда бывал в ударе, умел рассмешить кого угодно. А Михаил Иванович уже рассматривал новый экспонат.
- Они, разумеется, и охотились. Видите, это костяной, а это каменный наконечник стрелы. Да и кости о том говорят.
Ольга Лукинична перетирала на краю стола чайную посуду. Она внимательно прислушивалась к разговору мужчин, долго не рискуя высказать свое мнение. Но не выдержала:
- Выходит, мы не первые живем на этой земле, да? Приятно думать, что наш полуостров давно нравился людям. Что они тоже выбрали его и стали здесь жить.
- Стали-то стали. Только вот что мне непонятно: почему они выбрали северо-восточный склон? Я прихожу к выводу, что это была только летняя стоянка, их дача.
- Пожалуй, ты прав. Они приходили летом ловить рыба и собирать ракушки. Это гораздо легче, чем ходить на охоту с луком и копьем, а? Ходили все на бухта, собирали устрица и колотили камнем с утра до вечера! Только где они жили зимой, а, Михаил Иванович?
- Я уже думал над этим. Возможно, и на полуострове, ведь тогда никто не жег лес, он защищал от стужи. Судя по липам, здесь стояли огромные деревья. Но не исключаю, что откочевывали на зиму дальше в горы, в тайгу. Вот бы открыть их основное жилище! Там мы обязательно нашли бы захоронения и какие-то печи для обжига этой посуды.
- Все равно, ты сделал очень большой открытие. Молодец, когда будешь отправлять посылку в музей?
- Как только все пронумерую и опишу.
- И статью сразу будешь писать?
- Обязательно. Я уже придумал название. "Кухонные остатки и каменные орудия, найденные на берегу Амурского залива".
- Давай. Я на днях иду Владивосток. Заберу твои ящики, отправляю все в Иркутск…
* * *
Прошло три месяца, выпал снег, но море, как всегда, замерзло поздно. Гек продолжал курсировать на своей "Анне" вдоль побережья, часто наведывался во Владивосток. Там он неизменно забирал почту для себя и Янковских.
В этот раз он: сам занес пачку писем и газет. Они сидели у стола, на котором была разложена корреспонденция.
- Есть письмо от музей: Потом будешь читать, интересно, что они пишут про кухонные остатки. Только сначала вот что. Я заходил ваш "польский клуб" - кофейню господина Пиллера. Там тебе просили передать, чтобы послал деньги. Говорили, надо помогать какой-то ссыльный. Его фамилия, сказали, ты сам знаешь.
- Очень хорошо, что ты побывал у Пиллера. Когда отправляешься в обратный рейс? Я зайду, передам, сколько смогу.
- Ладно, отвезу, политическим помогать надо. Они честные люди. А я все забываю тебя спросить, Михаил Иваныч, как поживают твои олени?
- Кажется, они поняли мою заботу. Как пойдут через перешеек в тайгу, так, смотришь - на обратном пути ведут с собой новых. Стадо заметно растет. Ты ведь знаешь, оленей нещадно бьют повсюду, и если так будет продолжаться, то недолго и совсем уничтожить. Хоть у нас сохранятся.
Отвечая, Янковский вскрыл письмо из Иркутского музея.
- О черт, только что говорил об охране оленей, а музей - на тебе - просит во что бы то ни стало добыть и прислать им две пары лучших рогов, скелеты и шкуры двух взрослых самцов. Да для науки чего не сделаешь! Завтра, хочешь не хочешь, поеду, попробую добыть эти рога для Иркутска…
На следующее утро он пересек верхом несколько распадков и, взобравшись на сопку, заметил табунок. На дне узкой долинки среди кустов паслось восемь оленей. Среди них на снегу заметно выделялись два темно-бурых самца. Вынул бинокль и рассмотрел красивые симметричные рога. Музею, кажется, везет: такие рога не часто встретишь!
И он уже представил их на стене знакомого зала.
Но, разглядывая рогачей, слегка повел биноклем и вздрогнул: кто это? По склону соседнего овражка к стаду оленей подкрадывался, казавшийся издали совсем черным, какой-то топкий длинный зверь. Пригляделся - барс!
Ловкий прогонистый хищник проворно подбирался к мирно пасущимся животным. На открытых местах он полз медленно, совсем погружаясь в снег, оставляя за собой глубокую борозду. Зверь был так поглощен своей целью, что не заметил появившихся на горе лошадь и человека. Янковский смотрел на него не шелохнувшись, пока тот не скрылся за разделявшим их гребнем. "Нужно бежать наперерез, нагнать прежде, чем нападет на оленей!"
Только сейчас он осмотрелся вокруг. Поблизости - ни одного надежного куста, к которому можно привязать Атамана. И, увлекая коня за повод, устремился вниз. Они скатились с распадок, пересекли ключ и начали взбираться на хребетик, за которым скрылся хищник.
В правой руке Янковский держал готовый к выстрелу штуцер. Добравшись до верха, перевел дыхание, натянул повод, шагнул на гребень и остановился, осматриваясь. Конь спокойно стоял за спиной.
В распадке бродили олени, а вокруг - чистый белый снег. Барса нигде не было.
Перед охотником стоял густой куст каменной березы. Он взглянул сквозь его частые ветки и едва не поскользнулся. В двух шагах за кустом напружинилась для прыжка огромная пятнистая кошка! Хвост вытянут, как железный прут, уши плотно прижаты к затылку, неподвижно устремленные на человека глаза излучали зеленовато-оранжевый блеск.
"Даст ли секунду-другую или сомнет в одно мгновение?" Янковский одним движением машинально сдвинул вперед висевший на поясе нож и вскинул к плечу штуцер. Но тут сверкнула другая мысль: "А вдруг мерзлая ветка отведет пулю?" И, пожертвовав еще одним мигом, он выбрал в переплете ерника дюймовое окошечко, а в нем переносицу зверя. И - нажал на спуск. Потом вспомнил, что, пока нажимал, еще подумал: "Успею ли?"
Невозможно передать словами всех чувств, возникающих при такой встрече. Требуется некоторое время, чтобы оценить случившееся.
Михаил Иванович смотрел на распростертого во весь рост дальневосточного леопарда и постепенно приходил в себя. Зверь был недвижим, только конвульсивно извивался конец длинного хвоста, да из правого глаза алой ленточкой струилась кровь, окрашивая снег…
До коня испуг дошел позднее. Когда ветерок набросил запах страшного зверя, Атаман вдруг взвился на дыбы, едва не смял с трудом удержавшего его хозяина.
А олени? Они исчезли как вихрь, оставив в воздухе только облако взрытого копытами снега!
Атаман все храпел и дрожал. Михаил Иванович привязал его к кусту, смочил палец в крови хищника и быстрым движением смазал трепещущие ноздри. И конь сразу успокоился, послушно разрешил сесть в седло. Вид звери волновал его гораздо меньше, чем запах.
Михаил Иванович прискакал домой, запряг сани, а под вечер на крыльце дома-форта взрослые и дети с волнением рассматривали и гладили пушистый мех барса.
На этот раз вместо рогов, шкуры и скелета пятнистого оленя в Иркутский музей ушла иная посылка. В ней лежали черепа и шкуры лисы, енотовидной собаки, дикого кота и этого первого барса. Посылку он сопроводил статьей: "Пятнистые олени, барсы и тигры Уссурийского края". Вскоре она появилась в альманахе "Известия" Общества изучения Амурского края.
* * *
Летом 1883 года Михаил Иванович получил письмо от Дыбовского. Доктор завершил экспедицию на Камчатку и получил разрешение вернуться на родину. Вскоре он прибудет во Владивосток, а перед отъездом в Европу обязательно навестит пана Михала в его новом гнезде.
Через несколько дней, туманным июльским утром, Янковский встречал гостей в бухте Гека. Лодка доставила с парохода участников экспедиции, и давние друзья крепко обнялись.
После обеда Янковский повел гостей в свой фруктовый сад. Там уже зрели первые привитые европейскими сортами груши, вишни, абрикосы. Показал пасеку, где проводил опыты над привозными итальянскими и дикими уссурийскими пчелами. Провел через огород, занятый аккуратными делянками картофеля и других овощей. Ивовый плетень вокруг всего участка вытянулся и густо переплелся, ограждая посадки. Отсюда, через домашнее стрельбище, гости и хозяин поднялись на каменистую горку Обсерваторию, где был сооружен метеорологический пункт.
Остановились на вершине. Утренний туман рассеялся, хозяйство отсюда открывалось как на ладони. На лугу паслись козы и овцы, несколько пестрых коров. Пастухи вели на водопой жеребят, прогнали разномастный косяк лошадей.
Дыбовский оглянулся на метеорологические приборы:
- Что, ведете систематические наблюдения?
- Да, хоть это и отнимает время. Я задался целью составить климатическую карту Посьетского района.
- Похвально. Должен сказать, что постоянно слежу за вашими публикациями в альманахе "Известия". И хотя не археолог, но с большим интересом прочел статью "Кухонные остатки", о стоянке доисторического человека. Думаю, это большой вклад в науку об Уссурийском крае. Но больше всего, конечно, обрадовала ваша имбириза - "овсянка Янковского". Вы знаете, это открытие произвело фурор среди орнитологов: мне писали, ее считают жемчужиной дальневосточных коллекций.
- Да, занимательная птичка. И что интересно: я нашел ее около Посьета и больше нигде не встречал. Видимо, ареал этого вида очень ограничен.
- Знаете, наш главный орнитолог профессор Тачановский писал мне, что, благодаря вашим сборам на Аскольде, составленный им список птиц Восточной Сибири вырос на одиннадцать единиц! Что у вас еще нового в этой области?
- Пока почти ничего. Честно говоря, хозяйство отнимает слишком много времени и сил. Для птиц не остается досуга. Вот жуки и бабочки, замечаю, встречаются отличные от аскольдинских, но с ними тоже придется повременить, - нет помощников, Ольга с головой ушла в детей и хозяйственные дела. Жду, когда подрастут ребята, будут помогать.
ДЕТИ
Зима - лето, зима - лето. Заботы, тревоги - некогда оглянуться. Так промчались на Сидеми восьмидесятые годы. У Янковских появилось еще четверо детей: Анна, Ян, Сергей и Павлик. У Геков три дочери. Сына мореход так и не дождался. Теперь он уходил все дальше на север, на более длительные сроки. Из Японского перекочевал в Охотское, оттуда в Берингово море. Охотился на китов, на ведомственном судне "Сторож" охранял лежбища котиков, боролся с иностранными браконьерами. Описывал берега, составлял лоции.
А на Сидеми обе семьи трудились от зари до зари, жили очень скромно. Обувались в самодельные сыромятные моршни и ичиги, питались в основном тем, что давала охота, рыбалка, домашнее хозяйство. Белый хлеб бывал большой редкостью, сладости - тем более.
Длинными зимними вечерами при свете тихо поющей керосиновой лампы Михаил Иванович обучал детей грамоте, арифметике, истории, географии, немецкому и латыни. Флегматичный Александр и подвижные дети Ольги Лукиничны - Елизавета, Юрий и Анна, сопя, скрипели перьями, Ян и Сергей то слушали, то возились. Павлик ползал в ногах у матери, занятой шитьем.
Летом отец тренировал старших в стрельбе, плавании, верховой езде. Учил, как различать, как ловить и препарировать зверьков, птиц, бабочек…
Жарким июньским днем на безлесую Лысую гору в северной части долины карабкалась группа. Янковский вывел на практику свой заметно подросший "выводок".
- Папа, смотрите, какая гадюка! - самая маленькая, но шустрая и зоркая Анна первой заметила змею.
- Ага, вижу. Молодец, Нютка, - Михаил Иванович больше всех любил младшую, энергичную и смелую дочь. - Смотрите, как ее нужно брать…
Он быстро и ловко прижал гадюку палкой к земле, защемил шею расщепленным концом палки. Потом взял змею пальцами позади головы и дал обмотаться вокруг руки. Она в ярости раскрывала пасть, показывая зубы, но повернуть голову не могла.
- А ну дай ей схватить твою палочку!
Анна приблизила к ощеренной пасти тростинку. Щелк! Острые зубы оставили на ней заметные вмятины, наполненные сверкающими на солнце прозрачными каплями яда. При следующем укусе капли стали меньше, а после третьего и вовсе иссякли.
- Теперь яд накопится не скоро, можете перехватить шею и нести гадюку домой. Мама посадит ее в спирт. Так мы соберем для музея все подвиды щитомордников. На Сидеми я насчитал их семь.
Он рассказал детям, что в первые годы гадюки встречались очень часто, постоянно кусали собак и лошадей. Одну кобылу, несмотря на все усилия, спасти не удалось. Однако теперь табуны вытоптали змей.
Лиза широко раскрыла ясные голубые глаза:
- Значит, если она все-таки ужалит, можно умереть?
- Наша гадюка не так опасна, как кобра, гюрза или гремучая змея, но - особенно в жаркий день - действие ее яда очень сильно. Если нет ранки во рту, не потресканы губы, сразу же постарайся высосать яд. Еще надежнее сделать надрез, так чтобы поглубже захватить следы зубов. Кровь вымоет яд. Но все равно нужно перехватить чем-то: веревочкой, лентой, шнуром - повыше укушенного места, поставить уксусный компресс. У нас здесь встречается змеиная трава, я вам ее покажу, она похожа на коноплю. Компресс из нее хорошо вытягивает яд. А собаки, я сколько раз видел, после укуса выискивают и едят целебную для них травку, хотя этому их никто не учит…
В следующее воскресенье Михаил Иванович повел ребят на сопку против усадьбы. За десятилетие на полуострове не произошло ни одного пожара и сохранившиеся в земле корни могучих когда-то лесов начали буйный рост. Сопка густо поросла почти всеми породами дальневосточных широколиственных деревьев. Для наблюдений за зверьем от ее вершины до подножия прорубили широкую полосу, назвав гору Просека. Вместе с лесом здесь, естественно, появились разнообразные лесные жуки, бабочки, птицы. Просека стала ближайшим к дому заповедником.
Группа углубилась в заросли, добралась до первой террасы. Здесь сильно пахло лесной сыростью, грибами, прелым листом. Михаил Иванович огляделся, заметил обомшелый камень, положил на него несколько сухих веток, сел. Малыши, в простеньких, материнской работы рубашках, штанишках и платьицах, расселись вокруг и затихли: они знали - сейчас отец расскажет что-то интересное.
- Видите среди кустов и опавших листьев чуть заметные тропинки? Это - прогулочные аллеи редких лесных жуков. Они, как и самые красивые бабочки, предпочитают гулять и летать по ночам. Но бабочек мы будем ловить ночью на свет фонаря, а жуков… Ну-ка, Шурка, вынь из мешка одну из банок, что мы с тобой подготовили вчера. А ты, Юрка, бери лопату, копай поперек тропинки ямку.
Он отметил концом палки - где копать, потому что так называемые "аллеи" нужно было рассматривать почти и микроскоп. Шустрый Юра быстро подготовил место для банки.
- Так, теперь ставьте ловушку вровень с землей, заравнивайте и маскируйте подходы, чтобы "гуляющие" не заметили нашу хитрость.
Дети трудились споро, с удовольствием, вкопали в указанных местах еще несколько банок.
- Все, папа, а дальше что?
- Ночью жуки выйдут на прогулку, побегут по своим тропам и - бух в ловушку. Вылезти оттуда по гладким стенкам они не смогут, будут сидеть на дне. А чтобы пленники могли спрятаться от птиц, давайте бросим в каждую банку по нескольку листиков.
Утром ребята с рассветом убежали в лес, а к завтраку с гамом ворвались в столовую:
- Папа, мама, смотрите, сколько нападало! Есть огромные, усатые, а есть - как радуга!..
За лето в банки попали сотни то отливающих рубином, то изумрудам, то бронзой редких карабусов, капталябрусов и других цепных для коллекций насекомых.