В книге известного канадского писателя Ф. Моуэта рассказывается о том, как в закрытую бухту в районе Ньюфаундленда прибой забросил кита-полосатика и как автор пытался спасти его от посягательств "охотников" из близлежащего городка. Драматическая фабула книги дополняется обширными сведениями о природных условиях Северной Атлантики, о китах и других обитателях океана. Со страстью и гневом призывает писатель активно бороться за охрану окружающего нас животного мира, за бережное отношение к природе.
Содержание:
Фарли Моуэт - КИТ НА ЗАКЛАНИЕ 1
ПРЕДИСЛОВИЕ 1
ГЛАВА ПЕРВАЯ 2
ГЛАВА ВТОРАЯ 4
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 6
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 8
ГЛАВА ПЯТАЯ 10
ГЛАВА ШЕСТАЯ 13
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 15
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 17
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 19
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 20
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 22
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 24
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 26
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 28
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 30
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ 31
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ 33
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ 35
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ 37
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ 38
ПОСЛЕСЛОВИЕ 40
Примечания 41
Фарли Моуэт
КИТ НА ЗАКЛАНИЕ
Гадаем мы и водим хоровод,
А Истина безмолвно в центре ждет.
Р о б е р т Ф р о с т
"Истина внутри круга"
Человек потерял контакт с природой планеты, построил свою жизнь на хитроумии и изобретательности и потому рассматривает животных сквозь лупу человеческих знаний, а она увеличивает перышко или шерстинку, но образ в целом лишь искажает. Мы относимся к животным свысока, полагая, что судьба их достойна сожаления, - ведь по сравнению с нами они весьма несовершенны. Но мы заблуждаемся, жестоко заблуждаемся. Ибо нельзя к животным подходить с человеческой меркой. Их мир старше нашего и совершеннее, и сами они - существа более законченные и совершенные, чем мы с вами. Они сохранили многие из чувств, которые человек растерял, и живут, прислушиваясь к голосам, которые недоступны нашему слуху. Животные - не меньшие братья наши и не бедные родственники; они - иные народы, вместе с нами угодившие в сеть жизни, в сеть времени; такие же, как и мы, пленники земного великолепия и земных страданий.
Г е н р и Б е с т о н
"Дом на краю"
ПРЕДИСЛОВИЕ
Несколько лет тому назад в его доме, в маленьком канадском городе Порт-Хоупе, на берегу озера Онтарио, я увидел на стене гостиной вырезанную из газеты карикатуру: хозяин дома, известный писатель Фарли Моуэт, стоя в разинутой пасти кита, в одной набедренной повязке, всклокоченный, возбужденный, обращается к своим согражданам с призывом спасти великанов океанских просторов.
Фарли Мак-Гилл Моуэт по образованию биолог. Родился в мае 1921 года в семье библиотечного работника, в провинции Саскачеван, считавшейся в те годы далекой и труднодоступной окраиной Канады. Основное население Саскачевана - индейцы, жили в тесном общении с природой, с бескрайними лесами, с несметными стадами животных, сохраняя свой уклад жизни.
Дядя Моуэта, биолог, взял однажды мальчика с собой на Север. Эта поездка на всю жизнь запомнилась Фарли, зажгла в его душе любовь к суровой красоте заполярных областей Земли.
Получив среднее образование, Фарли Моуэт поступил в Торонтский университет на биологический факультет. Учебу прервала начавшаяся война с фашизмом. В составе американских войск Фарли Моуэт высадился в Сицилии, воевал в Западной Европе; в 1945 году на Эльбе он впервые встретился с советскими людьми.
Как и его многочисленные сверстники, Моуэт возвращался на родину, преисполненный лучших надежд. Ему казалось, что отныне человечество сумеет по-настоящему ценить все прекрасное и гуманное, станет куда бережнее относиться к Человеку. Однако, к своему разочарованию, Моуэт обнаруживает, что отчуждение между людьми в капиталистическом мире ничуть не уменьшилось. Молодой человек, прошедший сквозь огонь самой жестокой в истории войны, не может найти себя в этом мире. И тогда он вспоминает о детских впечатлениях от поездки на Север, о встречах с эскимосами, чья жизнь представлялась ему безмятежной, вполне соответствующей законам природы и природным склонностям человека.
Новая поездка на Север и встреча с эскимосами не принесла успокоения вчерашнему солдату. Он увидел страшную картину вымирания целого племени, вымирания, в котором был виноват белый человек. Возвратившись, Моуэт пишет книгу "Люди оленьего края". То была жестокая правда о жизни северных народов Америки, оказавшихся бесправными в капиталистическом мире. Успех книги вынудил канадское правительство принять кое-какие меры, улучшавшие положение эскимосов-ихальмютов.
К этому времени Фарли Моуэт издал уже повесть о военных годах "Полк", но только книга "Люди оленьего края", на каждой странице которой звучал призыв о помощи гибнущему народу, принесла писателю подлинную славу.
На русском языке вышло несколько книг Фарли Моуэта - "Люди оленьего края", "Отчаявшийся народ", "Испытание льдом", "Не кричи - волки!", "Проклятие могилы викингов". Основное внимание писателя сосредоточено на судьбе малых народов канадского Севера. Его волнуют и проблемы сохранения окружающей среды, природы, животного мира - важного источника жизни этих народов и всего человечества.
Моуэт много читал и слышал, что в Советском Союзе судьба народов, родственных эскимосам и индейцам Канады, сложилась совсем иначе. Он мечтал лично убедиться в успехах, которых достигли народы Советского Севера.
В 1966 году Фарли Моуэт приехал в нашу страну. Он проделал большое путешествие по Советскому Союзу, по его северным окраинам.
В Ленинграде Моуэт был гостем студентов Северного отделения педагогического института имени Герцена, где учатся представители малых народов нашей страны - от Чукотки до Кольского полуострова.
Из Москвы туманным осенним утром мы вылетели в далекий Якутск. Чем дальше на север, тем становилось холоднее. В Якутске уже трещали тридцатиградусные морозы. Тем не менее на демонстрацию в честь годовщины Октября Фарли Моуэт вышел в клетчатой шотландской юбочке, которую он надевает в самых важных случаях, желая выразить свое искреннее уважение.
Моуэт с интересом осматривал город, знакомился с искусством якутского народа.
Из Якутска путь лежал далеко на север, в устье Колымы. Здесь Моуэт встретился с представителями малых северных народов - чукчами и юкагирами, охотниками и оленеводами. Мы посетили школу-интернат, детские сады, совершили полет на вертолете в глубину колымской тундры, побывали в оленеводческом совхозе.
Вернувшись на родину, Фарли Моуэт выступал по радио и телевидению с рассказами о нашей стране, написал несколько статей для канадских и американских журналов.
Вторую поездку по Советскому Союзу Моуэт совершил три года спустя; мы сознательно избрали маршрут, почти полностью повторяющий первый. Мы снова побывали в Якутске, в Иркутске, посетили Мирный и Чернышевский, а с Колымы отправились в Магадан. Там нас пригласили на концерт Государственного чукотско-эскимосского ансамбля "Эргырон".
После возвращения на родину Фарли Моуэт написал большую книгу "Сибиряки", в которой рассказал о двух своих путешествиях по нашей стране, о грандиозных изменениях в жизни народов и народностей Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера.
Эта книга стала сенсацией и разошлась в количестве, небывалом для Канады.
Во время нашей встречи в Порт-Хоупе, поглядывая на карикатуру, Моуэт рассказал мне о задуманной им книге о ките.
Мне кажется, он тогда же ее и начал.
Дом Моуэта расположен в конце улицы Джон-стрит, упирающейся в берег озера. Цветной, неяркий фонарик на крыльце светит в темноте, как маленький маяк, притягивая взгляд позднего прохожего.
Кабинет писателя расположен в глубине первого этажа; во всю длину комнаты тянется некрашеная деревянная пластина, заменяющая письменный стол, окна выходят в небольшой дворик.
Хозяин дома начинает работу на рассвете.
Стрекочет пишущая машинка. Черный пес Альберт знает, что хозяина не дождаться до полудня; пес дремлет на заднем крыльце, ловя чутким ухом шум волн великого Онтарио.
После полудня на крыльцо выходит Моуэт. Он небольшого роста, крепко сбит, лицо обрамляет небольшая, пышная борода.
Собака бежит впереди, у берега останавливается, вопросительно оглядывается на хозяина, просит разрешения броситься в воду.
Моуэт смотрит на рейд, где на волне покачивается его небольшая шхуна. Сколько миль пройдено на ней в водах, омывающих остров Ньюфаундленд, где Моуэт прожил несколько лет в небольшом рыбацком селении. Сколько пройдено проливов, морей, устьев больших и малых рек. Последним был путь через залив Святого Лаврентия, по реке, сюда, на рейд городка Порт-Хоуп, где Фарли Моуэт решил обосноваться после долгих лет скитальческой жизни.
Появление новой книги Моуэта "Кит на заклание" было встречено с большим интересом. Эту книгу, изданную массовым тиражом, я видел в книжных магазинах Найроби, Дар-эс-Салама, Парижа и Цюриха. Люди покупали и читали ее, во многом разделяя тревогу автора, озабоченного тем, чтобы сохранить облик нашей планеты.
Уверен, что эту книгу с интересом прочтет и советский читатель.
Ю. Рытхэу
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Над гористыми бесплодными землями Ньюфаундленда вздымались черные, как сажа, облака. Злобный норд-ост обрушивал вихри колючего снега на Порт-о-Баск - горстку малопривлекательных деревянных строений, беспорядочно разбросанных среди холодных скал и ледяных болот. Морозный пар поднимался над гаванью и сливался с клочьями облаков, летевших через пролив Кабота к холмам мыса Бретон и дальше, в сторону материка Северной Америки.
Сурово обходится январь с островом Ньюфаундленд. Сурово обошелся он и с нами - со мной, моей женой Клэр и еще сотней пассажиров высокого, похожего на гигантский амбар парома "Вильям Карсон". Обычно переход от порта Сидни на полуострове Новая Шотландия до Порт-о-Баска занимает шесть часов, но на сей раз из-за шторма он растянулся на целый день, и "Карсон", измученный борьбой с волнами и ветром, жестоко отыгрался на пассажирах за все свои обиды. Досталось и неживому грузу: десятитонный бульдозер, прикрепленный к палубе полудюймовыми тросами, сорвался с места и, пробив стальной фальшборт, исчез в зеленоватых водах пролива. Пассажиры, бледные и несчастные, беспомощно лежали в пахнущих рвотой каютах.
Наконец "Карсон" пересек гавань, не без труда пришвартовался, и обрадованные, но все еще едва держащиеся на ногах мужчины, женщины и дети сошли на берег. Большинство из них тут же направилось к допотопным вагонам узкоколейки, которая не спеша повезет их за шестьсот миль отсюда, в Сент-Джонс, столицу острова, расположенную на его восточном побережье. Однако для целой группы пассажиров, в том числе и для нас с Клэр, пытка морским транспортом не кончалась в Порт-о-Баске. Наш путь лежал к разбросанным по всему Юго-западному побережью рыбачьим поселкам, которые тут называют "аутпортами".
Юго-западное побережье представляет собой сотни миль скалистых, обрывистых мысов и фиордов, и добраться до аутпортов можно только на борту, каботажного судна, уходящего в рейс раз в неделю. Оно уже ожидало нас. Неказистый, неряшливый пароходик "Бюржо" ничем не походил на "Вильям Карсон" с его показным величием. Но несмотря на свою заурядную внешность, "Бюржо" отлично умел ладить с неподкупной морской стихией. Это было настоящее рабочее судно, а не плавучий мотель. Больше двадцати лет "Бюржо" без устали сновал вдоль сурового берега, оставаясь единственным связующим звеном между рыбачьими поселками. Для аутпортов, прилепившихся к скалам этого негостеприимного побережья и повисших буквально между небом и водой, каботажка - основное средство связи с внешним миром.
Когда-то "Бюржо" обслуживал около сорока поселков, но к 1967 году добрая половина из них опустела. "Нас ликвидировали", - говорили жители аутпортов, насильственно согнанные со своих мест. Поселения с вековой историей стали жертвой культа "прогресса", а затем на тот же алтарь был принесен и сам "Бюржо": в 1969 году еще вполне работоспособный пароход продали на слом как никому не нужный анахронизм минувшего века. Оставленный у причала в порту Сент-Джонс, он был ободран любителями сувениров; в трюмы его проник ледяной холод, царящий на всех погибших кораблях.
Однако в "Бюржо" еще теплилась жизнь. Темной зимней ночью, не дожидаясь, пока ацетиленовые горелки начнут вгрызаться в добрую шотландскую сталь его остова, "Бюржо" вернулся в родную стихию. Так тихо, что этого не заметил даже портовый сторож, пароход опустился на дно гавани, где покоится и поныне, - вечный укор портовым властям, незабвенный герой для многих тысяч рыбаков, знавших и любивших "Бюржо" в течение всей его долгой жизни.
Но в январе 1967 года "Бюржо" был еще в расцвете сил. Подгоняемые ветром и мокрым снегом, мы поднялись на палубу, где нас приветствовал капитан "Бюржо" Ро Пенней. Невысокий, ладный, подтянутый Пенней стеснялся женщин, и при виде Клэр он покраснел и опустил глаза.
- А! Вот вы и вернулись, - пробормотал он, обращаясь к палубе у себя под ногами. - Спускайтесь в каюту, обсушитесь. Ну и ненастье нынче, ну и ненастье...
Разговаривать со мной ему было куда легче.
- Поднимайтесь на мостик, шкипер Моуэт, - сказал он. - Будем отчаливать, пока норд-ост не разыгрался еще пуще.
С тех пор как мы с Клэр поселились на Юго-западном побережье, мы совершили по крайней мере дюжину переходов на каботажке капитана Пеннея. Познакомились мы с ним в сумрачных фиордах залива Бей-Деспэр в 1961 году, когда, не справившись с починкой допотопного двигателя моей старенькой шхуны, я подвел ее к борту "Бюржо". На помощь мне пришел старший механик; больше того, сам капитан Пенней посетил мое скромное судно, предварительно испросив на то разрешение. Он оказал мне большую честь, назвав меня шкипером, и с тех пор постоянно величал меня так.
Я относился к нему с неизменным почтением; но, увы, Ро Пеннея, как и его судна, уже нет на свете. Весной 1970 года, во время жестокого шторма - можно сказать, настоящего урагана, - он, находясь в Сидни, получил сигнал бедствия от сейнера, тонувшего в проливе Кабота, и вышел спасать его на железнодорожном пароме "Патрик Моррис". Сейнер пошел ко дну, прежде чем "Патрик Моррис" до пего добрался. В то время как капитан Пенней пытался выловить тело одного из погибших рыбаков, на "Моррисе" открылся люк в кормовой части, и паром начал тонуть. Капитан приказал команде покинуть судно, но, поскольку троих членов экипажа парома никак не удавалось разыскать, сам капитан отказался сойти в спасательную шлюпку. Этот тихий, скромный человек до последней минуты остался верен себе.
Капитан Пенней потянул за фал пароходного гудка; над неспокойными водами гавани печально разнесся густой и хриплый голос "Бюржо". Матросы отдали швартовы, и мы, пятясь, медленно отошли от причала. Миновав фарватерный буй, наш пароходик взял курс на восток, кренясь под напором сильного ветра и стараясь держаться поближе к маячившей сквозь снежную завесу земле, служившей нам хоть каким-то укрытием.
Я спустился в старомодный салон со старинными окошечками из оплетенных свинцом стеклянных ромбиков, с потертыми белыми скатертями и видавшим виды, но отлично вычищенным столовым серебром. Там собралось большинство пассажиров - они подкреплялись чаем с бутербродами и дружелюбно болтали: на Юго-западном побережье все знают друг друга, хотя бы понаслышке. Клэр сидела между пожилым рыбаком и его коренастой, говорливой женой. Наверху свистел в снастях норд-ост, под нами глухо билось сердце старенькой поршневой машины; нам докладывали последние новости побережья.
Слыхали ли мы, что правительство решило "ликвидировать" поселок Грей-Ривер?
- А я говорю, - насмешливо фыркнул рыбак, владелец небольшого траулера, - ничего из этого не выйдет. Чтоб ликвидировать Грей-Ривер, нужна баржа динамита, не меньше. И то еще неизвестно - тамошнему народу и динамит нипочем.
Уловы в последнее время никудышные.
- Уж больно штормило всю осень. Которые с лодок ловят, так почти ни разу и в море не выходили. Даже мы, на траулерах, больше от ветра бегали, чем промышляли.
Но нет худа без добра.
- Зато карибу - видимо-невидимо. К самой воде подходят, водоросли едят. Да, мяса в этом году - ешь, не хочу.
Он сочно причмокнул и подмигнул жене, которая поспешила вставить словечко.
- На острове Рамеа новую школу открыли, - затараторила она. - А Люси Финли, что из Москито-Харбор, опять родила, а, между прочим, муж ее уже десятый месяц на материке, на заработках. Помните студента, проповедника-то нового, которого как раз перед вашим отъездом назначили? Так вот, он окрестил ребеночка, да и был таков. Но я его, кстати, не виню. У этой Люси теперь тринадцать, и ни один на мужа ее не похож, с какой стороны ни гляди.
Опустошив две чашки чаю и принявшись за третью, владелец траулера из вежливости поинтересовался, где мы были,
- В Европе, - сказал я и с законной гордостью бывалого путешественника добавил: - И в России. Сперва в Москве, потом всю Сибирь проехали до самого Тихого океана. И на Северном Ледовитом побывали.
- В России! Да, далеко забрались... Что ж, небось приятно теперь домой в Бюржо возвратиться... Да, уловы у нас в этом году - дрянь. Но зато сельди - хоть руками бери! Пятьдесят лет такого не бывало!
Бюржо, конечный пункт нашего путешествия, давший название и пароходику, на котором мы плыли, был самым крупным поселением на всем побережье. Последние пять лет мы считали Бюржо своим домом, и теперь, после шести месяцев самых разных переживаний и приключений нам не терпелось вернуться домой и отдохнуть от треволнений современной цивилизации.
Бюржо расположен в девяноста милях восточнее Порт-о-Баска, в столь неприютном районе побережья, что, кроме живущих там рыбаков и моряков, о Бюржо мало кто знает.