Во вторник уже к полудню погода разгулялась, и давешние стрелки, прослышав, что китиха еще жива, решили не упустить случая еще раз позабавиться. Плохо было одно - кончились патроны. Однако охотники нашли превосходное решение этой проблемы. Как и многие другие провинциальные канадские городишки, Бюржо имеет так называемых "рейнджеров" - полувоенную организацию добровольцев, одному из которых временно присваивается чин офицера канадских вооруженных сил; он и командует городским подразделением. Каждому рейнджеру выдается боевая винтовка Ли-Энфилда. Ящики с патронами хранятся в штабе подразделения; часть их регулярно выдается бойцам для "учебной" стрельбы, а остальное хранится на случай объявления "чрезвычайного положения". Все патроны, отведенные на учебную стрельбу, в Бюржо давно израсходовали, главным образом на карибу, лосей и тюленей.
Случилось так, что среди "китобоев" было несколько рейнджеров. Во вторник утром один из них явился к заместителю командира подразделения, который, между прочим, был одним из старших служащих рыбозавода, и попросил выдать рейнджерам патроны. Он не утверждал, будто в Бюржо сложилось чрезвычайное положение. Он просто указал на то, что стрельба по движущейся мишени никому еще не вредила, а о лучшей мишени, чем "этот кит в Олдриджской заводи", и мечтать не приходится.
Патроны были выданы. Сколько именно, мне не удалось установить, но на берегах Олдриджской заводи я насчитал более четырехсот пустых гильз с отличительным знаком арсеналов канадских вооруженных сил.
Рейнджеры, по-видимому, чувствовали себя намного неловко. Возможно, они знали, что не все в городе одобряют стрельбу по китихе. А может быть, бойцов смущала незаконность их действий, поскольку в это время года не то что пользоваться огнестрельным оружием, а даже носить его за пределами города запрещается, - таков закон, принятый для защиты карибу и лосей от браконьеров.
Во всяком случае, во вторник лодки с вооруженными людьми вошли в Олдриджскую заводь лишь вечером, после того как все рыбаки покинули заводь. Рейнджеры действовали так осторожно, что никто даже не видел, как они отошли от причала. И если бы неожиданно в заводи не появилась плоскодонка с мужчиной и мальчиком, которые везли домой бочку родниковой воды из источника на берегу залива Га-Га, имена и подвиги рейнджеров остались бы неизвестными. Восемь из одиннадцати присутствовавших принимали участие в воскресном дебоше; остальные трое были весьма уважаемые горожане, которые не сумели позабавиться с китихой в воскресенье из-за своих общественных обязанностей.
Человек, ходивший с сыном на плоскодонке за водой, не скрыл от соседей того, что он увидел в заводи.
- Мы слышали выстрелы еще у ручья, но не обращали на них внимания, пока не вошли в протоку. Парнишка мой стоял на носу, и не успели мы выйти в заводь, как прямо у него над головой просвистела пуля, так близко, что ему даже дунуло в лицо. Мы сразу причалили и спрятались за камень. Потом я потихоньку высунулся. Поглядели бы вы, что там творилось! Я в жизни ничего такого не видал. Они были как бесноватые, эти парни из Шорт-Рича! Устроились на камнях кругом всей заводи, пьют прямо из бутылок, стреляют, орут, хохочут! Пули так и свищут! Просто чудо, что эти дурни друг друга не поубивали!
Забава, которую он наблюдал в Олдриджской заводи во вторник, была всего лишь повторением воскресного обстрела.
Весьма существенная для китихи разница заключалась только в том, что во вторник по ней стреляли пулями в стальных оболочках, имеющими гораздо большую пробивную способность, чем мягкие свинцовые пули, какие продают охотникам. Если свинцовые пули разлетались на куски, оставляя в подкожном жире китихи сравнительно неглубокие раны, то стальные пробивали жир и проникали глубоко в тело.
- А китиха совсем ума лишилась, - рассказывал все тот же очевидец, - вылезла на мелководье в восточном конце заводи, подальше от парней, а там воды-то кот наплакал! Как она билась! Хвост прямо в небо взлетал! Страшно было смотреть. А пули так и чмокали в нее: шмяк! шмяк! Потом вырвалась туда, где поглубже, развернулась - и прямо на нас! Ну, думаю, сейчас от нас только мокрое место останется. Вот долетела она до протоки и вдруг пасть разинула - а пасть у нее, как те воздушные шары, что в войну против немецких самолетов запускали, - и остановилась как вкопанная. Нет, говорю я сыну, пошли-ка отсюда подобру-поздорову. Выгребли мы обратно в Га-Га и кругом мыса завернули. Я бы скорее через океан в плоскодонке пустился, чем пошел в тот вечер через Олдриджскую заводь.
Этот человек сообщил и еще об одной подробности. Обогнув Олдриджский полуостров и войдя в залив Шорт-Рич, он увидел там четырех китов.
- Три плавали, где поглубже, этак метрах в трехстах от берега, а четвертый крутился прямо в бухте, которая в пролив ведет. Куролесил он еще почище, чем китиха в заводи! Сперва фонтан пустит вышиной с колокольню, потом как разгонится - и в пролив, до самого мелководья шпарит. Волна от него весь берег заливала. Мы с парнишкой отгребли за Фиш-Рок и пошли вдоль островов. Длиннее вышло, конечно, но уж лучше было держаться от этого молодца подальше. Не дай бог такому поперек дороги стать!
Братья Ганн были в тот вечер у себя дома в Мади-Хоул и о новой атаке на китиху ничего не знали. Проведя утром несколько часов в ее обществе, они отчасти уже считали китиху своей подопечной и проникались все большим сочувствием к ее безвыходному положению.
- Видно было, что ей тяжко приходится, - вспоминал Кеннет. - Такому зверю нет ничего хуже, чем в клетке сидеть. Ведь киты - животные компанейские. Иной раз мы с Дугом думали, что, может, она оттого и тянется к нам, что ей тоскливо одной. Пока мы потрошили треску, она то и дело к нам подплывала. Другой раз оглянешься - а она прямо под лодкой идет, тихонько-тихонько, ни одного пузырька не видать. Башку повернет и одним глазом прямо на нас смотрит. Мы стали откладывать сельдь, которую у трески из брюха доставали, и как китиха подплывет - за борт вываливали. Я, правда, не видел, чтоб она эту сельдь ела. А когда мы потроха выкидывали, она так и шарахалась в сторону. И пока все потроха не уносило водой, она к нам даже близко не подходила.
Вернувшись в заводь в среду, братья заметили, что вид и поведение китихи изменились.
- Она дышала гораздо чаще, - рассказывали они потом, - и фонтан у нее стал пониже. Уйдет в глубину, а через пару минут уже возвращается. Когда она проплывала возле нас, видно было, что спина у нее вся в пятнах, размером с долларовую монету. Дуг сказал - наверное, от пуль, а я ему говорю - не может быть, чтобы в ней столько пуль сидело. Это, говорю, наверное, рачки к ней цеплялись, а она их содрала. Но недолго мы гадали, потому что, когда мы уже входили в протоку, из залива Шорт-Рич пришли две моторки и из них на берег выскочило шестеро мужиков с армейскими винтовками. В одной лодке был Джордж Олфорд, и он как соскочил на камни, так сразу стал стрелять. Мы их окликнули и велели им подождать, пока мы выйдем из заводи, а Джордж нам крикнул, что у него приказ китиху добить. Мол, чтобы понапрасну не страдала. Я им сказал, что это глупость и что они только друг друга перебьют. Но они нам не ответили, а как только мы вошли в протоку, принялись палить. Дуг мне говорит - надо, чтоб кто-нибудь прекратил это безобразие. Но только полиция ведь все равно вмешиваться не станет, пока начальство не прикажет, а начальство-то и само было не прочь позабавиться... Нам за рыбой надо ходить, да люди воду тоже через заводь возят, а попробуй сунься туда - пристрелят!
Непрекращавшиеся атаки на китиху, о которых я все еще ничего не знал, не были тайной для большинства жителей Бюржо. Стрельба отчетливо слышалась в восточной части города, и наконец у тех, кто пользовался водным путем через Олдриджскую заводь, лопнуло терпение. Несколько рыбаков из поселка Мади-Хоул решили предпринять кое-какие шаги.
За несколько лет, прожитых мною в Бюржо, меня не раз просили выступить в защиту отдельных жителей городка или целых коллективов, которые чувствовали, что самим им до властей не докричаться. Наши соседи не очень ясно представляли себе, в чем заключается работа писателя, но им казалось, что "там, в верхах", я пользуюсь авторитетом.
В четверг после ужина двое рыбаков с острова Смолс принесли нам в подарок тресковые языки и огромный кусок палтуса. Сидя на диване, гости некоторое время обсуждали с нами уловы, погоду и другие злободневные проблемы. Настоящая причина визита выяснилась, лишь когда они собрались уходить.
- Вы, наверное, слыхали про кита, шкипер?
- Кита? По-моему, их несколько - в заливе Га-Га.
- Нет, про другого кита. Про того, что в Олдриджской заводи. Здоровый такой. Он там уже давно.
- Откуда в Олдриджской заводи мог взяться кит? - недоверчиво спросил я. - Как он выглядит?
- Да я точно не знаю, - уклончиво ответил один из гостей. - Вроде бы черный. С большим плавником на спине. Говорят, ему никак не выбраться... В общем, до свидания, миссис. До свидания, шкипер.
И они ушли.
- О чем это он говорил, как ты думаешь? - спросил я Клэр.
- Откуда я знаю? Может, какая-нибудь гринда случайно застряла в заводи.
- Может быть. Но если уж они шли в такую даль, чтобы сказать нам об этом, то почему исчезли, как только я начал задавать вопросы? Нет, тут что-то не так. Я, пожалуй, загляну к Симу, авось он что-нибудь знает.
Я, как и Клэр, склонен был думать, что кит в Олдриджской заводи (если он вообще существует) скорее всего гринда; но кто знает, думал я, может, там косатка - кит-убийца. На эту мысль навело меня упоминание о большом плавнике. Кроме того, местные траулеры в последнее время встречали стада косаток недалеко от острова Бюржо. У меня разыгралось любопытство.
Я застал Сима Спенсера одного; он сидел у себя в лавочке и старательно писал что-то в своем гроссбухе. Довольно неохотно, как мне показалось, он признался, что действительно слышал о китихе, застрявшей в Олдриджской заводи. Я спросил, почему он, зная, как меня интересуют киты, ничего не сказал мне о ней. Он смутился.
- Да тут такое дело, - начал он, подбирая слова. - Глупость всякая... стыдно даже сказать, что там творилось в заводи... не хотелось вас беспокоить из-за таких людей... Но раз уж вы все равно узнали, то это, пожалуй, даже к лучшему.
Я тогда не понял, что он имел в виду, но довольно скоро все разъяснилось. Соседи не говорили мне о событиях в Олдриджской заводи, потому что им было стыдно за своих сограждан и особенно стыдно перед посторонним - даже по исходе пяти лет меня все еще считали новоселом.
Сим повел меня к Ганнам. Поначалу братья рассказывали о ките неохотно; они мялись и отнекивались, однако в конце концов все же описали мне внешний вид животного во всех подробностях, и я понял, что как это ни невероятно, но в Олдриджскую заводь, очевидно, попал один из крупных китов-полосатиков. Я бывал в заводи и знал, что она представляет собой почти идеальный естественный океанариум, достаточно большой для того, чтобы с удобством разместить там даже синего кита.
Насколько мне было известно, возможность установить тесный контакт с великим и загадочным левиафаном представлялась человеку впервые в истории; меня эта возможность чрезвычайно взволновала. Я так торопился домой, мечтая рассказать обо всем Клэр, что пропустил мимо ушей последнее замечание Кеннета Ганна:
- Поговаривают, будто в кита стреляли, шкипер, и, может, даже ранили. Да и сейчас еще стреляют.
Верно, какой-то идиот палил по киту из дробовика, подумал я, и тут же забыл об этом. В сгущавшихся сумерках, с волнением думая о завтрашнем дне, я торопливо шел в Мессерс, и воображение рисовало мне неслыханные перспективы, которые откроются перед исследователями, если пленник Олдриджской заводи действительно окажется одним из морских гигантов.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Рано утром я позвонил Дэнни Грину, сухощавому, саркастичному и чрезвычайно умному человеку лет тридцати пяти, который раньше ходил стивидором на траулере, но недавно сменил профессию и был теперь командиром и единственным членом экипажа полицейского катера. Дэнни был в курсе всего, что происходило на Юго-западном побережье, и охотно комментировал события, а главное - он знал китов и очень ими интересовался. В ответ на мой вопрос об Олдриджском ките он сообщил мне совершенно поразительную новость:
- Уверен, что это один из самых крупных видов, Фарли. Точнее сказать не могу - я его еще не видел. Но возможно, - горбач, финвал или даже синий кит. - Дэнни помолчал, потом добавил: - Если от него хоть что-нибудь осталось. По нему там всю неделю палили из винтовок.
И Дэнни подробно описал события. Сначала я был просто ошарашен, потом пришел в ярость.
- Да что они, с ума посходили? Это же потрясающая удача! Если кит выживет, Бюржо прославится на весь мир. Палить по киту из винтовок! А куда, собственно, смотрит констебль?
Дэнни объяснил, что единственный имеющийся в наличии полицейский - человек новый и лишь замещает нашего постоянного констебля, ушедшего в отпуск. Этот новичок, констебль Мэрдок, был родом из Нью-Брансуика и мало что знал о Ньюфаундленде, а о Бюржо - и вовсе ничего. Официальной жалобы насчет кита никто не подавал, и констебль не чувствовал себя вправе вмешиваться в жизнь чужого города по собственному почину.
Я попросил Дэнни позвать его к телефону.
- Между прочим, сейчас даже ношение огнестрельного оружия за пределами города является нарушением закона, - сказал я констеблю. - Неужели вы не можете прекратить стрельбу?
Мэрдок обещал принять меры. Он сказал, что лично отправится в Олдриджскую заводь, и предложил меня подвезти. Но мы с Клэр уже договорились идти в заводь с Куртом Бангеем и Уошем Пинком - рыбаками из Мессерса, которые вместе ходили в море на новом баркасе Курта. Странное зрелище представляла эта пара. Курт, недавно женившийся юноша, был наделен круглыми голубыми глазами, носом пуговкой и пухлым кругленьким ротиком на круглом пунцовом лице. Даже тело у него было округлое, точно цилиндр, посаженный на крепкие и круглые, точно бревна, ноги. А Уош Пинк выглядел его полной противоположностью - угловатый и сухощавый, он был много старше Курта и прожил трудную молодость в отдаленном аутпорте. Курт был болтуном и прирожденным рассказчиком, а Уош почти не раскрывал рта - разве что в минуты величайшего душевного напряжения.
Я повесил трубку, и скоро мы уже мчались в баркасе Курта. От волнения меня била дрожь; я с надеждой внушал себе, что мы найдем гигантского кита живым и невредимым, но уже мгновение спустя думал, что он, наверное, ушел в море, потом начинал опасаться, что он погиб от ран. Судя по записям в дневнике Клэр, она, как обычно, сохраняла спокойствие:
"Дул северо-западный ветер, причем около сорока миль в час, так что я подумала, может, мне лучше остаться дома. Но Фарли сказал, что я потом всю жизнь буду раскаиваться. А я сказала, что Бюржо есть Бюржо и я не удивлюсь, если этот "огромный кит" окажется обыкновенным дельфином. Пока мы шли через Шорт-Рич, нас ужасно качало, и было холодно, но наконец мы благополучно добрались до бухты и осторожно вошли в нее. Отлив начался еще несколько часов назад, воды в проливе было всего полтора метра, и Курт беспокоился за свой новый баркас.
Когда мы вышли из пролива, светило тусклое зимнее солнце, и заводь была очаровательна. Это отлично защищенная от ветра естественная гавань, окруженная каменистыми холмами, самый высокий из которых расположен на полуострове Ричардс-Хэд и возвышается почти на сто метров над уровнем моря. В расщелинах скал кое-где виднелись кустики чахлой ели.
В заводи не было никого, кроме нескольких чаек, паривших в вышине. Мы жадно оглядывались в поисках хоть каких-нибудь признаков кита и готовились к тому, что он сейчас выскочит неизвестно откуда и бросится на нас. Но кита мы не нашли, и я лично решила, что он уплыл, - а может, его и не было там никогда.
Я уже хотела спускаться в каюту и попытаться немного согреться, как вдруг кто-то из наших вскрикнул. Мы все обернулись и увидели длинную черную тень, гигантскую, точно сказочный морской дракон. Сначала из воды бесшумно поднялась голова, потом спина и наконец высокий плавник, который тут же исчез. Мы глядели на это огромное чудище, не в силах вымолвить ни слова и едва веря своим глазам. Потом раздались возбужденные возгласы: "Вот так кит! Ну и ну... Метров пятнадцать, а то и двадцать!.. Нет, какая там гринда!.."
Действительно, это был невероятно огромный, одинокий и несчастный кит, бог весть как угодивший в эту каменную клетку.
Мы завели мотор и вышли на середину заводи как раз в тот момент, когда из пролива показался полицейский катер, направлявшийся к нам. Фарли крикнул Дэнни Грину, что надо поставить оба катера на якорь в глубоком месте возле южного конца заводи и заглушить моторы.
И началась наша долгая, долгая вахта.
Часы пролетали, как минуты. Было бесконечно увлекательно следить за плавным, можно даже сказать грациозным, движением этого гигантского животного. Оно все кружило и кружило по заводи, всплывая через каждые четыре-пять минут и сначала проходя довольно далеко от нас; но так как мы сидели совершенно неподвижно, круги стали постепенно сужаться, и кит проплывал все ближе к нашим лодкам.
Два раза из воды поднималась гигантская голова кита. Она была размером с небольшой коттедж, сверху черная и блестящая, а снизу белая, как рыбье брюхо. Когда морда скрывалась в волнах, на поверхности показывались дыхала, потом длинная, широкая спина, похожая на днище перевернутого корабля. Под конец появлялся спинной плавник метра в полтора высотой, а затем вода вздувалась над невидимыми лопастями хвоста, и кит исчезал в глубине.
Фарли определил, что это финвал - второе по величине животное из всех когда-либо живших на Земле. Мы видели следы пуль - полосы и отверстия, усеявшие спину кита от дыхала до самого плавника. Я безуспешно пыталась представить себе людей, которым может доставлять удовольствие стрельба по такому великолепному животному. Чего ради они старались его убить? Поблизости нет ни одной зверофермы, так что использовать мясо кита просто невозможно. Люди его есть не станут. Нет, не расчет и не голод побудили наших сограждан стрелять в кита; им просто хотелось его убить. В сущности, тут, наверное, та самая жажда убийства, которая заставляет охотников-любителей на материке выезжать на своих роскошных машинах за город, чтобы стрелять кроликов и сурков. Ведь это только кажется, что лишить жизни огромного кита - куда более чудовищный поступок.
Даже когда кит плыл под водой, мы следили за его курсом по гладкой дорожке, появлявшейся на поверхности от движения его невидимого хвоста. Кит держался на глубине не больше двух метров и постепенно приближался к нам, так что мы скоро начали различать в темной воде зеленовато-белое мерцание его боков.
Наконец он стал проплывать всего метрах в десяти - двенадцати от нас. Иногда он как будто внимательно поглядывал на нас, словно пытаясь определить, опасны мы или нет. Как ни странно, мне ни разу не пришло в голову, что он может быть опасен. Позже я спрашивала у остальных, испытывали ли они страх перед этим гигантом - самым могучим из когда-либо виденных нами животных. Все говорили, что они ничуть не боялись. Мы были слишком очарованы китом, чтобы испугаться его.