В травяных морях живут и муравьи. Хотя внешне они походят на термитов, но принадлежат совсем к другому отряду. Если термиты относительно близки к тараканам, то муравьи находятся в родстве с осами, о чем свидетельствуют, в частности, их "осиные талии", которыми термиты похвастать не могут. В отличие от термитов муравьи, как и осы, имеют жесткий непроницаемый внешний покров, а потому могут разгуливать под открытым небом даже в самые солнечные дни, не опасаясь высыхания. Муравьи-жнецы неутомимо снуют среди трав, собирая их семена, которые уносят в свои подземные житницы. Там особая группа рабочих с мощными челюстями разгрызает семена, чтобы ими могли питаться другие обитатели гнезда, лишенные таких природных щипцов. Другой вид, муравьи-листорезы, работая челюстями как ножницами, кромсает листья и стебли трав на куски, удобные для переноски в гнездо.
Переваривать целлюлозу муравьи способны не лучше термитов и тоже прибегают к помощи особого гриба. Он принадлежит совсем к иному виду, чем тот, который выращивают термиты, и непосредственно служит пищей муравьям. Гнезда листорезов не приковывают взгляда, как термитники, поскольку строятся они под землей, что не мешает им быть даже еще более огромными. Галереи могут уходить вниз на шесть метров, занимать площадь до двухсот квадратных метров и служить жильем семи миллионам насекомых.
Другие муравьи получают питательные вещества от трав не с помощью грибов, а тлей, которые переваривают лишь малую часть высосанного сока, а остальное выделяют наружу в виде сахаристой жидкости, лестно, хотя и не совсем заслуженно называемой "медвяной росой". Это она образует липкую пленку на земле в саду под растениями, которые поражены тлями. Однако медвяная роса пришлась весьма по вкусу некоторым видам муравьев, и они собирают тлей в стада и доят их, точно люди - коров. Муравьи заставляют тлей выделять медвяную росу, поглаживая их усиками. Они охраняют своих дойных тлей, прогоняя других насекомых с их пастбищ залпами муравьиной кислоты. А некоторые даже строят специальные укрытия из пергамента или глины вокруг стебля или корня, особенно полюбившегося тлям, лишая тех свободы передвижения - точь-в-точь как люди коров в стойлах. Когда лето кончается и тли гибнут, муравьи уносят их яйца в муравейник для сохранности. Весной, когда из яиц выходят новые тли, муравьи доставляют их на удобные пастбища.
Все эти насекомые - тли и муравьи, термиты и кузнечики, клопы и жуки - представляют собой потенциальную пищу для более крупных животных. По травянистым равнинам Южной Америки бродит млекопитающее такого фантастического вида, что, пожалуй, оно могло бы потягаться с любым геральдическим чудищем. Величиной оно с большую собаку. Морда вытянута в длинный изогнутый щуп с глазами и миниатюрными ушами вверху и маленьким узким ртом в нижнем конце. Тело животного покрыто мохнатой жесткой шерстью, а хвост, составляющий половину его общей длины, столь щедро покрыт и снизу и сверху пышными пучками волос, что колышется позади него точно знамя.
Это большой муравьед. Зрение у него очень скверное, слух немногим лучше, зато обоняние на редкость острое, и он находит термитов по запаху их высохшей слюны в стенах термитников. Отыскав гнездо, большой муравьед длинными кривыми когтями на передней лапе расширяет один из главных входов, просовывает морду в пролом и принимается шарить по галереям длинным тонким языком, то втягивая его, то выбрасывая по 160 раз в минуту. И каждый раз язык выбрасывается, заново покрытый слюной, а в рот возвращается с грузом термитов. Зубов у муравьеда нет, и он проглатывает насекомых целиком. Стенки его желудка очень мускулистые и перетирают насекомых с помощью песка и камешков, обычно там имеющихся. За один день большой муравьед съедает таким образом около 30 тысяч термитов.
Свою долю муравьев и термитов съедают и не столь специализированные в выборе пищи еще одни обитатели Южной Америки - броненосцы. Как показывает их название, броненосцы носят панцирь. Состоит он из трех костяных, покрытых гибкими роговыми пластинами щитов на голове, плечах и тазе, между которыми помещаются такие же пояса. Самый заядлый любитель термитов из всех них - гигантский броненосец, по величине сравнимый с большим муравьедом, но куда более откровенный обжора. Вместо того чтобы грациозно приставлять изящную морду к выходу из гнезда, гигантский броненосец роет широкий туннель, прижимая одетую панцирем спину к своду и энергично загребая землю передними лапами, пока не добирается до внутренних помещений колоний термитов. Укусы тысяч охраняющих ее солдат ему, по-видимому, нисколько не досаждают.
Его более мелкие родичи - семипоясный броненосец, а также волосатый и голохвостый - не столь привередливы и с одинаковым удовольствием поедают кроме муравьев и термитов еще и птенцов, кузнечиков или даже плоды и корневища. Свернуться в клубок, спасаясь от опасности, способны только шаровые броненосцы. Трехпоясный шаровой броненосец, свертываясь, смыкает головной щит с хвостовым, так что его тело превращается в сплошь бронированный шар величиной с грейпфрут. Более крупные его родичи также не особенно опасаются таких хищников, как лисицы или ястребы. Гигантский броненосец, как и большой муравьед, просто слишком велик для них, а в случае посягательства может наносить сокрушительные удары передними, приспособленными для копания конечностями. У более мелких панцирь достаточно надежен, чтобы оберечь их при внезапном нападении, а если остальных средств защиты окажется маловато, они стремительно закапываются в землю.
Насекомые, так или иначе питающиеся травами, естественно, не получили их в свое единоличное распоряжение. Маленькие бурые кавии, курносые и бесхвостые, дикие предки одомашненных морских свинок, прокладывают в траве туннели и шмыгают по ним взад-вперед, собирая сочные стебли. Вискачи, грызуны покрупнее - величиной с растолстевшего спаниеля, - живут в лабиринте подземных нор, откуда вылезают вечером и неторопливо объедают траву вблизи входа, чтобы при первом же намеке на опасность успеть до него добраться. Мара, еще более крупный родич кавий, ищет корм на более обширных участках и в дневные часы. Удаляясь от норы, она полагается для спасения на свою быстроту. У нее длинные тонкие ноги и повадки, несколько напоминающие европейских зайцев, например склонность в самый неожиданный момент взмывать в высоком прыжке.
У этих травоядных много врагов. По траве бегают каракары, родственники соколов, и хватают кавий. А ночью к ним подкрадывается саванновая лисица, похожая на шакала. Бродит по пампе и еще более крупный член семейства собачьих - гривистый волк. Собственно, он очень похож на лисицу, но словно отраженную в кривом зеркале. Ноги у него настолько длинные, что рост его равен метру. Они позволяют ему бегать очень быстро, хотя не ясно, почему он в этом нуждается. Никто ни разу не видел, чтобы гривистого волка преследовали какие-то враги (кроме человека, разумеется), а чтобы ловить кавий, особой быстроты не требуется. К тому же он предпочитает добычу помельче - птенцов, ящериц или даже кузнечиков и улиток. Ест он также корневища и плоды.
Да и самый крупный обитатель пампы вовсе не хищник, а любитель травы. Весит он больше гривистого волка и вдвое его выше. Возможно, вы уже сообразили, что речь идет не о млекопитающем, но о птице, о нанду. Иногда его называют южноамериканским страусом, потому что он тоже утратил способность летать, и крылья у него тоже короткие, шея длинная, как и костлявые ноги, приспособленные для стремительного бега. Хотя рацион у нанду самый разнообразный и включает не только насекомых, но и мелких грызунов, основной его корм - трава, и в определенное время года нанду бродят по пампе большими группами, точно стада антилоп.
Гнездо нанду, когда видишь его впервые без достаточного предупреждения, производит ошеломляющее впечатление. Каждое яйцо раз в десять больше куриного. Этого, конечно, можно ожидать, поскольку речь идет о крупной птице. Но в кладке их по меньшей мере два десятка, а известны случаи, когда гнезда содержали свыше восьмидесяти штук. Естественно, что одна самка не могла бы отложить столько яиц. Дело в том, что самец нанду полигамен. Гнездо сооружает он сам, правда самое примитивное - выскребает в земле углубление, обычно в кустарнике или среди зарослей особенно высоких трав, и выстилает его сухими листьями. Он ухаживает за несколькими самками: танцует вокруг каждой, раскачивая шеей и распушая перья. В момент нарастающего возбуждения нанду могут даже обняться, переплетая шеи. Затем самка припадает к земле и происходит спаривание. Вскоре самка навещает сидящего на гнезде самца. Он встает, уступая ей место. Если тут же появляется еще одна самка, она, не дожидаясь очереди, откладывает свое яйцо прямо на траву, и уж самец потом закатывает его клювом в гнездовую впадину. Иногда столько самок столько раз вносят свою лепту в общую кладку, что самец не в состоянии прикрыть ее своим телом для насиживания. Тогда излишек он выкатывает из гнезда, яйца остывают и зародыши в них погибают.
Насиживающий самец нанду - грозный страж, готовый в ярости броситься на любого пришельца и отогнать его. А потому ему не требуется прятать свое гнездо или сооружать его в недоступных местах. Но для остальных птиц пампы, не таких больших и сильных, как нанду, укрыть гнездо или иным способом обеспечить его безопасность - главная задача. К немногим счастливцам, которые сами по себе способны соорудить надежное, практически водонепроницаемое гнездо, принадлежит печник. Он строит его на столбике или низкой ветви одинокого дерева из глины с добавлением травяных стеблей. Уложенная куполом глина затвердевает, как камень, а перегородка, заслоняющая входное отверстие, не позволяет ни хищной лапе, ни узкой морде добраться до яиц или птенцов внутри.
Пампасный дятел, на этих равнинах питающийся преимущественно муравьями, нередко выбирает для своего гнезда какой-нибудь термитник. Он сохраняет плотницкую сноровку своих предков в достаточной степени, чтобы продолбить дыру в крепкой глине. Термиты тотчас принимаются закупоривать входы в обрушенные галереи, а дятел обретает гладкостенное "дупло" для своих птенцов.
В норах, вырытых либо броненосцами в поисках корма, либо занятых вискачами, нередко самочинно водворяются маленькие совы. Они и сами способны вырыть себе норку, да иногда именно так и поступают, но, по-видимому, роль квартирантов их устраивает больше. Нередко у каждого входа в подземный лабиринт, населенный вискачами, стоит часовым такая сова. При вашем приближении она впивает в вас пронзительный взгляд золотых глаз, с комичным гневом подскакивает на месте, но в последнюю минуту мужество ей изменяет, и она ныряет в надежный приют чужой позаимствованной норы.
Каракара предпочитает гнездиться на невысоком дереве; если же на ее участке пампы ничего подходящего не имеется, она строит гнездо на земле. Могучий хищный клюв и когти - оружие достаточно надежное, чтобы отогнать незваного гостя, кормом же ей служат ящерицы и змеи. Но шпорцевый чибис питается насекомыми и другими мелкими беспозвоночными, а потому клюв и когти у него невелики. Как же ему отстоять свою кладку от змей или рыщущих по пампе броненосцев? Однако чибис готов защищать гнездо с беззаветной храбростью, как вы не замедлите убедиться, случайно приблизившись к нему. Чибис ринется на вас с неба, хлопая крыльями и пронзительно крича. А то даже ударит вас крылом по голове. Если вы не отступите, он припадет к земле, развернет крыло и, продолжая испускать пронзительные крики, попытается отвлечь ваше внимание. Принято считать, что он притворяется раненым. Но в любом случае поведение это столь разительно, что вы (как, предположительно, и любой другой враг) сразу поспешите к птице, чтобы разобраться, в чем дело, и, следовательно, удалитесь от гнезда. Порой чибис прибегает к другой хитрости: он опускается на землю, полураскрывает оба крыла и поклевывает траву вокруг, словно сидит на гнезде. Вы подходите к нему, он улетает, и только тогда вам становится ясно, что вас провели. Если же ни одна из этих уловок не помогает, у чибиса есть еще одно защитное средство: и яйца, и птенцы имеют такую превосходную маскировочную окраску, что их трудно распознать даже с близкого расстояния. Надо полагать, совокупность всех этих способов весьма эффективна: во многих частях травянистых равнин полным-полно шпорцевых чибисов, и их крик "теро-теро" - один из наиболее обычных и характерных звуков пампы.
Плоский характер и однообразие равнин, неизменный состав их травяного покрова привели к тому, что по сравнению с джунглями и лесами умеренной зоны обитающие на них сообщества животных состоят из относительно незначительного числа видов, взаимоотношения которых весьма несложны. Траву едят насекомые и грызуны. Навоз более крупных травоядных с помощью насекомых или дождей возвращает питательные вещества земле. Насекомые служат пищей броненосцам и разным птицам, грызуны - ястребам и хищным млекопитающим. Когда хищники погибают, содержащиеся в их тканях полезные вещества возвращаются в землю либо через пожирателей падали, либо непосредственно благодаря процессу разложения. Вот так питательные вещества, синтезируемые травами, вновь возвращаются им, чтобы они продолжали расти и кормить новые поколения травоядных.
Подобные сообщества, лишь с незначительными различиями, существуют на протяжении более трех тысяч километров, начиная от прохладной пампы на юге Аргентины и по равнинам к востоку и западу от реки Параны, дальше в Парагвае и на юге Бразилии. Но там, на южной окраине бассейна Амазонки, дождей выпадает уже столько, что воды хватает на деревья. Это конец царства трав, его сменяют джунгли.
Через полторы тысячи километров дальше к северу, по ту сторону Амазонки, в среднем течении Ориноко, опять начинаются травянистые равнины, которые называются льянос. Если вы попадете туда в декабре, то увидите ландшафт, мало чем отличающийся от пампы: бегущее волнами море травы под высоким голубым небом. Но животные там совсем другие. Правда, каракары и шпорцевые чибисы точно такие же, как и еще некоторые. Но в траве не снуют кавии, а в земляных норах не прячутся вискачи. Поживете на этих равнинах несколько месяцев, и вы поймете, почему тут нет ни их, ни деревьев. В один прекрасный день над льяносами начинают клубиться тучи, и на землю обрушиваются ливни. Реки вздуваются с угрожающей быстротой, тем более что на склонах Анд в пятистах километрах к западу, где они берут начало, дожди низвергаются с неменьшей силой. И скоро реки выходят из берегов. Почва тут глинистая, и вода не впитывается в нее, а разливается по льяносам. Корни деревьев захлебнулись бы, а любители прятаться в норах, несомненно, утонули бы.
Но для наиболее крупного обитателя льяносов, питающегося травами, наступает самая вольготная пора. Это капибара, самый большой грызун в мире. Величиной он с домашнюю свинью, и в просторечии так и зовется оринокской свиньей. Шерсть капибары длинная и коричневая, лапы снабжены перепонками, помогающими плавать. Уши, глаза, и ноздри помещаются в верхней части головы, так что животное может лежать в воде, почти совсем ею скрытое, но видеть, слышать и обонять все вокруг. Живут капибары по рекам, озерам и болотам от самой Аргентины до Колумбии, и на травянистых равнинах, и в джунглях, питаясь водными растениями, а также травой и другой растительной пищей на берегах. Когда в льяносах начинается наводнение, среда обитания капибар внезапно преобразуется из узкой береговой полосы в лабиринт обширных лагун, и они незамедлительно их осваивают. Семейные группы из двадцати - тридцати животных бредут, разбрызгивая воду по отмелям, вытаскивая пучки затопленной травы, всем скопом переплывая более глубокие места. Никто из других любителей травы среди обитателей льяносов, будь то насекомые, птицы или млекопитающие, не приспособлен настолько к водной жизни, и несколько месяцев капибары единолично владеют обширными угодьями.
К северу и западу от льяносов - в Панаме, Гватемале, на юге Мексики - опять владычествуют джунгли, но дальше, уже на территории США, в прерии южного Техаса вновь расстилаются травяные ковры. Американская прерия тянется полосой около трех тысяч километров в длину и тысячи километров в ширину вдоль восточных склонов Скалистых гор через Оклахому и Канзас, Вайоминг и Монтану и дальше по Канаде до южной оконечности северных лесов. Другой такой огромной и богатой полосы травяных равнин в мире нет.
Термиты там почти не встречаются, и нет животных, чей главный корм - муравьи, а в остальном почти для каждого обитателя прерии находится что-то аналогичное. Трава кишит всевозможными насекомыми. Ими в свою очередь кормится множество птиц. Колониям вискачей с их подземными лабиринтами соответствуют колонии луговых собачек, саванновой лисице - койоты, карака ре - ямайский канюк. Но есть у прерии свое животное - и какое! Крупнейшее травоядное на этих равнинах не птица, вроде нанду, но млекопитающее. Бизон.
Бизоны - это дикие быки. Вместе с антилопами и оленями они входят в огромную группу млекопитающих, у которых выработался способ особым образом усваивать питательные вещества из травы. Они принадлежат к жвачным.
Желудок жвачного животного разделен на специальные отделы. Первый отдел, куда поступает проглоченная полупережеванная трава, называется рубец. Он содержит настоящую похлебку из живых бактерий и других простейших, которые немедленно принимаются расщеплять целлюлозу в стеблях и листьях, точно так же, как в заметно меньших масштабах такие же микроорганизмы расщепляют ее в кишечнике некоторых термитов. Несколько часов спустя полупереваренная масса разделяется особой мышечной сумкой на отдельные комья, которые по одному срыгиваются в рот, где снова перетираются зубами. Процесс этот называется "жевать жвачку". Когда жвачка проглатывается во второй раз, она минует первые два отдела и попадает в третий, собственно желудок, где после дополнительной обработки пищеварительными соками питательные вещества из травы готовы к всасыванию.
Жвачные животные возникли где-то на северных континентах около 20 миллионов лет назад и распространились очень широко: на запад - в Европу, на юг - в Африку и на восток - в Северную Америку. Однако их вторжение в Южную Америку не носило систематического характера, так как Панамский перешеек существовал не всегда, и долгое время Южная Америка оставалась островом, изолированным от остального мира. И единственные жвачные там - кое-какие олени да ламы. В Северной Америке, наоборот, жвачным жилось очень вольготно, и европейцы, добравшиеся до прерий, увидели там стада, численность которых не поддавалась ни определению, ни описанию.
Бизон-самец - могучее животное, самое крупное и самое тяжелое из всех обитателей обеих Америк, высотой почти в два метра в плечах и весящий около тонны. Каких-нибудь полтораста лет назад путешественники по прерии описывали безбрежные моря бурых спин, колышащиеся от горизонта до горизонта. Один писал, что стадо плотным потоком стремительно бежало мимо него в течение часа. Самые консервативные оценки примерной численности бизонов в прерии тех времен дают цифру около 30 миллионов, но некоторые специалисты считают, что их было вдвое больше.
Летом бизоны паслись в северной части своего ареала. Осенью, когда трава переставала расти, они откочевывали на юг километров на пятьсот по путям, столь постоянным и столь плотно утрамбованным, что первые поселенцы пользовались ими как дорогами.