Не имея особых претензий и радея о пользе дела, Август остался на лето в Риме. Переберись он в одну из своих летних резиденций - и являвшимся в столицу гонцам и курьерам пришлось бы выяснять, в какой он именно резиденции, а после ехать туда. Значит, сведения приходили бы к императору с задержкой, вопросы решались бы с запозданием. А ведь управление огромной империей и без того осуществлялось довольно медленно, и тормозить этот процесс еще больше было бы не только нежелательно, но и опасно. На такие события, как мятеж, вторжение врага или голод следовало реагировать быстро. И хороших новостей в летней резиденции пришлось бы дожидаться дольше. А как раз несколько дней назад пришло известие о том, что Тиберий наконец полностью усмирил мятежную Паннонию.
- Палатинский холм не так уж плох, - говорил правитель Римского мира всем, кто его слушал. А когда ты - правитель Римского мира, слушать тебя поневоле приходится всем. - Мы находимся здесь почти на такой же высоте, как если бы жили в Апеннинах.
И бесчисленные слуги и рабы слушали… А за спиной императора закатывали глаза и крутили пальцами у виска. Они слишком хорошо знали, что здесь, в Риме, жарче и отвратительней, чем в любой из множества летних резиденций, которую мог выбрать Август. Но если ему охота обливаться потом и вдыхать не слишком свежие городские запахи, которые приносит каждое дуновение ветерка, - воля его. А коли император хочет, чтобы и другие терпели такое из-за него… Опять же, на все его воля. Слугам и рабам оставалось только ворчать и сетовать - конечно, когда император их не видел и не слышал.
Август очень любил вздремнуть после полудня; учитывая его возраст, это было неудивительно. Слуги и телохранители - римляне и германцы, - отобранные из-за высокого роста и грозного вида, ревностно охраняли его покой.
И когда с севера, почти загнав коня, прибыл гонец со срочным посланием, император тоже спал.
Видя, в каком состоянии находится скакун верхового, один из конюхов Августа неодобрительно щелкнул языком. А другой добавил:
- Ты мог бы и не гнать так, приятель, потому что император все равно спит. И проснется не раньше чем через пару часов.
- Разбуди его, - спокойно, но твердо потребовал гонец.
- Что?
Оба конюха вытаращились на него, не веря своим ушам.
- Да он с нас шкуру сдерет!
- Он сдерет с вас шкуру, если не сделаете, что я велю. Я доставил очень важные новости.
- Что за новости? - живо осведомился конюх, беспокоившийся насчет своей шкуры.
- Послание для Августа, - промолвил курьер, глядя сквозь раба. - И император точно сдерет с тебя шкуру, если кто-нибудь узнает о новостях раньше его, не сомневайся.
- Ладно, ладно, - примирительно промолвил раб. - Это не нашего ума дела решать, кого пускать к Августу, кого нет.
"Не моего ума дела" - извечная отговорка челяди испокон веков.
Войдя во дворец, курьер коротко, но резко поговорил еще с несколькими рабами и в конце концов добрался до старших слуг, которым сообщил только что привезенные из Германии вести. У него спросили, какие именно вести, но он снова посмотрел сквозь вопрошавших. Старшие слуги принялись совещаться между собой на греческом, арамейском и на других языках, явно не похожих на латынь.
Судя по их взглядам, они были не в восторге от появления гонца, ведь из-за него им приходилось принимать решение в отсутствие хозяина, а значит, брать ответственность на себя. А вдруг Август разгневается, если его разбудят невесть из-за чего?
Но в конце концов упрямство курьера одержало верх.
- Стой здесь, - бросил ему один из старших слуг, не преминув одарить злобным взглядом, на который гонец не обратил внимания. - Мы побеспокоим Августа и доложим, что ты явился с важными вестями. Ну а что будет дальше, решать только ему.
- Конечно, - ответил гонец, явно готовясь к долгому ожиданию.
Но ждать ему пришлось недолго: спустя несколько минут, даже слишком поспешно для своего возраста и сана, в переднюю вышел Август. Его седые волосы были растрепаны, одежда смята, он протирал на ходу глаза, прогоняя остатки сна.
- Мне сказали, что ты явился с новостями из Германии, - промолвил Август без лишних предисловий. - Выкладывай немедленно.
- Слушаюсь.
Гонец поклонился в знак уважения к владыке Римского мира, но не к окружавшей императора свите.
- Прошу прощения, но вести я доставил столь дурные, что хуже некуда. Все три легиона Квинтилия Вара полностью уничтожены в Тевтобургском лесу. Спастись удалось лишь горсточке людей. Легионные орлы тоже утрачены, попали в руки германцев. Вар доверился варварскому царьку по имени Арминий, и тот заманил наместника в ловушку. Когда стало ясно, что разгром неизбежен, Вар приказал рабу себя убить. В конце концов он умер, как подобает мужчине, но тысячи людей умерли вместе с ним - и по его вине.
Пока гонец говорил, с лица Августа мало-помалу отхлынула кровь, и оно сделалось бледным, как выбеленное льняное полотно.
- Ты уверен? - переспросил император хриплым шепотом. - Тут не может быть ошибки?
- Прошу прощения, но сомнений нет. Человек, который вручил мне депешу, - гонец отстегнул от пояса футляр со свитком и подал Августу, - получил сведения из первых уст, от кавалериста, чудом спасшегося после бойни в лесах Германии. Конник расписал случившееся во всех подробностях. Я сам слышал его рассказ урывками, полностью же все изложено в свитке. Хотя, боюсь, словами случившегося не передать.
- Это невозможно, - пробормотал Август. - Невозможно.
Двигаясь, как человек, запутавшийся в тенетах ночного кошмара, он сорвал печать, развернул свиток и, держа на расстоянии вытянутой руки, прочел.
Тот, кто составлял письмо, должно быть, помнил, что оно предназначается пожилому человеку, потому что писал очень разборчивым почерком. Судя по искаженному мукой лицу Августа, сила слов, описывавших то, что случилось в Германии, была ошеломляющей.
- С тобой все в порядке, господин? - спросил один из слуг по-латыни с сильным греческим акцентом.
В его голосе звучала неподдельная тревога, которая была вполне объяснима. Правитель всего Римского мира был похож на раздавленного, уничтоженного обрушившимся на него несчастьем человека. Казалось, сам Эдип не был более устрашен и потрясен, узнав, что сожительствовал с родной матерью. Окажись под рукой булавка или заколка, Август, пожалуй, мог бы ослепить себя, как Эдип.
Но теперь он только метнулся прочь от гонца, прочь от своих верных слуг и придворных, что помогли ему стать могущественнейшим человеком в мире, и, словно вправду ослеп, ударился головой о косяк двери, через которую только что вошел в приемную.
Он ударился изо всех сил, а когда у всех вырвались тревожные восклицания, выкрикнул полным отчаяния голосом, как герой античной трагедии:
- Квинтилий Вар, верни мне мои легионы!
Всем известно, что сюжет трагедии (хотя искусство актеров может заставить зрителя позабыть об этом) черпается из мифов, легенд или истории и не имеет отношения к тем, кто ее разыгрывает. Но тут трагедия развернулась наяву.
Никто уже не вызовет на смотр бойцов Семнадцатого, Восемнадцатого и Девятнадцатого легионов. Они мертвы - такое множество людей! - трагично, безвозвратно мертвы.
- Верни мне мои легионы, Квинтилий Вар! - снова взревел Август, лоб которого был разбит в кровь. - Верни, говорю!
Ни гонец, ни придворные, ни слуги не знали, что сказать, что сделать. Никто не решался проронить ни слова, боясь, что сделает еще хуже. Наконец, видя, что император продолжает кричать и биться головой о дверной косяк, один из слуг - человек, помогавший Августу и в делах правления, - жестом отослал гонца.
Посланник, доставивший дурные вести, уже и сам был рад убраться с глаз правителя подобру-поздорову. Слуга Августа отвел гонца на кухню и приказал рабу принести вина, хлеба и оливок.
- Спасибо, - поблагодарил гонец.
После чего, помолчав, добавил:
- Мне очень жаль. Я, конечно, понимал, что это его не обрадует. Но не ожидал, что он будет вести себя так.
- Он даже не думал, что может потерпеть поражение, - пробормотал доверенный слуга императора. - Да и с чего бы? Ведь ему всегда сопутствовал успех.
- Да, это верно, - вздохнул гонец и налег на вино.
Но ему никак не удавалось напиться достаточно, чтобы забыть, какое лицо сделалось у Августа, когда владыка Рима услышал, что его давние заветные мечты о покорении Германии обратились в прах.
- И что он теперь будет делать?
- Не знаю.
Такое признание одного из приближенных к Августу людей значило немало.
- Боюсь, придется изменить нашу политику, хоть это и не принято делать. Да покарают боги непокорных варваров!
Курьер кивнул, а по анфиладе залов, будя эхо, снова разнесся голос Августа:
- Квинтилий Вар, верни мне мои легионы!
Сердито нахмурившись, Арминий всматривался в противоположный берег Рейна. Сейчас он не мог вторгнуться в Галлию, он это понимал. Стоило ему взять Алисо в кольцо, как римляне прорвали окружение и ушли на запад, к Рейну. Большинству из них удалось переправиться на ту сторону. Ушли и гарнизоны крепостей на Люпии, расположенных ближе к большой реке.
Как только стало известно, что случилось с римлянами в Германии, с юга выступили два полностью укомплектованных римских легиона. Один из них шел по западному берегу Рейна параллельно войску Арминия, двигавшемуся по восточному берегу. Арминию не удавалось оторваться от легионеров даже с помощью форсированных ночных маршей - значит, если бы он попытался переправиться через реку, ему пришлось бы делать это под обстрелом и штурмовать прямо с воды занятый врагами берег. Тогда легионеры оказались бы в самой выгодной позиции в отличие от тех, которых он заманил в засаду.
Кто-то окликнул Арминия, и тот, помахав, отозвался:
- Я здесь!
Он был рад любой возможности отвлечься от невеселых дум о западном береге Рейна.
К нему приблизился воин из родного клана и с ходу возгласил:
- Добрые вести! Твоя жена родила сына. И она, и дитя в добром здравии.
- Хвала богам! Воистину добрая весть!
Арминий снял золотое кольцо - один из множества захваченных трофеев - и вручил воину.
- Это тебе за то, что порадовал меня.
- Благодарю.
Воин не сразу подобрал палец, на который налезло бы кольцо.
- Как назовешь ребенка?
- Зигфрид, - не задумываясь, ответил Арминий, - в память о победе, одержанной мною над римлянами.
Но эта победа, хоть и была огромной, все же оказалась меньше, чем надеялся Арминий. Его отец с горькой мудростью пожилого человека говорил, что чаще всего так и бывает. Сперва Арминий надеялся, что Зигимер просто ворчит, как все старики, но, увидев на противоположном берегу Рейна римских воинов, понял: отец знает, что говорит.
- Я посетил священную рощу, - сказал доставивший вести соплеменник Арминия. - С сотворения мира боги не пировали так, как нынче! Сколько вражьих голов нанизано на сучья и развешано по ветвям священных дубов!
Глаза его вспыхнули.
- И три орла. Три! Со времен основания Римской державы случалось когда-нибудь, чтобы римляне теряли трех орлов зараз?
- Чего не знаю, того не знаю, - отозвался Арминий.
Он прослужил у римлян достаточно долго, чтобы знать: им и в прошлом доводилось терпеть поражения, но рассказывали они об этом нехотя и скупо. Само собой, какой воин в здравом уме станет похваляться проигранными битвами?
- Ага…
Собеседник Арминия не очень-то старался отвечать толково, просто поддерживал разговор.
- Однако среди всех этих голов я не видел головы Вара, - сказал он. - Хотя искал.
- Ее там и нет, - ответил Арминий. - Я забрал ее с собой, когда мы двинулись к Рейну. Хотел устрашить ею римлян, но все пошло не так, как я рассчитывал.
Он вздохнул.
- Боюсь, получить все просто невозможно.
А ведь не так давно Арминию казалось - он все может. Казалось, он должен все получить. Может, он расплачивается за то, что метил так высоко?
- И что ты теперь собираешься делать с головой? Бросить в реку?
- Ну, когда она попала мне в руки, она уже частично обгорела. Я ее засолил, но это мало помогает.
Арминий поморщился.
- Но выбрасывать ее я не стану. Я отошлю голову на юго-восток, Марободу и маркоманам, в знак того, на что способны германцы, когда они сплочены и полны решимости.
- О, способны не только на это! - воскликнул воин. Глаза его сияли. - Не только на это!
До стремительного взлета Арминия царь Маробод был, несомненно, самым могущественным из германских вождей. Разумеется, он не мог не привлечь внимания Августа, и, не случись бунта в Паннонии, в землях маркоманов наверняка появились бы римские легионы. Маробод громогласно уверял, что никогда не собирался выступать против римлян и никого не подбивал на такое, но Арминий не верил ни единому его слову. Несомненно, не верил и Август. Однако владыка Рима еще не отыскал возможности напасть на Маробода, а теперь такой возможности ему, скорее всего, уже никогда не представится.
"И все благодаря мне", - с гордостью подумал Арминий.
Может, Маробод и подстрекал кого-то против Рима, но он, Арминий, сам повел войну против врага, вторгшегося на его землю. И если народ Германии не сможет понять, кто на самом деле совершил великое деяние… Нет, Арминий не хотел верить, что его соотечественники могут быть настолько слепы.
- Этот римлянин мечтал править нами, - молвил воин из клана Арминия. - И что от него осталось? Всего лишь вонючий обрубок.
- Вонючий обрубок, - эхом повторил Арминий.
По лицу молодого вождя медленно расплылась улыбка. Он кивнул - то ли собеседнику, то ли самому себе. Да, ему нравились эти слова, нравилось их значение. Ибо умер не только Квинтилий Вар, вместе с ним умерли и надежды Рима на покорение Германии.
И надеждам этим уже не воскреснуть.
Сегест сидел в своей усадьбе тихо, не высовываясь. Многие из его воинов остались с ним, но иные - по большей части пылкая молодежь - отправились с Арминием воевать против римлян, хотя их вождь и не любил человека, похитившего его дочь. Что ж, если бы Арминий вздумал покарать тестя за его верность Римской империи, за Сегеста было бы кому вступиться и без этих юнцов.
Правда, до сих пор Арминий ничем не угрожал Сегесту, и тот невольно был ему за это благодарен. Хотя, возможно, за своими великими делами Арминий просто позабыл про отца жены.
Стоя напротив своего крытого соломой дома, Сегест вздохнул. Он привык думать о себе как о значительном человеке, но не мог не признать, что события последних нескольких месяцев сбили с него спесь.
- Этого бы не случилось, если бы он меня послушал, - пробормотал Сегест себе под нос.
- Ты о чем? - переспросил один из его воинов.
- О Варе. Если бы только он меня послушал! Есть ли слова горше, чем "я ведь тебе говорил"? Всякий раз их произносят тогда, когда уже слишком поздно.
- Никогда об этом не думал.
По растерянной физиономии воина сразу было видно, что он вообще не склонен отягощать себя раздумьями. Ну и ладно, главное, что он хороший боец и знает, за какой конец держать копье. У каждого свои достоинства и свои недостатки.
Сегест снова вздохнул. Его недостатком являлось то, что он родился германцем, а не римлянином.
Он знал, что думают римляне о его народе. Он сознавал, что в глазах Вара является таким же варваром, как и Арминий. Но со временем это бы прошло. Если бы Германия стала римской провинцией, внуки внуков Сегеста уже считались бы римлянами, как ныне считаются римлянами детишки, рождающиеся в Галлии.
Но этого не случится. Во всяком случае, теперь случится не скоро. Можно спорить, к добру ли, ко злу ли содеянное Арминием. Но нет сомнений, что он свершил великое деяние.
Германия не стала римской провинцией. Сколько полегло - три легиона? Всего в империи легионов тридцать. Иными словами, в здешних лесах и болотах, недалеко от того места, где сейчас стоит Сегест, Рим потерял каждого десятого воина.
Август - человек осмотрительный и вряд ли станет рисковать вторым подобным разгромом. Он не стал бы рисковать и один раз, зато Вар решил, что может доверять Арминию и…
После битвы трое или четверо римских беглецов забрели во владения Сегеста; тот накормил их, некоторое время укрывал, дал с собой еды и однажды ночью отправил восвояси. Он был бы рад сделать для них больше, но это могло стоить ему жизни, если бы поползли слухи… А такого рода слухи распространяются очень быстро. Человек делает не все, что хочет, а все, что может.
Если только этот человек - не Арминий.
Сегест сжал кулаки.
Арминий сделал то, что, возможно, хотел бы сделать каждый.
Только сделал ли? Говорят, будто он вознамерился переправиться через Рейн и разграбить Галлию, может, даже попытаться отбить ее у римлян. Но, добравшись до реки, его войско встало. Переправятся они или нет? А пока такую прорву воинов надо чем-то кормить. Чем? И сколько времени пройдет, прежде чем из-за скученности и грязи в войске начнутся повальные болезни?
Сегест хрипло рассмеялся.
Конечно, Арминий служил у римлян, изучил их способы ведения войны, поэтому и победил их. (Сегест сам служил в римском войске, но уже давно.) Арминий видел, как снабжаются римские легионы, как поддерживаются в чистоте их лагеря.
Только много ли ему от этого проку? Теперь он имеет дело с германцами, а не с римлянами. Есть у него обозные подводы? Плоты, на которых переправляют через реки зерно? Да, обо всем этом германцы и не мечтают. Их лагеря - кучи отбросов и нечистот. А ведь римляне утверждают, что грязь порождает болезни, и, насколько мог судить Сегест, они знают, что говорят. И что делают.
- Что смешного, вождь? - спросил воин.
- Смешного? Да все в этом мире смешно… А может, и ничего, - отозвался Сегест.
Воин почесал голову и раздавил что-то между ногтями. При виде этого Сегесту самому захотелось чесаться.
- Не уверен, что понял, - пробормотал воин.
- Ну и не забивай себе голову, - посоветовал Сегест. - Я и сам не уверен, что понимаю.
Воин еще сильнее поскреб макушку, но то ли больше не выловил паразита, то ли Сегест этого не заметил, что уже было неплохо.
Спустя несколько дней возле усадьбы появился одинокий путник, и воины Сегеста привели его под охраной к своему вождю. Потом трое с оружием в руках встали между Сегестом и гостем. Если чужак пожаловал со злым умыслом, они не дадут ему наброситься на хозяина.
- Не слишком радушный прием, - заметил незнакомец.
- Да, и мне жаль, что это так, - промолвил Сегест. - Но времена нынче суровые, а у меня есть сильный враг. Можно ли винить моих людей за то, что они всегда настороже?