Венгеров выхватил оружие, бойцы тотчас залегли…
– Предлагаю сдаться! – послышался громкий голос.
Николай тотчас узнал его: это кричал капитан Вишневский.
– Вы окружены! Сопротивление бесполезно!
– Прости, Николай! – произнёс Венгеров. – Но сдаться я не могу…
– Опомнись! У них кругом схроны! – пытался вразумить Николай.
– Нет! – резко ответил Михаил и ринулся прочь от болота. Не успел он и шагу ступить, как пуля попала ему в ногу. Михаил упал…
– Вот чёрт, как метко стреляют… Охотники что ли?
Венгеров не ошибся: стрелял один из офицеров. Он мог попасть белке в глаз со ста шагов, чтобы не попортить шкурку. Видя такое дело, красные партизаны побросали оружие и сдались на милость белых офицеров.
Пленные партизаны стояли перед капитаном Вишневским.
– Расстрелять! – отдал он короткий приказ.
– А командира я допрошу лично!
И тут Вишневский узнал Венгерова… И смутился.
Венгеров стоял перед капитаном Вишневским в небольшой хорошо протопленной землянке. Алексей сидел на табурете, покуривая самокрутку.
– Михаил Венгеров, значит… Командир партизанского отряда… – он неспешно пыхнул самокруткой. – Несмотря на ныне сложившуюся ситуацию, хочу поблагодарить вас… Тогда в Перми, вы узнали Николая, но не выдали своим товарищам… Он мне уже позже об этом рассказал, когда произошло счастливое воссоединение семейства. Не сомневаюсь, вы в душе – человек порядочный. А потому я спрашиваю: почему вы служите красным?
Михаил усмехнулся.
– Я из бедняков… Всю жизнь моя мать горбатилась – ничего не заработала. Благо, что общество помогало… А советская власть обещает крестьянам – землю, а рабочим – фабрики. – Спокойно ответил пленный.
– Да-да… Земля – крестьянам, фабрики – рабочим, мир – трудовому народу… Это я слыхал… Слова вашего Ленина… – Алексей сильно "затянулся" самокруткой и закашлялся. – Ядрёный табак…
– Самокрутку надобно курить не в затяг, – пояснил многоопытный Михаил. – Чай не папироса…
– Только земли вы не получите. – Продолжил свою мысль Алексей. – А фабриками будут управлять избранные из числа большевиков. То, что сейчас происходит – передел собственности. Только большевики прикрываются красивыми словами и потому народ за ними идёт. Разруха экономики, болезни, людские потери – всё скажется… Жить будете ещё хуже, чем прежде. – Уверенно произнёс он, докуривая самокрутку.
– Я вам не верю… Вы жили в богатстве и достатке. А мне терять нечего…
– Отчего же? – Искренне удивился капитан, "вскинув" аристократические брови. – Каждому человеку есть, что терять – жизнь!
– Вы можете расстрелять меня, но ваши дни сочтены. По всему Транссибу ищут пропавшее золото из эшелона Колчака… Мне Хлыщёв сказал… Пришлют карательный отряд, село спалят, даже староверов не пощадят. Слыхали про комиссара Голикова? – Алексей отрицательно мотнул головой. А Венгеров тем временем продолжил: – Молодой да ранний! Он со своим отрядом выполняет специальные задания ЧК. Говорят, для Голикова нет ничего святого…
Вишневский задумался над словами пленного. Прежде всего, над тем, как обезопасить спрятанное золото и село староверов.
– Я предлагаю вам, – после некоторой паузы продолжил Вишневский, – перейти на нашу сторону.
– Нет… – не задумываясь, ответил Михаил.
На рассвете его расстреляли…
Осень 1920 года
Омск был серьёзно озадачен уничтожением "белой банды", действовавшей в окрестностях сёл Спасское, Старый и Малый Тартас. "Бандиты" фактически держали власть в своих руках. Все красные отряды, отправленные властями на их уничтожение, бесследно исчезали в лесах. Небольшой кусок земли, расположенной вдоль реки Тартас, сохранял независимость от большевиков. Но, увы, долго это продолжаться не могло.
Хлыщёв, как в воду смотрел – по личному распоряжению Троцкого в Спасское новая власть прислала комиссара Голикова с отрядом. К тому времени на его счету уже было несколько уничтоженных банд.
Голиков в каждой деревне взял заложников и объявил: если селяне окажут сопротивление, и будут помогать бандитам – заложников расстреляют, в том числе и детей.
От верных людей Вишневский узнал о заложниках. Он прекрасно понимал: комиссар предпримет поход на болота, возьмёт их в окружение. И, если офицеры попытаются прорваться – Голиков расстреляет ни в чём не повинных людей. Значит, его подчинённые обречены на голодную смерть.
К тому же староверам угрожала явная опасность.
Капитан встретился с отцом Тихоном и поведал ему о сложившейся ситуации. Умудрённый жизненным опытом духовный лидер староверов задумался и, наконец, сказал:
– Исчезнуть вам надобно… Мы же, коли что, в леса уйдём… Заново отстроимся. А без проводника комиссар на болота не сунется.
– Прошу вас, позаботьтесь о моей жене… Она вот-вот должна родить…
Староверы дали приют Кристине, жене капитана Вишневского, ибо она была в тяжести и не могла жить на болотах.
– Господь всемогущ, – ответил Тихон, осенил себя двуперстием и продолжил перебирать лестовку пальцами. – Коли будет его воля – он нас убережёт от красной чумы. И жена твоя разродится благополучно…
Алексей отправился в дом, где нашла приют его жена. В последние дни Кристину терзали дурные предчувствия. Увидев мужа, она бросилась к нему на шею.
– Алёша! Свет мой!
Вишневский обнял изрядно располневшую жену и поцеловал в губы.
– Боюсь я… Страшно мне… – призналась женщина. – Сердце так и щемит.
– Всё будет хорошо… – попытался Алексей успокоить жену. – Отец Тихон выставит дозорных. Как появятся красные – тотчас уйдёте в лес. Мне же придётся покинуть здешние места…
– Как? – Кристина смотрела на мужа расширенными от страха и отчаянья глазами.
– Если мои люди останутся на болотах, то подвергнут опасности староверов и жителей окрестных сёл.
– Неужели это конец?.. – Кристина припала к мужниной груди и разрыдалась в голос.
На глазах Алексей навернулись слёзы.
– Будь мужественной… Прошу тебя… Ради ребёнка… Я непременно вернусь за тобой…
Но Кристина горько рыдала, и все утешения были напрасны.
Наконец она смолкла. Оторвалась от орошённой слезами мужниной груди, в последний раз всхлипнула и сказала:
– Даже если ты не вернёшься – я буду тебя ждать и любить. Вот возьми… – Она сняли с шеи образок. – Пусть он напоминает обо мне и … ребёнке…
Сердце Алексея разрывалось на части. Он принял образок из рук жены и надел его на шею.
– Твой подарок всегда будет со мной… Обещаю…
…Когда отряд Голикова вошёл в деревню староверов, она была пуста. На болотах по приказу комиссара были расставлены посты. Но вскоре комиссар понял: белая банда покинула здешние места. И он ринулся в погоню.
Вишневский принял решение пробираться в Манчжурию, где обосновался кровавый барон Унгерн.
* * *
Отряд Голикова шёл по пятам за Вишневским и его людьми. Измученные офицеры старались, как можно, реже заходить в населённые пункты, питались в основном за счёт охоты. Лошади были истощены, ибо добыть овса и сена удавалось не всегда.
Доведённые до отчаянья офицеры, оборванные, голодные и замёрзшие, фактически без патронов, однажды добрели до одинокого хутора и решили расположиться в нём на ночлег и отдых.
Вишневский отправил в разведку двух офицеров – штабс-ротмистра Пахомова и его друга штабс-капитана Арсеньева.
Смеркалось… Офицеры приблизились к хутору, в окне едва теплился свет.
– Лучину жгут… – шёпотом произнёс Пахомов. – Обойдём хозяйственные постройки, проверим что и как…
Арсеньев кивнул. Офицеры осторожно обследовали постройки, разбросанные вокруг дома – ничего подозрительного не заметили. Затем Пахомов осторожно заглянул в низкое оконце.
Его взору открылась картина: женщина средних лет сидела за столом и латала одежду. Вдруг на печке кто-то зашевелился – появились едва различимые при свече лучины босые ноги. С печи слез всклокоченный мужик и сел за стол… Женщина оторвалась от шитья и подала ему ужин: отварную картошку и крынку молока.
Пахомов и Артемьев вернулись к отряду.
– В доме муж и жена, больше никого не видел, – доложил Пахомов. – При виде отварной картошки у меня слюни потекли… – сообщил он Вишневскому.
– Занимаем хутор, пара дней в нашем распоряжении есть, не более, – распорядился капитан.
Капитан Вишневский вошёл в дом, когда хозяин заканчивал вечернюю трапезу. При виде незнакомца он растерялся, захлопал глазами. Женщина, побледнев, замерла с шитьём в руках.
– Мил человек, ты кто? – наконец, вымолвил хуторянин.
– Неважно… – ответил капитан. – Я и мои люди нуждаемся в отдыхе. Пара дней – не более… Затем – провизия в дорогу, патроны, если есть. Овса лошадям…
Хозяин откашлялся.
– Много тут вас, салазганов, по лесам-то шастает. На всех харчей не напасёшься.
Вишневский красноречивым жестом расстегнул кобуру. Хозяин встрепенулся.
– Дык, я чё?! Я ничё! Располагайтеся, господин хороший! И людям вашим места найдём. Вона сеновал пустой… Спитя на здоровья…
Офицеры сытно отужинали, точнее – уничтожили недельные запасы хуторян за один вечер. Затем расположились на сеновале на ночлег. Вишневский приказал хозяев на всякий случай связать – так спокойнее.
Ему приснился сон…
Будто он – в деревне староверов. К нему подходит жена, облачённая в длинную белую холщёвую рубаху, стройная такая, как прежде… Обнимает его, целует и говорит:
– Видать не судьба, нам свидеться Алёша… Ох, не судьба… При этой жизни точно не свидимся… А у тебя дочь родилась, я её Софьей назвала… Красивое имя… Но я тебя всё равно ждать буду, пока не воссоединимся на небесах…
Внезапно рубаха женщины покраснела от крови…
Алексей проснулся посреди ночи в холодном поту.
– Господи… К чему это сон? Неужто с Кристиной что-то случилось?
Алексей быстро оделся и разбудил штабс-ротмистра Пахомова.
– А? Что? – проснулся тот и машинально схватился за пистолет.
– Тс-с… – капитан приложил палец к губам. – Ребят разбудишь…
Алексей увлёк штабс-ротмистра на свежий ночной воздух.
– Я решил вернуться… – признался Вишневский.
Пахомов понимающе кивнул.
– Из-за жены…
– Да… Не могу я её оставить… Поселюсь на болотах, авось проживу как-нибудь. Да и золото под моим надзором будет… Тебя назначаю командиром отряда. До границы с Манчжурией немного осталось. Неделя пути, не более… Будь осторожен, за жизнь людей отвечаешь…
– Не беспокойтесь, господин капитан!
Вишневский и Пахомов обнялись на прощанье. Капитан зашёл в дом, собрал съестное в седельную сумку.
Во дворе стоял Пахомов.
– Вот, – протянул он капитану пухлую тетрадку в кожаном переплёте и часы. – Если сможете, моей зазнобе отдайте… Хоть что-нибудь от меня останется…
– Передам… – пообещал Алексей и отправился в обратный путь.
– Надеюсь, в дневнике ничего нет про золото?
Пахомов отрицательно покачал головой.
– Только личное… Пусть Катерина почитает. Я её грамоте успел обучить…
Вишневский обнял товарища, ибо сердце его тоже было разбито.
Алексей с предосторожностями пробирался обратно к Тартасу. Лошадь его пала… Вишневский, не долго думая, охотничьим ножом отрезал от бедного животного кусок мяса и зажарил на костре. Ещё несколько крупных кусков он обжарил и положил в седельную сумку, которую теперь пришлось нести самому. Остальное стало добычей диких зверей.
…Алексей брёл по лесу, не надеясь застать староверов на прежнем месте жительства, как учуял дымок, перемежающийся с ароматом свежей выпечки. Обессиленный, он ускорил шаг.
После долгих мытарств – измождённый, голодный и простуженный Алексей Вишневский достиг деревни староверов. В Спасское заглядывать к родичам жены он не отважился. Однако дневник и часы, доверенные штабс-ротмистром Пахомовым, занёс в Малый Тартас, положил на крыльцо перед дверью его возлюбленной.
День давно перевалил за полдень. Скудное ноябрьское солнце освещало почерневшие от пожара дома. Потому как комиссар Голиков, покидая опустевшую деревню, приказал сжечь её дотла. Сподручные комиссара выполнили его приказ – деревня староверов запылали сразу со всех концов. Однако стоило комиссару и его отряду уйти, как начался проливной дождь. Видно, Господь смилостивился над староверами – сгорело лишь несколько домов и хозяйственных построек, остальные пострадали незначительно. (Но толстые брёвна впоследствии надолго сохранили следы пожара). Ливень затушил пожарище. Староверы, переждав опасность в лесу, решили вернуться.
Староверы, увидев, измождённого Алексея, невольно осеняли себя двуперстием. Капитан шёл, покачиваясь, от слабости и болезни. Так он достиг молельного дома и рухнул на его пороге.
Отец Тихон и его сын Акинфий подобрали завшивевшего капитана, отмыли, переодели в чистое исподнее, накормили с ложки и напоили травяным отваром от простуды.
…Алексей очнулся на сеновале под двумя тёплыми одеялами. Воспалённым взором он обвёл помещение и попытался подняться. Голова кружилась, тело за время болезни и дальнего перехода ослабло. Неподалёку от своего лежбища он обнаружил офицерские умелой рукой залатанные сапоги и крестьянские штаны, рубаху и телогрейку. Одевшись, Алексей вышел на воздух, его обдало по-зимнему холодным ветром.
Хозяйка, жена отца Тихона, Матрёна, хлопотала по хозяйству во дворе.
– Господь всемогущий! – вскрикнула она и перекрестилась. Перед ней стоял худой, бледный с отросшей бородой Алексей. – Идём в дом, а то простудишься на старые дрожжи…
Матрена подхватила Алексея и увлекла в дом. Усадила его за стол и быстро собрала на поесть.
Алексей не притронулся к еде.
– Скажите, что сталось с моей женой, Кристиной?
Хозяйка потупила очи долу. Ледяной страх сковал сердце капитана.
– Прошу вас, говорите…
Хозяйка перекрестилась.
– Земля ей пухом… Померла супружница ваша от родильной горячки. Схоронили мы её в дайге, а уж потом в деревню возвернулись.
Алексей беззвучно заплакал.
– А ребёнок? Ребёнок… – наконец вымолвил он.
– Дык, девочка родилась! Хорошенькая! Софьей назвали… Бабка из Спасского приходила, забрала её…
Алексей закрыл лицо руками.
– Дык, ты поешь, сердешный! – беспокоилась хозяйка.
Алексей закрыл лицо руками и застонал.
В тот же день Алексей ушёл на болота. Долго ходил по острову, размышляя, что же ему теперь делать. Приказ Колчака он выполнил: золото надёжно спрятано, офицеры, как он надеялся, ушли в Манчжурию. Но он потерял любимую жену. Он не мог жить с ней нормальной семейной жизнью…
Наконец, он вошёл в одну из землянок и лёг на деревянные нары в надежде умереть. Но Господь распорядился по-своему.
Спустя пару дней Алексея нашёл Акинфий. Юноша решил, что капитан спит, и попытался разбудить его, но тщетно. Потом Акинфий подумал: "Вишневский умер, однако тело его хранит тепло". Тогда Акинфий расстегнул телогрейку, прильнув к груди Алексея, – он долго прислушивался и, наконец, уловил редкие слабые удары сердца.
Акинфий спешно направился домой. Он поведал родителям, что нашёл, наконец, Алексея.
– Батя, он ни жив, ни мёртв! – воскликнул юноша.
– Как такое может быть? – удивилась Матрёна.
Тихон задумался.
– Я про такое слыхал… Хворь редкостная… Называется летаргия… При ней человек находится между жизнью и смертью.
Тихон вместе с женой и сыном отправились на болота, там внимательно осмотрели Алексея.
– Обихаживать его надобно, как живого… – решил Тихон. – Может ещё очнётся…
– А такое бывает? – удивился Акинфий.
– Всё в руках Господа… – назидательно ответил отец.
С тех пор Акинфий и Матрёна ходили на болота – ухаживали за телом Алексея, кормили его с ложки жидким бульоном. Тихон же беспрестанно молился, чтобы Господь либо прибрал раба своего Алексея к себе, либо пробудил ото сна.