Ha I–IV стр. обложки рисунок Н. ГРИШИНА.
На II стр. обложки рисунок Ю. МАКАРОВА к повести Владимира ВОЗОВИКОВА "Река не может молчать".
На III стр. обложки рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Роберта ШЕКЛИ "Руками не трогать!".
Содержание:
ИСКАТЕЛЬ № 1 1978 1
Владимир ВОЗОВИКОВ - РЕКА НЕ МОЖЕТ МОЛЧАТЬ 1
Сергей НАУМОВ - НА РАССТОЯНИИ КРИКА 10
Игорь ЦЫБУЛЬСКИЙ - ПРЕОДОЛЕНИЕ 20
Мюррей ЛЕЙНСТЕР - ЭВМ "ДЖОННИ" 26
Роберт ШЕКЛИ - РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ! 31
Жан-Луи КЮРТИС - ИДЕИ НА ПРОДАЖУ 35
Карл ГРУННЕРТ - ГОЛОВА МИСТЕРА СТАЙЛА 38
ИСКАТЕЛЬ № 1 1978
Владимир ВОЗОВИКОВ
РЕКА НЕ МОЖЕТ МОЛЧАТЬ
На черном плесе реки гулко ударил сом, вскрикнула спросонья птица в прибрежном тростнике, и старый кабан, пробиравшийся к воде, замер на тропе, часто втягивая воздух узенькими кратерами ноздрей. Он слышал, как по сухой камышине пробежала мышь, как с тоненьким скрипом точили сладкий стебель куги острые зубы ондатры и редко шлепал по сырому илу бродяга лягушонок. Старого секача мало тревожили привычные звуки ночи, и все же маленькие глаза его сверкнули в темноте желтыми свечками, и мохнатые уши настороженно обратились в одну сторону.
Неизвестный зверь крался в темноте наперерез секачу, все отчетливее доносились его глуховатое урчание и тяжелый, уверенный ход. Хозяину прибрежных троп не понравилось чужое вторжение, и он злобно фыркнул, предупреждая непрошеного гостя. Но тот не убавил хода, не изменил пути, и тогда зверь, наклонив мощный клин головы, ринулся вперед… Внезапно пахнуло бензином, горьким железом и пугающим запахом человека. Черная туша отпрянула от близкой, угрюмой тени, ринулась в тальник, не разбирая дороги…
- Вот бурдюк пустой, чуть не врубил в скат, - ругнулся водитель машины рядовой Оганесов, напряженно смотревший в узкий, слабо светящийся экран прибора ночного видения.
- Кого это вы? - так же негромко спросил сидящий рядом офицер.
- Да кабана, товарищ старший лейтенант… Поддеть нас, кажется, собирался - видно, за чужого зверюгу машину принял.
Старший лейтенант Плотников недоверчиво покосился на солдата, прильнул к бронестеклу, пытаясь что-либо рассмотреть впереди. Узкий проход в темной, сплошной стене тростника выводил к широкой речной заводи, у недалекого берега вода тускло отсвечивала. Двигатель работал почти бесшумно, и Плотников слышал шелест мелкой осоки, и сонное чмоканье ила под широкими скатами бронированного вездехода.
- Значит, пара посторонних глаз нас все-таки видела? - спросил он.
- Кабан не выдаст, враг не съест, - пошутил водитель, по-прежнему не отрываясь от экрана. - Будем надеяться.
С легким плеском вода расступилась под машиной, вездеход осел, качка и толчки пропали, на экране прибора ночного видения лежала ровная желтоватая гладь залива. Вездеход держался на плаву, едва касаясь скатами речного дна.
- Глуши, - приказал старший лейтенант водителю и, обернувшись к безмолвно сидевшим позади разведчикам, коротко бросил: - Маты на борт…
Неслышно откинулась броневая крышка люка, и разведчики один за другим выскользнули наружу. Толстые камышовые маты, снопы речной травы, клубки моха и водорослей были приготовлены с вечера и запрятаны у берега в тростниках. Оставалось накрыть ими выступающую над водой броню машины, замаскировать ствол пулемета под вывернутую с корнем старую ольху, и боевая машина превратится с виду в обычный плавучий островок, каких немало тащит река.
Осторожно выбравшись наружу, Плотников огляделся. Вода с черными омутами теней, в которых дрожали звезды, была неподвижной. Вторжение машины в ночную жизнь речных обитателей прошло незаметно. Поблизости кормился утиный выводок, слышались шорохи, писки, взмахи молодых крыльев, журчание процеживаемой в клювах воды. Кажется, глушь дикая, а между тем в трехстах метрах ниже по течению реку пересекала линия переднего края, где каждый квадратный метр водного зеркала, прибрежных зарослей и холмов просматривался в ночные прицелы. Высокая стена тростника хорошо укрывала погруженную в воду машину, и все же Плотников опасливо пригибался, устраиваясь на верхней броне. Двое разведчиков в водонепроницаемых костюмах осторожно подводили к борту плетеные "ковры", Плотников наклонился, ухватил ближний за край, помогая солдатам втащить его на борт. Позади, сопя, трудились еще двое. Чей-то сапог глухо стукнул о стальной корпус, и по воде прошел легкий гул.
- После учений - три наряда вне очереди, - зло прошептал командир отделения сержант Дегтярев, работавший за спиной Плотникова.
Никто не отозвался. Пока солдаты маскировали башенку под куст, Плотников ощупью нашел перископы, прорезал над ними отверстия, а чтобы стальные колпаки не слишком выдавались, превратил их в малоприметные зеленые кочки.
- У нас готово, товарищ старший лейтенант, - шепотом доложил сержант.
- Все в машину! - распорядился Плотников.
Верхнюю броню он покинул последним, осторожно задраив крышку люка, облепленную сверху густым, вязким илом.
Качнулась черно-желтая полоса воды на экране, медленно потекла навстречу. Глубина впитывала осторожные вздохи двигателя, на середине залива водитель заглушил его. Речное течение мягко понесло островок туда, где русло пересекала невидимая линия, разделяющая войска двух сторон. Ночные наблюдатели теперь уже видели его, но встревожит ли противника кусок плывуна с косо торчащей рогатиной ольхи - это станет известно лишь за передним краем. Впрочем, и своих островок мог насторожить - тайну его знали на берегу немногие…
Заглушая внутреннюю тревогу, Плотников негромко спросил сержанта:
- Так где прикажете отбывать три наряда вне очереди? На кухне или, быть может, полы продраить в казарме?
- Виноват, товарищ старший лейтенант, - смущенно пробормотал командир отделения разведчиков. - Не знал я, что вы стукнули.
- Чего уж там виноват! Виноват действительно был я. Однако и вы не безгрешны - права на три наряда у отделенного вроде бы нет. Один, уж так и быть, отстою - попрошусь на воскресенье дежурным по части, а три - шалишь: жаловаться буду. - И, улыбаясь в темноте, добавил: - Хорошо, что виновник-то знающий оказался. А попадись вам хотя бы вон Чехов - отработал бы небось все три безропотно. Так, Чехов?
- Не знаю, - смущенно отозвался один из разведчиков.
- Зря. Уставы положено знать. Ну и выполнять, разумеется.
Сержант Дегтярев, кряжистый, хмуроватый ворчун, беспокойно ерзал на сиденье. Ох этот старший лейтенант Плотников! Всякую промашку твою не замедлит вышутить. И необидно вроде говорит - вот как сейчас, всячески власть сержантскую возвышая, но оттого особенно неловко. Лучше бы уж поругал откровенно - пусть даже при солдатах. Только ругаться Плотников, кажется, не умел. И разговора он больше не возобновлял - машина с разведчиками приближалась к "ничейной" полосе.
* * *
Даже великие реки перестали быть серьезным препятствием для воюющих армий. Но когда в бою наступает равновесие сил, обе стороны ищут естественные рубежи, способные хоть как-то обезопасить войска от внезапного удара. Вот почему реки и теперь довольно часто становятся той "ничейной" полосой, что разделяет противников. Так и произошло на учениях, когда "восточные" уже не могли больше наступать, а "западные" еще не имели сил перейти к серьезным контратакам - река легла между ними разделяющим рубежом. Лишь в одном месте, огибая широкую холмистую возвышенность, она круто уходила в расположение "западных" и, пробежав несколько километров голубой рокадой, возвращалась на линию переднего края. Почти вся широкая излучина ее оставалась в руках "западных", представляя собой великолепный плацдарм. Целый день "восточные" яростными атаками пытались очистить излучину, сбросить противника в реку, однако тот слишком хорошо понимал цену плацдарма и держался изо всех сил, готовя контрудар. Резервы "западных" скорым маршем шли к переднему краю, и становилось ясно, что к рассвету они совершат бросок через реку в тактической глубине своей обороны, чтобы с ходу вонзить ударные клинья в неустойчивые еще позиции "восточных", для которых жизненно важным было теперь знать: когда это может случиться?
Подразделение, где служил Плотников, действовало на стороне "восточных". И когда командир вернулся под вечер из штаба, его озабоченный вид сразу насторожил Плотникова.
- Нынче один хороший разведчик может стоить полка, во всяком случае усиленного батальона, - многозначительно заговорил капитан. - Приказано через час доложить план засылки в ближний тыл "западных" разведгруппы. Задача - установить время и место переправы танков. По сути, это время начала наступления противника. Так-то вот, Алексей Петрович…
Плотников был новичком в разведподразделении. Четыре месяца назад он еще "командовал" комсомольской организацией отдельного батальона, а едва принял разведвзвод, новая забота свалилась. Ушел на повышение замполит, и капитан, помня о прежней должности Плотникова, сказал ему: "Придется вам, Алексей Петрович, взять пока на себя комиссарские обязанности - нового замполита нам скоро не обещают. За взвод ответственности с вас не снимаю, тем более что и заместитель у вас надежный, но политработу попрошу считать главным занятием…"
Словом, и командиром-то Алексей не успел себя почувствовать всерьез, однако капитан по всякому сложному делу приглашал его на совет. Правда, исполнителями боевых задач он чаще назначал других взводных командиров, и это немного задевало самолюбие Плотникова. Зато утешало внимание, с которым выслушивал капитан его советы, особенно если надо было выбрать подходящих людей. Он словно показывал Плотникову, что готов с ним делить на равных полноту ответственности за людей, за оценку их достоинств, и это казалось необычным. Потому что был ротный упрям, властолюбив и крут, возражения выслушивал с немалым трудом и не скрывал этого. Его недолюбливали, но самого капитана такое обстоятельство вроде ничуть не расстраивало. Оттого-то многих удивляло, что ротный ни разу не упрекнул Алексея за его врожденную мягкость, за комсомольскую привычку беседовать, советоваться, спорить с солдатами и сержантами с откровением и страстностью равного. Быть может, капитан заметил, что разведчикам нравились в старшем лейтенанте простота и доступность и ни один из них не позволял себе переступить границы воинской субординации в обращении с Плотниковым.
Что бы там ни было, а Плотников, похоже, устраивал ротного как политработник, и он заходил к начальству - просил утвердить старшего лейтенанта постоянным заместителем по политчасти. С самим Плотниковым пока никакой беседы на сей счет не было - ротный, возможно, полагал, что Алексей заранее согласен, поэтому считал нужным заручиться поддержкой начальства, прежде чем заводить разговоры. Но сам Алексей еще не мог разобраться, готов ли он к такой должности. Ее особенность он успел почувствовать не только на службе. Отвечать за людей, полюбиться им и не обмануть их любви, не обмануть в самом малом - ну-ка найди более сложное занятие!
…То, что капитан теперь первым вызвал Плотникова, не удивило самого Алексея. Следовало выбрать подходящих для задания разведчиков, и капитан ждал совета. Плотников начал было перечислять вслух немногих "свободных" солдат и сержантов, но командир роты нетерпеливо перебил:
- Алексей Петрович! Кого послать - решим после. Главное - как послать?
Неожиданный вопрос смутил Алексея. Не мог капитан приберечь его для ситуации полегче! "Как послать?.." Попробуй сообрази, когда каждый метр близ реки простреливается кинжальным огнем. Прибрежные тростники?.. Но не родился еще человек, способный двигаться в тростниках бесшумно.
Плотников, сидя над картой, ушел в созерцание голубой жилки и все больше понимал: другой дороги, кроме реки, в тыл противника не существует…
- А может, не группу, одного пошлем? - спросил он. - Оденем как надо, замаскируем под вид кочки - и вплавь, вдоль берега…
Глаза капитана повеселели.
- Это уже мысль. О реке я сам думал. Значит, другого вы хода у нас действительно нет. Только пошлем именно группу, на плавающей машине. Кочка, она скорее вызовет подозрения. Все, что малоприметно, сильнее настораживает - вы уж мне поверьте. Машину под зыбучий плывун замаскируем - он тут не редкость…
По дороге в штаб учений капитан неожиданно сказал:
- Группу придется возглавить вам, Алексей Петрович.
Плотников сдержанно кивнул, понимая теперь смысл вопросов капитана. Опытный комроты знал: человек легче сделает то, до чего он додумался сам. Но почему капитан выбрал теперь именно Плотникова? Конечно, на такое задание должен пойти офицер, но ведь был как раз не занят другой взводный командир, куда более опытный.
Алексей не знал, что несколько позже о том же спросит капитана старший начальник и в ответ на недоуменное "почему?" сухарь ротный ответит:
- Потому что Плотникова любят. На опасное дело легче идти с тем, кого любишь. У меня душа будет спокойнее, если пойдет он.
- А сумеет? Тут мало желания и любви. Опыт нужен. К тому же он у вас замполита замещает.
- Он разведчик, товарищ майор. Во всяком случае, должен им стать. Где же становиться, как не на учении?.. Между прочим, сколько я знаю, на войне политработники ходили в разведку, как и в атаку, первыми.
И начальник сдался…
* * *
Как бы отдыхая в илистом русле, тихо несла река черные воды. Плыли в глуби ее белые августовские звезды, плыли сонные рыбы, приткнувшись к травяным кустикам, плыли кочаны бурой, усыхающей пены. И, невидимые под водой, стальной броней и забросанными тиной камышовыми "коврами", плыли пятеро разведчиков навстречу неизвестности.
Час времени прошел в молчании. Люди сидели на своих местах словно гипсовые куклы, даже дыхания не было слышно. Этот час показался таким долгим, что терялось ощущение реальности окружающего. Казалось, ты просто задремал после многотрудного дня в тылу своих войск. Было так тихо и темно, что разведчики видели, как светящаяся часовая стрелка на приборном щитке крадется к цифре 12.
Один Плотников не замечал времени, наблюдая за берегами и водной поверхностью в прибор ночного видения. В обычных перископах, низко сидящих над черной, глухой водой, стояла лишь непроглядная чернота.
Берега стали суше, прибрежные холмы - круче, тени от них сомкнулись, и река побежала черным коридором, убыстрив течение, словно и ей было неуютно, как одинокому путнику в ночном ущелье.
Час времени… Плотников отчетливо помнил цифру 5 на карте над юркой голубой стрелкой, - значит, уже пять километров пронесло их, хотя до переднего края по прямой гораздо ближе. Вот-вот будет вершина излучины, и тогда река понесет их обратно к своим - туда, где русло ее снова становится линией фронта. Островок с машиной медленно кружило на стрежне, угрюмые, пустынные откосы крутых берегов временами возникали в глубине экрана, их сменяла та же пустыня воды - ни лодки, ни вешки, ни всплеска.
Обостренное чутье подсказывало Плотникову: не здесь надо искать трассу танковой переправы, и все же сомнения вползали в душу.
В черных холмах взвыл мотор, ему отозвался другой и третий…
- Тягачи… артиллерийские, - тихо сказал сержант, и Плотников благодарно кивнул, хотя сержант в темноте не мог видеть его кивка. Алексей тоже подумал о тягачах, и то, что Дегтярев подтвердил его догадку, обрадовало Алексея, укрепило в нем уверенность. Тревога поубавилась. В упор направив на карту синий лучик карманного фонаря, он быстро нашел нужный квадрат, пометив его вопросом. А когда снова глянул в прибор, заметил сразу: холмы словно опали, река посветлела, расправилась вширь, и машину уже не кружило, она плыла боком, устремив из-под водорослей всевидящий глаз на берег, противоположный плацдарму…
Теперь замечались живые тени в прибрежных распадках, доносились звуки шагов и негромкие голоса; где-то что-то небрежно бросили на твердую землю, где-то звякнул металл; раза два мелькнули огоньки сигарет. Противник вел себя не столь осторожно, как на переднем крае. Впервые Плотников по-настоящему понял, сколько суровой, проверенной опытом мудрости в требованиях ночной маскировки, которые и ему порою казались излишне жесткими и формальными. Он сделал себе эту зарубку в памяти, желая после найти такие слова, что заставят его слушателей в час беседы мысленно войти в эту прифронтовую ночь тайными соглядатаями. И узнать немало лишь потому, что кто-то небрежно стукнул дверцей бронетранспортера, кто-то закурил вне укрытия, а кто-то, не умея сладить с раздражением, во весь голос распекает командира второй саперной за медлительность. Какой "слухач" не догадается: вторая саперная появилась у реки совсем не случайно!