"Милый мой племянничек, - грустно шепнул голос ниоткуда, и Влад, вздрогнув, огляделся, а затем понял, что это его собственные - хоть и очень странные - мысли. - Испытать это можно и по-другому, во сто крат насыщенней и ярче… А ведь когда-то ты знал это, умел это и не искал встречи с Разрушителем… Ты помнил "кэппат сиихил", твои новые тела не единожды подвергали этому обряду. Женщины твоего народа по твоему закону поднимались на вершину твоих построек и ждали падающей звезды, посылаемой Небесной Рептилией, раскинувшейся от горизонта до горизонта. А затем твой "куарт" распался, как распадается всё и всегда, находясь в бездействии либо найдя ошибочный путь… И ты забыл песню твоей матери. Ты забыл все ее песни, хотя продержался дольше нас всех. Ты устал ждать…Увы, мальчик мой, увы тебе…"
Влад рассмеялся. Пожалуй, будет о чем рассказать Наде во время следующей командировки в Новосибирск. Вот уже и посторонние голоса, бредовые идеи… Что будет дальше?
Конечно, если эта следующая командировка состоится…
* * *
Вновьпришедший был подавлен и растерян, ибо переправа на подземной ладье отнимала много сил, отнимала память, оставляя у путешественника лишь главное - сердце.
От стены отделилась тень. Темная мужская фигура, сложенные на широкой груди руки, востроухая голова зверя с мерцающими в темноте желтыми глазами. Звероголовый ждал вновьпришедшего, им предстоял еще долгий и тяжелый путь. Он молча кивнул, окинул мрачным взглядом сущность новичка, проник в душу.
- О, Инпу! Преклоняюсь пред тобой, великий Проводник, целитель, друг Вечности! - как и подобало, вновьприбывший опустился на колени перед безмолвной фигурой неподкупного судьи и палача Дуата.
- Следуй за мной, - прорычал шакалоголовый бог, развернулся и нырнул в бездонное пространство.
Снаружи коридор казался воплощеньем тьмы, изнутри он был исполнен света.
Вспыхнула первая Радуга. Инпу остановился и, не оглядываясь, вопросил:
- Ты помнишь все? Ты готов произнести Исповедь Отрицания, смертный?
- О, да! Я помню все, Инпу! Я готов произнести Исповедь Отрицания, Инпу! - слабым эхом откликнулся тот.
- Приносил ты зло другим людям?
- Я не чинил зла другим людям…
Лязгнули клыки. Что-то навсегда вырвалось из единой сущности вновьприбывшего и растворилось в потоках света. Не замутился свет.
Инпу заскользил дальше, а новичка неудержимо повлекло за ним.
Вторая Радуга. Третья… Четвертая… Клочки сущности таяли в сияющем пространстве, и не отторгал свет данного ему.
- Я не поднимал руку на слабого…
- Я не делал мерзкого пред богами…
- Я не был причиною недуга…
- Я не был причиною слёз…
- Я не убивал…
- Я не приказывал убивать…
- Я никому не причинял страданий…
И лишь тень, слабая тень ступила в чертоги Зала Истины. Робкая тень скользила вслед за Инпу, разорвавшим ее сущность. Инпу вел новичка к чашам весов.
Небо алело, исходило потоками света на горизонте. Бурые тучи уносило вихрем, создавшимся из громоподобного рычания Зверя Дуата. Зверь был всюду, он бесновался и ждал…
Тень вновьприбывшего не помнила уже почти ничего.
- Говори! - сурово приказал Инпу, останавливаясь под золотыми весами Маат.
- Я чист, я чист, я чист, я чист! - заговорила тень, и вопль Зверя разорвал небеса. - Я зрел полноту Ока Хора в Гелиополе, Хора, сотворившего то, что не могут сотворить иные боги, Хор-са-Исет, Хора на Стенах Дома, тайного именем! Не случится со мной ничего дурного в этой стране, в Великом Чертоге Двух Истин, ибо я знаю имена сорока двух богов, пребывающих в нём, спутников великого бога Усира!
- Да будет так! - молвили голоса множества невидимых наблюдателей.
Но Инпу воздел вверх руку с тонкими сильными пальцами, и явили себя острые, загнутые, как у коварной Баст, когти. Зрачки желтых глаз бога стали огромны, подобно зрачкам разъяренного льва. Черны стали глаза Инпу. Не было зрелища страшнее оскала Инпу.
И вонзились когти в сердце, и не стало более тени смертного.
Только живое, страдающее, любящее, ненавидящее сердце, пульсируя, исходя кровью, упало на чашу весов. А на другую чашу, легкое, невесомое, струящееся в потоках воздуха, пало перышко, белоснежное перышко Птицы Богов.
Исчезли все звуки в мире.
Скользнул из разверстых небес луч Ра. Весы Маат вспыхнули золотом. Чаши качнулись.
Инпу молча ждал. Ждали и те, кто был в зале, невидимы оком.
Медленно, словно неохотно, стала опускаться переполненная кровью чаша с сердцем.
И торжествующий, голодный рев Зверя Дуата огласил Зал Истины, потряс преисподнюю.
- Лишь сердце не лжет! - прозвучал приговор Инпу. - Да вернешься ты вновь страдать и очищать себя на землю! Вернешься ничтожеством, пробыв заточенным в забвении девятьсот девяносто девять разливов Хапи! Да утратится часть памяти твоего Ка и Ба, пройдя через пасть Ам-Амат, за то, что не исполнил ты в срок этой жизни предназначенного тебе, а думал только о презренной плоти своей! Да будет так!
- Да будет так! - откликнулись голоса.
Человеческой, лишенной когтей, рукою выхватил Инпу сердце грешника из чаши и швырнул его в крокодилью пасть Ам-Амат, Зверя Дуата.
НАЧАЛО МАЯ…
- Можно?
Марго подняла голову, и тут же расцвела улыбкой. Влад заглянул - уж давно она с ним не виделась. По делам, конечно. Просто так он сюда не заходит.
- Привет! Сколько лет, сколько зим! Кофе хочешь?
А выглядит он плоховато. Может быть, что-то случилось? Женщина заколебалась: в деловой среде о таких вещах спрашивать не принято. Но с Владом они все-таки почти друзья.
- Что-то ты осунулся… - между делом, пока наполняла чашки, заметила Маргарита.
Ромальцев не отреагировал, резкими движениями вынимая из кейса прозрачные папочки и вытряхивая из них документы.
Хозяйка офиса решила не настаивать. Не хочет общаться - дело его. Она уселась за стол сверить бумаги.
- Угу. Можно выписывать счет-фактуры. Зайди в кабинет, отсюда - вторая дверь направо, тебе там наберут и распечатают…
Влад поднялся и вышел…
…Набором документов Маргарита еще два месяца назад посадила заниматься свалившуюся ей как снег на голову Сокольникову. Нет, Марго была рада увидеть подругу детства живой, относительно здоровой, с мужем и даже ожидаемым вскоре прибавлением. Но что-то во всем этом ее настораживало. Временно Николай и Рената жили у нее: Рита с сыном Левой - в одной комнате, эта парочка - в другой. В тесноте да не в обиде. Марго шутила, что Гроссман может гордиться, живя в квартире сразу с двумя женщинами. Да еще и какими женщинами! Она очень устала от одиночества, и эти двое хоть как-то развлекли ее постылую жизнь, смысл которой сводился к скучной формуле: "работа - сын - работа".
Беспокоило другое. За день до их приезда в кабинете Маргариты раздался телефонный звонок. Мужчина. Голос приятный, баритон, с сексуальной такой хрипотцой (Рита была сильно озабочена проблемами интимного характера, и потому всех представителей противоположного пола рассматривала и выслушивала прежде всего через призму "привлекателен или нет"). Собеседник представиться не соизволил.
- Я говорю с Маргаритой Валерьевной Голубевой? - спросил он таким тоном, что Марго поняла: этот господин привык отдавать распоряжения; догадалась и о том, что он имеет непосредственное отношение к "крыше", прикрывающей ее небольшое предприятие (пришлось однажды сдаться), но стоит настолько выше по иерархической лестнице относительно тех братков, которые имели дела с директрисой Голубевой, что ей даже и не снилось.
- Да.
Он помолчал, но у Маргариты не возникло и мысли нарушить это молчание первой. Она и так нервно подскочила, а теперь сидела на краю стола, в тревоге покачивая ногой.
- Маргарита Валерьевна, у меня к вам небольшая просьба по поводу ваших старых знакомых. Которые вскоре появятся у вас…
Маргарита выслушала его, а потом еще долго в глубокой растерянности смотрела на динамик своего телефона, издающего короткие однообразные гудки.
Она была женщиной умной. Сильные мира сего за ослушание наказывают строго, но зато и за верную службу награждают щедро. Марго никогда и ни к кому не шла с протянутой рукой, но если уж так обернулось, что один из таких "князей-ферзей" сам попросил у нее помощи…
И в то же время Рита как мать, которая охраняет свою неполную и зиждившуюся лишь на ней семью, почуяла опасность. "Время покажет", - мудро порешила она, и время показало. Оно показало Николая, каким никогда не видела его Маргарита: в густых смоляных волосах - проблески седины, тени под большими, некогда прекрасными черными, как очи врубелевского Демона, глазами, резко очерченные скулы, порывистые и дерзкие, но в то же время нервные движения. Время показало и Ренату, повзрослевшую, немую, ни капли не похожую на ту новосибирскую школьницу-хохотушку или счастливую невесту, какой запомнила ее подруга. В глазах - что-то тяжелое, что уже не сотрешь, не изживешь, и в то же время ироничное. Марго поняла: Николай почти сломался, Ренка - нет. Гроссман не стал объяснять подробности, да Голубева и не просила. Рассказал о том, что произошло, в общих чертах. Рита пыталась сопоставить, кем же доводится им позвонивший человек, но не могла. И сказать об этом Николаю тоже не имела права. Теперь она чувствовала себя обязанной тому неизвестному. Хуже: вынужденной плясать под чужую дудку.
Она помнила момент, как Николай и Рена вздрогнули и чуть было не шарахнулись в сторону от паркующегося у бордюра черного "Ландкрузера", из которого затем выпорхнула белокурая дамочка в норковой горжетке и направилась в банк.
- Я теперь видеть не могу этого скорпиона, - признался Коля, указав на никелированный логотип "Тойоты", стилизованную "Т".
И впервые в жизни Марго обратила внимание, что это начертание и в самом деле напоминает схематичного скорпиона: овальное тело, перехлестнутое дугой, концы которой с полным успехом могли бы венчать две клешни.
Но Гроссман так и не пояснил свою неприязнь к данному знаку. Видимо, у Ника были свои причины и на то, чтобы ненавидеть его, и на то, чтобы держать причины своей ненависти в тайне. Маргарита не настаивала.
Работа для Николая нашлась очень быстро. А вот как быть с подругой, Рита не знала. Принимая во внимание ее вполне заметно округлившийся животик и немоту, работник из нее был бы еще тот. Явно, что нарасхват на бирже труда она не пойдет. Но Рената сообщила в записке, что чувствует себя чудесно, а посему готова делать что угодно. И Голубева взяла ее под свое крыло. Другими словами, посадила оператором в соседнем кабинете: для того, чтоб набирать тексты документов, красноречие Цицерона не требуется. Марго с содроганием ожидала повторного звонка, но незнакомец не звонил. И вскоре женщина стала успокаиваться. Авось само собой да уляжется. Не раз так было - трясешься-трясешься, а про тебя давно уже все забыли…
…Влад заглянул в указанный Ритой кабинет. Две знакомые девушки сделали ему приветственный знак ручкой.
- Мне фактуру набрать. К кому? - спросил он.
Одна из них молча указала в дальний угол, где из-за монитора компьютера было видно что-то золотистое. Неужели волосы, а если волосы, то неужели настоящие, не крашенные?
Влад подошел и заглянул через столик почти с любопытством.
На него вскинула глаза женщина потрясающей красоты. Очень ухоженная, изящная, точеная.
- Вы наберете? - спросил он лишь бы что-нибудь спросить, не в силах оторваться от созерцания светло-светло-карих с зеленой искоркой глаз.
Она молча кивнула и протянула маленькую, без всяких украшений, руку за документами. Только тут Ромальцев заметил, что она беременна, но очарование момента нисколько не рассеялось. Она случайно коснулась пальцами его руки, и Влад почувствовал себя так, словно его тряхнуло током - правда, не больно и не неприятно. Однако ощущение, что он "нырнул" куда-то, как на "американских горках", было. Да и она слегка вздрогнула, словно нечаянно укололась.
Женщина все так же молча и быстро нащелкала все полагающиеся реквизиты, заполнила бланк и послала документ на распечатку. Две ее коллеги все это время переглядывались между собой, а в итоге и подавно отправились на перекур. Влад вспомнил об этом гораздо позже. В тот момент он стоял в каком-то оцепенении и опомнился лишь тогда, когда наборщица собралась подняться, чтобы забрать распечатки.
- Сидите, я сам! - Ромальцев сделал успокаивающий жест рукой и, стряхнув непонятное наваждение, шагнул к принтеру. - Большое вам спасибо. Спасибо…
Она улыбнулась. Странной была ее улыбка. Двойственной: и приветливой, и печальной. Влад ни разу не видел прежде улыбавшихся таким образом людей. И еще было сразу понятно, что в этом коллективе она лишняя. Белая ворона. Видимо, новенькая, и видимо, не пришлась ко двору.
Отдавая счет-фактуры на подпись директрисе, Ромальцев спросил:
- А эта наборщица давно у тебя работает?
Марго кривовато усмехнулась. И этот - туда же. Ей всегда было непонятно, отчего мужики тают в присутствии Ренки, готовы служить, как дрессированные собачки, прыгая на задних лапках. Даже самые-самые… В юности они с подругами подшучивали над нею, мол, мажешься ты, Ренка, ведьмовскими притираниями, ворожишь, вот они за тобой и бегают стаями. Лицом и фигурой Маргарита удалась не хуже Сокольниковой, да вот что-то не было вокруг нее такого ажиотажа среди противоположного пола. Ревнивые завистницы шептались, что это из-за богатства Ренкиного папаши или что это из-за ее безотказности. Но Марго, которую, чего греха таить, тоже грызла тайная зависть, прекрасно знала, что восемнадцатилетняя Рената вышла за Николая, будучи девственницей, как ни редко это случается по нынешним временам. Да и дальнейшее показало: тут замешано что-то еще, и богатства ее папочки не при чем. Может, и правда - ведьмовской приворот?
Рита решила, что не стоит говорить, кто это такая, ведь Ромальцев близко знает Надьку, Ренину кузину. А Марго была уверена: таинственный покровитель четы Гроссманов не обрадуется, если об их пребывании в Ростове-на-Дону узнает кто-то еще, тем более, в Новосибирске. И она отделалась обтекаемым полушутливым ответом, дескать, работает наборщица недавно, скоро убежит в декрет, так что если есть кто на примете, можно будет взять его (ее) "на подхват" месяца через два.
Уезжая из офиса Маргариты, Влад был в странном состоянии. Марго подумала, что Ромальцев заинтересовался той женщиной. Это было бы неудивительно: ему нравились блондинки, и хоть та красавица скорее рыженькая, она вполне подходила под его вкус. Он любил изящных, хорошо сложенных - и пожалуйста. Но не было сексуального подтекста в интересе Влада. Он сам изумился. Не было! Здесь что-то другое. Волнующее. Одновременно и хорошее, и… да, почему-то и тревожное. Словно стоял-стоял себе молодой человек, полагая, что стоит на твердой, надежной земле, и вдруг кто-то возьми да и выдерни у него из-под ног доску. Ба! А получается, что стоял-то он на рее! И, словно казненный корсарами, летит сейчас в морскую пучину, радуясь новому свиданию со смертью и боясь будущего.
Только у себя в офисе Влад подумал, что забыл спросить: почему молчала златовласая нимфа?
И ночью не спалось ему, как не спалось уже много-много ночей. И вот снова, тайком от матери, он вышел из дома, выгнал из гаража машину, чтобы поехать к набережной Дона…
…Влад задумчиво смотрел вдаль. С того места, где он стоял, при свете луны открывался красивый, немного таинственный вид на мост, что перекинулся через реку. Что создавало эту сказочность? Сочетание воды и луны? Величавое спокойствие древней реки? Но Ромальцеву было хорошо только здесь, в этой тишине.
По законам перспективы мост постепенно сужался, уходя к противоположному берегу. И Ромальцеву вдруг придумалось, что "быки" моста - это не что иное, как верхние зубы поджидавшего свою жертву чудовищного крокодила. Тот лежал в маслянисто-черной ночной реке и караулил зазевавшиеся суда, небрежно "фильтруя" через приоткрытую пасть медлительные воды - и все ради одного маленького теплоходика, который старательно сигналил и освещал фарватеры берегов.
Влад поднялся по ступенькам и оказался наверху. Оттуда, с высоты "крокодильей морды", он задумчиво уставился в черную пропасть под собой…