- Послушай, Небтет. Послушай меня, сестра. Подумай о будущем. Хорошо, Сетх выиграет тяжбу. Но рано или поздно он уйдет из этого мира, как уходят все. По прежнему закону сан унаследует наш с тобой брат, Хор-старший. Но подумай: если ты подпишешь договор, то даже в случае победы на суде твоего мужа наследником станет твой сын Хентиаменти, рожденный в браке с Сетхом и считающийся его сыном!
Хитра мать, хитра! Она знает, как мучается Небтет! Она знает ее слабые стороны. Ради своей цели она готова разбередить незаживающую язву в душе и в сердце сестры, напомнить ей о болотах и младенце, найденном сворой псов и вскормленном чужой грудью. Мать ожесточилась, она не остановится ни перед чем. Ошибки Небтет сторицей возвращаются к ней же самой…
- Ты сделала хорошую ставку, Исет… - Небтет потупилась и утерла слезу. - Не Хор так Инпу объединит расколотую страну…
- Не разделяй Хора и Инпу, Небтет. Они - вместе. Они всегда были вместе, даже когда Хор не явил себя. Они рождены от одного семени, и хоть дух у них разный, они - единый "куарт". Никто не знает - знаешь ты! Не дели их. Не Хор, так Хентиаменти, ты права…Так хотел бы и Усир.
- Если договор подпишем мы, его подпишут и Нут с Хатхор. И женщины потеряют власть.
- Я знаю, Небтет.
Они обе взглянули на Хора.
- Иногда нужно жертвовать… - пробормотала Исет и коснулась покалеченного плеча юноши. - Ради них. Не мужчины рожали их в муках, мужчинам неведомы жертвы, на которые мы идем ради наших детей…
Хор не знал, что сказать. Только теперь осознал он всю глубину этого противоречия. Мать жертвовала будущим всех женщин ради единства - страны, народов, человеческого существа… Ей было нелегко, но это не обойти. Никак не обойти…
- Я подпишу договор, сестра… - Небтет решительно поднялась, и кресло дрогнуло.
Изумруды в глазах выточенной из красного дерева кошки Баст сверкнули от всполоха молнии.
Голоса Ра и Сетха не прозвучали в защиту нового закона. Нетеру условились считать договор вступающим в силу.
Слушание по делу тяжбы Сетха и Хора было назначено. А сам Хор остался ждать прибытия брата, еще не ведая, на чем - верхом на коне или по морю - прибудет Инпу-Хентиаменти…
ПЕРВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. ВЕСНА. ОРИТАН
Танрэй оглянулась, последний раз посмотрев на берега Коорэалатаны, города-порта Оритана. Снег сверкал в лучах низкого солнца, венчавшего собой шпиль маяка, сложенного из ярко-красного камня. По крайней мере, с места Танрэй это выглядело именно так: солнце, "наколотое" на маяк…
Коорэалатана - Вечно Горящее Сердце. Так переводилось это название с древнеорийского языка, и все постройки города отличались от привычных глазу ори белоснежных зданий. Те же шары и полусферы, но с алой, золотой, красной, багровой облицовкой. Когда Танрэй впервые увидела их маленькой девочкой, она указала родителям пальчиком на ближайший дом и воскликнула: "Это закатное солнце!"
И сейчас она, будучи двадцатичетырехлетней женщиной, смотрела на тот же дом, а сердце горело и сжималось от боли.
- Прощай, Оритан… - прошептала она, ибо чувства подсказывали: больше ей никогда не увидеть родной земли.
И Танрэй, сдержав жгучие слезы, ступила на трап громадного корабля. Ал ждал ее, но не возвращался, чтобы взять под руку: если уж ты начал путь, то не останавливайся и не оглядывайся, иначе прошлое затянет тебя, и будет очень тяжело вырваться из его объятий. В этот момент, на пике своих возможностей, Танрэй ощутила его, прежнего. Такого, о каком иногда, как будто нехотя, рассказывал Паском. И заскучала по нему. Ныне муж ее был иным, как и она сама…
По сходням заклацали когти догоняющего их Ната. Вот кому позволялось все: возвращаться, забегать вперед, бездельничать, шкодить, чудачить… Непосредственный, как ребенок. Зверь.
Коорэалатана, несмотря на то, что была портом, пока избежала войны. Стычки случались на другом конце материка, стремительно "съезжающего" к полюсу. Недаром для отправки Паском избрал именно этот город, недаром отказался от опасного перелета, предпочтя долгий водный путь.
- Не печалься, солнышко, - Ал обнял жену и, зажмурившись, прижался носом к ее меховой шапочке. - Мы ведь едем туда, где нет зимы и войны, а я с тобой. Что еще нам нужно на чужбине?
- Родители, - коротко ответила она.
Престарелые отец и мать Ала, как и родители Танрэй, отказались эмигрировать. Они сказали, что уже стары для подобных переездов, и вздыхали, гадая, как уживутся молодые на новом месте.
Танрэй считала себя не слишком хорошей супругой. В то время как ее сверстницы упорно готовились к замужней жизни и постигали тонкости ведения домашнего хозяйства, Танрэй носилась с мальчишками и младшими девчонками по улицам, а в ответ на замечания взрослых лишь отмахивалась: "Успеется!" Что-то внутри подсказывало ей: "Наслаждайся, пока есть возможность! Потом - не будет! Наслаждайся, дабы тебе впоследствии было о чем вспомнить!" Но в то же время суровые обстоятельства диктовали свои условия. Девушка чувствовала, что сильно отличается от остальных девушек-ори. Легкомысленностью, беззаботностью, веселостью. Хохотушка, с которой любили дружить. Ал неспроста называл ее солнышком: возле нее грелись все, кому не хватало тепла. Но иногда солнышко буянило и выпускало протуберанцы непослушания. Со стороны это смотрелось мило, однако сама Танрэй страдала и укоряла себя: все южанки были сдержанны и серьезны, не чета ей. А она не умела готовить, не любила шить-вязать, не понимала разговоров подруг о тонкостях общения с юношами, ибо все сводилось к одному: выйти замуж и стать благородной Попутчицей благородному супругу. До семнадцати лет Танрэй вообще не думала о любви. Вернее, думала, конечно, но придавала ей совсем иной смысл, нежели предоставляла людям реальность.
Перед ступенью Направления девушка решила, что для "Орисфереро" - школы точных наук - она не годна. И отправилась по духовной стезе, в Новую Волну. Ей нравилось говорить, ей нравилось играть, ей нравилось изучать языки - древние и современные. В нынешней ситуации это было не слишком нужно: меж двумя великими государствами началась война. Танрэй не полагалась на разум в выборе профессии. Она могла бы освоить геометрию, астрономию, физику, химию, но для этого нужно было отключить душу и сердце. Одна мысль о том, что ей пришлось бы работать в этих направлениях, приводила девушку в ужас. Она завяла бы и засохла, а ей хотелось жить. Жить! Ей не нравились книги о жертвующих собой героях - возможно, именно потому, что сама она была способна на отдачу лишь в тех рамках, что уготовила ей Природа. Умереть за кого-то Танрэй не смогла бы ни за что.
На курсах естествознания, которые преподавал ее группе кулаптр Паском, девушка увидела красивого молодого человека, типичного южанина. Он был старше нее на шесть лет и получал, как это принято на Оритане, второе образование. За его плечами было "Орисфереро": своей первой профессией Ал выбрал астрофизику. Ныне, в Новой Волне, он осваивал историю и геологию.
Между молодыми людьми с первой же встречи вспыхнула искра. Они были одновременно и похожи, и различны. На Оритане выбирали женщины, но в их с Танрэй случае Ал пошел навстречу первым. Через сезон он предложил во всем сомневающейся возлюбленной брак. Танрэй шла, как по протоптанной дорожке. С одной стороны, грезился покой: "Наконец-то я делаю все так, как нужно". С другой - не было чего-то животрепещущего, яркого. Необычного. Смутные воспоминания подсказывали девушке: прежде была страсть, прежде ты замирала, прежде ты была способна на самопожертвование. Нет-нет, она и теперь влюбилась в Ала, они были счастливы, когда объединились, но… Да Танрэй и сама тогда не знала, что "но"…
…До тех пор, пока избранник не познакомил ее со своим приятелем, приехавшим из дальних краев. С Тессетеном, угрюмый взгляд которого способен был, казалось, обратить в неподвижный камень даже суетливого мотылька. С косматым, уже не первой молодости и совсем жуткой внешности мужчиной - своим лучшим другом.
Сетен взглянул на девушку из-под нависавших над бровями прядей волос - исподлобья, неприветливо. Так смотрят дикие звери. Ты не знаешь, что выражает их взгляд. Может быть, Тессетен думал совсем о другом и вовсе не испытывал неприязни к собеседникам, но Танрэй содрогнулась и спряталась за плечо мужа. И в то же время что-то шевельнулось в ее груди.
Сетен был небрежно-ироничен. Он был циником, которого ничем не удивишь. Он слишком рано состарился внешне. В нем очень мало чистого. И еще - у Сетена была жена, шестью годами моложе него, ровесница Ала, красивая ледяная Ормона. Она вернулась вместе с мужем откуда-то из диких мест планеты.
До сих пор с удивлением вспоминала Танрэй ту, первую, их встречу. Удивлялась - своим ощущениям. Ал, казалось бы, ничего не заметил, и они никогда не разговаривали о Сетене и Ормоне.
И вот теперь совсем небольшой командой, сколоченной усилиями кулаптра Паскома, на корабле "Сэхо" они покидали Оритан. Их путь лежал к необжитому цивилизованными людьми материку, значившемуся на картах как Рэйсатру - Земля Возрожденной Мечты. Именно там, на южной его оконечности, и работала уже несколько лет чета Сетен - Ормона. Паском говорил что-то об энергетике гор, но Танрэй не запомнила. Это был выбор знающих тонкое, а профессия Танрэй относилась к несколько иной области.
Девушка вошла в каюту. Здесь было тепло. Нат легко отпихнул своего хозяина и царственно проследовал за нею. При его размерах проделать такое было несложно: когда пес вставал на задние лапы, он оказывался одного роста с высоким Алом.
Танрэй разделась и, растирая согревающиеся руки, взглянула на мужа:
- Вот и все, Ал… Признаться от души, так мне не хочется жить после всего, что произошло…
Вынюхивавший что-то в углу каюты, волк фыркнул и обернулся на нее. Ал скинул подбитый мехом плащ (больше он ему, скорее всего, не понадобится) и потянулся. Но жене он так ничего и не ответил. Нат изучил каюту, а потом лег у порога, положив на лапы задумчивою морду. Вот уж кому хорошо повсюду, так это псу Нату. Лишь бы хозяева были рядом. А дальше - хоть лети весь мир к морозам и вьюгам.
- Все решено, все сделано! - засмеялся Ал. - Мы с тобою молоды, мы никогда не состаримся! В наших жилах - лава, а не вода. Разве не повод мчать вперед, Танрэй?! Пусть прошлое не разъедает наши сердца! Война и зима - в прошлом. Очнись, пойми, прими!
Танрэй подняла голову и посмотрела на него. В каюте сделалось еще жарче. Глаза Ала сияли. Они, кажется, поменялись ролями: прежде заводилой была она.
- Идем! - воскликнул он. - Идем на палубу! Сейчас вернется Тессетен - и мы отплываем.
Наверху собрался "костяк" группы эмигрантов. Тримагестр Солондан, пожилой ученый муж, выдающийся генетик, селекционер. Созидатель Кронрэй. Сам кулаптр Паском. Одновременно с Алом и Танрэй на палубу поднялся и конструктор Зейтори. Все учел кулаптр. Это уже не любительская разведывательная команда, как шутил Тессетен. Все было гораздо серьезнее.
Поджарый, почти совсем белый Нат уселся рядом с хозяином и поглядел на купающийся в алом тумане город ори.
Танрэй положила руку на грудь. Больно, как больно!
Волк встряхнул острым ухом и посмотрел своими темно-серыми, почти человечьими глазами на девушку. Она погрузила пальцы в его роскошный воротник. Шерсть у Ната была столь густой, что он мог спать в сугробе в самый лютый мороз.
Наконец вдалеке, меж портовых построек, показалась темная стремительная фигура Тессетена. Танрэй подобралась: это были последние минуты их пребывания на родине…
Закутанный в широкий черный плащ-накидку, капюшон которого был оторочен мехом черного песца, друг Ала взбежал по трапу.
- Все улажено, - коротко бросил он в адрес Паскома, не глядя на него. - Можно отплывать, эксцессов быть не должно… Нам обещали свободный выход из бухты.
Танрэй долго смотрела, как тают вдалеке, равняясь с горизонтом, берега Оритана…
* * *
Корабль шел намеченным курсом, надежно защищенный силовой установкой от подводных айсбергов. На второй день путешествия стало теплее, плавающих льдин встречалось все меньше.
Основная часть пассажиров мучилась от морской болезни. В числе этих страдальцев была и Танрэй.
В то же время в каютах кормовой зоны судна царило веселье. Курсанты под предводительством Дрэяна от вынужденного безделья развлекали себя как могли. На новом месте им предстоит следить за порядком в проектируемом поселке ори, ну а пока они были предоставлены самим себе. Дрэян, хоть и являлся их командиром, был не прочь позабавиться.
Курсанты громко хохотали над слабыми желудком товарищами. Их игра состояла в том, чтобы напиться как можно сильнее и при этом, невзирая на качку, удержать выпитое в себе. Пока это удавалось лишь Дрэяну. Он, казалось, даже не пьянел.
- Девицы вы, а не солдаты! - кричал он, забывая о благовоспитанности и сдержанности, коими так кичились темпераментные ори, и навешивал тумаков проштрафившимся юнцам.
- Эх, не надо о девицах, Дрэян! - попросил Саткрон, известный прилипала и подхалим. - Их так здесь не хватает! Хотя я бы сейчас и на старуху кинулся…
- Курса-а-а-ант! - одернул его Дрэян, чудом сдержав смех. - Ведите себя прилично!
- Слушаюсь, командир!
Остальные, даже самые обессилевшие, невольно вытянулись, но, убедившись, что командир шутит, снова расслабились и захохотали.
- Вот погодите, приедет мой братишка Фирэ, тогда вы увидите, каким должен быть настоящий ори! - пообещал Дрэян.
Несмотря на обилие спиртного, мутившего рассудок, молодой человек непрестанно думал о своем четырнадцатилетнем брате Фирэ. Родители не позволили Дрэяну взять мальчика с собой, ибо тот был еще очень юн, а старший брат и курсанты вряд ли оказали бы слишком благотворное влияние на его личность. Фирэ был упрям и скрытен. Казалось, его характер вполне сформировался, но кто знает… Мальчик очень огорчился родительскому запрету: он узнал, что группа оританян едет в горы, а при его увлечении спелеологией это был великий соблазн.
- Думаете, здесь он будет в большей безопасности, чем на Рэйсатру? - вступил в спор с отцом Дрэян. - Еще пара лет - и война полностью перекинется на Оритан.
- И вот тебе бы самое место было здесь, со своим народом! - отец гордо отвернулся. В душе он считал, что старший сын предает свою страну, уезжая с эмигрантами, и хотел, чтобы хоть Фирэ постоял за честь их семьи.
- Ну уж нет! Мой "куарт" никогда не был безумен! Я не хочу принимать участие во всей этой затее с войной!
- Дезертиры! Вы, все, кто сейчас уезжает отсюда - дезертиры! Вы позорите ори! Но Фирэ я тебе не отдам. Вот будет ему шестнадцать - и пусть решает, как быть. А покуда и не думайте!
Рассорившись таким образом с отцом, Дрэян отыскал брата в горной части Эйсетти, среди ледников, и сообщил ему родительское решение. Фирэ пригорюнился.
- Давай сбежишь? - предложил старший брат.
Мальчик покачал головой:
- Решение отца - закон. Я не стану нарушать его. Когда я выучусь, то приеду к вам.
- Когда то будет!
- Будет, - твердо, совсем не по-детски, ответил Фирэ.
Дрэян плохо помнил его ребенком. Ему казалось, что даже в младенчестве Фирэ держался как взрослый. Все поступки братишки, все его действия говорили о том, что "куарт" подростка - очень древнему "куарт"! - осталось всего ничего до Восхождения. И, скорее всего, это его последнее воплощение. Куда до него Дрэяну. А с какой легкостью Фирэ год назад отыскал свою Попутчицу, Саэти! Казалось, мальчишка не делает ни одного лишнего движения, и всюду его ведет сердце. Однажды - Фирэ было восемь или девять лет - Дрэян и его друзья увидели жуткую картину.
Для них горы были местом для развлечения. Братишка же изучал их, это была его будущая - и любимая - работа. И вот пока старшие ребята болтали, расположившись на полянке, Фирэ подошел к пропасти. С одного берега разлома на другой ураганом повалило дерево. Ствол был довольно тонким - быть может, в обхвате таков же, как талия Фирэ. По крайней мере, Дрэян своими глазами видел, как покачивается дерево даже при несильном ветре.
- Смотри! - вдруг шепнул ему приятель, не сводя округлившихся от ужаса глаз с чего-то за спиной у Дрэяна.
Ребята стали оглядываться, и все замирали. Дрэяна прошиб ледяной пот.
Завязав глаза шарфом и взяв в руки палку, Фирэ неторопливо и уверенно шел по раскачивавшемуся стволу. Он ни на мгновение не приостановился. Когда его ступня коснулась земли противоположного берега, Дрэян и его приятели одновременно выпустили из легких воздух.
- Что ты делаешь? - долго орал потом Дрэян с одного берега на другой, боясь даже смотреть в сторону дерева. - Вот вернешься ты, я тебя проучу!
А Фирэ тем временем со спокойной деловитостью затачивал свою палку в виде кола.
- Зачем ты это сделал? А?!
Мальчик поднялся с камня и по извилистой дорожке направился ко входу в ближайшую пещеру.
- Фирэ!!! - Дрэян даже подпрыгнул от ярости, а потом швырнул в брата обломком кварца. - Фирэ!!! Отвечай, когда я тебя спрашиваю!
Фирэ повернулся, развел руками и тихо сказал:
- Я проверить хотел…
- Кого проверить?! Кого?! Нас?! Мы чуть не обгадились, пока ты это делал, безумный мальчишка!
- Себя проверить… - мальчик ткнул палкой в землю, подтянулся и забрался в пещеру.
- А ну-ка вернись - вон там, через двести шагов, есть перекидной мостик! Живо! Фирэ!!! Ты слышал?!
Фирэ слегка помахал ему рукой и скрылся в пещере.
К его возвращению Дрэян успел остыть, но это не спасло младшего братишку от распеканий.
- Ты не доверяешь своему сердцу, о чем нам с тобой говорить? Ты все равно не поймешь… - сообщил усталый Фирэ, и у Дрэяна, как всегда, не поднялась рука, чтобы отвесить ему подзатыльник.
Став чуть постарше, Фирэ рассказывал брату, которому доверял целиком и полностью, удивительные вещи. Он помнил, каким был Оритан четыреста с лишним лет назад. Помнил! Так же отчетливо, как проживший все эти годы в одном воплощении легендарный кулаптр Паском, духовный советник Объединенного Ведомства. В устах Фирэ все это звучало как сказка. Но позднее то же самое слышал Дрэян и от кулаптра…
Еще полтысячелетия назад люди уважали друг друга. Не потому, что так предписано правилами этикета. Не для того, чтобы что-то заполучить от соседа. Просто это была данность. Люди не разделяли себя на "я" и "ты". И, уважая себя, непременно уважали другого. Так было. К этому шли очень долго, это был невероятно трудный Путь целой цивилизации, но цель была достигнута… почти достигнута. А потом случилось то, что должно было случиться. Погиб почти весь цвет обоих государств. Оставшихся в живых отшвырнуло далеко назад. Видя смерть, царившую повсюду, люди стали бояться за себя. В первую очередь - за себя. За другого - все меньше и меньше. И появилось "мое" - "твое". И запетляла Дорога к вершине вселенской пирамиды. И не могли уже сущности прибегнуть к помощи Радуги, дабы вспомнить. Ибо замутились их сердца, а разум стал диктовать условия выживания. Тела выживали, но души дробились… А Храм в Эйсетти, почти в самом центре материка, медленно разрушался, не нужный более никому…