Четко пройдя несколько шагов по кабинету, капитан остановился, глядя прямо перед собой.
- Капитан Пауль Вольф.
Говивиан с любопытством, не стесняясь рассматривал стоящего перед ним офицера. Вольф не был красив, но его открытое, мужественное лицо было очень симпатичным. Капитан не отвел глаза, когда оберст в упор посмотрел на него.
В глубине души Говивиан, которому надоели покорно опускающиеся глаза, подобострастное, угодливое выражение, уважал людей сильных, смелых, волевых.
И он уже более мягко предложил:
- Садитесь, Вольф, побеседуем. Вот что, капитан. Вы, вместе со своим батальоном, переводитесь сюда, в этот город. Формально вы будете подчинены коменданту города, но всю полноту ответственности будете нести лично передо мной.
Вам поручается охрана совершенно секретного объекта - стратегического склада авиационных бомб. На юге России такой склад создан только один. Через него будет осуществляться снабжение авиабомбами нескольких крупных авиационных соединений. Вы сами должны понимать значение этого объекта для Германии. Я уже не говорю, что за его охрану вы будете отвечать лично своей головой. Система охраны, размещение постов, сигнализации, места нахождения сторожевых собак, другие детали уже разработаны специалистами. Сейчас мы вместе с вами и комендантом города выедем на место и посмотрим.
…Там, где на карте большим пятном зеленел лесной массив, в несколько рядов тянулась колючая проволока, стояли вышки с часовыми. Машину не раз останавливали и проверяли документы. Наконец, скрипнув тормозами, она остановилась на большой бетонированной площадке. Вокруг ни одного строения, ничего, что могло бы навести на мысль, что рядом находится крупный склад. Вдруг где-то рядом что-то дрогнуло, потом еще и еще. Буквально из-под земли выполз паровоз и потащил куда-то в сторону длинную вереницу вагонов.
Осмотр длился долго. Они переходили из хранилища в хранилище, сооруженные глубоко под землей. На специальных стеллажах мрачно отсвечивали тусклым светом черные лоснящиеся бока авиабомб, от небольших, пятидесятикилограммовых, до огромных, пятитонных. В отдельном хранилище находились взрыватели в специальных металлических ящиках. Заглянули в казематы, где должен размещаться личный состав, в караульное помещение, бомбоубежище. Потом занялись схемой охраны. В город вернулись поздно.
- С завтрашнего дня принимайте объект, капитан. Весь батальон будет нести службу по охране складов, и только два взвода будете выделять в распоряжение коменданта для охраны железной дороги. И не забывайте о своей голове, - с шутливой угрозой напомнил оберст, отпуская Пауля Вольфа.
В хозяйстве фон Говивиана по-прежнему все спокойно. Ничем не выдает себя этот проклятый очаг сопротивления, и по-прежнему ничего не могут придумать подчиненные оберста, да и он сам. На ноги поставлено все: усилена патрульная служба, полицейские слежки, расставлено множество секретных постов.
И вот, наконец, долгожданная нить найдена.
С чрезвычайно важным сообщением к оберсту прибыл один полицай. Примостившись на краешке стула, он заискивающим голосом доложил о своих наблюдениях, с опаской посматривая на грозного фон Говивиана. Его сообщение оказалось если и не чрезвычайно важным, то очень интересным. Полицай уже дважды заметил: в будку к путевому обходчику на восьмом километре заходили подозрительные люди. Первый из них вышел из лесопосадки, провел в будке не более пяти минут и ушел в сторону города. Ко второму путевой обходчик вышел сам. Что-то сказав гостю, он быстро вернулся к себе, и этот второй ушел в город. Ни первого, ни второго полицай выследить не мог. Местность открытая и слежка сразу же была бы обнаружена.
- Путевой обходчик тебя видел?
- Нет.
- Ну что ж, поступил ты правильно. Твое усердие я не забуду. Но впредь близко к будке не подходи. - Оберст позвонил.
- Срочно бутылку русской водки и закусить!
Через несколько минут он поднес полицаю наполненный до краев стакан.
- Пей! Это большая честь - принять угощение от полковника немецкой армии.
Полицай единым духом опрокинул стакан и захрустел огурцом.
- Ну, а теперь иди и помни, что я тебе сказал!
Полицай, которому водка сразу же ударила в голову, ткнулся слюнявым ртом в руку фон Говивиана и попятился к двери.
Говивиан смочил одеколоном салфетку и брезгливо протер руку. Потом позвонил начальнику полиции, приказал установить тщательное наблюдение за будкой путевого обходчика.
- Пошлите туда двух-трех самых опытных работников, конечно, передайте им, что, если они будут расшифрованы, я прикажу вздернуть их на ближайших столбах.
После ухода полицая Говивиан задумался. Сведения, конечно, представляют ценность, но ключа к решению основной задачи не дают. Путевой обходчик в лучшем случае мог оказаться связным. Мог знать одного-двух третьестепенных лиц. Да и назовет ли он их?
Оберсту не раз уже приходилось присутствовать на допросах русских. И каждый раз где-то в глубине души у него просыпался звериный страх, когда он видел, что его жертвы умирали под страшными пытками, так и не проронив ни слова. Взять обходчика - значит оборвать с таким трудом найденную нить.
- Нет, здесь нужно что-то другое…
Через несколько дней под усиленным конвоем фон Говивиан выехал в крупный город, где сейчас находилось управление гестапо южной группы войск.
Закончив дела, фон Говивиан зашел к начальнику одного из отделов оберсту Кюнге. Дел у него к Кюнге не было никаких, просто хотелось увидеть старого приятеля шумных студенческих.лет в университете. Кюнге, как и Говивиан, с приходом Гитлера быстро сообразил, что служба в гестапо ему даст гораздо больше, чем преподавание истории для сопливых арийцев в какой-нибудь школе.
Увидев Говивиана, Кюнге обрадовался.
- О, Карл, старый дружище, давненько мы с тобой не виделись.
Они обнялись.
В кабинете находился еще один человек в штатском. Но штатское платье не могло скрыть офицерской выправки. Он с улыбкой наблюдал встречу приятелей. Лицо его показалось Говивиану знакомым. Наконец, Кюнге представил их.
- Знакомьтесь, господа, - мой друг юности Карл фон Говивиан, майор Штрекке.
- Мы давно знакомы, - Говивиан пожал руку Отто. - Очень раз видеть вас, Штрекке. Давно из Москвы?
- Выехал в мае. Нужно было торопиться передать собранную информацию.
- Ох, уж мне эта информация, - недовольно проговорил Говивиан. - Я иногда начинаю задумываться, не напрасно ли ест хлеб вся наша агентура. Часто получается, что на поверку эта "информация" ломаного гроша не стоит. В июле мы послали около ста самолетов бомбить русские бензосклады в Белоруссии. Два часа колотили. Пожары, все как полагается. А потом выясняется- фикция. Склады давно убрали, а пожар - умелая имитация.
Если бы я вас не знал так хорошо, дорогой Штрекке, то и в ваших некоторых сообщениях нашел бы темные пятна, -добавил Говивиан.
- Что делать, герр оберст, большевики оказались не такими уж простофилями, как мы думали. Менять позиции, передислоцироваться они начали довольно умело, с первых же дней войны.
Кюнге взглянул на часы.
- Ты не торопишься, Карл? Может быть, поужинаем вместе? Прошу и вас, майор.
Говивиан расхохотался.
- Неужели ты думаешь, что мне надоело носить голову на плечах! Ехать ночью? Это удовольствие не для меня. Охотно принимаю твое приглашение.
Ужин затянулся далеко за полночь. Не удержавшись, Говивиан рассказал о трудностях, связанных с этим проклятым русским подпольем, и о своем плане.
Под влиянием коньяка фон Говивиану его план казался исключительно остроумным.
- Нет, ты послушай, дружище, - хлопал он по спине Кюнге, - советский офицер, "комиссар", бежит из лагеря, прихлопнув предварительно парочку фрицев. Чем не "рекомендация", чем не боевая "характеристика" для большевиков?
- О, я их знаю. Это у них высоко котируется!
- Боюсь, что это не совсем ново, герр оберст, - осторожно заметил майор.
- Что с вами, дорогой Штрекке? Уж не коснулась ли вас большевистская пропаганда? - пьяно захохотал Говивиан. - Не нужно, дорогой, переоценивать противника. Слов нет, он не глуп.. Но мы-то немцы! Немцы! Вы понимаете это?
Перед уходом майор Штрекке отвел Говивиана в сторону.
- Гер оберст, вы уже однажды очень помогли мне. Это ведь я вам обязан, что у меня сейчас на плечах майорские погоны. Окажите мне еще одну услугу. Скоро я должен идти на задание через линию фронта. Беспокоюсь за жену. А у вас там тихо, да и море все же. Окажите ей, по возможности, содействие.
- Не беспокойтесь, Отто, буду очень рад познакомиться с ней и предложить любую помощь.
Посидев еще немного, майор извинился, попрощался и ушел.
После его ухода Кюнге похлопал Говивиана по плечу.
- Повезло тебе, старина. Откровенно говоря, такой красавицы, как его жена, я еще не встречал. Взять себе под покровительство такую красотку…
- Она немка?
- Вот в том-то и дело, что нет. Я даже точно не знаю, кто она по национальности, но привез он ее из России. Ее отца русские посадили за что-то в тюрьму. В общем, подробностей не знаю, но факт, что за разрешением на брак он обращался в Берлин. Сам Штрекке пойдет далеко, авторитетом он пользуется большим. Конечно, если не сложит голову в России. Задание ему дали серьезное…
…К себе фон Говивиан возвращался довольный. План его был полностью одобрен, и обещано всяческое содействие.
Доволен остался и Отто Штрекке. Фон Говивиан выболтал многое. Несмотря на весь кажущийся стандарт и отсутствие новизны, его план был не лишен оригинальности и остроумия. Он мог достичь цели. Нужно было срочно встретиться с Ломовым. С секретарем обкома партии Ломовым Отто пришлось видеться только один раз. Это было за несколько дней до эвакуации области. Встреча состоялась под Москвой, куда Ломоз прилетел на несколько часов. Имя Ломова было широко известно в стране. Инженер по специальности, он еще до войны дал несколько ценных и талантливых изобретений. Но с еще большим блеском проявился его талант в другой области-он оказался прекрасным пропагандистом, организатором, партийным деятелем.
Узнав, что на оккупированной территории ему придется работать под руководством Ломова, Штрекке очень удивился. Свои сомнения он прямо высказал ему при встрече.
- Скажите, Андриан Викторович, разумно ли, что вас оставляют в тылу врага? Ведь в Москве или, скажем, на Урале, вы, наверное, нужней?
Ломов хитровато прищурился.
- Во-первых, вы переоцениваете мою персону. Во-вторых, в тылу у врага на дураках далеко не уедешь. А, в-третьих, давайте перейдем ближе к делу. Времени у меня в обрез.
И вот состоялась вторая встреча, уже здесь, на юге, на оккупированной территории. Для этого майору пришлось выехать за сорок километров в деревушку Кочалово, которую ему указал связной.
Андриан Викторович выслушал Отто очень внимательно, задумчиво потирая лысину.
- Да, бестия коварная этот Говивиан, нюх у него собачий. Вы удачно попросили его помочь вашей жене. - И, заметив протестующий жест Отто, поправился: - Прошу прощения - Ольге, то бишь Эльзе. Вот ее и пошлем.
Глава четвертая
Оберст Карл фон Говивиан был прав, утверждая, что спокойствие в городе обманчиво.
Подпольный центр вел большую, кропотливую работу, готовясь к решительным действиям. Расчет Самойленко оказался правильным. Уже через неделю после того, как город был занят, его вызвали в комендатуру. Беседовал с Самойленко капитан- помощник коменданта города. Маленький, верткий, с большой лысеющей головой на тонкой шее, он очень походил на Геббельса. И подобно этому небезызвестному доктору считал себя философом.
Капитан очень внимательно рассматривал сидящего перед ним Андрея Михайловича Самойленко. Он ожидал увидеть человека недалекого, глуповатого даже, это бы его вполне устроило. Но, наблюдая за Самойленко, капитан понимал, что перед ним человек умный, знающий себе цену. Это рождало злобу, раздражение, ибо капитан целиком разделял теорию: умным может быть только представитель высшей расы - ариец. Капитан очень не любил, когда жизнь опровергала эту теорию. Ладно, Самойленко ему нужен.
- Ну что же, господин Самойленко, расскажите о себе. Только ничего не утаивайте. У нас имеется достаточно возможностей проверить каждое ваше слово, каждый ваш шаг.
Слово "господин" прозвучало в устах гитлеровца с такой издевкой, что Андрея Михайловича передернуло. Это не ускользнуло от немца.
- О, господину Самойленко не нравится мой тон? - И вдруг лицо его перекосила ярость. - Вы, русская свинья, в моей власти! Я могу вас расстрелять или повесить, могу сгноить в лагере. Могу с вами сделать все, что мне вздумается. Я вам не верю! Вы предали русских.
С таким же успехом вы можете предать и нас. Или вы просто жалкий трус?
Самойленко сидел выпрямившись, спокойно глядя на немца. И это подействовало на капитана успокаивающе.
- Ну, хорошо! Я пошутил.
- Я рассчитывал, что немецкие власти отнесутся ко мне более благосклонно и мне не придется выслушивать оскорбления.
И опять краска ярости полыхнула на лице гитлеровца.
- Это за какие заслуги? За то, что вы коммунист? Где ваш партийный билет?
- Я его сжег.
Самойленко вытащил из кармана пачку фотографий, документы покойной жены и положил их перед капитаном.
По мере того, как немец просматривал фотографии, на которых пестрели дарственные надписи на немецком языке, изучал документы? лицо его добрело.
- О, да вы почти немец.
- Нет, я русский, но полюбил вашу нацию, ее обычаи, традиции, а потом и государственный строй. А дочь свою я считаю немкой.
- Желаете работать с нами? Условия вам вполне приличные создадим.
- Собственно, я с этой целью и остался в городе. У меня было достаточно возможности уехать, но я остался.
К концу беседы Андрей Михайлович попросил:
- Было бы не плохо оформить на работу бухгалтера Витковского. Это хороший работник, а склад мыслей у него такой же, как и у меня. Вы будете довольны им.
Расспросив внимательно о Витковском, капитан пообещал:
- Доложу коменданту. А пока ждите вызова.
Андрей Михайлович не тешил себя надеждой, что все закончится разговором с капитаном. Так оно и вышло. На другой день его подняли ночью с постели и повезли в гестапо.
Допрос там продолжался около трех часов. Пришел домой он уже утром, усталый до предела, но довольный. Кажется, немцы поверили ему.
Через несколько дней Андрей Михайлович уже работал заведующим одного из отделов городской управы. Вскоре туда же был зачислен и Витковский. Работа их вполне устраивала. По долгу своих служебных обязанностей они могли, не вызывая подозрений, бывать в различных концах города. А самое главное - они получили пропуска на право хождения по городу в ночное время. Это в значительной степени облегчило связь с группами.
Рабочий день в городской управе начинался ровно в девять. И сразу же Андрей Михайлович приступал к приему посетителей. Речь, как правило, шла о распределении помещений под бары, рестораны, парикмахерские и другие заведения подобного типа. Они, как грибы-поганки, бурно плодились в городе с благословения немецкого командования. И всюду оговорка: "только для немцев", "только для господ офицеров" и т. п…
Сегодня день начался как обычно.
Андрей Михайлович беседовал с одним из посетителей, когда в кабинет без разрешения вошла молодая красивая женщина. Самойленко вопросительно посмотрел на нее, она холодно бросила:
- Продолжайте, я подожду!
Присев на стул, она достала миниатюрное зеркальце, губную помаду и бесцеремонно начала подкрашивать губы.
Андрей Михайлович пожал плечами и вернулся к прерванному разговору с посетителем.
Когда посетитель ушел, женщина присела к столу. Порывшись в элегантной сумочке, небрежно бросила на стол листок бумаги. Это было заявление с просьбой выделить хорошее помещение где-нибудь в центре города под салон-парикмахерскую для офицеров гарнизона. Под заявлением стояла подпись - Эльза Штрекке. А сбоку крупным четким почерком коменданта города резолюция: "Немедленно, без проволочек обеспечить требуемое".
- Прошу вас сюда.
Андрей Михайлович подвел женщину к висевшему на стене большому плану города.
- Вот здесь, на улице Ленина… - Он запнулся, досадуя на себя за оплошность. - Я хотел сказать, на бывшей улице… - Но Эльза Штрекке, казалось, не обратила внимания на промах заведующего отделом.
- Я слушаю вас, продолжайте.
- Так вот, здесь, на этой улице, есть неплохой дом, но, к сожалению, при нем нет двора.
- Не подойдет. Я и жить хочу при заведении. Желательно, чтобы помещение могло сообщаться с моей квартирой.
- Тогда, может быть, вот здесь. Он обвел кружком один из домов на Садовой. - Это почти в центре.
Андрей Михайлович приказал принести ему план дома по Садовой, 46. Эльза Штрекке внимательно изучила чертеж. Потом согласно наклонила голову.
- Да, пожалуй, это мне подходит. Но это еще не все. Мне хочется, чтобы вы помогли укомплектовать штат салона мастерами. Скажем, шесть-семь человек для начала. Очень желательно только девушек, ну, разумеется, по возможности хорошеньких. В нашем деле это очень важно, чтобы завоевать авторитет и клиентуру. Прошу вас помочь, за соответствующий гонорар, конечно. Мне бы очень не хотелось связываться с биржей труда. Еще дрянь какую-нибудь подсунут. А вы ведь человек здешний, людей знаете.
- Хорошо, постараюсь.
- И последнее. - Она в упор посмотрела на Самойленко. - Вы не смогли бы мне помочь приобрести гарнитур мебели карельской березы?
Андрей Михайлович чуть заметно вздрогнул и, стараясь выиграть время, сделал вид, что обдумывает ее просьбу.
Все так же глядя на него в упор, она повторила вопрос. И тогда Самойленко, чуть улыбаясь, ответил:
- Постараюсь. Если не будет карельской березы, может быть, подойдет мукачевский бук?
Это был пароль, установленный для связи с обкомом партии.
- Еще раз здравствуйте, дорогой Андрей Михайлович, - переходя на шепот, сказала посетительница. - Вам большой привет от товарища Ломова, - и, положив свою маленькую руку на его ладонь, представилась: - Ольга. Когда мы поговорим?
- Приходите сюда к трем часам, мы пойдем с вами смотреть дом.
Прощаясь, она сунула в руку Андрея Михайловича листок бумаги. Самойленко повернул ключ в двери и, сев к столу, развернул бумажку.
"Путевой обходчик расшифрован. За ним установлена слежка. Скоро состоится побег пяти военнопленных из лагеря. Один из них провокатор. Им будет произведено покушение на немецкого часового в районе железнодорожной будки с целью войти через обходчика в ваше доверие. Конечная цель немецкой операции - с помощью провокатора уничтожить подполье. Используйте провокатора для того, чтобы направить Говивиана по ложному пути. Впредь связь поддерживайте через Ольгу. Ломов".
Прочитав несколько раз записку, Андрей Михайлович сжег ее.