Я уже знал, что позволить Малхазу разговаривать с Дато – значит расстроить чувства последнего и поставить под угрозу мои планы хранить вещи в безопасном месте.
"Хватит спорить! – воскликнул я. – Позвольте мне самому решать, где ночевать!"
Но ни один из них уже не видел меня…
Вокруг собралась небольшая толпа.
Все слушали молча, с сосредоточенным видом и без тени улыбки на лицах.
Я не знал, что делать, – смеяться или гневаться. Выбрав первое, попытался утихомирить спорщиков. Обняв обоих за плечи, сказал: "Дато, я остаюсь! Малхаз, мы поужинаем, а вечером я вернусь в отель… Думаю, никто не возражает?" – с последним вопросом я обратился уже только к Дато, так как мнение Малхаза было известно заранее.
Ответ казался совершенно очевидным. Как может директор гостиницы (на вид аккуратный, ухоженный пожилой грузин) отреагировать на доводы разума, которые, к тому же, сулят ему прибыль? Конечно же – согласием!
Но я ошибался…
"Давай сюда ключи!" – выпалил Дато.
"Как это – давай ключи?"
"Давай ключи и поезжай с ним", – безапелляционно заявил он, подчиняясь одному ему понятной логике.
В этот момент к нам подкатила полицейская машина с включенной, но беззвучной мигалкой.
Очевидно, кто-то из наблюдавших за перепалкой, не видя в происходящем ничего комичного, вызвал блюстителей порядка.
Малхаз и Дато сами подошли к окнам машины и начали что-то объяснять полицейским. После разговора, длившегося несколько минут, полицейские отправились восвояси.
Я решил, что появление людей в форме утихомирило двух спорщиков и грузинское гостеприимство возьмет верх над странными аджарскими традициями ревновать гостя к новым знакомым.
"Ну что ж, Дато…" – сказал я, глядя при этом на Малхаза и корча ему мины, которые должны были означать: "Молчи сейчас, и тебе воздастся, будь оно неладно!!!"
"Что ж, Дато… я отойду ненадолго поговорить с этим человеком… И потом вернусь в отель".
"Давай ключи!" – донеслось в ответ.
"Черт побери! Я же ваш гость!" – пришлось пустить в ход самый железный из доводов.
Гость на востоке считается божественным посланником.
Произнести "Я гость" в Грузии все равно, что сказать "Это – твой долг" отступающему солдату или "Я – твой отец" отбившемуся от рук ребенку.
Гость на востоке считается божественным посланником. И Дато не мог не внять такому аргументу! Никогда раньше я не произносил ничего подобного вслух. Это был последний козырь.
Произнести "Я гость" в Грузии все равно, что сказать "Это – твой долг" отступающему солдату или "Я – твой отец" отбившемуся от рук ребенку. Бессмысленны и глупы те споры, в которых пускают в ход такие доводы…
И все же поскольку других у меня в запасе не было, я произнес: "Я – ваш гость!"
"Тогда – оставайся!" – воскликнул Дато, воздев руки к небу.
По правде говоря, я не ожидал от него мгновенной капитуляции. Оказывается, нужно было лишь напомнить кавказцу о его обязанностях – и самый бессмысленный конфликт разрешен!
Я обрадовался этой находке и решил, что сегодня же вечером напишу в своем дневнике главу под заголовком: "Как возвращать утерянное влияние на Кавказе". Но, забегая вперед, скажу, что глава эта так и не была написана.
"Я остаюсь, Дато! Конечно… Я же с самого начала сказал, что никуда не переезжаю".
"Тогда иди в номер и отдыхай!" – закричал в ответ хозяин.
Я оторопел. Провести день и ночь взаперти в гостинице уездного городка Хуло, так же, как переезжать в дом незнакомого Малхаза, не входило в мои планы.
Я покачал головой.
И тут случилось то, что окончательно привело меня в состояние шока. Дато схватил меня за руку и попытался вытащить из машины.
В этот момент самообладание окончательно оставило меня и я начал грязно ругаться на единственно известном всем окружающим языке – русском.
К своему стыду (а правильней сказать – по опрометчивости) я даже употребил несколько выражений, содержащих слово "мать", произносить которые на Кавказе ни в коем случае нельзя.
Тираду эту закончил сообщением, что переезжать никуда не намерен, но и сидеть в комнате под замком не собираюсь. И что, нравится это им обоим или нет, но все будет именно так!
С этими словами я зашагал прочь, решив оторваться от этой парочки и поискать вместо Малхаза менее навязчивого гида.
Однако не успел я пройти и десяти шагов, как услышал позади себя отчаянный крик.
Обернувшись, увидел бегущего к двери моей комнаты Дато и Малхаза, мчавшегося за ним.
В руках у хозяина была отвертка и еще какой-то предмет. Как оказалось – сердцевина английского замка.
Видимо, Дато решил: раз ему не удалось запереть меня в комнате – теперь он не позволит мне переступить порог.
Стало ясно: дальнейшие препирательства бесполезны и если я не хочу, чтобы мои вещи оказались на улице, мне придется ехать с новым гидом.
"Что все это значит?" – спросил я у Малхаза, когда мы вернулись к нему в машину. Мои вещи были уже сложены в багажник.
"Мусульманин, – ответил тот. – Но не бойся, брат. Теперь все будет в порядке. Ты едешь в дом к твоему брату-христианину".
"Я не сомневаюсь, Малхаз, что все будет в порядке…"
После того, как весь город Хуло, американский подданный Патрик и два офицера грузинской патрульной службы видели, что я направляюсь в дом к Малхазу, я действительно уже не сомневался, что все будет OK.
"И все-таки. Ты можешь объяснить мне, что произошло?"
"Вообще-то он очень хороший парень. Он мне как брат. Но он – мусульманин".
"И что? Он боялся, что мы с тобой съедим свинину, и, вернувшись к нему в гостиницу, я оскверню его заведение?"
"Вообще-то ему позвонили, откуда следует", – тихо сказал мой собеседник.
"Откуда позвонили?"
"Ему позвонили и сказали, что раз у него останавливается турист, ему следует присмотреть за ним, чтобы все было в порядке".
"Вот оно что, – подумал я, – значит, Дато боялся отпускать меня с Малхазом, опасаясь, что у него (следовательно, у меня) могут возникнуть проблемы". При этом Дато совершенно не позаботился о том, чтобы поставить в известность гостя.
Я ехал в машине, время от времени косясь на своего спутника и пытаясь прочитать на его лице, какие опасности могут подстерегать меня.
Лицо Малхаза, с приплюснутым, кривым носом боксера и несколькими шрамами, говорило само за себя.
Первый же день в Аджарии сулил приключения, чему я, по правде говоря, не слишком обрадовался.
Сокровище царицы Тамар
Мы договорились, что с утра Малхаз отправится на поиски лошадей, а затем мы вместе выедем в направлении окаменелого леса.
Его "я все устрою!" прозвучало не слишком убедительно.
Малхаз вел дела довольно своеобразным образом: сначала он говорил, что не возьмет с меня ни копейки; потом просил дать взаймы двадцать лари, которые, клянясь всеми святыми, обещал вернуть… Через минуту просил прощения, что у него дома закончилась чача, и снова куда-то убегал.
В конце концов стало ясно, что у Малхаза нет денег, чтобы принять гостя по всем правилам аджарского гостеприимства, но отказать себе в этом удовольствии – выше его сил.
Любопытно, как в одном человеке может сочетаться прагматизм, хитрость, мистицизм и фанатичная преданность традиции.
Таким был Малхаз: он мог самозабвенно божиться, тут же откровенно обманывать, крестясь на церковь, а через минуту рассказывать о злых духах, обитающих в пещере неподалеку…
Причем все это он делал совершенно искренне.
Вскоре я понял, что дело тут не в одном Малхазе.
В Аджарии до сих пор убеждены в существовании заклятых мест, откуда нет возврата.
Похоже, горная Аджария – это место, где собраны все предрассудки и суеверия Кавказа.
Например, в путеводителе по "Турецкой Грузии", изданном в Тифлисе в 1876 году, сказано, что местные жители верили, что в горах по соседству с Хуло есть скала, за которую когда-то привязывали корабли. Видимо, аджарцы считали, что их земли не так давно поднялись со дна морского.
Если в Восточной Грузии до начала XX века верили в дэвов (огромных волосатых чудищ, способных отламывать куски скал и швыряться ими), то в Аджарии до сих пор убеждены в существовании заклятых мест, откуда нет возврата.
При всех недостатках, мой новый знакомый оказался интересным собеседником.
Первая же история касалась злых духов.
"Есть тут одно место…" – начал он после паузы и рассказал о пещерах Куштурис Хиди, где согласно одной из легенд, спрятан клад царицы Тамары.
Несколько лет назад туда отправилась экспедиция, организованная охотниками за древностями.
"Их было трое. С экипировкой, с оружием… Они не вернулись, и экспедиция отправилась за ними. Двоих не нашли, а одного достали совсем дурным. Таким, знаешь…" – С этими словами Малхаз скорчился в странной позе; так в детской игре "крокодил" изображают слово "скрюченный".
"А что они там увидели?" – спросил я.
"А кто его знает? Этот (он изобразил единственного выжившего) ничего не мог рассказать".
"Ну что, пойдем туда, после того, как найдем окаменелый лес?" – спросил я.
Надо сказать, что в тот вечер мы напились, как черти, и я готов был идти на экскурсию хоть в саму преисподнюю.
"Когда мне совсем жизнь надоест, может быть, тогда пойду туда… Запомни – Куштурис Хиди, – это значит "Куштурский мост". Там меня найдут, когда для меня здесь совсем ничего не останется…"
Последнее, что запомнилось в тот вечер, это то, как мой гид, в очередной раз испросив небольшой кредит, вернулся с бутылкой чачи, а я брал у него урок местного разговорного языка.
Уроки аджарского (слова и выражения, необходимые в пути)
"Мугам" с гортанным "г", чем-то средним "г" и "р" – означает суть вещей, самую важную и вкусную подробность. "Мугам" – это и линия горизонта, ставшая особенно различимой в вечернем свете, и силуэт женщины, сидящей напротив закатного солнца и кажущейся красивой, даже если ты не знаешь этого наверняка. "Мугам" – это поданная на стол мелкая жареная рыбешка, неожиданно оказавшаяся вкуснее всех других, даже более изысканных, блюд.
"Баро" (по-армянски "привет") используется и в Аджарии.
"Саголь" (с фр. "р") – по-турецки означает "Молодец, спасибо!" Например, если аджарец попросит у вас сигарету и произнесет "саголь", это будет означать: "Молодец, что у тебя есть сигареты, и спасибо, что дал их мне".
"Али Хóджа Хóджа Али" – турецкое выражение, означающее "один черт".
"Вихот эрт ханс" - гурийское выражение, которое понимают и в Батуми. Переводится как "Да будем мы сто лет вместе", но на самом деле означает: "Давай-ка посидим за столом еще чуть-чуть"
"Аранда раранда кнаа да" – по-аджарски "А делать, делать-то что?"
Хуло и окрестности
Утром, проснувшись, я обнаружил, что в доме никого нет.
Я надеялся, что Малхаз, как мы и договорились вечером, вот-вот вернется, ведя под уздцы двух лошадей.
Чтобы скоротать время, приступил к чтению информационных сводок об этих местах.
Меня позабавило, как в заметках графини Уваровой были описаны аджарские тракты: "Трудно поверить, что местность и дороги эти еще на памяти у многих туземцев носили по своей неприступности название "джиодохета" (джоджохета. – Прим. автора) или ада…"
В путеводителе позапрошлого века содержалось не менее живописное описание: "Что это за чудовище – дорога! Лошадь должна шагать через пудовые камни, нагроможденные по полотну, имеющему два шага ширины при неимоверной крутизне спуска и, вдобавок, над глубоким обрывом".
Забегая вперед, скажу, что эта ухабистая грунтовка заканчивается в Хуло; вниз, до самого Батуми, ведет уже идеально ровная, гладкая трасса.
Неподалеку от Хуло, в поселке Бешуми, находится один из лучших курортов для людей, страдающих заболеваниями дыхательных путей.
Там же из молока коров (которых я после бесконечных рассказов аджарцев о целебных свойствах местного воздуха прозвал "коровами, которые никогда не чихают") готовят чрезвычайно вкусное масло.
Животноводство здесь – главный источник дохода. Как и все крестьяне альпийских климатических зон, жители горной Аджарии проводят летние месяцы в горах, выпасая скот и заготавливая масло и сыр. По крайней мере те, кто не переехал в город Хуло и не обзавелся автотранспортом. Последние промышляют извозом и туристическим бизнесом, о способах ведения которого читатель уже мог составить определенное впечатление…
Когда Малхаз наконец появился на пороге, было уже далеко за полдень.
Он был весь измазан мазутом и никаких лошадей не привел. Более того – он забыл, или сделал вид, что забыл, о нашем вчерашнем разговоре.
Когда я задал вопрос об окаменелом лесе, мой гид сделал большие глаза: "Я вырос в тех местах, но ничего не знаю об этом", – заявил он, как ни в чем не бывало.
"Как – не знаешь?"
"Никогда не слышал об этом".
План найти лес окаменелостей потерпел фиаско: вчерашний опыт показал, что никто из местных жителей, а также приглашенный из США специалист по туризму ничего не знают о местонахождении этой достопримечательности.
Я был чертовски зол на своего гида за то, что он обманул меня, и собирался высказать все, что я о нем думаю.
В этот момент зазвонил телефон, и обманщик поднял трубку.
"Хочешь вернуться на Годердзи?" – вдруг спросил он.
"Что я там забыл?" – переспросил я раздраженно.
"А что ты там видел?" – парировал Малхаз.
Он был прав.
Вчера, проезжая сквозь туман и пелену дождя, я мог смотреть только на дорогу.
Я действительно не видел Годердзи, теперь же у меня появился шанс посмотреть на него при солнечном свете.
"Поехали!" – крикнул водитель, будто прочитав мои мысли.
Ссориться с ним не имело смысла и, подумав, я решил сменить гнев на милость.
"Ты же понимаешь, что меня интересуют не развалины или пейзажи, а скорее…"
"Да, я уже знаю о тебе, – перебил Малхаз. – Ты собираешь всякие предметы".
"Предметы?"
"Да, предметы. Природные и человеческие. Я обещаю, что тебе сегодня будет за чем понаблюдать".
Цель визита в горы состояла в следующем: подобрать его друзей Бадри и Гио, которые отправились ремонтировать машину, застрявшую где-то в районе перевала, и желающих выбраться оттуда засветло.
Охота на волков
Достигли перевала с началом сумерек. Крохотная лампочка горела за закрытыми ставнями придорожного магазина, название которого переводится как "Приходи и посмотри".
Ассортимент лавчонки (джинсы, спички, гвозди, хозяйственное мыло и шоколадные конфеты) вряд ли представляет интерес для туриста – зато ее хозяин готовит отличный кофе по-турецки.
Правда, в этот час здесь некому было сказать "салям" – все окна и двери наглухо задраены, и только в одном месте между ставнями пробивался свет.
На стук в дверь никто не отозвался – хозяин не считал нужным прерывать свой отдых из-за посетителей, оказавшихся на его пороге в неурочный час.
Малхаз остановил машину возле указателя "Перевал Годердзи".
Именно здесь Бадри и Гио свернули с дороги.
Человек, автомобиль которого они чинили, предусмотрительно решил переночевать в машине, в то время как ремонтная бригада, отметив удачное завершение дела изрядным возлиянием, отправилась пешком в сторону трассы.
Туман постепенно заволакивал все вокруг.
"Мы идем. Мы не знаем, когда будем на месте, но мы идем. Ждите нас!" – кричал по телефону Гио, с трудом скрывая волнение.
Влажная, густая, зябкая ночь спускалась на Годердзи.
Из телефонных переговоров мы знали, что друзья Малхаза не заблудились, но идут очень медленно. Во-первых – из-за тумана, во-вторых – потому что пьяны.
Я спросил, не является ли их состояние преимуществом – ведь считается, что собаки не нападают на пьяных, так что, может быть, эта нелюбовь распространяется и на волков?
Здесь вполне безопасно днем, и случаи нападения волков зафиксированы лишь в зимние месяцы. В то же время каждый аджарец знает – в любое время года не стоит ходить ночью одному в районе перевала Годердзи.
Малхаз о таком не слышал, зато вспомнил историю, как зимой в одном из сел неподалеку двое аджарцев гнали чачу.
Была ночь, и они, чтобы не тревожить домочадцев, перебрались со змеевиками, канистрами и прочим снаряжением на свежий воздух.
Горячая чача – не самый изысканный напиток, но пьется легко, если не вдыхать свежие пары. В противном же случае опьянение наступает мгновенно, и его последствия могут быть непредсказуемыми.
Неизвестно, как именно пили эти двое, но они мгновенно протрезвели, когда пришлось спасаться от волка, пришедшего "на огонек".
Эта история не должна отпугнуть туристов – здесь вполне безопасно днем, и случаи нападения волков зафиксированы лишь в зимние месяцы. В то же время каждый аджарец знает – в любое время года не стоит ходить ночью одному в районе перевала Годердзи.
Озябнув и протрезвев, ребята решили, что безопаснее будет вернуться назад и переночевать в машине. Но тропы, по которой они шли, уже нельзя было разглядеть в тумане.
Они так испугались, что даже предприняли попытку забраться на столб. Если бы у них были с собой альпинистские кошки и веревки, они, возможно, так и сделали бы. Но у них была только чача и разряжающийся мобильный телефон.
К счастью, они успели выйти на колею, проложенную лесовозами и другими тяжелыми грузовиками. Теперь им не оставалось ничего другого, как идти вперед.
Спасательная экспедиция в лице охотника Малхаза и вашего покорного слуги была экипирована несколько лучше. В нашем распоряжении был спелеологический фонарик и перочинный нож. Не бог весть какая защита, но все-таки лучше, чем ничего. Еще одним нашим преимуществом было то, что мы были трезвы. Впрочем, неизвестно, можно ли считать это преимуществом…
Мы попытались выехать к ним навстречу – но через несколько сот метров седан начал буксовать.
Каждые несколько минут я выходил из машины, чтобы прокричать что мочи "Гио!", а Малхаз включал фары и гудел в клаксон. Ответа не было.
Когда эта парочка наконец вынырнула из тумана, размахивая руками и радостно матерясь, было уже около полуночи.
Еще одна бутылка чачи, которая предназначалась нам в качестве вознаграждения за ожидание, была выпита ими по дороге – "для храбрости".
Под звуки заунывной, но завораживающей арабской музыки, кричавшей в динамиках машины, мы отправились домой.
В свете фар прошмыгнул лисенок. Охотничий инстинкт никогда не изменял Малхазу, и, заметив за следующим поворотом зайца, он поддал газу. Ему почти удалось настигнуть животное, когда заяц лег на другой галс и нырнул в чащу.
Через несколько минут по правую руку что-то промелькнуло, но я не успел рассмотреть, что именно. Собака? Камень?
"Ты видел шакала?" – спросил Малхаз.
"Я видел собаку".
"Это был шакал", – сказал мой спутник.
Самсмело – так называется лес, начинающийся в нескольких километрах от Годердзи.
Это как раз то место, куда, как говорят местные жители, не стоит ходить самому.