Лорд сказал это с такой простотой, словно привезти коня из Курдистана в Англию – дело такое же простое, как перенести канарейку из Гарца в Тюрингенский Лес. Охотники украдкой переглянулись, а лорд уже расположился без стеснения в траве, где только что сидели вестмены. Там лежал начатый, еще вчера поджаренный окорок козули. Лорд спокойно вытащил нож, быстрым движением отрезал приличный кусок и начал есть, словно мясо он раздобыл сам.
– Вот это правильно! – произнес горбун. – В прерии все запросто.
– К чему церемонии! – ответил с полным ртом лорд. – Вчера вы добыли мясо, а сегодня или завтра я, естественно, позабочусь о вас.
– Да? Разве мы завтра, милорд, еще будем вместе?
– Завтра и еще долго. Хотите поспорить? Ставлю десять долларов или больше, если пожелаете! – проговорил англичанин, снова берясь за сумку с деньгами.
– Оставьте в покое ваши банкноты, – раздраженно отозвался Горбатый Билл. – Мы не собираемся с вами спорить.
– Тогда садитесь рядом – хочу вам кое-что рассказать!
Оба охотника сели напротив. Лорд еще раз бросил на них внимательный взгляд, а потом изрек:
– Я поднялся в верховья Арканзаса и высадился в Малвене – хотел там нанять одного-двух проводников, но не нашел никого, кто бы мне понравился – там была лишь халтура, настоящий сброд! Тогда я сам отправился в дорогу, ибо мне сказали, что истинных жителей прерий можно встретить лишь в глуши. Я встретил вас, и вы мне понравились. Поедете со мной?
– Это куда же?
– В ту сторону, к Фриско.
– Вы говорите об этом так, словно это поездка на день!
– Будет ли эта поездка продолжаться день или год, мне все равно.
– Хм, да! Вы имеете хоть понятие о том, что вас ждет по дороге?
– Не думал об этом, но надеюсь узнать.
– Вы слишком многого хотите! Впрочем, мы просто не можем ехать с вами. Мы не так богаты, как вам, должно быть, кажется. Мы живем охотой и не можем совершать экскурсию до Фриско протяженностью в несколько месяцев.
– Я хорошо заплачу!
– Да? Ну, тогда еще можно потолковать об этом.
– А вы умеете стрелять?
Горбун бросил жалостливый взгляд на лорда и ответил:
– Охотник прерий и – стрелять! Вы бы еще спросили, умеет ли медведь грызть?! Конечно, и это такая же истина, как и мой горб.
– Хотел бы, однако, убедиться. Сможете сбить грифа вон там, наверху?
Горбатый Билл смерил глазом высоту, на которой парили птицы, и ответил:
– А почему нет? Вам-то уж с нами не тягаться с вашими горе-флинтами.
С этими словами охотник указал на лошадь лорда – ружья все еще висели у стремян, до блеска начищенные и очень похожие на новые, что, естественно, вызвало у вестмена отвращение.
– Так стреляйте! – скомандовал лорд, не обращая внимания на последние слова горбуна.
Горбатый Билл встал, вскинул ружье, быстро прицелился и нажал на курок. Одна из птиц, дернувшись, захлопала крыльями, пытаясь удержаться в воздухе, но тщетно – она стала терять высоту, сначала медленно, потом быстрее и, в конце концов, сложив крылья, колом пошла вниз, ударившись о землю словно куль.
– Ну, милорд, что скажете? – спросил стрелок.
– Неплохо, – равнодушно прозвучало в ответ.
– Что? Только "неплохо"? Беря во внимание высоту, а также то, что пуля поразила грифа в сердце, и то, что он уже вверху был мертв?! Любой, кто знает толк в подобных делах, назвал бы этот выстрел мастерским! – не выдержал Горбатый Билл.
– Well, теперь другой, – лорд повернулся к длинному Дяде Шомполу, не обращая внимания на возмущение горбуна.
Дядя с трудом поднял с земли свое негнущееся тело, оперся левой рукой на длинное ружье, вынес правую, словно собрался декламировать стих, вознес глаза к небу и неожиданно с пафосом прочитал:
– Что кружишь, орел, в просторе небесном?
Что ищешь внизу? Останки умерших?
Хочешь вдохнуть могил аромат?
Пуля пробьет твое сердце, мой брат!
Импровизируя, Шомпол застыл в угловатой позе подобно манекену. До сих пор он не проронил ни слова, и тем больший отпечаток оставил этот неожиданный великолепный стих – так думал он. Опустив вытянутую руку, Дядя повернулся к лорду и посмотрел на него в гордом ожидании. Лицо англичанина уже давно стало, как раньше, глуповатым и теперь вздрагивало – то ли он смеялся, то ли плакал.
– Вы слышали, милорд? – спросил горбун. – Да, Дядя Шомпол мировой парень! Раньше он был актером, а теперь еще и поэт. Он говорит ничтожно мало, но уж если открывает рот, поет ангельским голосом – даже в рифму!
– Well! – кивнул англичанин. – Говорит ли он стихами или двух слов связать не может – это его дело, а не мое. Но умеет ли он стрелять?
Длинный поэт растянул рот до ушей и снова вытянул вперед руку, что могло быть жестом презрения. После этого он вскинул длинноствольное ружье, но тут же опустил оружие – он упустил момент, ибо во время его поэтического излияния самка грифа, напуганная смертью самца, поспешила удалиться и находилась теперь слишком далеко.
– В нее сейчас не попасть, – буркнул Горбатый Билл. – Правда, Дядя?
Поэт вознес руки к небу и продекламировал:
– Уносят его крылья далеко,
Он реет над холмами высоко!
И к сожаленью моему, но к радости своей,
Уходит птица от меня, и все быстрей!
Тому, кто хочет все же птицу подстрелить,
Желаю я полет с ней разделить!
– Вздор! – повысил голос лорд. – Вы действительно считаете, что в нее не попасть?
– Да, сэр, – ответил за обоих Горбатый Билл. – Ни Олд Файерхэнд, ни Виннету, ни даже Олд Шеттерхэнд не смогут ее достать, а ведь они лучшие стрелки Дикого Запада!
– Так!
Пока лорд издавал неясные восклицания, мелкая дрожь пробежала по его лицу. Он поспешил к своему коню, сорвал с ремня один из своих карабинов, опустил предохранитель, прицелился и нажал на курок. Все это произошло в один короткий миг, затем он опустил карабин, невозмутимо сел на место и снова принялся за мясо, откусив очередной лакомый кусок.
– Ну что? Нельзя попасть? – спросил он, продолжая жевать.
На лицах обоих охотников появилось выражение не только сильного удивления, но даже восхищения. Птица была сражена наповал; ее бездыханное тело петляло по спирали, пока не грохнулось о землю.
– Превосходно! – восхищенно воскликнул горбун. – Милорд, если это не случайность…
Он замолчал, ибо, повернувшись к жующему англичанину, увидел, что тот сидит спиной к направлению своего поистине мастерского выстрела. В такое едва ли можно поверить!
– Но, милорд, – заговорил снова продолжающий удивляться Билл. – Посмотрите! Вы не только попали, но и убили ее!
– Я знаю, – англичанин и ухом не повел, а лишь поднес ко рту еще один кусок.
– Вы даже не взглянули!
– А зачем, я и так все знаю. Мои пули никогда не идут мимо.
– Уж будьте уверены, вы тот парень, который по умению стрелять может сравниться с тремя знаменитыми вестменами, чьи имена я только что назвал! Не правда ли, Дядюшка?
Шомпол снова принял позу и, жестикулируя руками, продекламировал:
– Выстрел был необычайный,
Гриф на смерть послан не мной!
Моей славе чрезвычайно…
– А теперь свой рот закрой! – неожиданно закончил стих лорд. – К чему эти рифмы и позы! Я просто хотел узнать, что вы за стрелки. Теперь снова садитесь сюда, и начнем переговоры. Итак, вы едете со мной, а я хорошо оплачиваю ваше путешествие. Согласны?
Оба охотника переглянулись, кивнули и дали свое согласие.
– Well! Сколько вы просите?
– Хм, милорд, ваш вопрос несколько озадачил меня. Мы никогда не состояли ни у кого на службе и поэтому о так называемом гонораре у скаутов, которыми мы для вас будем, говорить, пожалуй, не принято.
– Порядок! У вас есть понятие о чести, и мне это нравится. Потому-то речь и пойдет о гонораре, к которому я, если буду удовлетворен, прибавлю еще и дополнительную награду. Я приехал сюда, чтобы испытать приключения и увидеть славных охотников, а потому делаю вам предложение: за каждое пережитое приключение я плачу пятьдесят долларов.
– Сэр! – засмеялся Горбатый Билл. – Мы скоро станем богаче вас, ибо приключения здесь всем наступают на пятки. Испытать их действительно можно, а вот пережить – это уже вопрос! Мы в подобных передрягах недостатка не испытываем, а вот чужаку лучше избегать их, чем искать.
– Я же ищу их, разве непонятно! А, кроме того, хочу встретиться со знаменитыми охотниками. Кстати, только что вы называли три имени, о которых я уже столько слышал. А сейчас эти трое на Западе?
– Спросите что-нибудь полегче. Эти знаменитости везде и нигде. Их можно встретить лишь случайно, и даже если где-нибудь вы пересечетесь с ними, это еще вопрос – снизойдет ли один из королей вестменов до того, чтобы обратить на вас внимание.
– Он должен и будет обращать внимание! Я лорд Кастлпул и если что хочу, то получу это непременно! За каждого из этих трех охотников, с которыми мы встретимся, я плачу по сто долларов.
– Дьявольщина! И вы не боитесь таскать с собой столько денег, милорд?
– У меня их столько, сколько потребуется в пути, так что свои деньги вы получите во Фриско у моего банкира. Вы удовлетворены?
– Да, весьма. Вот вам наши руки, ибо нам не остается ничего другого, как последовать вашему приглашению!
Скрепив договор крепким рукопожатием, лорд передвинул вперед вторую сумку, открыл ее и достал потертую книжечку.
– Это моя записная книжка, в которой я все буду фиксировать, – пояснил лорд. – На каждого я открою счет, а сверху помещу его имя и голову.
– Голову? – удивился Билл.
– Да, вашу голову. Сидите на месте, как сидите, и не двигайтесь!
Лорд открыл книжку и вытащил из кармана карандаш. Вестмены наблюдали, как он по очереди смотрел то на одного, то на другого, потом снова на бумагу, при этом двигая карандашом. Через несколько минут рисунки были готовы. Вестмены увидели достаточно похожие лица, а под ними свои имена.
– Сюда мы будем заносить все, что я вам буду должен, – пояснил англичанин. – Если со мной что-нибудь случится, вы заберете эту книжку с собой во Фриско, покажете ее там банкиру, имя которого я назову вам позже, и он выплатит вам надлежащую сумму тотчас и без лишних вопросов.
– Поистине великолепная организация, милорд, – заметил Билл. – Мы, правда, хотели, чтобы… Эй, Дядя, взгляни на наших коней! Они дергают ушами и шевелят ноздрями – должно быть, поблизости кто-то чужой. Волнистая прерия опасна! Подняться на холм – значит вовремя заметить врага, а остаться внизу – значит быть застигнутым врасплох! Следовательно, нужно забраться наверх.
– Я поднимусь с вами, – произнес лорд.
– Лучше останьтесь здесь, сэр! Вы можете мне все дело испортить.
– Я ничего не испорчу.
Оба направились к вершине холма. Добравшись почти до гребня, оба легли на землю и крайне осторожно поползли вверх. Трава закрывала их тела, а головы они поднимали лишь настолько, чтобы осмотреться.
– Хм, для новичка вовсе не так уж плохо, – похвалил англичанина Билл. – Я сам едва ли сделал бы лучше. Но видите человека на другом гребне, прямо перед нами?
– Да! Индеец, как мне кажется?
– Да, краснокожий. Если бы у меня… ох, сэр, быстрее спускайтесь вниз и принесите вашу подзорную трубу, чтобы я мог узнать лицо этого человека.
Лорд послушно пополз обратно.
Индеец лежал на вышеупомянутом гребне холма в траве и внимательно смотрел на восток, где совершенно ничего не было видно. Несколько раз воин приподнимался, чтобы улучшить свой обзор, и тотчас же снова приникал к земле. Если он кого-то выслеживал, то определенно с враждебными намерениями.
Тем временем лорд притащил подзорную трубу, настроил ее и подал горбуну. Теперь, когда Билл смотрел через нее на индейца, тот на какой-то миг повернулся назад, и этого момента хватило, чтобы узнать его лицо. Горбун тут же отдал трубу лорду, вскочил так, чтобы его фигура была хорошо видна индейцу, и, приложив руки к устам, громко крикнул:
– Менака-Шеха, Менака-Шеха! Пусть мой брат подойдет к своему белому другу!
Индеец быстро повернулся и, узнав фигуру горбуна, молниеносно сорвался вниз и исчез в волнах долины.
– Теперь, милорд, очень скоро вам придется заплатить мне первые пятьдесят долларов, – снова нагнулся Билл к англичанину.
– Будет приключение?
– Очень может быть, ибо вождь наверняка высматривал врага.
– Это вождь?
– Да, этот великолепный парень – вождь осэджей.
– И вы его знаете?
– Мы его не только знаем, мы выкурили с ним трубку мира и дружбы и обязались помогать друг другу.
– Well! В таком случае я бы хотел, чтобы он ждал не одного, а как можно больше противников.
– Не спешите за волком в лес! Подобное желание может иметь весьма опасные последствия, ибо оно очень легко выполнимо. Идемте вниз! Дядя обрадуется, хотя тоже удивится, когда узнает, что вождь осэджей здесь.
– Как зовут краснокожего?
– Менака-Шеха на языке осэджей означает "Доброе Солнце" или "Большое Солнце". Он очень храбрый и опытный воин, а к тому же друг бледнолицых, хотя осэджи и принадлежат к ветви самого неукротимого племени сиу.
Спустившись вниз, они застали Дядю в той же напряженной театральной позе. Он слышал, о чем шла речь, и теперь хотел, по возможности, с помпой приветствовать краснокожего друга.
Через короткое время кони снова зафыркали, и тотчас показался индеец. Он был в полном расцвете сил и носил, по индейскому обычаю, кожаную рубаху, обшитую бахромой, а также кожаные штаны. Сразу бросалось в глаза, что его одежда в нескольких местах оказалась порванной и испачканной свежей кровью. Оружия у воина не было. На его щеках красовалось вытатуированное солнце. Кожа на запястьях обеих рук вождя оказалась стертой, видимо, индеец был связан и поранен веревками, но ему удалось разорвать путы и убежать от врагов, которые, похоже, шли по его следу.
Несмотря на опасность, которая реально ему грозила и могла быть совсем рядом, вождь осэджей неторопливо подошел к обоим охотникам, подал, не обратив никакого внимания на англичанина, им правую руку и спокойно произнес на хорошем английском:
– Я сразу узнал голос и фигуру своего брата и друга. Менака-Шеха рад приветствовать вас!
– Мы также рады, – ответил Горбатый Билл, а длинный Дядя Шомпол поднял две руки над головой вождя, словно хотел благословить его, и воскликнул:
– Привет тебе тысячу раз,
Ты снова радуешь мой глаз!
Великий вождь, садись со мной,
Сокровище мое, не стой!
А взявши мяса лучший кус,
Садись и пробуй его вкус!
Шомпол указал рукой на траву, где теперь лежала ляжка косули, а точнее, то, что от нее осталось – кость с жилами, которые даже ножом невозможно отделить.
– Тихо, Дядя! – перебил его Билл. – Сейчас не время для твоей чудесной поэзии. Разве ты не видишь, в каком положении вождь?
Был связан он,
Но вновь освобожден!
Заброшен Богом к нам
И будет здесь спасен! –
не унимался поруганный поэт.
Отвернувшись от него, горбун указал на лорда и обратился к осэджу:
– Этот бледнолицый – мастер в стрельбе и наш новый друг. Рекомендую его тебе и твоему племени.
Лишь теперь краснокожий подал руку англичанину и ответил:
– Я друг каждого хорошего и честного бледнолицего, но воры, убийцы и осквернители могил вкусят мой томагавк!
– Вождь встретился с плохими людьми? – осведомился Горбатый Билл.
– Да! Пусть мои братья зарядят свои ружья, ибо те, кто за мной охотятся, могут появиться здесь в любой момент, хотя пока я их не видел. Они едут верхом, а я шел пешком, но ноги Доброго Солнца быстры и выносливы, как ноги оленя. Я делал круги, двигался пятками вперед и много петлял, чтобы запутать след, но они идут за мной, ибо хотят отнять мою жизнь.
– С подобной идеей им придется распрощаться. Их много?
– Не знаю, я был уже далеко, когда они обнаружили мое бегство.
– Кто они? Какие белые могли рискнуть взять в плен Доброе Солнце?
– Их много, их много раз по сто, этих плохих людей, которых бледнолицые называют трампами.
– Трампы? Откуда они здесь взялись и что им надо? Где они сейчас?
– В другом углу леса, который называется Осэдж-Нук, а мы зовем это место Угол Убийства, ибо там был коварно убит наш славный вождь вместе с храбрейшими воинами. Каждый год, в день тринадцатой луны, посланцы нашего племени отправляются к этому месту, чтобы у могил убитых исполнить танец смерти. Так и в этот раз я с двенадцатью воинами покинул наши пастбища, чтобы отправиться к Осэдж-Нук. Позавчера мы прибыли туда, обследовали место и убедились, что нет ни одного врага. Мы чувствовали себя в безопасности и разбили палатки у могилы. Вчера мы охотились, а сегодня принялись за торжество. Я был осторожен, выставил двух часовых, но все же белым людям удалось подкрасться к нам незаметно. Они увидели наши следы, которые остались после охоты, и в час танца напали так внезапно, что мы не успели дать им отпор. Нескольких из них мы убили, но они застрелили восемь храбрых воинов, а меня и еще четверых схватили и связали. Они вершили над нами суд, и мы узнали, что сегодня вечером должны умереть на костре. Трампы разбили у могил лагерь, они отделили меня от моих воинов, чтобы мы не могли разговаривать. Меня привязали к дереву, поставили рядом часового, но ремень, которым я был связан, оказался гнилым, и я разорвал его. Он глубоко, до самого мяса, прорезал мои руки, но я все же освободился от него, воспользовался моментом, когда часовой отвлекся, и незаметно уполз.
– А твои четверо спутников? – спросил Билл.
– Они еще там. Или ты думаешь, что я должен был их искать?
– Нет, ты бы лишь снова оказался в плену.
– Мой брат говорит верно, я не смог бы их спасти, а оказался бы вместе с ними. Я решил поспешить на ферму Батлера, владелец которой мой большой друг, и попросить у него помощи.
Горбатый Билл покачал головой и сочувственно произнес:
– Невероятно! От Осэдж-Нук до фермы Батлера верхом добрых шесть часов пути, а с плохим конем еще дольше. Разве ты успеешь вернуться до вечера, когда твои спутники должны умереть?
– Ноги Доброго Солнца так же быстры, как и ноги коня, – ответил вождь самоуверенно. – Мой побег будет иметь последствия – они отложат казнь и прежде всего постараются меня поймать. А значит, помощь придет вовремя!
– Может, так, а может, и нет. Хорошо, что ты встретился с нами, и теперь нет нужды бежать к Батлеру. Мы пойдем вместе и поможем тебе, вождь.
– Мой белый брат действительно хочет так сделать? – индеец не стал скрывать свою радость.
– Естественно! А как же иначе? Осэджи – наши друзья, а трампы – враги каждого честного человека.
– Но их много, очень много, а у нас у всех вместе только восемь рук!
– Плевать! Ты же знаешь меня! Ты думаешь, что я намерен бросаться на них сломя голову? Четыре умных головы могут все же рискнуть подкрасться к банде трампов и вызволить нескольких пленников. Что скажешь, старина Шомпол?
Негнущийся Дядя раскинул руки, прикрыл в чувствах глаза и выдал:
– Туда, где белых кишит рой,