– Да! Но моя голова сидит крепче, чем твоя, побереги ее!
Дролл произнес последние слова с угрозой и сказал их намеренно своим голосом. Он хотел, чтобы трамп наклонился ближе, и желание хитрого охотника было удовлетворено. Бандит сделал шаг вперед, склонил голову и пробормотал:
– Что это тебе взбрело в башку? Да чей это голос? Ведь ты не Коллинз, которого я…
Говоривший не успел закончить, ибо руки Дролла подобно железным тискам сжали его горло, рванули книзу и стиснули шею так, что трамп не мог издать ни звука. Послышался звук короткой борьбы, и все стихло.
– Он был так любезен, что сам принес вам оружие, – раздался шепот Дролла.
– Вы его задушили? – осведомился фермер.
– Что за вопрос! Он мертв! Берите его ружье и все запасы к нему, а я провожу юную мисс к лодке.
Тетка взял Эллен Батлер под руку и, пригнувшись, повел к воде, где он в двух словах обмолвился о происшедшем с поджидавшими его спутниками. Билл и Дядя провели юную особу в канал, крепко привязали челнок, а сами вброд вернулись к Дроллу и обоим Батлерам, вооружившимся тем временем оружием обоих трампов.
– Теперь можем начинать. Эти парни тотчас сюда заявятся, чтобы взять пленников, и могут доставить нам неприятности. Предлагаю отползти отсюда.
Все пятеро осторожно двинулись к берегу, пока не достигли подходящего места. Там они поднялись, и каждый стал за деревом, служившим ему укрытием. Они находились в полнейшей темноте, но при этом могли достаточно ясно видеть перед собой трампов, чтобы точно прицелиться. Дролл приложил ладонь ко рту и издал короткое приглушенное карканье, напоминающее крик вспугнутой хищной птицы. Подобные звуки очень часты в прериях и не могли привлечь внимание трампов даже тогда, когда Дролл повторил их еще и еще раз. На несколько секунд воцарилась полнейшая тишина, а потом вдруг словно с небес раздался звучный голос Олд Файерхэнда: "Огонь!"
Справа заговорили ружья рафтеров, которые подползли так близко, что каждый уже заранее наметил себе жертву. Потом слева раздался леденящий кровь боевой клич индейцев, которые сначала послали в трампов дождь стрел, а потом бросились на них с томагавками.
– А теперь мы! – скомандовал Дролл, вскидывая ружье. – Сначала пули, потом приклады!
Разыгралась воистину дикая, но характерная для Дикого Запада сцена. Трампы чувствовали себя в безопасности, и внезапное нападение в очередной раз повергло их в ужас. Как степные зайцы, за которыми устремились стаи орлов, бродяги бросились врассыпную, поначалу даже и не пытаясь сопротивляться. Нападавшие очень быстро оказались в середине лагеря, расчищая себе путь прикладами, томагавками, револьверами и ножами "боуи", но трампов было огромное количество, и, немного придя в себя, они начали вяло обороняться. Снова все произошло настолько неожиданно, что бандиты опять не могли воспользоваться своей численностью, хотя среди них было много людей, ловко обращающихся с оружием. Оказавшись почти в кольце, трампы все же попытались вступить в рукопашный бой. Повсюду трещали выстрелы, раздавались стоны и удары, но бандиты не могли отразить нападение. Бродяги в скудном свете не пытались даже сосчитать противников, чье количество казалось им вдвое или втрое большим, чем это было в действительности, а это увеличивало страх, и вскоре бегство показалось им единственным путем к спасению.
– Вперед, к лошадям! – кричал, или скорее ревел, чей-то голос.
– Это Полковник! – вскрикнул Дролл. – Хватайте его! Не дайте ему уйти!
Он сам поспешил туда, где только что услышал знакомый голос главаря, другие последовали за ним, но тщетно. Рыжий Полковник был хитер – он сразу нырнул в кусты подальше от греха, и скорее всего, оттуда наблюдал за сценой боя. Подобно змее, извивался он в глубокой тьме среди зарослей, стараясь, чтобы никто его не заметил. Победители пытались никого не выпустить из кольца, но количество трампов было так огромно, что удержать их всех не представлялось возможным, и, к тому же, бандиты стали держаться вместе, легко прорвав цепь защитников фермы, а затем бросились бежать в северном направлении.
– За ними! – приказал Олд Файерхэнд. – Не дайте им прийти в себя!
Он хотел отрезать трампов от их коней, но это оказалось невозможным. Чем дальше бандиты удалялись от фермы, тем скуднее становился свет горящих факелов, и во тьме друзья тотчас перемешались с врагами. Произошло то, что защитники фермы едва не наскочили друг на друга, и это задержало преследование. Олд Файерхэнд вынужден был объявить сбор, после чего прошло несколько минут, прежде чем его люди смогли собраться, а этого оказалось достаточно, чтобы дать беглецам возможность улизнуть. Охотники и рафтеры снова продолжили преследование, но вскоре услышали насмешливые крики трампов и удары копыт несущихся прочь коней. Стало ясно, что все дальнейшие хлопоты бесполезны.
– Возвращаемся! – с досадой крикнул Олд Файерхэнд. – Нам остается лишь позаботиться об их раненых, чтобы они не ускользнули.
Но эти заботы были излишни. Индейцы не принимали участия в преследовании. Жаждущие скальпов бледнолицых краснокожие остались в лагере и стали тщательно обыскивать место борьбы, а также ведущие к реке заросли, чтобы убить и скальпировать любого еще живого трампа. Вскоре смолк последний выстрел, что возвестило о бесславном поражении бандитов в ими же навязанном сражении.
Когда позже при свете факелов были подсчитаны потери, оказалось, что с учетом павших днем на каждого защитника фермы приходилось по два убитых трампа. Среди рафтеров и индейцев оказалось много раненых. Конечно, цифры ужасны, ибо в каждом случае речь шла о человеческих жизнях! Несмотря на это, число улизнувших было так велико, что они снова могли объединиться в банду.
Эллен Батлер, разумеется, вызволили из укрытия. Девочка не испугалась и вообще с момента пленения вела себя на удивление спокойно и благоразумно. Когда Олд Файерхэнд узнал об этом, он заметил отцу:
– До сих пор я считал, что брать Эллен с собой на Серебряное озеро очень рискованно, но теперь я ничего не имею против, ибо она не доставит нам больших хлопот.
Возвращения трампов не предвиделось, поэтому победители, в большей мере это касалось индейцев, могли посвятить остаток ночи празднованию победы. Они получили двух самых больших коров из стада Батлера, забили их, поделили мясо, и вскоре вся округа наполнилась нежным ароматом жаркого. Позже индейцы разделили добычу, ибо все оружие и имущество трампов принадлежало им. При этом были выполнены надлежащие церемонии, произнесены длинные речи, исполнены военные и другие танцы. Лишь с восходом солнца краснокожие угомонились, их радостные крики умолкли и индейцы, наконец, заснули, завернувшись в свои покрывала.
Иначе поступили рафтеры. К счастью, никто из них не погиб, но несколько раненых были перенесены на ферму. Олд Файерхэнд намеревался на рассвете отправиться по следам трампов, а потому они легли спать, чтобы запастись силами и быть бодрыми.
Утром они отыскали следы бандитов, которые вели назад к Осэдж-Нук. Когда охотники и рафтеры прибыли туда, место оказалось пустым. Тщательно изучив окрестности, Олд Файерхэнд пришел к выводу, что трампы снова объединились в своем пункте сбора. Новый отряд без промедления двинулся в северном направлении, ибо главари предчувствовали, что за ними могла быть погоня. Итак, трампы отказались от своих намерений, связанных с фермой, но не подозревали, что Олд Файерхэнд точно знал их дальнейшие планы.
Глава восьмая
ДРАМА В ПРЕРИИ
По прерии усталой походкой медленно шагал человек – явление редкое и удивительное, ибо даже последний нищий предпочитает коня, корм которого здесь ничего не стоит. К какому сословию принадлежал путник, определить было трудно. Городской, сильно поношенный костюм придавал ему вид весьма миролюбивого человека, и лишь старый, непомерно длинный флинт, болтавшийся за плечом, позволял усомниться в этом, а бледное и впалое лицо свидетельствовало о лишениях и трудностях долгих пеших странствий.
Временами путник останавливался, чтобы передохнуть, но надежда на встречу с людьми гнала его все дальше. Снова и снова с надеждой всматривался он в даль, но напрасно. В один из моментов, когда путник уже готов был отчаяться, его потухшие глаза вдруг радостно блеснули – на горизонте показался человек, который также двигался пешком, приближаясь к владельцу флинта справа, и, по всей видимости, пути обоих должны были пересечься. Появление живого существа придало первому путешественнику новые силы, он стал шагать размашистее и вскоре понял, что другой тоже заметил его, ибо остановился и стал поджидать.
Одет последний был весьма странно: он носил голубой фрак с красным воротничком "стойкой" и желтыми пуговицами, красные панталоны до колен, а также высокие кожаные сапоги с желтыми отворотами. обвивал синий шелковый платок, завязанный спереди в большой двойной бант шириной во всю грудь. Голову длинного и тощего путника прикрывала широкополая соломенная шляпа. На ремне, перекинутом через шею, подобно шарманке висел ящик из полированного дерева. По острым чертам гладко выбритого худощавого лица, а также по маленьким хитрым глазам сразу можно было догадаться, что путешественник – чистокровный янки, да не просто янки, а из числа тех, чья хитрость и лукавство стали притчей во языцех.
Когда оба приблизились так, что могли услышать друг друга, человек с ящиком слегка приподнял шляпу и поприветствовал другого:
– Добрый день, приятель! Откуда идете?
– Из Кинсли, снизу, – ответил другой, указывая рукой через плечо. – А вы?
– Отовсюду! А последний раз с фермы, которая осталась там, за моей спиной.
– И куда же?
– Куда угодно. Сначала к ферме, которая лежит на нашем пути.
– Там есть ферма?
– Да. Мы доберемся до нее не больше чем за полчаса.
– Слава Богу! Дольше я бы не выдержал! – тяжело вздохнул обладатель длинного флинта, подойдя ближе к незнакомцу.
– Не выдержите? Но почему? – спросил другой, окидывая взором пошатывающуюся фигуру своего собеседника.
– Я умру от голода.
– Дьявольщина! От голода? Разве это возможно? Подождите, тут я могу вам помочь. Садитесь сюда, на мой ящик. Сейчас что-нибудь перекусите.
Отставив ящик и усадив на него изголодавшегося путника, янки вытащил из нагрудного кармана два бутерброда, а из коленного – солидный кусок ветчины, протянул все это голодному и произнес:
– Ешьте, приятель! Это, конечно, не деликатесы, но голод утолить можно.
Тот, к кому были обращены эти слова, тотчас принялся за еду. Он был так голоден, что готов был затолкать в рот весь хлеб, но опомнился, остановился и ответил:
– Вы очень добры, сэр! Но это ваши припасы, и если я все съем, что же останется вам?
– Ерунда! Могу заверить вас, что на ближайшей ферме я раздобуду столько еды, сколько захочу.
– Вас там знают?
– Нет. Я еще никогда не был в этих краях, но не тратьте время на разговоры, а займите свои уста более приятной работой.
Изголодавшийся последовал совету, а янки сел на траву и не без удовольствия стал наблюдать, как исчезла ветчина, а за ней и хлеб. Когда с едой было покончено, американец спросил:
– Не скажу, что вы сыты, но хоть немного утолить голод вам удалось?
– Словно заново родился, сэр. Подумать только, я три дня в пути и не держал во рту ни крохи!
– Мыслимо ли это! От самого Кинсли вы ничего не ели? И не взяли с собой провиант?
– Нет! Мой уход был слишком внезапен.
– И по пути никуда не зашли?
– Я вынужден был обходить стороной любую ферму,
– Ах вот как! Но у вас есть ружье, и вы могли подстрелить какую-нибудь дичь!
– О, сэр, я не стрелок. Скорее я попаду в луну, чем в пса, который будет сидеть рядом.
– Зачем же вам ружье?
– Чтобы отпугнуть при случае красных или белых бродяг.
Янки смерил говорившего испытующим взглядом и произнес:
– Послушайте, мистер, у вас что-то стряслось. Кажется, вы в бегах, хотя выглядите человеком вполне порядочным. Куда же, собственно, вам нужно?
– В Шеридан, на железную дорогу.
– Так далеко, без продовольствия и средств к существованию! Все это может закончиться весьма плачевно. Мы с вами не знакомы, но когда человек в беде, стоит отбросить формальности и верить друг другу, а потому скажите мне, что за мозоль докучает вам? Может, я смогу вам помочь.
– Рассказывать особо нечего. Вы не из Кинсли, иначе я бы знал вас, а, стало быть, опасаться мне нечего. Меня зовут Галлер. Мои родители были немцами. Они переехали сюда из Старого Света, чтобы выбиться в люди, но им это не удалось. Мой путь тоже не был усеян розами, ибо я брался за любое дело, пока два года назад не устроился писарем на железной дороге. В конце концов, попал на службу в Кинсли. Сэр, я и мухи не обижу, но, когда меня сильно оскорбляют, моя душа не выдерживает и я выхожу из себя! Так вот, повздорил я как-то с тамошним редактором, да так, что дело закончилось дуэлью. Подумать только, дуэль на флинтах! Я никогда раньше не держал в руках эту убийственную штуку, а тут поединок на флинтах, да еще тридцать шагов дистанции! У меня в глазах помутнело, когда я только услышал об этом. Но буду краток – пришел час, и мы стали на изготовку. Сэр, думайте обо мне, что хотите, но я миролюбивый человек и никогда не хотел быть убийцей. При мысли о том, что могу лишить жизни противника, я весь покрывался гусиной кожей! Поэтому, как только прозвучала команда, я умышленно прицелился на несколько локтей в сторону и нажал курок; он тоже. Прогремели выстрелы, и, подумать только, я стоял цел и невредим, а моя пуля поразила противника прямо в сердце. Вцепившись в флинт, который мне не принадлежал, я в ужасе бросился прочь. Потом я пытался доказать, что ствол кривой, а потому пуля ушла на три локтя влево, но все напрасно! Редактор имел многочисленных и влиятельных знакомых, а здесь, на Западе, это многое значит. Мне тотчас пришлось уносить оттуда ноги, я едва успел встретиться со своим начальником, чтобы проститься. Желая мне добра, тот посоветовал идти в Шеридан и дал мне на руки рекомендательное письмо к тамошнему инженеру. Можете его прочитать, и вы убедитесь, что все это правда.
Рассказчик вытащил письмо из кармана, раскрыл его и подал янки. Тот прочитал:
"Дорогой Чарой!
Посылаю тебе мастера Йозефа Галлера, моего бывшего писаря. Он немец, парень честный, верный и аккуратный. Но на его долю выпало несчастье – чисто случайно, на дуэли, он смертельно ранил своего противника, а потому ему нужно на некоторое время уехать отсюда. Ты окажешь мне большую любезность, если дашь ему работу в своей конторе, пока страсти по этому делу не улягутся.
Твой Бент Нортон".
Под именем для большей достоверности стояла печать. Янки сложил письмо, вернул его хозяину.
– Я верю вашим словам, мистер Галлер, – губы янки тронула полуироничная-полужалостливая улыбка, – и без вашего письма. Глядя на вас, сразу видно, что вы тише воды, ниже травы. Со мной та же история – я не большой охотник и не великий стрелок. Не только ведь порохом или свинцом жив человек! Но так пугаться я бы на вашем месте не стал. Мне кажется, вы сильно преувеличили страхи.
– О, нет, положение действительно было опасным!
– Значит, вы убеждены, что вас преследовали?
– Несомненно! Поэтому я до сих пор обходил стороной всякие фермы и поселки, чтобы никто не узнал, куда я свернул.
– А вы уверены, что в Шеридане вас хорошо примут и вы получите место?
– Да, ибо мистер Нортон и мистер Чарой, инженер в Шеридане, очень большие друзья.
– Ну, а какое жалованье вам положат?
– До настоящего времени я получал восемь долларов в неделю и думаю, что там мне заплатят столько же.
– Так! Я знаю одну должность, на которой будут платить в два раза больше – шестнадцать долларов в сутки плюс бесплатный стол.
– Что? Действительно? – удивленно воскликнул обрадованный писарь и вскочил. – Шестнадцать долларов? Это же райская жизнь!
– Не совсем, но вы сможете накопить.
– И где же такое место? У кого?
– У меня.
– У… вас? – в голосе Галлера послышалось разочарование.
– Конечно. Вероятно, вы мне не верите?
– Хм! Я вас не знаю.
– Это сейчас же легко исправить. Я магистр доктор Джефферсон Хартли, врач и ветеринар.
– Значит, лечите людей и животных?
– Да, – кивнул янки. – Если у вас есть желание, то будьте моим помощником, и я буду платить вам указанную сумму.
– Но я ничего не понимаю в вашем деле, – скромно ответил простодушный Галлер.
– Я тоже ничего, – сознался магистр.
– Ничего? – лицо немца вытянулось от удивления. – Вы же должны были обучаться медицине?
– И не собирался!
– Но если вы магистр, да еще и доктор…
– Несомненно! Такими титулами я действительно владею, это уж точно, ибо наградил ими себя сам.
– Вы… вы сами?
– Конечно! Говорю с вами откровенно, ибо надеюсь, что вы примете мое предложение. Собственно, сначала я был портным, потом стал парикмахером, позже – учителем танцев, еще позже основал школу для воспитания юных леди, а когда все это закончилось, взялся за гармонику и стал бродячим музыкантом. С тех пор я "на ура" перепробовал еще десятка два различных специальностей, познал жизнь и людей и понял, что разумный парень не должен упустить своего. Люди сами хотят, чтобы их обманывали. Да! Они чрезвычайно благодарны, когда им втирают очки. Особенно важно польстить их ошибкам, их грешкам и недостаткам, как физическим, так и духовным, поэтому я, приняв все это во внимание, и стал врачом. Вот, взгляните на мою аптеку!
Американец отпер ключом ящик, при этом попросив Галлера встать, и отбросил крышку. Внутри ящик был довольно изящно исполнен, он состоял из пятидесяти отделений, выложенных простроченным золотом бархатом и украшенных арабесками. В каждом отделении находились колбочки с жидкостями всех возможных цветов и оттенков.
– Так это ваша аптека! – воскликнул Галлер. – И откуда у вас эти медикаменты?
– Я сам их изготовляю.
– Я думал, что вы ничего в этом не понимаете!
– О, в этом как раз я понимаю! Это же до смешного просто! То, что вы видите – не что иное, как немного краски и воды, называемой аквой. Этим словом заканчиваются все мои познания в латыни. К нему я добавляю выражения моего собственного сочинения, которые должны звучать как можно краше. Вот, посмотрите надписи: "Аква саламандра", "Аква пелопоннесия", "Аква химборасоллария", "Аква инвокабулатария" и так далее. Вы, конечно, не поверите, что такой водой можно что-либо вылечить, но я и не возьмусь вас разубеждать, ибо сам, естественно, этого не знаю. Самое главное – не дожидаться действия, а получить гонорар и вовремя удалиться! Соединенные Штаты велики, и прежде чем я обойду их по кругу, пройдут годы, я уже не буду таскаться с ящиком, а окажусь совсем в другом обществе, среди богатых людей. А пока жизнь практически бесплатна, ибо везде, куда я прихожу, меня кормят и поят до отвала, а когда ухожу, наполняют мои карманы. Индейцев мне бояться нечего, ибо у них люди, знакомые с врачеванием, считаются шаманами, они неприкасаемы, почти как святые. Соглашайтесь! Хотите стать моим помощником?
– Хм! – буркнул Галлер и почесал за ухом. – Дело кажется мне сомнительным, да и нечестным к тому же.