Бывают также некие движения и силы, противоположные тем, которые действуют при соприкосновении и не на расстоянии, – действующие, значит, на расстоянии, а не при соприкосновении; бывают и такие, которые действуют умереннее на меньшем расстоянии и сильнее на большем расстоянии. Так, видимость ухудшается при соприкосновении и требует промежуточной среды и расстояния. Впрочем, я помню: один достойный доверия человек рассказывал мне, что он сам во время лечения его глаз от катаракты (а лечение состояло в том, чтобы, введя маленькую серебряную иголочку внутрь первой оболочки глаза, удалить и оттолкнуть пленку этой катаракты в угол глаза) ясно видел эту иглу, движущуюся поверх самого зрачка. Но хотя это, возможно, и верно, однако известно, что большие тела только тогда различаются хорошо и отчетливо, когда глаз находится в вершине конуса, который образуют лучи от предмета, отстоящего на некотором расстоянии от него. Более того, у стариков глаз лучше различает более отдаленный предмет, чем более близкий. Известно также, что и удар метательных снарядов не так силен на слишком малом расстоянии, как в некотором отдалении. Итак, должно заметить это и подобное этому в измерении движений по отношению к их дальности.
Есть и другой род пространственного измерения движений, который мы не пропускаем. Он относится не к поступательным движениям, но к сферическим, т.е. к расширению тел в больший объем или сжатию в меньший. Измерением этих движений надо исследовать: какое расширение или сжатие тела (по своей природе) переносят легко и свободно и у какого предела они начинают противиться этому, пока не приходят к последнему non ultra. Так, если сжимать надутый пузырь, то он выдерживает некоторое давление воздуха; но если давление становится большим, воздух не выдерживает этого и пузырь рвется.
Мы испытали это точнее посредством более тщательного опыта: взяли металлический колокольчик, легкий и тонкий, каким мы пользуемся в качестве солонки, и опустили его в сосуд с водой так, чтобы он отнес содержавшийся в его полости воздух к самому дну сосуда. Предварительно же мы поместили на дне сосуда шарик, на который должен был становиться колокольчик. При этом происходило следующее: если шарик был мал (в сравнении с полостью колокольчика), то воздух, сжимаясь, собирался в меньшем пространстве. Если шарик был слишком велик для того, чтобы воздух легко ему уступил, то воздух, не вынося чрезмерного давления, приподнимал колокольчик с какой-либо стороны и поднимался на поверхность пузырями.
Чтобы установить, не только какое сжатие, но и какое расширение может вынести воздух, мы произвели такое испытание: взяли стеклянное яйцо с маленьким отверстием на одном его конце; с силой высосали из него воздух через это отверстие и тотчас закрыли отверстие пальцем; затем погрузили яйцо в воду и отняли палец. Оставшийся воздух, расширившийся от этого высасывания свыше его свойств и устремляющийся снова сжаться и принять первоначальный объем (так что если бы это яйцо не было погружено в воду, то оно с шипением втянуло бы воздух), втянул в яйцо воду в количестве, достаточном для того, чтобы воздух принял прежнюю сферическую форму или размер.
Несомненно, что более тонкие тела (каков воздух) выдерживают некоторое заметное сжатие, как уже сказано. Осязаемые же тела (как вода) поддаются сжатию с гораздо большим трудом и на меньшее протяжение. Какое же, однако, сжатие они выдерживают, мы исследовали посредством следующего опыта.
Мы заказали полый шар из свинца, объемом приблизительно в две винные пинты, с достаточно толстыми стенками, для того чтобы выдержать большую силу. В него мы влили воду через сделанное в одном месте отверстие. Наполнив шар водой, мы запаяли свинцом это отверстие, чтобы шар стал совершенно замкнутым. Затем мы сплющили шар тяжелым молотом с двух противоположных сторон, от чего вода неизбежно должна была сжаться в меньшем пространстве, так как шар имеет, наибольший объем среди тел. Затем, когда ударов молота уже не хватало для того, чтобы далее сжимать воду, мы воспользовались прессом, так что наконец вода, не выдерживая уже дальнейшего давления, начала выступать сквозь крепкий свинец, как мелкая роса. Потом мы подсчитали, сколько объема убавилось в шаре от давления, и убедились, что это есть то сжатие, которое вынесла вода, но только подвергнутая воздействию огромной силы.
Но гораздо меньшее и почти незаметное сжатие или расширение выдерживают более твердые и сухие или более плотные тела, как камни, дерево, а также металлы. Они уклоняются от него или ломаясь, или выскальзывая, или как-нибудь иначе, как это показывают сгибание дерева и металла, движение часов при помощи пружин, движение метательных снарядов, обработка молотом и бесчисленные другие движения. И все это надо наблюдать, исследовать и измерять при изучении природы или точно, или через приблизительную оценку, или посредством сравнения, смотря по тому, что будет доступно.
XLVI
На двадцать второе место среди преимущественных примеров поставим примеры пробега, которые мы также называем примерами воды, взяв это название от тех часов, что были у древних, где вместо песка была налита вода. Эти примеры измеряют природу в промежутках времени, подобно тому как примеры железа измеряют ее в отрезках пространства. Ибо каждое движение или естественное действие протекают во времени – одно быстрее, другое медленнее, но, как бы то ни было, в определенные и известные природе промежутки времени. Даже те действия, которые кажутся происходящими сразу и, как говорят, в мгновение ока, оказывается, занимают больший или меньший промежуток времени.
Так, прежде всего мы видим, что небесные тела возвращаются к прежнему положению в исчисляемое время; так же совершается и прилив и отлив моря. Устремление тяжелых тел к земле и легких к небу тоже совершается за определенные промежутки времени в зависимости от устремляющегося тела и среды. Плавание кораблей, движение животных, полет метательных снарядов – все это равным образом совершается в исчислимые (по крайней мере в целом) промежутки времени. Что же касается тепла, то мы видим, как зимой дети суют руки в огонь и не обжигаются, а жонглеры быстрыми и ловкими движениями переворачивают сосуды, наполненные вином или водой, вниз и снова вверх, не проливая жидкости; и многое другое в этом роде. Также и сжатия, расширения и разрывания происходят в одних телах быстрее, в других медленнее в зависимости от природы тела и движения, но в определенные промежутки времени. Более того, при одновременном выстреле сразу многих пушек, который иногда слышен на расстоянии тридцати миль, звук прежде воспринимают те, кто находится ближе к месту, где он происходит, чем те, кто дальше отстоит от этого места. Даже для зрения (действие которого наиболее быстро) также требуется известный промежуток времени; это доказывают такие движения, которых нельзя различить из-за их быстроты, как, например, полет пули, выпущенной из мушкета. Ибо полет пули совершается быстрее, чем может дойти до зрения ее изображение.
Это и подобное этому внушало нам иногда совершенно чудовищное сомнение, а именно: различается ли поверхность ясного звездного неба в то самое время, когда она действительно существует, или же несколько позднее этого, и не существуют ли (в отношении видения звезд) действительное время и кажущееся время, так же как действительное место и кажущееся место, которое отмечают астрономы при исправлении параллаксов. Столь неправдоподобным нам казалось, что вид или лучи небесных тел могут тотчас донестись до зрения через столь безмерное пространство: они, скорее, должны пройти через него в какое-либо заметное время. Но то сомнение (в отношении сколько-нибудь значительного промежутка между действительным и кажущимся временем) совершенно исчезло, когда мы подумали относительно бесконечного уменьшения величины (что касается видимости) от действительного размера тела звезды и до ее кажущегося вида, которое причиняется расстоянием; и вместе с тем приняли во внимание, на каком расстоянии (а именно по меньшей мере шестьдесят миль) тотчас различаются нами тела, хотя бы только белеющие; тогда как нет сомнения в том, что небесный свет намного превосходит по силе излучения не только живую яркость белизны, но и свет всякого известного у нас пламени. Так же и эта бесконечная скорость в самом теле, которая проявляется в его суточном движении (она даже так удивила ученых мужей, что они предпочли верить в движение земли), делает более правдоподобным движение отбрасывания лучей от светил (хотя, как мы сказали, и удивительное по скорости). Но более всего нас убедило то соображение, что если между действительностью и видимостью пройдет значительный промежуток времени, то получится, что изображения будут часто прерываться появляющимися облаками и другими подобными изменениями среды и, таким образом, смешаются. Сказанного достаточно о простом измерении времени.
Но для нас гораздо важнее отыскать не только простое измерение действий и движений, но также и сравнительное измерение. Ибо оно приносит большую пользу и применимо по отношению к очень многому. Так, мы видим, что пламя какого-либо огнестрельного оружия замечается скорее, чем слышен звук выстрела, хотя и необходимо, чтобы пуля прежде ударила по воздуху, чем мог бы выйти огонь, который следует за ней; и это обусловлено тем, что движение света протекает быстрее, чем движение звука. Мы также видим, что зрение быстрее воспринимает видимый образ, чем отпускает его. Поэтому и происходит, что струны арфы, приведенные в движение пальцем, получают двойной или тройной вид, ибо новый их вид воспринимается прежде, чем отпущен предыдущий. Поэтому также вертящиеся кольца кажутся шарообразными, а горящий факел, быстро проносящийся ночью, кажется хвостатым. Исходя из этой неравномерности движений в отношении их скорости, Галилей выдумал и причину прилива и отлива моря, предположив, что земля движется быстрее, а вода медленнее и поэтому вода собирается вверху и затем падает вниз, как это видно в сосуде с водой, приведенном в быстрое движение. Но это он выдумал, сделав недопустимое допущение (а именно, что земля движется), и притом он не был хорошо осведомлен о шестичасовом движении вод океана.
Пример же того, о чем идет речь, а именно сравнительных измерений движений, – и не только самого предмета, но и его замечательного использования (о чем мы говорили несколько раньше) – дают подкопы, заряжаемые порохом. Огромные массы земли, строений и тому подобного сокрушаются и взлетают вверх от ничтожного количества пороха. Причина этого, несомненно, состоит в том, что расширительное движение взрывающегося пороха во много раз быстрее, чем движение тяготения, в силу которого могло бы быть оказано известное сопротивление. Так что первое движение выполняет свое дело прежде, чем начинается противоположное движение, и вначале сопротивляемости как бы не существует. Поэтому так же и происходит, что в каждом метательном орудии имеет наибольшее значение для переброски снаряда не столько сильный, сколько резкий и быстрый удар. Малое количество животного духа в животных, особенно в таких огромных телах, как киты и слоны, не могло бы также поворачивать такую телесную массу и управлять ею, если бы не быстрота животного духа и косность телесной массы, оказывающей ему сопротивление.
Наконец, одно из главных оснований магических опытов (о которых мы далее скажем), когда малая масса материи превосходит значительно большие массы и подчиняет их, – опережение движений, вследствие скорости одного из них, которое совершается раньше, чем начнется другое.
Наконец, надо отметить само различие между "раньше" и "позднее" во всяком естественном действии. Так, при изготовлении настойки из ревеня очистительная сила извлекается ранее, а стягивающая – позднее. Нечто подобное мы заметили при настаивании фиалок в уксусе, когда сначала извлекается приятный и тонкий аромат цветка, а затем – более землистая часть цветка, которая изменяет запах. Поэтому, если погрузить фиалки на целый день, то получится очень слабый запах; но так как ароматного духа мало в фиалке, то, если погружать их только на четверть часа, а затем извлекать и через каждые четверть часа погружать новые фиалки до шести раз, тогда наконец настой облагораживается. При этом фиалки, хотя и сменяемые, оставаясь в винном уксусе не больше полутора часов, дают приятнейший аромат, не уступающий самой фиалке и остающийся на целый год. Однако следует заметить, что аромат восходит к своей полной силе только через месяц после настаивания. При перегонках же настоек ароматных трав в винном спирте мы видим, что сначала поднимается бесполезная водянистая влага, затем жидкость, содержащая больше винного спирта, а затем уже жидкость, содержащая больше аромата. И много подобного, достойного быть отмеченным, обнаруживается в перегонках. Однако для примера этого достаточно.
XLVII
На двадцать третье место среди преимущественных примеров мы поставим примеры количества, которые мы также называем дозами природы (взяв это название от лекарств). Это те примеры, которые измеряют способности в соответствии с количествами тел и указывают, как величина тела воздействует на меру способностей. Прежде всего есть способности, которые не существуют кроме как в космическом количестве, т.е. в таком количестве, которое соответствует очертаниям и строению Вселенной. Так, земля стоит, а ее части падают. В морях воды имеют приливы и отливы, а в реках – нет, разве только от вхождения морской воды. Затем, почти все частные способности действуют сообразно с тем, велико или мало количество тела. Обильные воды портятся нелегко, а малые – быстро. Вино и пиво созревают и делаются пригодными для питья гораздо скорее в малых мехах, чем в больших бочках. Если траву положить в большое количество жидкости, то произойдет, скорее, пропитывание, чем всасывание; если же в меньшее количество, то получится больше всасывание, чем пропитывание. По-одному, следовательно, действует на человеческое тело купание, а по-другому – легкое орошение. Так же и малые росинки никогда не падают в воздухе, но рассеиваются и смешиваются с ним; и если подышать на драгоценные камни, то видно, как эта малая влажность тотчас расходится, наподобие тучки, рассеянной ветром. Так же кусок магнита не притягивает столько железа, как целый магнит. Есть также способности, для которых малое количество имеет больше силы. Так, при протыкании острый наконечник проникает скорее, чем тупой. Остроконечный алмаз режет стекло, и т.д.
Однако не следует оставаться здесь в такой неопределенности, а надо также исследовать соотношение между количеством тела и мерой способности. Ведь было бы естественно предположить, что количество и способность пропорциональны, например: если свинцовый шарик весом в одну унцию будет падать в течение такого-то времени, то шарик весом в две унции будет падать вдвое скорее, – что совершенно ложно. Не одни и те же соотношения существуют для всякого рода способностей, но очень различные. Поэтому меры должны быть извлечены из самих вещей, а не из правдоподобия и предположений.
Наконец, во всяком исследовании природы должно заметить количество тела, требуемого для какого-либо действия, как бы дозу его, и соблюдать осторожность в отношении как чрезмерного, так и недостаточного.
XLVIII
На двадцать четвертое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры борьбы, которые мы также называем примерами преобладания. Это те примеры, которые указывают преобладание и подчинение способностей по отношению друг к другу; указывают, какая из этих способностей сильнее и побеждает и какая слабее и покоряется. Ибо движения и устремления тел сложны, разложимы и запутаны не менее, чем сами тела. Итак, мы покажем прежде всего главные виды движений или действующих способностей, чтобы было более наглядным их сравнение в силе и отсюда – разъяснение и обозначение примеров борьбы и преобладания.
Первое движение есть движение противостояния (antitypiae) материи, которое присутствует в ее отдельных частицах, благодаря чему она не желает быть совершенно уничтоженной. Так что никакое сожжение, никакая тяжесть или давление, никакое насилие, никакая, наконец, продолжительность времени не могут обратить в ничто какую-либо, хотя бы мельчайшую, частицу материи; она всегда будет чем-то и будет занимать какое-то место, и, в какое бы безвыходное положение она ни была поставлена, она освободится, изменив либо форму, либо место, или же, если это невозможно, будет оставаться, как она есть; и никогда она не будет ничто или нигде. Это движение схоласты (которые почти всегда называют и определяют вещь, скорее, по ее способности и неспособности, чем по внутренним причинам) или обозначают посредством следующей аксиомы: "Два тела не могут быть в одном месте", – или называют движением, которое "не допускает взаимопроникновения измерений". Предлагать примеры этого движения не имеет смысла, ибо оно присуще каждому телу.
Второе движение есть движение сцепления (так мы его называем). Благодаря этому движению тела не допускают разобщения в какой-либо части при соприкосновении с другим телом, сохраняя взаимную связанность и соприкосновение. Это движение схоласты называют движением, которое "не допускает пустоты". Так, вода привлекается вверх действием высасывания, или насоса, плоть – действием кровососных банок; так, вода задерживается и не вытекает из пробуравленных сосудов, пока устье сосуда не будет открыто для воздуха; так же обстоит дело и в бесчисленных других явлениях этого рода.