Теперь на основе намёков Священного Писания и истории попробуем реконструировать последствия подобного превращения Бога. Для этого нам надо обратиться к началу творения, а именно к прачеловеку "до грехопадения". В качестве своего женского коррелята этот прачеловек, Адам, при содействии Творца произвёл из своего бока Еву – так же, как сам Творец создал из своего исходного материала Адама-гермафродита, а с ним – запечатленную богоподобием часть человечества, а именно народ Израиля и других потомков Адама . По таинственному совпадению у Адама вышло так, что первый его сын (совсем как Сатана) оказался злодеем и убийцей перед Господом, благодаря чему пролог на небесах был повторен на земле. В том, что Яхве берёт не уродившегося Каина под свою особую защиту, нетрудно усмотреть скрытую причину: ведь Каин – точная миниатюрная копия Сатаны. О каком-либо праобразе рано угасшего Авеля, любимого Богом более Каина, прогрессивного (а потому, вероятно, получившего инструкции от какого-нибудь ангела Сатаны) земледельца, мы, во всяком случае, ничего не слыхали. Возможно, это был какой-нибудь другой сын Божий, от природы более консервативный, нежели Сатана; не проныра, лелеявший всё новые черные замыслы, но некто привязанный к Отцу детской любовью, не имеющий иных мыслей, кроме отчих, и пребывающий только во внутренних покоях небесного хозяйства. Потому-то, наверное, его земное повторение Авель и должен был так скоро вновь "поспешно удалиться от мира зла", говоря словами "Книги Премудрости Соломона", и вернуться к Отцу, в то время как Каину пришлось изведать на себе проклятье прогресса, с одной стороны, и моральной неполноценности – с другой, здесь, в земной юдоли.
Если праотец Адам несёт на себе отражение Творца, то сын его Каин определённо является копией сына Божьего Сатаны, а потому возникает обоснованное предположение о том, что и у Божьего любимца Авеля был свой прототип в занебесном месте. Первые тревожные инциденты, разыгравшиеся в якобы удавшемся и одобренном тварном мире уже в самом начале, – грехопадение и братоубийство, заставляют серьёзно задуматься, и невольно приходит на ум, что исходная ситуация, а именно высиживание Духом Божьим пустой бездны, вряд ли позволяла надеяться на безусловно удачный результат. Творец, который находил хорошим каждый день своих трудов, даже не пытался подвергнуть основательной цензуре то, что произошло в понедельник. Он попросту ничего не сказал – обстоятельство, соответствующее "доказательство от факта умолчания"! А в тот самый день произошло окончательное разделение верхних и нижних вод твердью между ними. Ясно, что такой неизбежный дуализм и тогда, и позже не мог уместиться в концептуальные рамки монотеизма, поскольку указывал на метафизическую расколотость. Эта трещина, как мы знаем из истории, тысячелетие за тысячелетием заделывалась всё вновь, умалчивалась или вовсе отрицалась. Тем не менее, уже с самого начала – в раю – она раскрылась сама собой: ведь у Творца, в противоположность его намерению в последний день творения вывести на свет человека в качестве наиболее толкового из всех созданий и господина над всем сотворённым, вкралась или была ему подсунута странная непоследовательность – сотворение Змия, оказавшегося неизмеримо толковее и сознательнее Адама и к тому же возникшего раньше. Вряд ли Яхве сыграл такую злую шутку с самим собой; зато гораздо более вероятно, что тут вмешалась рука его сына, Сатаны. Он – плут и игрок-провокатор, и ему нравится устраивать досадные инциденты. Правда, Яхве сотворил рептилий до Адама, но, то были обыкновенные, совсем неразумные змеи, и среди них-то Сатана и выбрал древесную змею, чтобы незаметно прошмыгнуть под её личиной. С этого-то момента и поползли слухи, будто змея – самое одухотворённое из животных . А впоследствии она становится излюбленным символом noys'a (ума, мышления), оказывается в большой чести и даже притязает на то, чтобы символизировать второго Сына Божьего, ибо он понимается как мироспасающий Логос (который выступает в качестве более чем тождественного Нусу). Более поздняя легенда утверждает, будто в раю змея была первой женой Адама, Лилит, с которой Адам произвёл на свет целое войско демонов. Эта легенда тоже предполагает обман, который вряд ли был преднамеренным со стороны Творца. И действительно, Священное Писание знает в качестве законной супруги только Еву. Но всё же характерно, что прачеловек, этот носитель образа Божия, согласно традиции имеет двух жен – точно так же как и его небесный прототип. Последний соединён законными узами с женой-Израилем, но при этом у него от века есть доверенная наперсница – женской природы Пневма; Адам тоже сначала берёт в жёны Лилит (дочь или эманацию Сатаны) в качестве сатанинского коррелята Софии. Ева же соответствует в таком случае народу Израиля. Конечно, мы не знаем, почему столь поздно было признано, что Руах Элохим, "Дух Божий", не только имеет женскую природу, но и существует рядом с Богом относительно самостоятельно, и что задолго до брака с Израилем у Яхве были отношения с Софией. Мы не знаем также, отчего знание об этом первом союзе в более поздних традициях было утрачено. Впрочем, столь же поздно стало известно об опасной связи Адама с Лилит. Была ли Ева для Адама супругой, в той же мере неудобной, в какой для Яхве – народ, постоянно, так сказать, флиртующий своей неверностью, нам неизвестно. Во всяком случае, семейная жизнь прародителей не была безоблачной: оба их первенца представляют собою тип враждующих братьев, ибо тогда, по-видимому, ещё существовал обычай воплощать в жизнь мифологические мотивы. (Ныне это воспринимается как нечто возмутительное, а когда встречается в действительности, отвергается.) Прародители могли бы предъявить друг другу долю каждого в создании дурной наследственности: Адаму следует помнить о своей демонической принцессе, а Ева не должна забывать о том, что это она первой клюнула на приманку Змия. И грехопадение, и эпизод с Каином и Авелем еле различимы в списке превосходных результатов творения. Такой вывод можно сделать потому, что сам Яхве, видимо, не был заранее осведомлён об упомянутых инцидентах. И впоследствии, и уже здесь возникает подозрение, что из всеведения не было сделано никаких выводов, т. е. Яхве не пришло в голову обратиться к своему всеведению, а потому он был ошеломлён тем, к чему привело развитие ситуации. Такое явление бывает и у людей, а именно тогда, когда они не в состоянии отказаться от наслаждения собственной эмоцией. Надо полагать, что какой-нибудь припадок ярости или скорби заключает в себе некую тайную сладость. В противном случае толпа уже достигла бы некоторой степени мудрости.
Исходя из этого, нам, вероятно, будет легче понять, что же случилось с Иовом. Хотя в плероматическом состоянии, или состоянии бардо (как это называют тибетцы), царит совершенная фантасмагория, но с началом творения, т. е. с переходом мира в рамки строго определённых пространственно-временных событий, вещи начинают как бы тереться и толкать друг друга. Укрытый и защищённый краем отеческой мантии, Сатана то тут, то там ставит ложные, а в другом отношении верные акценты, благодаря чему возникают осложнения, которые, по всей видимости, не значились в плане Создателя, а потому производят на него ошеломляющее действие. В то время как бессознательная тварь, как то: животные, растения и кристаллы, функционирует, насколько нам известно, удовлетворительно, с человеком постоянно что-то не так. Правда, вначале его сознание почти не возвышается над уровнем животного, а потому и его свобода воли проявляется в крайне ограниченной степени. Однако Сатана им интересуется и на свой лад экспериментирует с ним, подбивая на неуместные поступки, а его ангелы учат человека наукам и искусствам, прежде находившимся под исключительной юрисдикцией совершенства плеромы. (А Сатана уже тогда заслужил имя "Люцифер"!) Странные, неожиданные выходки людей затрагивают чувства Яхве, а тем самым втягивают его в дела собственных созданий. Божественное вмешательство каждый раз оказывается настоятельной необходимостью. Но каждый раз прискорбным образом оно пожинает лишь мимолетный успех – даже драконовская мера утопления всего живого (за исключением избранных), которой, по мнению Иоганна Якоба Шойхцера, не избежали и рыбы (о чём свидетельствуют окаменелости), обеспечила лишь кратковременный эффект. И до, и после этого творение ведёт себя словно заражённое. Яхве же, как ни странно, всегда ищет первопричину в людях, которые, очевидно, не желают повиноваться, но никогда – в своём сыне, этом отце всех плутов. Такая неверная установка может привести лишь к интенсификации его и без того раздражительной натуры, так что у людей страх Божий повсеместно рассматривается в качестве принципа и даже исходного пункта всяческой мудрости. В то время как люди, находясь под столь жёстким контролем, собираются расширить своё сознание приобретением некоторой мудрости, т. е. в первую очередь осторожности или предусмотрительности , историческое развитие с всё большей очевидностью обнаруживает, что Яхве сразу же после дней творения откровенно упустил из виду своё плероматическое сосуществование с Софией. Место последней занял завет с избранным народом, которому тем самым была навязана женская роль. Тогдашний "народ" состоял из патриархального мужского общества, в котором женщине причиталась лишь ничтожная роль. Брак Бога с Израилем был, поэтому делом сугубо мужским, так же как и приблизительно одновременное с этим событием основание греческих полисов. Подчинённое положение женщины было вопросом предрешенным. Женщина считалась менее совершенной, чем мужчина, о чём свидетельствует уже восприимчивость Евы к нашептываниям Змия в раю. Совершенство – это предел стремлений мужчины, женщина же от природы склонна к постоянству. Фактически ещё и сегодня мужчина лучше и дольше выдерживает состояние относительного совершенства, которое, как правило, не подходит женщине и даже может быть для неё опасным. Стремясь к совершенству, женщина упускает восполняющую его позицию – постоянство, само по себе, правда, несовершенное, но зато образующее столь необходимый противовес совершенству. Ибо если постоянство всегда несовершенно, то совершенство всегда непостоянно, а потому представляет собой некое безнадёжно стерильное конечное состояние. "Совершенство бесплодно", говорили древние учители, в то время как "Несовершенное", напротив, несёт в себе зародыши будущего блага. Перфекционизм всегда упирается в тупик, и только постоянство испытывает нужду в поиске ценностей.
В основе брака с Израилем лежит перфекционистская установка Яхве. Благодаря этому исключена та ангажированность, которую можно обозначить как "Эрос". Отсутствие Эроса, т. е. отношения к ценности, весьма отчётливо проявляется в "Книге Иова": характерно, что великолепной парадигмой творения выступает чудище, а не человек! У Яхве нет Эроса, нет отношения к человеку, а есть только цель, в достижении которой он использует человека. Всё это, однако, не препятствует ему быть ревнивым и недоверчивым, как только может быть таковым супруг, – но у него на уме не человек, а собственный замысел.
Верность народа тем важнее, чем больше Яхве забывает о мудрости. А народ, несмотря на многократные подтверждения Божьей благосклонности, все вновь и вновь проявляет неверность. Такое поведение, разумеется, не утоляет ревности и недоверчивости Яхве, а потому инсинуации Сатаны ложатся в благодатную почву, когда он впрыскивает в отчие уши сомнение в верности Иова. Вопреки всей своей убеждённости в этой верности, Яхве без промедления даёт согласие на применение ужасных пыток. Здесь более чем где бы то ни было, ощущается недостаток в человеколюбии, свойственном Софии. Даже Иов уже тоскует по недостижимой мудрости .
Иов знаменует высшую точку такого опасного направления развития. Он представляет собой парадигматическое выражение мысли, созревшей в тогдашнем человечестве, – рискованной мысли, предъявляющей к мудрости богов и людей некое высокое требование. Иов, правда, осознаёт это требование, но совершенно недостаточно знает о совечной Богу Софии. Поскольку люди чувствуют себя предоставленными произволу Яхве, они нуждаются в мудрости. Яхве же, которому до сих пор не противостояло ничего, кроме людского ничтожества, в ней не нуждается. Однако ситуация в корне меняется, когда разыгрывается драма Иова. Тут Яхве сталкивается с этим стойким человеком, который прочно держится за своё право и вынужден отступиться от него лишь перед лицом грубой силы. Он увидел, как выглядит Бог, увидел его бессознательную раздвоенность. Бог был познан, и это познание продолжало сказываться не только на Яхве, но и на людях – таких, какими они были в последние дохристианские столетия: едва ощутив прикосновение вечной Софии, они компенсируют поведение Яхве и одновременно вступают в анамнесис мудрости. Мудрость же, в значительной степени персонифицированная и тем возвещающая о своей автономии, открывает им себя в качестве заботливого помощника и адвоката перед лицом Яхве и показывает им светлую, добрую, праведную и достойную любви ипостась их Бога.
После того как спланированный совершенным рай был скомпрометирован проделкой Сатаны, Яхве изгнал Адама и Еву, сотворённых им по образу своей мужской природы и её женской эманации, вон из рая, в мир скорлуп, или междумирие. Остаётся неясно, насколько София представлена в Еве и как соотносится с последней Лилит. Адам имеет приоритет в любом отношении. Ева второй взята из его плоти. Поэтому ей остаётся второе место. Я упоминаю об этой частности из "Бытия", поскольку вторичное появление Софии на божественной сцене указывает на грядущие новшества в творении. Ведь она – "художница"; она воплощает замыслы Бога, придавая им вещественный облик, что и является прерогативой женской природы как таковой. Её сожитие с Яхве означает вечную иерогамию, в которой зачинаются и порождаются миры. Предстоит великий поворот: Бог хочет обновиться в таинстве небесной свадьбы (как с давних пор поступали главные боги Египта) и стать человеком. Для этого он как будто пользуется египетским образцом инкарнации бога в фараоне, каковая является опять-таки всего лишь отражением вечной плероматической иерогамии. Было бы, однако, некорректно полагать, что этот архетип воспроизводится, так сказать, механически. Так, насколько нам известно, никогда не бывает – ведь архетипические ситуации повторяются всякий раз по другому поводу. Собственную причину вочеловечения следует искать в разбирательстве с Иовом. Мы ещё вернёмся к этому вопросу ниже, рассмотрев его более детально.