Слово "западня" приходит на ум не случайно. Как мало мы, энтомологи, в своей исследовательской работе уделяем внимания поведению насекомых и их образу жизни в естественной обстановке, подменяя зоркость глаза, наблюдательность и пытливость ума коллекционированием, лабораторными экспериментами, многодневной и многотрудной кабинетно-музейной обработкой собранного материала.
Вот и в этом случае, почему бы энтомологам-паразитологам не заняться расшифровкой странного поведения оравы насекомых, изнуряющих наших домашних животных? Когда-нибудь это будет сделано, и тогда, быть может, на пастбищах будут выставляться специальные ловушки особенной формы, яркого цвета, излучающие тепло и обманывающие кровососов. Они будут неотразимо привлекательны для этой братии и помогут животноводам.
Вскоре мы спускаемся с гор и останавливаемся в пустыне возле реки Или в густых тугаях.
Хорошо, что здесь нет комаров и слепней. А то бы досталось! - говорю я своему спутнику.
Но я ошибся. Когда после работы, основательно пропотевшие и усталые, мы идем к своему маленькому "Запорожцу", в его кузове жужжит добрая сотня небольших светло-серых пустынных слепней (Tabanus agrestis). Для них машина тоже оказалась более привлекательной, чем мы. Вот так голубая корова! Мне не приходилось наблюдать столь необычного поведения слепней. Ни с одной машиной. А я в своих скитаниях по природе изъездил, не считая маленького "Запорожца", четыре легковых машины, а сколько мотоциклов - не в счет.
Глава четвертая
Неуемные прыгуны
Кузнечики, кобылки, сверчки, триперстки
Прямокрылые
Прямокрылых все знают. Это кузнечики, кобылки, сверчки и триперстки. В природе их множество, а стрекотание прямокрылых - едва ли не главная музыка поля. Все луга, поля, пустыни и в меньшей степени леса заселены прямокрылыми. Они десятками выпрыгивают из травы, из-под ног идущего человека и разлетаются во все стороны. Но не все знают, как отличить, допустим, кузнечика от кобылки, а некоторые, не сведущие в энтомологии, путают эти две группы, принимая за одну.
Прямокрылые составляют специальный отряд насекомых. В нем насчитывается около 30 000 видов. Для всех них характерна довольно крупная голова с большими глазами, относительно короткая грудь и продолговатое брюшко. Задняя пара ног прыгательная, за что ученые называют прямокрылых Soltatoria, то есть Прыгающие. Все основные части тела сочленяются друг с другом без каких-либо перетяжек. Крыльев две пары. Передние ровные, прямые, за что этих насекомых и называют Прямокрылые. Они относительно твердые и прикрывают сверху брюшко в мелкой сеточке. Задние крылья - тонкие, нежные, прозрачные, складываются веерообразно и прикрываются сверху передними крыльями. Некоторые насекомые совсем утратили крылья.
Отряд Прямокрылых разделяется на четыре подотряда: кузнечиков, кобылок или саранчовых, сверчков и триперсток. Наиболее многочисленны кузнечики и кобылки. Они легко различаются друг от друга, поэтому и получили разные названия в народе. Но горожане, далеко отклонившиеся от природы, до сих пор их путают.
Облик кузнечика характерен. Усики тонкие, длинные, нитевидные. У кузнечиков, обитающих в глубоких пещерах, усики бывают в несколько раз длиннее тела и заменяют в темноте глаза. Основание передней пары крыльев изменено. Здесь на одном крыле располагается так называемое зеркальце - гладкая площадка, а на другом - более уплотненная площадка с зубчиками. Слегка приподняв крылья, кузнечик, вибрируя ими, стрекочет, цепляя зубчиками о зеркальце. Ноги тонкие длинные, задние прыгательные. На голенях передних ног расположены едва заметные узкие щелочки - своеобразные уши. У некоторых кузнечиков крылья целиком превращены в звуковой аппарат, он - настоящая музыкальная шкатулка. Умение громко стрекотать оказалось важнее способности летать. У самок кузнечиков хорошо развит яйцеклад. Он часто подобен мечу или кинжалу, иногда бывает очень длинным.
Чем же отличаются кузнечики от кобылок? Усики кобылок значительно короче, чем у кузнечиков, толще, они похожи на две короткие палочки. Ноги более коренастые, короткие, а звуковой аппарат устроен совсем по-иному. На внутренней поверхности бедер задних прыгательных ног расположен ряд мелких зубчиков, а на переднем крыле - острая жилка. Цепляясь зубчиками за эту жилку, кобылка стрекочет. Орган слуха - округлое перепончатое окошечко, оно расположено у основания брюшка. Яйцеклад кобылок короткий, едва заметный и состоит из четырех створок.
Запомнив эти различия, вы сможете легко отличить в природе кузнечика от кобылки, хотя при некотором навыке можно легко различать их только по внешнему облику.
Кобылки очень разнообразны, что зависит от приспособления их к жизни в природной обстановке.
Прямокрылые, в общем, вегетарианцы, ротовой аппарат их грызущего типа, он довольно крепкий. Но далеко не все! Многие кузнечики отъявленные хищники, хотя одновременно могут питаться и растениями.
Кузнечики откладывают яички из острого или зазубренного яйцеклада в растения, при этом есть виды, которые ухитряются засунуть яички даже в тонкий лист растения. Кобылки погружают брюшко в землю, сильно его вытягивают и тогда откладывают яички, одновременно выделяя пенистую жидкость. Она, пропитывая почву и высыхая, затвердевает, одевая пакет яиц как бы прочным земляным футляром-кубышкой.
Личинки выходят из яичек абсолютно похожие на своих родителей, но голова их очень большая, а крыльев еще нет. Постепенно вырастая и много раз линяя, личинки превращаются во взрослых насекомых.
У большинства прямокрылых слегка начавшие развиваться яички уже могут зимовать, а взрослые вырастают в первую половину лета.
Кобылками, кузнечиками и сверчками в природе кормятся многие птицы и даже звери. Триперстки малы и редки, их в нашей стране всего несколько видов. Некоторые кобылки иногда размножаются в огромном количестве и тогда приносят вред пастбищным растениям и сельскохозяйственным культурам. Кобылок, которые собираются в большие стаи и совершают перелеты на значительные расстояния, называют саранчою.
Образ жизни прямокрылых очень разнообразен.
Кузнечик-зичия
На ночлег пришлось переставить машину и лагерь с берега Балхаша на бугор, подальше от комаров. Небо было чистое, ясное, но солнце зашло в темную полоску туч. Спать в палатке не хотелось, поэтому расстелили брезент, и над ним натянули полога.
Темнело. Рядом с лагерем раздался какой-то незнакомый стрекочущий звук. Казалось, будто крупное насекомое, цикада или стрекоза, запуталось в паутине и, пытаясь выбраться, трепещет крыльями. Я прошел десять, затем двадцать метров, а звук все был впереди. Наконец нашел: звук раздавался из маленького кустика солянки. Присел на корточки, пригляделся. У основания растения сидел мой старый знакомый - странный и немного несуразный пустынный кузнечик-зичия, большой, толстый, с длинными корежистыми ногами-ходулями, совершенно бескрылый. Его массивный звуковой аппарат на груди - настоящая музыкальная шкатулка. Толстый футляр аппарата с короткими, но острыми шипами и бугорками во время исполнения музыкального произведения приподнимался, как крышка рояля, и под ним показывалось что-то нежно-розовое, извергающее громкие звуки.
Осторожно я взял в руки медлительного и грузного кузнечика. Плененный певец, равнодушный к своей судьбе, не пытался вырваться из рук, не желая тратить лишней энергии на свое освобождение, но, очнувшись, выразил негодование длинной и громкой трелью, в дополнение к которой выпустил изо рта большую коричневую каплю желудочного сока.
Я осторожно опустил толстячка на прежнее место, и он принял это как должный исход нашего знакомства, пошевелил усами, зачем-то полизал лапки передних ног и как ни в чем не бывало вскоре же принялся прилежно распевать свои песни.
Ночь выдалась тихая и ясная, темно-фиолетовое озеро светилось под яркой луной и сверкало мелкими зайчиками. Но потом потемнело, нашли облака, чуть покрапал дождик, подул сильный ветер. Он вырвал из-под постели марлевый полог и стал его трепать подобно флагу.
На рассвете мне почудилось, будто кто-то внимательно и долго разглядывает мое лицо. Приподнялся, оглянулся, надел очки. Рядом с подушкой лежала фляжка с водой. На ней важно восседал кузнечик-зичия. Он не спеша размахивал своими черными усами, шевелил длинными членистыми ротовыми придатками будто силясь что-то сказать на своем языке, и, как показалось, внимательно разглядывал меня своими большими и довольно выразительными желтыми глазами. Сильный ветер слегка покачивал грузное тело кузнечика из стороны в сторону, но он крепко держался на своих толстых шиповатых ногах.
Минут пять мы, не отрываясь, рассматривали друг друга. Наконец кузнечику, видимо, надоело это занятие, и он, повернувшись, не спеша спустился с фляжки и степенно зашагал по брезенту прочь от нашей стоянки. Но вскоре остановился, помахал усиками, помедлил, потом повернул обратно и вновь забрался на фляжку. И еще минут пять мы разглядывали друг друга. Может быть, наше знакомство продолжалось бы дольше, да в ногах зашевелился мой фокстерьер и высунул из-под края брезента, под которым он улегся на ночь, свой черный нос.
На этот раз кузнечик решительно зашагал прочь в сторону кустика, возле которого и произошла наша вчерашняя встреча, неторопливо и ритмично, будто робот, передвигая свои ноги.
Вскоре оттуда раздался знакомый мотив его скрипучей песенки. Но она продолжалась недолго. Громадную серую тучу ветер унес на восток за озеро, выглянуло солнце и стало прилежно разогревать остывшую за ночь землю пустыни.
Пора было вставать, будить моих спутников и продолжать путешествие.
Поведение кузнечика меня озадачило. Оно не было случайным. Он хорошо знал свой участок, и появление на нем чужака вызвало что-то подобное разведывательной реакции. На следующий день я сел в машину и, прежде чем завести мотор и тронуться в путь, помахал рукой в сторону кустика, из которого звучали знакомые трели.
Немилостивая супруга
Вечером перед сном я прислушался: вокруг бивака стрекотали кузнечики. Песня одного из них мне показалась незнакомой и вместо того, чтобы забраться под полог, я вооружился магнитофоном и отправился на охоту.
Нелегко подобраться к осторожному насекомому. Вот, кажется, он уже рядом, можно записывать. Но музыкант чуток, вдруг замолк, насторожился. Изволь ожидать, когда закончится антракт!
Но я терпелив. Впрочем, по сравнению с другими кузнечиками, наш певец не столь уж и острожен. Я не знаю, где он, но индикатор прибора чутко отмечает его рулады. Теперь задача найти певца. Без него запись анонимна и лишена ценности. Тогда ставлю рычаг магнитофона на воспроизведение. Звуки из магнитофона действуют, соплеменник взбудоражен, отвечает, забывает осторожность, и лучик карманного фонарика выхватывает его из темноты. Вскоре я, счастливый, иду на бивак. На пленке - записи, а в садочке - их исполнитель.
Рассматриваю его, длинноусого, серенького в крапинках. Случайно попадается на глаза и самка этого же вида. Она точно в таком же одеянии, но с коротким, острым яйцекладом, загнутым как серп. Самочка взята в плен, посажена в садочек к самцу. Может быть, наш музыкант еще больше распоется.
Но в садочке царит молчание, слышен только легкий шорох листочков растений, положенных для еды. А утром?
Утром я застаю следы трагедии. Самка сидит на стенке садочка, облизывая лапки. Она, судя по всему, совсем недавно отлично насытилась… своим супругом. От него только крылья и ноги остались.
Вот негодяйка! - возмущается один из моих спутников. - Хороша любовь, если она основана только на гастрономических интересах!
У кузнечиков такое бывает сплошь и рядом, - успокаиваю я негодующего.
Неуклюжий пузатик
Как-то вечером в каменистой пустыне возле каньонов Чарына в темноте я услышал незнакомое нежное чириканье. Но сколько не искал музыканта, найти не мог. Певец был очень чуток и вовремя умолкал. А рано утром раздался тонкий визг. Моя собака Зорька в сильном смущении и нерешительности осторожно и тихо кралась за кем-то ползущим перед ней. Да это кузнечик Zychia vacca, замечательный своей странной внешностью. У него толстое брюшко, он весь в шипах, мелких пятнышках, полосках, настоящий неуклюжий пузатик. Вздутая переднеспинка кузнечика образовала объемную покрышку, под которой в большой щели трепетало что-то розовое и бунтовало звонким голосом. Кузнечик со всех ног торопился, катился шариком перед собакой, верещал, пугал ее.
Как он, бедняга, громко закричал, когда я взял его в руки, какую большую каплю едкой коричневой жидкости отрыгнул изо рта! Вздумал спасаться желудочным соком. В садочке пленник быстро пришел в себя, будто с ним ничего и не случилось, отлично закусил зелеными листочками солянки и принялся, по принятому у кузнечиков обычаю, тщательно и неторопливо облизывать свои большие лапки. Милая беспечность! Только что был в смертельной опасности и сразу же предался безмятежному обжорству. Я был удивлен и подумал о том, что человек неспособен к такой быстрой смене настроений.
Потом я научился разыскивать беспечных толстячков. Они, оказывается, забирались в кустики и там нежно стрекотали. На голой земле кустики были редки и располагались друг от друга на большом расстоянии, поэтому угадать, откуда неслась песня, не стоило большого труда. Впрочем, многие кузнечики неторопливо разгуливали и по земле, покрытой почерневшими на солнце камнями.
Найти самок долго не удавалось. Еще более толстые и грузные, они вели себя благоразумней, отличались большой осторожностью. Одну из них я встретил, когда она, неловко переставляя свои большие светлые ноги и поблескивая длинным черным яйцекладом, неторопливо направлялась на призыв самца-запевалы.
Она тоже выразила энергичный протест пленению, испустив громкий скрипучий вопль и грозясь коричневой каплей желудочного сока. У самки на спине был такой же звуковой аппарат, как и у самцов: большая покрышка из сросшихся надкрылий, а под ней розовый комочек.
Раньше кузнечики-зичия были очень редки. Только в этом году их почему-то стало много. В пустыне им, тихоходам, трудно встретиться друг с другом, поэтому надо уметь петь обоим.
В садочке парочки плененных кузнечиков набросились на заячью капусту. Она им очень пришлась по вкусу и никогда не надоедала. Жили они хорошо. Верещали, если их брали в руки, иногда пели, хотя и не так охотно, как на воле, а более грубо и отрывисто. Быть может, это была вовсе и не песня, а выражение недовольства и протеста неволе.
Очень интересно разгадать сигналы кузнечиков-зичия, проследить, как поет самка. Быть может, у них существует особый и не столь простой язык. Когда-нибудь это выяснят любознательные энтомологи.
Кузнечик-хищник
Голая пустыня едва покрылась зеленой травкой. Поздней весной все же прошли дожди, и земля понемногу оживает, пробуждается. По траве скачут кобылки-тметисы, бродят богомолы. Их появление меня удивляет. Я хорошо знаю это место у подножия Чу-Илийских гор. Здесь три года подряд царила сильная засуха, и все живое замерло, сгинуло, исчезло. Откуда же весной взялись взрослые богомолы и кобылки-тметисы? Неужели замерли на время засухи, переждали ненастные годы где-нибудь в укромных уголках и норках, а сейчас почуяли пробуждение пустыни, ожили от долгого сна.
Если только это так, то насколько хорошо приспособлены к суровым условиям жизни обитатели пустыни. Наверное, в долгой истории существования и развития вида такое случалось не раз.
Пока я об этом раздумываю, из-под ног с легким шумом вылетает кто-то большой, сверкает черными крыльями и садится у кустика терескена. Крылья эффектны на светлом фоне пустыни, залитой солнцем. Я без труда ловлю незнакомца и с удивлением узнаю в нем белолобого кузнечика Tettigonia albifrons. Он - обитатель полупустынь, степей и даже кустарниковых зарослей, и его появление здесь необычно.
Кузнечик недоволен моим вмешательством в его жизнь. Это самка с длинным яйцекладом, отлично упитанная, с полным и крупным брюшком. Широко раздвинув в стороны мощные челюсти, она отрыгивает большую каплю защитного желудочного сока, а потом ловко и больно хватает меня за палец.
Тогда я вынимаю из сачка только что пойманную большую ночную бабочку, темную совку. Кузнечик тотчас же хватает мой подарок цепкими ногами, запускает в тело жертвы челюсти и принимается перемалывать несчастную добычу.
Милая беспечность! Самку кузнечика нисколько не смущает то, что она в плену, что ее бесцеремонно держат за крылья. У нее отличнейший аппетит, он подавляет все остальные чувства.
Вскоре от бабочки ничего не остается, темные крылья ее падают на землю, а моя милая обжора с неменьшим аппетитом начинает уплетать вторую бабочку, быстро разделывается с нею и, закончив трапезу, принимается тщательно облизывать лапки своих ног.
Давно знаю я белолобого кузнечика, знаю и то, что многие кузнечики любят при случае поразнообразить пищу вегетарианца плотоядной диетой хищника, но я не представлял, что кузнечик может быть таким отъявленным хищником. Ну что же! Коли так, то надо попытаться найти еще что-либо съестное. Нагибаюсь к земле, чтобы схватить небольшую кобылочку, и тотчас же отшатываюсь в сторону от неожиданного зловония, трупного запаха. Передо мной в небольшой ямке лежит громадная, с большущим черным брюшком фаланга. Она мертва, и легкий ветер обдувает ее золотистые волосы. Над нею уже трудятся несколько муравьев бегунков, пытаются свежевать добычу.
Никогда не видел фалангу с таким большим брюшком. Неужели она, столь жадная и неумеренная в еде, погибла, объевшись чего-либо? Нет, больше не буду кормить белолобого кузнечика. Хватит с него, пусть немного попостничает, чтобы не составить компанию фаланге!
Белолобого кузнечика я привез в город и поместил в просторный садок вместе с десятком разнообразных кобылок. Думалось, что их не столь просто поймать. Но за два выходных дня белолобый кузнечик расправился с ними. Перед моими глазами предстало печальное зрелище. Все десять кобылок исчезли. От них остались лишь кончики ног да крылья. В углу же садка сидел непомерно растолстевший кузнечик.
Я нашел во дворе лаборатории кобылочку Apricarius и бросил в садок. И его тотчас же постигла незавидная участь. Этот кузнечик оказался отъявленным хищником и неумеренным обжорой.