- Ну что ж, давай вместе поинтересуемся уголовниками. Врагам нашим не на кого опереться, не у кого искать поддержки, вот они и ищут свихнувшихся. Я уже встречался с подобными случаями… - и подал руку другу, прощаясь.
Вот уж Нина постаралась! Не стол, а иллюстрация к книге "О вкусной и здоровой пище". Поблескивает жиром селедка с зеленой веточкой петрушки во рту; коронное Нинино блюдо - фаршированная щука роскошно разлеглась на длинной тарелке посредине стола; ветчина, сыр, шпроты - ну, этим гостей теперь не удивишь. А это что? Грибы - не грибы… А, ясно, подделка! Это фаршированные яйца… А из кухни доносятся такие запахи, что проголодавшийся глава семьи, стоя на пороге комнаты еще в пальто и ботинках, глотает обильно набежавшую слюну.
- О, пришел, наконец, виновник! - слышит он веселый голос жены за спиной. - Во-первых, посторонись, - Нина с тарелками салата в обеих руках ловко проскользнула в комнату, - а во-вторых, разденься. Голоден? Ничего, подождешь, сейчас все придут…
Торжество устраивалось по поводу награждения Василия Матвеевича медалью "За боевые заслуги".
Раздевшись, Василий Матвеевич полностью поступил в распоряжение жены. Приказы "начальства" выполнял быстро и расторопно, за что и получил "поощрение"- пару вкусных бутербродов.
- Чтоб не похудел, покуда гости придут, - весело объяснила Нина.
Потом всей семьей (кроме самого главы) спорили, какой галстук должен надеть папа и надо ли ему быть "при параде", то есть прикрепить ордена и медали. Решили, что не надо, нескромно.
Правда, потом, когда пришли гости, когда выпили по первой рюмке и разговорились, кто-то из друзей потребовал:
- Ну-ка, товарищ подполковник, похвастайся всеми наградами. Знаем, что есть у тебя…
И он надел их. И сразу все заметили, что…
- Папа! А ведь тебе еще одна медаль нужна! - высказала общее мнение Галя.
- Какая?
- "За отвагу"!
- Почему? - удивился он.
- Так ведь орденов Красной Звезды - два, медалей "За боевые заслуги" - тоже две, а "За отвагу" - только одна…
- Так то ж фронтовые… - задумчиво молвил Василий Матвеевич и под веселый говор гостей вспоминал, за что получил эти награды.
…Зеленым юнцом пришел он в мае 1942 года в пехотное училище. А в феврале 1943-го их часть была уже под Москвой, потом в Елецке. 916-й артиллерийский полк, 348-я стрелковая дивизия… Боевое крещение получил на Орловско-Курской дуге. С тех пор до самой победы - на фронте. Там же в 1944 году и коммунистом стал. В двадцать лет…
А в сорок пятом… Последний месяц войны… Все уже знали, что скоро победа. Но ее, окончательную, еще надо было завоевать. Когда второго апреля командир дивизии полковник Греков отдал приказ продвигаться к Франкфурту-на-Одере, все поняли: готовится решающее наступление на Берлин. И они будут участвовать в нем.
На рассвете 16 апреля дивизия вместе с другими соединениями пошла на прорыв обороны немцев. Фашисты отчаянно сопротивлялись. Особенно, помнится, под городом Ной-Цитау. Ох, и трудно там было! Каналы везде, мосты… После трехчасового боя из мостов уцелел только один. По нему и пошел в наступление их дивизион противотанковых пушек. В одну из пушек попал вражеский снаряд. Она горит, горит и мост - единственный путь наступления. Развернуться невозможно - по обе стороны обрыв.
Тогда командир батальона майор Рашкуев и его ординарец Воронцов под огнем противника подцепили тягачом машину с пушкой и оттащили ее в сторону. Бой разгорелся с еще большей силой, и вскоре город был взят…
В начале мая их часть была уже западнее Берлина, вела бои в Бранденбургской провинции. Встречались с союзниками на Эльбе… А День Победы застал их в районе Вархау… Что тогда было! Все обнимались, поздравляли друг друга с победой, салютовали…
- Э, Вася, не время сейчас задумываться! Вот в твою честь тост провозглашают, а ты… - вернул его к действительности чей-то голос.
И он поднял рюмку. И сказал:
- Спасибо.
Звонок Петра Савельевича напомнил об их последней встрече.
- Вышел один, - сообщил он Новожилову. - А через неделю второй уходит.
- Который же первый?
- Григорий П.
- Учту.
Григорий и Степан жили неподалеку друг от друга, в соседних селах, разделенных лесом. Наблюдение за ними не доставляло особых хлопот. Новожилов в этом случае делал большую ставку на местное население.
И время от времени подполковник получал известия о "приятелях", как он окрестил Степана и Григория.
- Вчера с колхозного тока украден мешок пшеницы. По некоторым приметам, это сделал Степан Р.
- Почему не арестовали?
- На горячем не пойман, а позже доказать трудно.
Невеселые вести приходили и о Григории. Но вмешиваться Новожилов пока что не считал нужным. "Посмотрим, что будет дальше".
И вдруг…
- Товарищ подполковник! В селе Н. ограблена школа. Из военного кабинета похищено учебное оружие - три ствола и компас.
- Что еще взяли?
- Больше ничего.
Село Н. Кража. Похищено только оружие… Кто бы это? И зачем? Ну-ка, где это село? Ага, вот оно… Недалеко от районного центра. Там живет Степан. А Григорий? Он - здесь. Хм, какой треугольничек получается… Ну что ж, поглядим…
Новожилов зашагал по кабинету.
Больше некому… Надо проверить… Как? Найдем способ. Да и люди помогут…
В голове уже рождался план расследования кражи оружия. Но зачем оно им? Интересно, а где тот Слинько, их "наставник"? Есть ли между ними связь? Ведь он тоже отбыл наказание.
Голова работала напряженно, но четко, и мысли выстраивались уже в последовательную, но еще не ясную до конца версию.
Теперь подполковник Новожилов уже не полагался только на добровольных помощников. Надо было знать каждый шаг "приятелей".
Что же выяснилось? Они часто ходят в гости друг к другу, но редко - днем, чаще - ночью. Почему? Это первое. Второе: они не ездят обычной дорогой, огибающей лес, а ходят узкой тропкой напрямик через лес - это и ближе, и от людских глаз подальше. Прячутся, значит. Опять же: почему?
Все это надо было объяснить.
А между тем односельчане "приятелей" рассказывали:
- Грицко на поле вел с хлопцами антисоветские разговоры…
- Степан грозился бригадиру отомстить…
"Надо брать, - думал Новожилов. - А то могут натворить такого, что…" - и он вздохнул.
Теперь с "приятелей" глаз не сводили. Узнали даже некоторые их тайники во дворах. Обследовали и лесную тропку, по которой они курсировали между двумя селами.
Неподалеку от этой тропки был обнаружен схрон, а в нем украденное в школе оружие и пять листовок, написанных карандашом, до смешного безграмотных. Оружие уже было переделано с учебного на боевое.
Опергруппа вместе с понятыми арестовала обоих. Вещественных доказательств их вины было достаточно. Из тайников во дворах тоже было изъято оружие.
Началось следствие.
- Зачем вы украли учебное оружие из школы? - задал вопрос следователь.
Обвиняемые мнутся, мычат что-то невнятное, на повторные настоятельные вопросы отвечают сбивчиво, вразнобой. Наконец следствию удалось выяснить, что обрез обвиняемые хотели использовать для нападения на часового воинской части, чтобы таким образом добыть оружие.
- А зачем вам понадобилось боевое оружие? Опять молчание или невнятные ответы. Но не для игры же хотели они заполучить его! Оказывается, для совершения дальнейших преступлений.
Значит, так: оружие, листовки…
Новожилов недоумевал: не может быть, чтобы только двое "делали политику". Затем удалось выяснить, что Слинько сделал свое черное дело - втянул парней в авантюру.
А потом был суд.
Обвиняемые признались, что готовились к новым кражам и грабежам.
- С какой целью вы написали эти листовки? - спросил судья у обвиняемых.
- А… боивку создать… еще кого-нибудь к нам… чтобы за самостийную…
- А почему же не создали?
- Да… никто не шел…
Громкий хохот в зале был ответом на эти слова.
Новожилов тоже смеялся, испытывая глубокое удовлетворение от того, что предотвращено новое серьезное преступление.
Такая у него работа - беречь покой, безопасность советских людей, их доброе имя. Работа нелегкая, но почетная.
…Вот и кончено дело с "приятелями", как прозвали подсудимых. А потом были дела "братвев", "игроков", "гробовщика". А был еще "злопыхатель" - редкостный теперь экземпляр!
"Злопыхатель" был хитер. Он поставил свое "дело" на, так сказать, "научную" основу.
…С некоторых пор в Киев, а потом и в Москву, в адрес высоких правительственных и партийных органов начали приходить анонимные письма, в которых содержалась клевета на нашу действительность, на ответственных партийных и советских работников.
Так как письма отправлялись из Львова, дело это было поручено львовянам, в том числе подполковнику Новожилову.
Начиняя свои письма заведомой ложью, анонимный их автор явно боялся разоблачения и делал все, с его точки зрения, чтобы остаться неизвестным.
Письма были написаны печатными буквами, неровно - видно, левой рукой. Ручка шариковая, с фиолетовой пастой, бумага из школьной тетради в косую линию.
Несколько раз письма были брошены в почтовый ящик в одном из райцентров. Аноним запутывает следы или поленился съездить во Львов? Тщательно проанализировали содержание писем - нет, они тоже наводили на этот райцентр.
- Как думаете, товарищи, с чего начнем поиск? - спросил Новожилов, собрав группу следствия.
- С семей этого района, где есть дети - ученики младших классов, - предложил кто-то.
- Да, круг довольно широкий, но… придется…
"Естественно, что "злопыхателя" следует искать среди тех, кто по каким-то личным соображениям недоволен нашим строем, советскими законами, - размышлял Новожилов. - Это человек, либо прощенный Советской властью за прошлые злодеяния и выпущенный по амнистии, либо бывший кулак… Но может быть и хулиган…"
Кропотливая работа по сбору разных сведений заняла немало времени. Были проверены лица, ранее привлекавшиеся к уголовной ответственности, амнистированные, учтены также возможности сведения личных счетов и т. д. Стоило уделить внимание и злостным тунеядцам, на которых не раз указывала общественность.
А "злопыхатель", как прозвали анонимщика чекисты, продолжал действовать. При внимательном анализе его посланий постепенно сужался круг поиска.
Наконец осталось буквально несколько подозреваемых. Но подозреваемый - не обвиняемый, пока его вина не доказана.
Вот, например, самогонщик Дерябко. Может, он "злопыхатель", а может, и не он. Настроение у него отнюдь не честного советского труженика, да и не удивительно - за самогоноварение закон по головке не гладит.
Или взять сапожника-кустаря Самоцкого. Этот тоже ненавидит всех - не дают пошире развернуть, "деятельность".
Но ни обыска, ни тем более ареста произвести нельзя без веских на то оснований.
Новожилов поручил участковым установить, кто покупает в сельских магазинах тетрадки в косую.
- Да кому они теперь нужны! - с досадой ответила чернобровая продавщица в сельпо села Н. и задвинула стопку тетрадей в дальний угол полки. - В школах ведь чистописание отменили. Вот они и лежат, только место занимают.
- И давно лежат?
- Давно. За последние месяцы, может, с десяток продала, не больше. Так разве кто для писем возьмет или ще для чего…
- А не помните, кто покупал?
- Да чего ж, вот этот… как его… Ну, который моему мужу сапоги шил. Ага, Самоцкий, кажется.
Узнав об этом, Новожилов оживился.
- Надо побывать в доме у сапожника, - решил он. - Только повод подходящий найти.
- За этим дело не станет, - заверил его участковый.
И действительно, повод скоро нашелся. В селе подрались два парня. Один, изувечив другого, убежал и где-то спрятался. Милиция искала его, обошла даже многие дворы в селе. Подошли к хате Самоцкого.
- День добрый! - поздоровались, войдя в хату.
- Добрый день, - буркнул себе под нос хозяин. - Что привело вас?.. - и быстро схватил веник, чтобы подмести мелкие обрезки бумаги на полу.
- Говорят, что вы видели драку. Не помните, куда побежал Мирослав Н.? Мы его ищем.
- Ничего я не видел, и не путайте меня в это дело, - резко ответил Самоцкий.
Участковый обвел комнату взглядом. Комната как комната - с добротной мебелью, с телевизором. Некоторые детали выдают занятие хозяина: шило на лавке, а под лавкой небольшой обрезок кожи. А на подоконнике… вот, на подоконнике школьная тетрадка в синей обложке. Из тетрадки край промокашки выглядывает. Промокашка? Значит, в этом доме пользуются чернилами. А анонимки написаны шариковой ручкой. Явно не то. Но проверить бы следовало…
…Он действительно писал шариковой. Оттиски последней анонимки остались на следующей после вырванной странице тетрадки. А промокашка? Просто она продавалась вместе с тетрадкой.
Ни один факт, приведенный в анонимках, не подтвердился.
Припертый к стенке фактами, Самоцкий уже не отпирался и не грубил, как это было в начале следствия. Он сидел, опустив голову.
На столе аккуратной стопкой лежали газеты с большими фотографиями на всю полосу и крупными буквами заголовка: "Информационное сообщение". Сегодня опубликован доклад Леонида Ильича Брежнева на XXV съезде Коммунистической партии Советского Союза.
После работы, поудобнее усевшись в кресле, Василий Матвеевич внимательно, обдумывая каждую фразу, каждый абзац, прочел доклад от первого слова до последнего. Как всегда, с карандашом в руках. Доклад вызвал много раздумий. Он ведь затрагивал все стороны жизни советского общества. И о них, о чекистах, говорилось в докладе:
"Надежно ограждают советское общество от подрывных действий разведок империалистических государств, разного рода зарубежных антисоветских центров и иных враждебных элементов органы государственной безопасности".
КОНСТАНТИН ЕГОРОВ
ТРИДЦАТЬ ЛЕТ КАК ОДИН ДЕНЬ
Итак, тридцать лет чекистской работы. Виктор Иванович Лиходед счел этот юбилей сугубо личным и не хотел предавать его широкой огласке. Но, оказывается, товарищи не хуже самого Лиходеда знали об этом событии. Жизнь человека в родном коллективе всегда на виду.
В тот день были сердечные поздравления, крепкие рукопожатия, пожелания здоровья и новых успехов в трудной и кропотливой работе.
В такой день, конечно, принято и посидеть в кругу друзей, оглянуться на пройденный путь, многое вспомнить. "Но еще успеется!" - подумал Виктор Иванович и, как обычно, утром принялся за свои повседневные дела.
Раздался телефонный звонок. Знакомый голос начальника областного управления был особенно приветлив. Начальник поздравлял с юбилеем, сообщил о благодарности в приказе, а потом позвал к себе - есть важное дело.
Виктор Иванович оделся и вышел на улицу. Студеный ноябрьский ветер со свистом бросал в лица прохожих сорванные с деревьев последние листья. Зеленый ГАЗ-69, влившись в живой автомобильный поток, покатил в управление.
Тридцать лет как один длинный-предлинный день - в тревогах, раздумьях, непрестанной борьбе…
А начался этот большой день в 1946 году. Его, двадцатилетнего комсомольца, бригадира молодежной бригады токарей с Днепрогэса вызвали в райком партии. Секретарь райкома, просмотрев лежавшие перед ним какие-то записи, окинул пристальным взглядом щуплую, но крепкую фигуру юноши и, обращаясь к находившемуся тут же секретарю райкома комсомола, с удовлетворением сказал:
- По всем данным, кандидатура подходящая! - и уже к Виктору: - На Днепрогэсе вас знают как хорошего рабочего, боевого вожака бригады. О вас в газетах пишут. Так вот, товарищ Лиходед, комсомол рекомендует вас для работы в органах госбезопасности. Там нужны молодые, энергичные кадры… Как смотрите на это?
Виктор воспринял это как высокое доверие. Долго раздумывать не стал. Согласился.
Первое время работал в родном Запорожье, в областном управлении. Потом его направили учиться в спецшколу.
Становление молодого чекиста проходило в сложной обстановке первых послевоенных лет в горных районах западных областей Украины. Тут он и получил боевое крещение, первую закалку, первый практический урок.
Прошу Виктора Ивановича, нынешнего начальника районного отделения КГБ, рассказать о наиболее памятных операциях, проведенных при его участии, где особенно проявились сметка, находчивость, личное мужество.
Лиходед ответил просто:
- Без этих качеств - без сметки, находчивости и личного мужества - человеку в наших органах делать нечего. Это - норма поведения каждого нашего работника. Так что выделить кого-то затрудняюсь. Особенно самого себя. Что же касается операций, то их было очень много, и все разные по своему характеру. Вот, например…
Виктор Иванович достал из папки пожелтевшую от времени бумажку и прочел вслух: "Спецсообщение. В результате проведенной операции ликвидировано три бандита, у которых изъята оперативно ценная документация".
Немногим больше десяти слов в этом сообщении, датированном 1950 годом. Но если раскрыть, расшифровать эту телеграфную краткость…
…В пятидесятом году все реже раздавались выстрелы в лесах Прикарпатья. Банды оуновцев были ликвидированы. Оставались лишь отдельные мелкие группы, одиночки, которые выползали из своих схронов только по ночам.
Одна такая группа пряталась в глухом лесу в Сколевском районе. Местные жители сообщили, что три "лесных гостя" наведываются в горные села, отбирают у крестьян продукты питания, угрожают расправой всякому, кто осмелится их выдать. Сообщили также, что однажды ночью над лесом был слышен гул самолета. Это сообщение совпадало с данными службы наблюдения за воздухом. Значит, возможна выброска парашютистов, которые, очевидно, пойдут на связь с бандитами.
Оперативная группа, руководимая Лиходедом, получив задание произвести поиск, немедленно отправилась на место. Пробравшись сквозь густые лесные заросли, чекисты к полудню вышли к небольшому селению. Старые, почерневшие от времени деревянные домики поодиночке лепились к пригоркам и казались совершенно необитаемыми.
Подошли к самому крайнему, постучали. Долго никто не откликался. Наконец низенькая дверь приоткрылась. На пороге стояла женщина средних лет, настороженно вглядываясь в пришедших. Одета она была необычно: новая шелковая кофточка серо-пятнистого цвета плотно облегала ее фигуру.
Кофточка-то и привлекла внимание Лиходеда. Вернее, не сама кофточка, а материал, из которого была сшита. Такой в магазинах не продается. Да и вообще в те годы шелковых тканей было мало, а в отдаленном селении, где торговая сеть только налаживалась, их и вовсе редко видели.
Вошли в хату, попросили воды. Женщина принесла молока.
- Где это вы, хозяйка, раздобыли такой красивый шелк? Может быть, родственники из-за границы прислали? - спросил Виктор Иванович с веселым любопытством.
- Что вы! - смутилась женщина. - Какие могут быть родственники у меня за границей! Этот материал я в лесу нашла. Вот там… Если хотите, могу показать…
- Покажите, пожалуйста.