3
Ресторан был летний, столики под тенью пышных крон деревьев, а вокруг ажурная изгородь с развешанными на ней художественными панно. Уютно, ничего не скажешь.
Заказ по своему выбору и на свой счет сделал Борис.
- Зачем ты… - начал было Валентин.
Но Борис не дал ему договорить:
- А ты что, боишься в долгу остаться? Когда-нибудь будет наоборот, и я не откажусь, а сейчас… Мне папаша две тысячи отвалил. Чего же их зря таскать?
В ожидании, пока подадут на стол, молодые люди завязали оживленный разговор. В разговоре они лучше узнавали друг друга.
Валентин Высоков, спортивного вида девятнадцатилетний юноша, только что окончил десятилетку. На нем была легкая шелковая тенниска с короткими рукавами, и все могли видеть мощные мускулы его рук. Валико тоже был спортсменом и потому без труда определил - по удлиненной форме бицепсов, по выпуклой груди и подобранному животу, - что Валентин гимнаст.
Заговорили о спорте. Оказывается, каждый из присутствующих был немножко спортсменом. Сергей Козлов упражнялся в фехтовании; Борис Капустин любил плавание, Василий Городошников - охоту. Санька сказал было, что уважает только "малую шведскую" - два раза по сто, - но потом все же сознался, что любит коньки и велосипед.
- Это в твоем характере, - заметил Сергей. - Все куда-то торопишься.
На небольшой эстраде ресторана появились музыканты. Валентин, взглянув на них, вздохнул:
- Вот бы нашему Сережке скрипку! Он ведь, ребята, замечательный музыкант. Мы с ним из одной школы, я его талант знаю…
Но Сергей комплимента не слыхал. Его внимание привлекла небольшая компания, рассаживавшаяся в этот момент за соседним столиком. На мужчин - высокого брюнета с мефистофельским профилем и добродушного лысоватого толстяка - Сергей взглянул лишь мельком. Внимание привлекла их спутница.
Ей было лет девятнадцать-двадцать. Каштановые волосы уложены красивыми волнами, волос к волосу, и вся прическа казалась поэтому вылепленной из пластмассы. Черты лица правильные, губы слегка подкрашены, большие серые глаза отливали холодным блеском стали, в легком прищуре глаз угадывалось презрение к окружающим. Светлый легкий костюм ловко сидел на ее стройной фигуре.
Когда женщина заметила, что на нее смотрят, губы ее чуть тронула улыбка, она повернулась к своим и стала о чем-то с ними говорить, не оглядываясь больше на столик, где сидел Сережа. А он искоса продолжал наблюдать за ней.
На столе появились вино, пиво, закуски, фрукты. Борис раскошелился. Из присутствующих он лучше всех чувствовал себя в ресторанной обстановке. И в этом, как ни странно, был повинен его отец, заведующий большим магазином. Ради "полезных" знакомств он частенько устраивал обеды и ужины за бутылкой- то в ресторанах, то дома. С шестнадцати лет Борис стал присутствовать на вечеринках и пирушках, а потом стал принимать участие и в ресторанных ужинах. Вообще его баловали много. Он носил дорогие костюмы, ему рано разрешили курить, давали "карманные" деньги…
Пока разливали вино, Борис подошел к эстраде, поговорил с музыкантами, сунул одному из них тридцатку и довольный вернулся к столу. Едва подняли бокалы, как музыка грянула авиационный марш. Выпили за победу над фашизмом, заговорили, зашумели.
Для всех ребят, кроме Бориса, ресторанная обстановка была непривычна. До войны учились. Откуда у них деньги на такие дела? Отец Саньки, правда, любил выпить с сыном, но это случалось либо дома, либо в захудалой чайной у пристани, где Санькин отец работал грузчиком.
Вино, вкусные закуски и музыка подняли настроение. Вчерашним школьникам было приятно почувствовать свою самостоятельность. В разговоре перескакивали с предмета на предмет, но больше всего говорили, конечно, о только что начавшейся войне и о своем будущем участии в ней в качестве летчиков. Беспокоились: успеют ли кончить школу до разгрома фашистской Германии. (Все почему-то были уверены, что долго война не протянется, несмотря на первые неудачи.)
Увлекшись разговором, забыли о службе. Лишь Валентин с беспокойством поглядывал на часы. Он уже считал себя виноватым, но торопить товарищей стеснялся. "Вот если через час не поднимутся, тогда скажу…" - подумал он и поскорей отмахнулся от этой мысли.
А разговор между тем продолжался и становился все более шумным. Кто-то говорил об отступлении, кто-то кричал "ерунда", кто-то вспоминал о прошлом. В воспоминания вплелись женские имена, по рукам пошли фотографии. Только Валико и Валентин молча улыбались.
Валентин спросил Валико:
- Ты всегда такой вялый?
Валико пожал плечами.
- У меня нет причины быть другим. - Он помолчал и пояснил: - С девушкой надо быть горячим, в бою надо быть горячим, а тут…
- Хорошо ты говоришь, Валико, - согласился Валентин.
Сережка переговаривался с Василием Городошниковым, которого за солидный вид все стали звать Кузьмичом. Он был сибиряк и в отличие от своих товарищей, одетых в легкие костюмы, был в тяжелой суконной гимнастерке и в суконных же шароварах, заправленных в широкие сапоги. Он и Сережка, кажется, ничего не имели общего, и, может быть, поэтому их разговор был таким оживленным. Они показывали друг другу фотографии девушек, оставшихся в родных местах, вспоминали их самыми нежными словами, а Кузьмич даже вполголоса прочел стихи:
То истиной дышит в ней все,
То все в ней притворно и ложно!
Понять невозможно ее,
Зато не любить невозможно.
- Ты смотри-ка, наши вздыхатели в поэзию ударились! - воскликнул Санька. - Сейчас слезу пустят. Эх вы, вот у кого учитесь! - и показал на Бориса.
Борис держал несколько фотографий, развернутых веером, как обычно держат карты.
- Если мне начать над каждой из них декламировать, - самодовольно засмеялся Борис, - то вам слушать надоест. - И он без стеснения пустил фотографии по рукам.
Санька беззастенчиво щелкнул по одной пальцем, сказал:
- Вот эту бы в нашу компанию!
Кузьмич посмотрел на Бориса и Саньку с явным неодобрением. Метнув глазами на соседний столик, он потихоньку сказал Борису:
- Ты бы и эту приобщил к коллекции. Она, по-моему, в том же стиле.
Сережка возразил Кузьмичу:
- Мне кажется, ты ошибаешься. Правда, вид у нее эксцентричный, но в лице мужество, воля и еще что-то такое…
Кузьмич поморщился.
- Насчет "чего-то такого" ты прав, а мужества и воли не вижу. Презрение - вот что в ее глазах! Артистка, если не на сцене, то в жизни.
- Эх вы, физиономисты, - вмешался Борис. - Вот я сейчас узнаю ее поближе, чтобы вы много не спорили.
Он встал и ровной походкой прошел к оркестру. Там задержался на минуту, что-то сказал музыкантам и на обратном пути подошел к интересовавшей их девице. Заиграли вальс, и Борис пригласил пикантную женщину (или девицу?) на круг. Все у него вышло непринужденно и красиво, и за столиком заулыбались.
"Вот черт!" - подумал каждый из парней.
Во время танца Борис о чем-то говорил с красавицей. Та вначале только головой кивала, а потом стала смеяться. За вальсом последовало танго, потом фокстрот. Между столиками появились еще пары…
Валентин все чаще поглядывал на часы. Давно прошло время, которое он назначил для ухода, а решимости сказать об этом товарищам не хватало. Пока Валентин боролся с собой, Борис потащил всех к соседнему столику знакомиться с девушкой и ее спутниками.
- Фаина Янковская, - представил ее Борис товарищам. - Эвакуирована с запада, живет теперь в этом городе у своего дяди Антона Фомича Янковского. Вот это и есть ее дядя. А это их старинный приятель, Иван Сергеевич Зудин.
Все обменялись рукопожатиями. Новые знакомые оказались очень радушными людьми. Они предложили сдвинуть столики и отметить знакомство. Валентин набрался мужества и объявил, что пора и честь знать: дружба дружбой, а служба службой. Все чуть ли не хором начали успокаивать друг друга: "Да, да, еще немного", "Да, минут пять", "Ничего, если чуть-чуть подольше…"
Антон Фомич хохотал, потирая пухлые руки.
- Это просто великолепно, друзья мои, что вы будете служить и учиться в нашем городе! Я и все мы, Фаина, Иван Сергеевич, всегда были неравнодушны к покорителям неба. Мечта! Как только у вас будет увольнение или командировка в город, прошу не забывать мой скромный дом. Иван Сергеевич также наш частый гость. Поэтому я уверен, нас ждет много приятных встреч…
За знакомство выпили коньяк. Борис и Санька записали адрес Антона Фомича. Иван Сергеевич, оказавшийся самым здравомыслящим из всей компании, предложил распить еще пару бутылок шампанского и расходиться.
- Вы уж простите, Антон Фомич, - сказал он с добродушной улыбкой, - как я понимаю, молодым людям надо спешить. "Дружба дружбой, а служба службой" - Валентин в этом прав. Я не хочу, чтобы из-за нашего знакомства они получили нагоняй от начальства. Потом и увольнительные получат, так не захотят к нам заглянуть…
- Мы опоздали на два с половиной часа, - мрачно сказал Валентин товарищам. - Предлагаю немедленно подниматься.
Попрощавшись с новыми хорошими знакомыми, вывалились из ресторана на мостовую и тут, как провинившиеся школьники, молча и не глядя друг на друга, заспешили.
Жара стояла невыносимая, все обливались потом. Взметая ногами пыль, больше часа тащились по обочине шоссе. Наконец сквозь листву придорожных насаждений завиднелись краснеющие кирпичом стены авиашколы. До ворот гарнизона оставалось не больше полкилометра. Дорога спускалась в лощину к манящему прохладой водоему. Валентин посмотрел на побелевшие от пыли лица товарищей и предложил:
- Искупаемся. Потеряем еще пятнадцать минут, зато освежимся и будем похожи на людей.
Все молча согласились и проворно, без шуток, без смеха, стали раздеваться и нырять в воду. Вода оказалась холодной. Водоем наполнялся из арыка, берущего начало в горной речке, а речку питали снега и льды горных вершин.
- Вот это отрезвиловка! - восхитился Санька. - Сразу весь хмель из башки выскочил.
- Это хорошо, что хмель выскочил, - усмехнулся Валентин, - а вот в каком бы источнике тебя искупать, чтобы дурь из твоей башки выскочила?
- Такого источника нет, - уверенно сказал Валико.
А Санька беззлобно засмеялся.
Оделись и присели на пешеходной тропинке покурить. Санька извлек из заднего кармана брюк колоду карт. Ловко перетасовав их, протянул Валико со словами:
- Прокинемся? В двадцать одно.
Валико лениво поднял длинные девичьи ресницы, поморщился, но карты взял. Началась игра.
Случайный прохожий, увидев на своем пути компанию молодых разношерстно одетых парней с картами в руках и папиросами в зубах, с опаской свернул с тропинки на дорогу. Саньке это показалось забавным.
- Гляди, братва, тот олух принял нас за блатных. Так прыгнул, что чуть в арык не свалился. А вон ещё девка прется. Сейчас и она свернет в сторону.
Все оглянулись. По тропинке к компании молодых людей шла девушка. У нее красивое смуглое лицо с высоким открытым лбом, над которым золотится легкое облако светлых волнистых волос. Белое платье красиво оттеняло смуглую, почти коричневую кожу лица, шеи и рук с неженскими, кручеными мускулами. В одной руке у нее был чемодан, в другой книга, которой девушка защищала глаза от яркого солнца.
Бесцеремонно разглядывая приближающуюся незнакомку, Санька сказал:
- У вас, мадемуазель, наверно, плохое зрение, если вы идете та компанию мужчин, как на пустое место. Потрудитесь обойти.
Приостановившись, девушка смерила Саньку насмешливым взглядом (при этом все заметили удивительно синие ее глаза).
- Зрение у меня, молодой человек, превосходное, - сказала она звонким голосом, - и вашу странную компанию я заметила издалека, да только надеялась, что тут сидят мужчины с самолюбием и встанут с тропинки, по которой идет девушка.
Санька заморгал глазами и не нашелся с ответом, зато Борис не растерялся и скомандовал:
- А ну, прыгай через арык! Ишь, цаца! Живо, а то перебросим!
Девушка с изумлением взглянула на грубияна и, дрогнув губами, двинулась прямо на Саньку, сидевшего как раз посреди тропинки. Тот вскочил. Девушка сильным движением плеча отстранила его, он попятился и одной ногой угодил в арык, уронив туда же свою
кепчонку. Видя это, Борис опешил и посторонился. Девушка, проходя мимо, бросила ему с издевкой:
- В армию собрался? Тоже мне "защитник Родины"… - и пошла не оглядываясь.
- Вот же собака, - запричитал Санька, отряхивая намокшую кепчонку. - Да я, да мы… Я ее… - и кинулся было догонять обидчицу.
Валентин крепко схватил его за руку.
- Довольно дурака валять! Черт меня дернул связаться с хулиганами.
- Ах, вот ты какой! - взвизгнул Санька, дергая руку. - Ничего себе, попал я в компанию… - Он с надеждой повернулся к Валико, но тот сердито отвернулся.
- А ну, пошли в школу, - громко сказал, поднимаясь, Кузьмич, - а то еще какую-нибудь глупость сотворим.
Все молча двинулись за ним.
Девушка в белом успела уйти от них шагов на пол-сотни. После некоторой паузы Валентин, обращаясь к Саньке и Борису, сказал:
- Вот что, аники-воины: вы догоните ее и извинитесь. Ведь если она живет неподалеку от школы, то наверняка догадывается, кто мы… Стыдно. Она же всем подругам расскажет об этой встрече.
- Не имею привычки, уважаемый, просить пардону, - отрезал Санька.
Борис промолчал.
- Настойчивость, достойная ослиной, - сказал Валентин. - Ладно, черт с вами, раз не хотите, извинюсь за вас я. - И он прибавил шагу.
- Так бы и сказал, что белобрысая тебе понравилась! - крикнул ему вдогонку Санька.
- Помолчи, дурак! - обрезал его Сергей. - Нахамили, а теперь за вас извиняться… - И он помчался вслед за Валентином.
Услыхав за спиной быстрые шаги, девушка остановилась и обернулась. "Что еще могут выкинуть эти хулиганы?" - говорил ее взгляд. Но против ее ожиданий парни с виноватым видом стали просить прощения за хамство своих товарищей, потом приняли из рук девушки чемодан и в ногу с ней пошли дальше.
Некоторое время шли молча, потом Сергей заговорил несмело:
- А все-таки вы и сами чуть-чуть виноваты в этой маленькой неприятности. Видите: незнакомая мужская компания картежников и идете на нее без боязни…
- Без боязни? Я не привыкла бояться. Да и не такие уж вы страшные… - Замедлив шаг, она насмешливо посмотрела на Сергея.
Тот не обиделся на этот взгляд, а про себя подумал: "Вот характер!" Попристальней вглядевшись в ее лицо, заметил над верхней губой небольшой шрам и как раз под ним - золотая коронка. "Отчаянная. Не зря она не боится…"
Как это ни странно, но Валентин подумал о ней примерно так же.
- А еще, - продолжала тем временем девушка, - я по некоторым приметам поняла, что вы кандидаты вот в эту авиационную школу. Могла ли я ждать обиды от будущих летчиков? И, наконец, я же у себя, в Советском Союзе, а не в фашистской Германии…
- Все это верно, - согласился Валентин, - только всяких неприятных явлений у нас еще много. Взять хоть бы вашего обидчика… этого в маленькой кепочке…
Сережка засмеялся.
- Тут, Валя, надо еще разобраться, кто кого обидел… В арыке-то Санька купался, а не она…
Валентин шутку не принял и продолжал, обращаясь к девушке:
- А вот вы упомянули летчиков. А думаете, среди них нет легкомысленных?
Та ответила с задором:
- А вы откуда знаете? Вы ведь еще не летчики. Даже еще до ворот авиационной школы не дошли…
Валентин прикусил губу, а Сережка выпалил с обидой:
- Во всяком случае, в вопросах, связанных с авиацией, мы понимаем побольше вас!
- Неужели? - девушка подняла брови. - Вы кончили курсы при аэроклубе? Летали? - В голосе девушки уже не было и тени насмешки. И оттого Сергей смутился.
- Нет, не потому… Просто - это дело мужское, и мы…
Девушка улыбнулась и заговорила в прежнем насмешливом тоне:
- …видели самолеты в кино, на парадах, читали о летчиках в романах… Так? Это вы хотели сказать?
Парни угрюмо молчали.
- Угадала? Элерон, лонжерон, стабилизаторы - все это вы знаете, правда? Прямо хоть сейчас сажай вас на истребитель с такими знаниями…
Парни продолжали угрюмо молчать. Каждый из них про себя думал: "Вот нарвались!"
Ага, вот и ворота школы. Наконец-то! Сейчас они избавятся от этой несносной девчонки.
Из контрольно-пропускной будки вышел дежурный. Взглянув на ребят, он попросил их обождать и скрылся. Валентин и Сергей поставили чемоданчики на землю и стали прощаться с девушкой.
- Давайте познакомимся на прощанье, - предложил Валентин, - Может быть, еще встретимся?
- Очень может быть, - улыбнулась та, подавая руку. - Меня зовут Нина.
Парни назвали себя.
Девушка подхватила чемодан и пошла… в контрольно-пропускную будку, доставая на ходу книжечку-пропуск. Сережка даже рот раскрыл от удивления.
- Как? - вскрикнул он вдогонку девушке. - Вы живете в этом городке?
Та обернулась, утвердительно кивнула головой; в глазах ее при этом светился смех. И скрылась в будке. За воротами мелькнуло белое платье и исчезло.
Подошли остальные.
- Что, никак эта мадемуазель проскочила в контрольную? - оторопело спросил у Валентина Санька.
- Видел? Теперь ты, надеюсь, понял, что вдвойне дурак?
- Наверно, дочь большого начальника, - высказал общую догадку Сережка. - Ей лет девятнадцать-двадцать, стало быть, папаша в возрасте, а раз в возрасте, так и звание что-нибудь вроде полковника…
- Черт с ней, семь бед - один ответ… - Санька горестно махнул рукой.
Появился дежурный по гарнизону. На прибывших он посмотрел недружелюбно.
- Пришли, пропащие? Ну, заходите. Вы у меня уже на карандашике. Проверим: Высоков, Козлов, Капустин, Городошников… Новички. Вам нагоняй будет поменьше, вы еще не в курсе, а вот Берелидзе и Шумову влепят, как надо, по первое число.
- Да мы, товарищ дежурный… - начал было врать Санька, - на разгрузке были и не слыхали, когда остальным дали команду уходить, увлеклись работой…
Но дежурный не дал ему кончить.
- Оправдываться будешь перед командиром, однако предупреждаю: ври меньше. Уже все известно и о разгрузке, и когда остальные ушли, и почему вы команды не слыхали. Шагом арш! Шумов - к старшине карантина, Берелидзе - прямо к заместителю командира по стрелковой подготовке.