- Тогда вы обидели меня еще больше, чем я вас. Как вы можете принимать цветных за настоящих людей, коли сам Господь пометил их черным цветом?
- Но ведь негр с еще большим правом мог бы сказать: белые - недочеловеки, раз у Бога не хватило на них краски. Я повидал много стран, мистер Каттер, и среди черных, коричневых, красных и желтых народов мне встречалось по меньшей мере столько же хороших, достойных людей, как и среди белых. Я подчеркиваю - по меньшей мере! Вы понимаете меня, сэр?
- Плевать мне на то, что вы там видели, - отрезал Уоббл. - Скажу одно - мне еще никогда не попадался такой ниггер, рядом с которым я согласился бы присесть!
- Ничего удивительного. Встретив чернокожего, вы с первой же минуты ведете себя так, что он никак не может испытывать к вам дружеские чувства. Поэтому в данном случае ваш опыт - не доказательство. А что касается Боба, то он - честный, храбрый парень; если бы вы вместе с ним попали в какую-нибудь переделку, то очень возможно, что сначала я поспешил бы на помощь к нему и лишь потом - к вам!
- Ну и комплимент, разрази меня гром! Вы иногда бываете исключительно вежливы, мистер Шеттерхэнд, чертовски вежливы и почтительны, сэр!
- Не хочу вас обманывать, мистер Каттер - у меня нет никакого желания быть вежливым с теми, кто презирает других людей из-за цвета их кожи. Когда вашу персону в один прекрасный день зароют в землю, вы сгниете и истлеете точно так же, как любой негр, но, может быть, у вас есть перед ними какие-нибудь иные природные преимущества? Тогда потрудитесь их назвать! Все мы, все люди - творения Божьи и дети Его. Если же вы считаете, будто изготовлены из какого-то особого, сверхценного материала и являетесь поэтому любимчиком самого Творца, то вы пребываете в заблуждении, сэр, и столь глубоком, что я не могу постичь, как вообще могла в вашей голове зародиться подобная мысль. Я был очень рад познакомиться с вами, мистер Каттер, и буду, поверьте, очень огорчен, если нашей дружбе придет конец.
Уже смеркалось, и я не мог разглядеть выражение на морщинистом лице Уоббла, но, очевидно, мои слова не пропали даром. Старый король ковбоев понурил свою седую голову и тихонько проворчал:
- Черт возьми, как жаль, что вы предпочли сделаться охотником на Диком Западе, а не проповедником. Это занятие удавалось бы вам куда лучше, this is clear!
- Ну, охотником я стал случайно. Прежде всего я - человек, и если вижу, что могу помочь другому человеку, попавшему в беду, то не спрашиваю, какого цвета у него кожа - белая, зеленая или голубая. И этого Боба я у команчей не оставлю!
- Конечно, конечно! - поспешно сказал старик. - Я не собираюсь вам мешать и охотно помогу, но теперь у нас просто нет для этого времени.
- И тем не менее мы должны заняться этим прямо сейчас.
- Как так? Уже сейчас?
- Да.
- Но ведь нам нужно ехать к горе Дождей на встречу с вашими друзьями - апачами!
- Это не столь срочно.
- Сэр, я отказываюсь вас понимать! - рассердился Олд Уоббл.
- Вы умеете считать, мистер Каттер? Полагаете, апачи уже ждут нас?
- Это вам виднее. Я думаю не столько о них, сколько о команчах, которых нам следует опередить.
- И здесь тоже нет нужды в особой спешке. Нале Масиуф приведет свою сотню воинов к Голубой воде только послезавтра вечером. Как, по-вашему, выступят ли они сразу же в новый поход?
- Разумеется, нет. И людям, и лошадям необходим отдых.
- Причем основательный - не только ночью, но и в течение всего следующего дня. Значит, в запасе у нас не меньше трех суток, а чтобы вызволить Боба, мне хватит и двух.
Старик хотел было что-то возразить, но его перебил Олд Шурхэнд, обратившийся ко мне с вопросом:
- Мистер Шеттерхэнд, я слыхал о вашей стычке с индейцами-сиу - там, на севере, в национальном парке. Говорят, с вами было несколько храбрых парней и среди них один негр по имени Боб. Я не ошибаюсь?
- Нет, все верно.
- Это тот самый Боб?
- Да.
- О, в таком случае вы поступаете совершенно правильно! Его нужно выручать, и поскорее!
- Хотите отправиться со мной?
- Конечно, само собой. Когда мы выезжаем?
- С рассветом.
- А не поздно будет?
- Нет. Правда, отсюда до Каам-Кулано не меньше дня быстрой скачки, но лошади у нас отличные, и дорогу я знаю. Мы доберемся туда ближе к вечеру, в самое подходящее время.
- Да, предвечерний час, пожалуй, удобнее всего. Успеем осмотреть местность и сообразим, как лучше действовать. Тут как раз стемнеет, и можно будет приниматься за дело. Превосходно! А сколько их там живет, вы не знаете?
- Не имею понятия. Но это - селение вождя Вупа-Умуги, и я полагаю, что сейчас там осталось не так уж много взрослых мужчин.
- Ах вот как! Значит, нам предстоит сражаться с женщинами и стариками?
- Вряд ли, так что не огорчайтесь раньше времени. При всяком походе часть воинов остается дома - защищать лагерь от возможных набегов или в данном случае для охраны пленника. С ними-то нам и придется иметь дело.
- Одно меня тревожит: выдержат ли наши лошади такой бросок?
- А скольких лошадей вы имеете в виду?
- Всех, какие у нас есть, - с недоумением ответил Шурхэнд.
- То есть двух, - уточнил я.
- Как? Почему двух?
- Очень просто - я считал только вашего коня и моего вороного.
- Хау! Так в этой вылазке участвуем только мы?
- Конечно, мы. Кто же еще?
- Я-то думал, что мы поедем все вместе.
- Вы же знаете, что только наши кони могут проскакать без остановки целый день, поэтому об участии мистера Паркера и мистера Холи даже говорить не стоит. Их лошади уже утомлены и падут на половине дороги.
Сэм промолчал, зная, что я ничуть не преувеличиваю, но Джош, привязавшийся ко мне всем сердцем, сдался не так легко.
- А может, я все-таки поеду, сэр? - попросил он. - Не хотелось бы опять расставаться с вами.
- Как мне ни жаль, но это невозможно, мистер Холи. Вы загоните своего коня.
- Мистер Каттер одолжит мне своего ради такого случая.
- Это кто тебе сказал? - вскипел Олд Уоббл. - Я сам поеду с ними!
- Вы? - удивился я. На этот раз мое удивление было непритворным.
- Да, я!
- Но мне кажется, вам лучше остаться здесь.
- Почему, хотел бы я знать? Мой коняга не хуже ваших. Или вы думаете, он не выдержит долгого пути?
- Выдержать-то он выдержит, но наверняка заупрямится и не захочет вести вас туда, куда мы едем.
- Заупрямится? Что за чепуха! Да на всем белом свете не сыщешь лошади, которая посмела бы упираться под Фредом Каттером!
- А на этот раз все-таки упрется. Ведь мы едем спасать какого-то нигтера!
- Ха, вот вы о чем! - ухмыльнулся старик. - Ну, тут можно было бы опасаться скорее того, что упрусь я.
- Или я, мистер Каттер! Не хочу обременять вас заботами о черномазом.
- Вы меня нисколько этим не обремените, - нетерпеливо произнес Уоббл. - Напротив, я сделаю это с большой охотой.
- Но совсем недавно вы были настроены по-другому.
- Недавно… кхм, да. Я могу быть с вами откровенным, мистер Шеттерхэнд?
- Конечно. Итак?
- С вашей стороны было чертовски бестактно рассуждать о том, как я буду гнить в земле, но все же в ваших словах много справедливого, и они запали мне в душу. Поэтому я хочу исправить свою прежнюю глупость и выручить вашего Боба. Ну как, теперь возьмете меня с собой?
- Хм, такой разговор меняет дело. Я взял бы вас с радостью, но есть еще одно препятствие.
- Какое?
- На вас нельзя надеяться, мистер Каттер.
- Ну, знаете ли! Этаких заявлений я не слышал еще ни от кого!
- Значит, я буду первым. И не далее, как сегодня, вы сами доказали мою правоту. Вы хоть понимаете, что за дело нам предстоит? Мы собираемся выкрасть пленника из стойбища команчей - уже этого было бы вполне достаточно. Но в придачу ко всему мы стеснены во времени, и у нас не будет возможности выжидать удобного и безопасного момента. Риск удваивается, один неверный шаг - и мы пропали.
- Я сам это знаю…
- А раз знаете, то должны согласиться со мной - ехать вам нельзя.
- Думаете, я боюсь смерти?
- Нет, этого я не думаю. Но я опасаюсь, что вы, сами того не желая, сделаетесь причиной нашей гибели. Не бояться смерти и погибнуть по неосторожности - совершенно разные вещи. А полагаться на вас я уже не могу.
- Из-за того, что я не остался тогда при лошадях? Сэр, поверьте мне, это больше не повторится!
Уоббл говорил так кротко, а тон его был столь искренним, что сердце мое дрогнуло. Мог ли я после таких слов не поверить старому, знаменитому на Западе человеку, сухо отказать ему, словно какому-нибудь неопытному новичку? Я протянул руку и сказал:
- Ладно, едем. Надеюсь, что доводы рассудка одержат верх над вашей склонностью к мальчишеским выходкам.
- Ну вот и чудесно! - воскликнул старик. - Вы будете довольны мной, вот увидите. Но что станут делать остальные? Подождут нас здесь?
- Нет, они тоже отправятся в путь.
- Куда?
- К горе Дождей, где нам следует встретиться с апачами. Длинный Нож знает дорогу туда?
- Знаю, - отозвался индеец, услышав мой вопрос. - Когда нам выезжать?
- Рано утром, сразу же после нас.
- Оставим ли мы здесь на виду мертвых собак-команчей?
- Нет-нет, они должны бесследно исчезнуть. Но хоронить их здесь тоже нельзя - по дороге в пустыню команчи завернут в эту рощу и увидят могилы.
- Может ли простой воин предложить Шеттерхэнду свой совет?
- Конечно, говори.
- Мы навьючим их тела на их же лошадей, отвезем к горе Дождей и там закопаем.
- Да, это самое разумное решение. Возьмите команчей с собой.
- Кому принадлежат теперь их лошади и все другие вещи?
- Тебе. Нам ничего не нужно, разве что мои друзья, мистер Паркер и мистер Холи, пожелают обменять своих лошадей на индейских. Тогда пусть выберут двух, какие им понравятся.
- Хау! Я согласен. И еще я сниму с убитых скальпы; будь я на их месте, они сделали бы то же самое со мной.
На том и порешили. Закончив совещание, мы поели и улеглись спать. Паркер, Холи и Длинный Нож вызвались посменно караулить до самого рассвета, поскольку нам троим предстоял завтра трудный день. Мы, естественно, не возражали.
Заяц американского Запада отличается от своего европейского сородича - он крупнее, с более длинными ушами. В те времена в Штатах, и особенно в Техасе, их водилось несметное множество, ведь все внимание охотников было обращено на крупную дичь вроде бизонов, и никто не стал бы тратить пулю на какого-то зайчишку. Но нигде их не встречалось больше, чем в верховьях Буффало-Спринг, на одном из ее притоков. Эта речушка брала начало в огромной скалистой котловине, и здесь длинноухие грызуны прямо-таки кишмя кишели - причина, по которой вся прилегающая местность получила среди белых охотников название Хэй-Пэн, то есть Заячье Корыто. В этой долине почти круглый год сохранялась густая, сочная трава, а ее крутые склоны сплошь заросли колючим кустарником - одним словом, это было райское место, с точки зрения любого зайца. Такова была Каам-Кулано, Заячья долина, где сейчас поставили свои палатки команчи из клана Вупа-Умуги.
На следующий день, часа за два до заката, мы уже прибыли к истокам Буффало-Спринг. Кругом простиралась ровная, побуревшая от солнца прерия, и во избежание нежелательных встреч нам требовалось поскорее отыскать какое-нибудь укрытие. Спрятаться мы могли только в кустах, а ближайшие кусты росли по берегам той самой речки, которая вытекала из каменного "корыта". Мы поехали вдоль нее и почти сразу увидели местечко, как нельзя более подходившее для наших целей. Здесь можно было наконец спешиться, напоить лошадей, а затем, когда усталые животные начали пастись на свежей траве, и самим впервые за день немного перекусить вяленым мясом.
От нашей стоянки до котловины было не больше четверти часа ходьбы, что заключало в себе немалый риск. День еще не кончился, и нас могли заметить. Но выбирать не приходилось. Время поджимало, а до наступления темноты следовало разведать обстановку и выработать план действия.
Ни один из моих спутников прежде не бывал в этих местах. Я поручил им сидеть тихо и ни под каким видом не покидать нашего убежища, а сам отправился на рекогносцировку.
Там, где из долины вытекал ручей, склоны ее раздавались в стороны и поднимались довольно полого. Сверху донизу их покрывал густой кустарник - обстоятельство, весьма благоприятное для моих целей. Однако трудность состояла в том, что мне нельзя было оставлять следов или оставлять только такие, по которым не разберешь - отпечаток ли это мокасина или сапога. Если меня выследят и начнут преследовать, дело обернется плохо - ведь кругом расстилается ровная прерия, и спрятаться там будет негде. Занятый этими мыслями, я осторожно продвигался вперед, не забывая внимательно поглядывать по сторонам. К моей радости, людей поблизости не замечалось - ни мужчин, ни женщин, ни детей. Видимо, уже наступил тот вечерний час, когда все население поселка собирается возле вигвамов, чтобы поужинать и отойти ко сну. Если воины ушли в поход, то их семьям безопаснее не слишком удаляться от своего жилья - таково незыблемое, проверенное веками правило, соблюдаемое во всех индейских племенах.
Достигнув входа в долину, я взял немного правее и полез по склону наверх. Интересно, нет ли тут часовых? Но беглый осмотр убедил меня, что тревога напрасна. Заячья долина имела около мили в длину, и можно было думать, что сам лагерь расположен в ее средней, самой широкой части, а позади него, в замкнутом отвесными скалами тупике - выгон для лошадей. Я пошел дальше, по-прежнему не встречая ни индейцев, ни даже их свежих следов.
Вскоре в самом низу долины показались первые палатки, а еще через несколько шагов я уже мог охватить взглядом весь лагерь. Вигвамы были летние, то есть полотняные (покрытия для зимних вигвамов шьются из бизоньих шкур). Пересчитывать их все до одного у меня не было времени, а на первый взгляд я оценил количество палаток в сто - сто пятьдесят. Кое-где меж ними играла детвора, ходили женщины, те немногие мужчины, которые попадались мне на глаза, выглядели довольно пожилыми. Неужели Вупа-Умуги увел к Голубой воде всех своих воинов, оставив селение без всякой защиты? Трудно поверить, чтобы опытный вождь проявил такую беспечность.
Я перебрался на другое место, дававшее лучший обзор. Отсюда можно было видеть не только поселок, но и пастбище - как я и думал, оно располагалось в глухом конце долины, и там пасся табун лошадей. Теперь следовало определить, в какой из палаток команчи держат своего чернокожего пленника. Рассуждал я, следуя простой логике: где узник, там и стража. И действительно, скоро я заметил двух воинов, лежавших на траве перед входом в одну из палаток. Чуть поодаль от нее возвышалась другая палатка, намного больше прочих; возле нее торчали два врытых в землю столба, на которых висели какие-то странные, причудливой формы предметы. Скорее всего, это - палатка вождя, а в таком случае вещицы на столбах должны быть его родовыми амулетами. Подобный амулет есть у каждого индейца, и его утрата означает страшное несчастье и позор. Если вернуть потерю почему-либо невозможно, воин обязан добыть себе новый амулет, например, сняв его с убитого врага. Когда владелец амулетов умирает, все принадлежавшие ему священные предметы хоронят вместе с ним. Но такой обычай практикуется не у всех племен - в некоторых, напротив, амулеты переходят по наследству от отца к сыну, становясь с годами все более ценными и почитаемыми. Они связывают мир живых с духами великих предков, и нет для индейца большей беды, чем лишиться своей семейной реликвии. Это влечет за собой, если искать аналогии в европейских понятиях, что-то вроде гражданской смерти - человек теряет уважение соплеменников и становится бесправным изгоем.
Но если я прав и там, внизу, действительно развешаны родовые амулеты вождя Вупа-Умуги, то это - обстоятельство огромной важности. Я должен непременно завладеть ими; упустить такой козырь было бы непростительно.
Увлеченный открывающимися перспективами, я прошел еще немного вперед и тут увидел на земле отпечаток босой ноги - судя по его размеру, женской или детской. След казался совсем свежим. Быть преждевременно обнаруженным не входило в мои планы, и я повернулся, собираясь тихо удалиться тем же путем, каким пришел. Но в этот миг в кустах послышался шорох и передо мной возникло удивительное существо.
Это была женщина, старая женщина. Я уже протянул руку, чтобы схватить ее за горло и оглушить - в сложившейся обстановке не приходилось думать о рыцарском обращении с дамой. Но странное выражение ее глаз удержало меня, и мы застыли, напряженно разглядывая друг друга.
Высокая, худая, плечистая, она была одета в мешковатое и выцветшее синее платье; с непокрытой головы свисали спутанные космы серых волос. Несмотря на густой загар, черты ее лица показались мне не вполне индейскими, а скорее соответствовали бы представительнице кавказской расы . Встретив эту женщину где-нибудь в иных краях, я бы, вероятно, и не подумал, что она может принадлежать к какому-либо из краснокожих племен. Более того, она явно напоминала мне кого-то, кого я видел совсем недавно! Это изможденное, испуганное лицо… А глаза, что за глаза! Мне был хорошо знаком такой взгляд - настойчивый, горящий, одновременно дикий и несчастный, я не раз наблюдал его в больницах для умалишенных. Да, передо мной стояла сумасшедшая, в этом не было никаких сомнений.
Прошло несколько томительных секунд. Наконец выражение ее лица смягчилось, и на бледных губах мелькнуло подобие улыбки. Бронзового оттенка палец, тощий, как у скелета, согнулся и поманил меня; я услышал тихий голос:
- Иди сюда, иди скорее! Мне надо спросить тебя.
Она говорила на языке команчей. Я подошел к ней вплотную.
- Ты бледнолицый?
- Да, - ответил я. - А кто ты?
- Я Тибо-вете-Элен, - шепнула безумная.
"Вете" на языке команчей означает женщина; но что такое "Тибо" и "Элен", я не представлял даже приблизительно. Эти слова не встречались ни в одном из известных мне индейских диалектов.
- У тебя есть муж? - спросил я.
- Да. Его зовут Тибо-така.
Опять это непонятное "Тибо"! "Така" значит просто "мужчина".
- А где он сейчас? - продолжал я, видя, что она отвечает охотно и как будто не боится меня.
Тут женщина приблизила губы к моему уху и еле слышно произнесла:
- Он ловит Кровавого Лиса там, в пустыне. Он - шаман нашего племени.
Проговорив это - а ни одна индеанка в здравом уме не стала бы сообщать такие сведения какому-то неведомому бледнолицему, - она вцепилась в мой рукав и, пытливо глядя мае в глаза, спросила:
- Ты знаешь моего брата Деррика?
О Господи, что еще за Деррик? Имя, конечно, искажено, но все же оно явно европейского происхождения. Но почему брат этой несчастной, индеец, зовется христианским именем? Нет, видимо, "Деррик" - не имя, а какое-то неизвестное мне понятие.
Я покачал головой.
- Нет, я его не знаю.
- Ты - бледнолицый, а ничего не знаешь о нем? - изумилась женщина. - Ну вспомни же! Ты должен его знать! О, вспомни, вспомни! Смотри…