Теа-ут-вэ внимательно наблюдал за Рафом, но так, что тот этого не мог заметить. Он думал, что Джек Вильямс его отец; от него не ускользнула печаль Рафа об убитом, и он видел, с каким мужеством он скрывал это от всех. Это нравилось старику. Он находил что-то родственное себе в этом белом, и в его лице, и в его характере. С первой же минуты он решился его спасти, чего бы то ему ни стоило, и для этого пустил в ход все свое влияние.
Раф еще спал, когда вождь подошел к его постели и долго с участием смотрел на него. Старые, наболевшие раны сердца снова раскрылись, когда он смотрел на крепкого красивого юношу, на его доброе и мужественное лицо.
Тихо вошла Эймоа и вывела отца из задумчивости. Она с любовью взглянула на старика; его лицо тотчас же сделалось строгим и сдержанным, как всегда.
- Не напоминает ли тебе этот белый моего милого сына? - спросил он и отвернулся в другую сторону, чтобы скрыть свое волнение.
Эймоа положила руку на его плечо и сказала ласковым голосом:
- Неужели он должен умереть?
Вождь молчал. Ему сделалось еще тяжелее, потому что он видел, что и его дочери нравился юноша.
- Как бы мне хотелось спасти его, - сказал он вполголоса.
Голова Эймоа опустилась на грудь. Она тоже стояла молча. Долго смотрели они с любовью на спящего юношу. Его бледные щеки разгорелись. Одна мысль пришла на ум обоим; их глаза светились ярче, грудь высоко поднималась. Но что волновало обоих, того не высказал ни один из них.
Раф скоро проснулся. Он хотел быстро вскочить, но чуть не упал от боли. Вождь поддержал его. Ни одного стона не вырвалось из груди Рафа. Потом Теа-ут-вэ оделся в нарядный костюм, сказал, чтобы Раф не выходил из вигвама, и ушел. Он отправился на совет самых старых вождей племени.
Трубка мира обошла круг, и Теа-ут-вэ открыл совет. Он рассказал об охоте на бизонов и о том, что индейцы взяли в плен "белолицего". При этом зашла речь также и о Хау-ку-то. Все в один голос обвинили его в убийстве белого, в то время когда тот хотел добровольно сдаться.
Долго говорили о том, что делать с белым. Многие хотели, чтобы на него была устроена охота. Теа-ут-вэ доказал, что это будет для них позором, тем более, что из белого пленника может выйти хороший черноногий. Это мнение поддержали другие вожди, которые были на совещании у реки Арканзаса. Один из них сказал:
- Покажем его нашим девушкам, когда его раны заживут. Если какая-нибудь выберет его себе в мужья, то пусть он живет между нами, если же нет, то пусть умрет!
Этим решением одного из известных, храбрых воинов окончилось совещание. Теа-ут-вэ был в восторге, но ни один мускул на его лице не дрогнул от радости, наполнявшей его душу. Он пожелал оставить белого до выздоровления в своем вигваме. Все единодушно согласились на это, и совет кончился.
В вигваме Теа-ут-вэ жизнь потекла мирно и спокойно. Раф не смел выходить из него, но он и не жаловался на это; раны его еще не зажили и причиняли ему ужасную боль при малейшем движении. Кроме того, ему нравилось постоянно быть с Эймоа. Дикарка привязалась к нему, она так горячо и с такой любовью ухаживала за ним, что он невольно ее полюбил. Когда он оставался один, то все прошлое представлялось ему с удивительной ясностью, и различные мысли теснились в его голове. Но что с ним будет потом? О бегстве и думать было нечего, да оно бы только ускорило его смерть. Куда и как бежать? Степь была вся сожжена, от дорог не осталось ни единого знака, а компаса не было, чтобы можно было бы узнать, где находится Арканзас. В сторону Миссури страна была гориста и покрыта лесами. В них постоянно охотились дикари - это ему сказал Теа-ут-вэ. Сама река была гораздо дальше, нежели он думал. Но если бы он даже добрался до Миссури, то в какой стороне жилища белых? А там, далеко на родине, горюет о нем милая мать! Такие мысли приходили ему на ум, и тяжело становилось у него на душе. Эймоа садилась возле него, с любовью смотрела ему в глаза, ласкала, как маленького ребенка, утешала его, приносила вкусные лакомства. Иногда ей удавалось развеселить его, и тогда она приходила в полный восторг. Особенно старалась она выучить Рафа по-индейски. В несколько дней он мог назвать все вещи в вигваме. Эймоа прыгала, танцевала и хлопала в ладоши, как веселое шаловливое дитя, и с новой охотой принялась учить белого. Он в свою очередь учил ее говорить по-английски.
Вождь видел отношения молодых людей и с радостью думал о том, как бы хорошо было навсегда оставить белого в семействе.
Между тем над головой Рафа собралась грозная туча.
Хау-ку-то нравилась Эймоа, но она ненавидела этого злого, мстительного дикаря. Он проведал, что Раф и Эймоа полюбили друг друга, и злоба против них становилась все сильнее и сильнее. Он всеми силами старался восстановить против пленника все племя и приписывал белолицему все несчастия.
- Вы не принесли его в жертву Великому Духу, - говорил он, - так вот теперь и кайтесь! Великий Дух отнимет у черноногих свое покровительство, свою помощь в нашей войне против команчей, и мы не сможем теперь отомстить нашим злым врагам за скальпы, снятые с наших братьев! Великий Дух посылает на нас всевозможные несчастья! Он показал команчам, где мы охотились, и помог им зажечь луговые степи!
Мстить своим врагам черноногие не могли, потому что Хау-ку-то предсказывал всевозможные несчастья, истребление всего племени. К тому же нельзя было незаметно подкрасться к врагам по траве, которая еще не успела вырасти после пожара.
Теа-ут-вэ должен был отложить поход против команчей, но он видел, что с минуты на минуту гроза могла разразиться над головой его любимца, и его необходимо было присоединить к племени. Прошло несколько недель после возвращения индейцев в деревню. Ноги и руки Рафа окрепли и совершенно выздоровели. Силы и здоровье вернулись вполне. Пришел, наконец, решительный день. Стояло чудное, светлое утро. В центре деревни, на площадке, собрались все индейцы. Они стояли большим кругом. На всех лицах выражались ненависть и злоба против белого. С одной стороны стояли мужчины, с другой женщины, в середине - девушки. Между ними скромно и застенчиво стояла Эймоа, любимица всего племени. Все молча ждали вождей, которые должны были привести Рафа из вигвама Теа-ут-вэ. Вот они медленно вышли оттуда. Между ними шел Раф со связанными руками. Он был бледнее обыкновенного, но гордо и высоко поднимал голову. В глазах нельзя было прочесть, что делалось в его душе, но сердце его болезненно сжималось.
Его поставили в середину, лицом к девушкам. Он взглянул на Эймоа, и их глаза встретились. Надежда на спасение блеснула в его душе.
Он знал, для чего его привели сюда.
Теа-ут-вэ подошел к нему, положил на его голову свою руку и начал говорить. Невольная дрожь пробежала по его телу, и он стал молиться и просить Бога о помиловании.
Долго говорил вождь и наконец замолк. Глухой ропот пробежал по толпе.
- Совет решил, - громко воскликнул Теа-ут-вэ, - показать его девушкам племени! Если какая-нибудь из них захочет сделаться его женой, то пусть выйдет из толпы и развяжет веревки!
Вышла красавица Эймоа. Опустив глаза в землю, она застенчиво пошла к Рафу. Чем ближе подходила она, тем увереннее и смелее она становилась. Она взглянула с любовью на белого и быстро и ловко развязала ему связанные назад руки.
Девушки и женщины вскрикнули от удивления. Дикари угрюмо молчали, а Хау-ку-то с усилием сдерживал свой гнев.
Теа-ут-вэ положил руку своей милой дочери в руку Рафа и объявил, что с этой минуты они становятся мужем и женою.
Один из вождей подал Рафу лук и стрелы.
- Убивай диких зверей и врагов нашего племени! - сказал он.
Другой вручил ему копье.
- Отними у врага кошелек с "зельем".
Третий привесил к поясу ножик для скальпирования и сказал:
- Укрась свой пояс скальпами врагов!
Таким образом Раф сделался членом племени. Девушки окружили его с Эймоа и с танцами проводили новобрачных до их вигвама.
VI
Степь опять покрылась высокой травой. Эта трава была еще сочнее и лучше прежней, и стада бизонов, табуны диких лошадей и других животных сбежались отовсюду.
Индейцы назначили охоту, прежде чем идти войною на команчей. По обыкновению, колдуна спросили об охоте, и Хау-ку-то предсказал, что несчастия и неудачи будут преследовать черноногих, потому что вместе с ними идет белый. Теа-ут-вэ должен был употреблять все свое влияние на индейцев для того, чтобы уговорить их взять с собою Рафа.
До этого времени Раф каждый день учился бросать лассо, стрелять из лука. Теа-ут-вэ дал ему свою лучшую лошадь, так что теперь Раф принадлежал к племени и должен был принимать участие в войне и в охоте. Хау-ку-то старался очернить его и всеми средствами расстроить его семейное счастье.
Но вот пришел день охоты. Эймоа, прощаясь, припала к плечу Рафа и просила его беречь себя. Он приласкал ее, успокоил и отправился в дорогу, сопровождаемый ее благословениями.
Караван потянулся к кургану "Черного Орла" и оттуда к местам, где охотился Раф с Джеком Вильямсом. Как забилось сердце Рафа, когда он увидел знакомые леса по берегам Арканзаса! Печальные воспоминания взволновали его душу. Он вспомнил свою бедную, горюющую мать.
- О, если б я мог привести к тебе милую Эймоа как дочь! - вздыхал он, но лицо его оставалось совершенно спокойно, потому что индейцы не переставали следить за всеми его движениями.
В степях они встретили громадный табун диких лошадей. Он несся к Арканзасу.
- Раф, поймай себе вьючную лошадь! - сказал Теа-ут-вэ.
Раф помчался к табуну. Несколько минут он скакал рядом, выбрал себе лучшее животное и набросил на него лассо. Петля обвилась вокруг шеи, и лошадь упала на землю. Индейцы одобрительно вскрикнули. Он соскочил, подбежал к пойманной лошади, надел на нее лассо как узду, продел концы веревки ей в рот и вскочил на нее верхом. Испуганное животное понеслось к табуну. Оно становилось на дыбы, брыкалось и всеми силами старалось сбить ездока. Раф крепко обхватил ее ногами. Он несся долго вместе с диким табуном, потом сжал лошадь изо всех сил коленями, всадил ей в бок правую шпору, повернул и быстрее стрелы примчался назад к индейцам. Лошадь была вся в пене, ее ноздри широко раздувались.
Индейцы приветствовали Рафа громкими криками.
Эта первая удача высоко поставила Рафа в глазах всех индейцев, и в первый раз на лице Теа-ут-вэ он заметил одобрительную улыбку. Для него это было дороже всех похвал от прочих индейцев.
Раф выучился у индейцев усмирять лошадей, так что когда толпа двинулась вперед на охоту, то у него уже было четыре превосходных вьючных лошади.
Долго кружили индейцы по степи, пока не нашли, наконец, стада бизонов. Эта охота была довольно опасна. Дикари убивали бизонов стрелами, копьями или набрасывали им на рога лассо и валили на землю для того, чтобы легче было убивать их.
Раф стал веселее и смелее после того, как ему удалось поймать лошадей. Он быстро и ловко нападал на диких бизонов. Двух убил стрелами, одному с такой силой вонзил копье в затылок, что тот тотчас же повалился мертвый на землю. Только один бизон, пойманный на лассо, чуть не убил его рогами. Теа-ут-вэ вовремя поспел к нему на помощь.
Это была одна из самых удачных охот для индейцев; все удивлялись ловкости и искусству Рафа.
На следующий день бизонов притащили к вигвамам, которые стояли возле источника, у подножия холмов. Тут, возвращаясь с Арканзаса, индейцы поили своих лошадей. С бизонов сняли кожу, чистили и сушили ее и резали мясо тонкими ломтями. Мясом занялись несколько женщин, которые пошли вслед за охотниками. Окончив работу, индейцы отправились дальше. В следующие дни охота была так же удачна, как и в первый. Раф выказал удивительную ловкость. Было убито столько бизонов, что лошади насилу двигались под своей ношей. Охотники отправились назад.
Хау-ку-то приходил в бешенство, потому что со всех сторон слышал похвалы Рафу. Все его предсказания о неудачной охоте не сбывались. Ему перестали верить и уважать его, как колдуна.
Эймоа была счастлива, что Раф благополучно вернулся и прославился своей ловкостью и силой, и гордилась им. Она подбежала к Рафу, развьючила лошадей и радовалась богатой добыче, которую он привез с собою.
Рафу предстояло перенести еще одно испытание. Черноногие получили известие, что их злейшие враги, команчи, пришли громадным войском в прерию на охоту за бизонами. Черноногие решили отомстить им за прошлое, отыскать их и всех перебить.
Такие походы требовали особенной таинственности. И теперь спросили Хау-ку-то о походе, но его предсказания не взволновали, как прежде, индейцев; им почти не верили. Все сильнее и сильнее ненавидел колдун Рафа и только ждал удобного случая, чтобы его погубить.
Поход начался различными суеверными обрядами, которые должны были склонить победу на сторону черноногих.
Эймоа боялась за Рафа, но она была дикарка и желала от всей души, чтобы он вернулся с талисманом на копье и скальпом на поясе. Индейцы подробно узнали, где охотятся команчи, и ночью вышли из деревни. Без шума подвигались они к тому месту, где надеялись найти своих врагов. После бесчисленных поворотов в разные стороны дошли они до лагеря команчей, но не напали на них. Они ждали темной ночи, для того, чтобы перебить их всех в вигвамах.
Со страшным криком бросились они тогда на врагов. Команчи ничего и не подозревали. Они спокойно спали в вигвамах после удачной охоты. Они вскочили и стали защищаться, но напрасно. Черноногих было больше, и все команчи погибли.
Рафу пришлось биться с их вождем. Страшным ударом томагавка он рассек ему голову, и несмотря на свое отвращение, снял скальп с его головы. Это он сделал для того, чтобы привлечь индейцев на свою сторону и доставить удовольствие Эймоа. Он снял мешочки с "зельем" с копья вождя и прикрепил их к своему копью.
Победители захватили огромную добычу. Тут было бесчисленное множество съестных припасов, убитых бизонов, лошадей, оружия и скальпов. Индейцы торжествовали, но одно обстоятельство опечалило всех: Теа-ут-вэ был ранен в бок стрелою.
Вся деревня с криками радости приветствовала победителей, а больше всех радовалась Эймоа за своего мужа. Но горе постигло ее, когда она увидела раненого отца - его несли на наскоро сделанных носилках.
Все, что только могла и знала Эймоа, все сделала для больного отца, но ничто не помогало, ни ее забота, ни всевозможные заклинания. Со дня на день Теа-ут-вэ становился слабее, несмотря на то, что рана заживала. Хау-ку-то торжествовал: "Вот о каких несчастьях я предсказывал! - говорил он. - А все оттого, что между черноногими остался белый! И несчастье будет преследовать все наше племя до тех пор, пока он будет между нами". Это очень печалило старого вождя. Он чувствовал приближение своей смерти и боялся за будущность своей милой дочери и Рафа.
Среди вождей племени у него было два друга. Им он поручил защищать Рафа, когда сам умрет, и они поклялись исполнить его волю. Это его немного успокоило. Несколько месяцев ему становилось все хуже и хуже. К весне он умер.
Он был славный, хороший вождь, прославившийся бесчисленными военными подвигами, поэтому его хоронили торжественно. Лошадь, на которой он ехал в последней битве, убили, и к ней привязали его тело. В землю вбили колья, к ним привязали лошадь с человеком так, что он казался живым всадником. Все это делалось с различными обрядами, песнями, плясками в честь погибшего героя. Принесли камни, обложили ими его со всех сторон и насыпали над ним громадный курган, такой же как над "Черным Орлом". На гладкой верхушке кургана вожди говорили надгробные речи, и все племя стояло кругом.
Больше всех горевала и плакала о своем отце бедная Эймоа. Раф уже хорошо знал язык черноногих и старался утешить ее словами из Евангелия, ведь о христианском учении он не раз уже толковал ей. С напряженным вниманием и волнением слушала она Евангелие и святые слова глубоко проникали в душу Эймоа.
Сердце Рафа сжималось при мысли о будущем, потому что ему все опаснее становилось оставаться в племени. Вожди старались защищать его от толпы, но влияние колдуна было слишком сильно, и все краснокожие, сколько их было, были заодно с Хау-ку-то.
Один Теа-ут-вэ стоял выше своего племени по понятиям. Он своим светлым умом видел всю ложь предсказаний и неосновательность их. Это знал Хау-ку-то и ненавидел его за это от всей души, так же, как и Рафа. Злой колдун обрадовался смерти вождя и теперь постоянно только и думал о том, как бы погубить Рафа и Эймоа.
Случай скоро представился. В продолжение нескольких месяцев не упало ни одной капли дождя. Солнце жгло твердую, сухую землю. Все овощи так высохли, что рассыпались в сухой порошок, степная трава также сгорела. Ключи стали пересыхать, плоды сделались так жестки и горьки, что их нельзя было есть. Племени угрожал голод, потому что бизоны и другие животные ушли в сторону степей, где не было засухи.
Народ стал требовать, чтобы колдун просил Великого Духа напоить жаждущую землю и послал бы им дождевые тучи, которых так давно не было видно на небе. Если это не поможет, то всему племени придется идти в горы, которые тянулись вдоль берега Миссури, и там основать новую деревню. Но это была нелегкая вещь, потому что там жили племена, с которыми им пришлось бы воевать. Кроме того, им пришлось бы навсегда проститься со страной охоты, потому что нигде не бывало так много бизонов, диких лошадей и оленей, как тут.
Хау-ку-то воспользовался этим. Он еще настойчивее стал твердить, что всему виною белый. Сперва никто не слушал его, но он не унывал. Чаще к чаще повторял он все то же, а с ним и другие колдуны.
В то время, когда Раф с Эймоа горевали об Теа-ут-вэ, против них составился заговор.
Над курганом Теа-ут-вэ должно было быть произнесено последнее заклинание. Все племя собралось к нему. Колдуны стали на верхушку холма и принялись творить заклинания. Рафа и Эймоа не было, потому что они оба понимали всю пустоту заклинаний и презирали их. Именно этим воспользовался Хау-ку-то. Он сказал, что Раф отнимает всю силу заклинаний, и что он единственная причина того, что дождь не падает на пересохшую землю. Все прочие колдуны подтвердили его слова и своим красноречием убедили все племя в том, что все несчастья произошли от белого.
- Если вы оставите жизнь белому, - вскрикнул Хау-ку-то с яростью, - то над нами разразится еще большее горе. Великий Дух сердится на нас! Он отнял у нас великого Теа-ут-вэ! Он посылает нам засуху и голод! Он требует жертвы! Только смерть Рафа прекратит наши несчастья!
- Пусть он умрет! - вскрикнуло все племя в один голос.
С криком, похожим на громовые раскаты, побежали индейцы к деревне. Вожди остановили их. Они хотели еще спасти Рафа.
- Устроим на него охоту, - сказали они, - по обычаю нашего народа. Мы всегда так делаем, когда враг попадается живым в наши руки!
- Охота! Охота! - заревела с яростью толпа. - Пусть он бежит до тех пор, пока не упадет под ударами томагавков!
Эта охота состояла в том, что человека раздевали донага и вымазывали ему все тело салом, так что его нельзя было схватить руками. Все молодые индейцы становились в линию, и ему позволялось отбежать на сто шагов. Один из вождей ударял три раза в ладоши, и начиналась погоня за несчастным. Кто догонял его и убивал, тот брал себе его скальп и носил на поясе, как от убитого на войне врага.