ЧЕРНЫЕ ЗЕРНА ДАЮТ ВСХОДЫ
Две маленькие индейские девочки и их брат, которому уже было три года, стояли на пригорке и смотрели в сторону, откуда должна была приехать их старшая сестра Квини - Тачина… если она наконец приедет. Младшие сестры и брат уже накануне вечером проявляли гораздо большее нетерпение, чем отец, мать и бабушка.
Отец поправлял поврежденную бурей крышу на своем бревенчатом доме. Мать подготавливала все, чтобы привести в порядок навес из сосновых ветвей, служивший защитой рабочего места ранчеро от солнца, ветра и дождя. Она бросила взгляд на размытые овощные грядки. Их занесло грязью. А вот обломки автомобиля, приготовленные для разборки, выдержали штормовую ночь.
Отличный гнедой пасся на мокрой траве, подергивал шкурой, чесался. Солнце снова пригревало. На дороге, которая вела от прерии к дому, все еще не просохли лужи и ручейки. Нужно было еще несколько часов, чтобы она стала проезжей для автомобиля. Но дети на пригорке весело закричали, что появилась Квини.
Родители переглянулись. В эту пору они ее не ждали. Вышла из маленького домика бабушка; в руках у нее была кожа, которую она собиралась вышить на старинный манер и продать в музей в Нью-Сити.
Когда Квини, без автомобиля, в мокрой разорванной одежде, но с чемоданчиком в руках, появилась перед родителями, она сознавала, что ее приход должен вызвать некоторое недоумение. Однако родители и бабушка не ахали и не задавали вопросов, и только по их широко раскрытым глазам можно было понять, что они догадывались о каком-то неожиданном происшествии. Мелюзга уже повисла у нее на руках, а маленький брат успел пропищать:
- А где же машина?
Когда, таким образом, состоялась встреча, Квини открыла чемоданчик и дала матери мясо - подарок, на радость всей семье, - надела сухие вещи матери и принялась за кусок мокрого черного хлеба.
- Нам надо сейчас же посмотреть машину, - сказала она при этом отцу, который вошел с ними в дом. - Буря снесла меня с дороги, и машина лежит на дне ложбины.
- Значит, Генри у машины, - заметил отец, не спрашивая и не утверждая, ведь это казалось ему само собой разумеющимся.
Квини попыталась скрыть свое смущение:
- А Генри… Генри заболел… я оставила его у Элка в Нью-Сити.
Элк считался человеком, достойным доверия. Родители ничего больше не сказали, но мать заволновалась, что не осталось незамеченным Квини. Ведь если Генри так заболел, что его даже нельзя было привезти, значит, ему, наверное, очень плохо?
Отец собрал кое-какой инструмент и отправился с Квини в путь. И в пятьдесят походка у него была легкая, и Квини едва успевала за ним. Высоко в небе парили два коршуна. Она-то уж знала, что привлекло этих птиц.
Квини пришлось как следует помочь отцу, когда он ставил машину на колеса. Машина лежала на склоне, уже немного наклоненная, и это облегчило задачу: они вдвоем справились с этим делом. Потом он открыл капот, чтобы все побыстрее обсохло, проверил там кое-что и как бы между прочим спросил:
- Что с Генри?
- Он напился.
Отец взглянул на нее быстро, чуть ли не испуганно, но ничего не сказал. Он занялся с проводом аккумулятора, который опять еле держался.
- И во что же вы превратили машину!
Квини промолчала.
- Ты слышала ночью стрельбу?
- Да.
Отец смотрел на разбитое окно.
- Я разбила стекло, чтобы выбраться, - объяснила Квини. - Ложбина эта превратилась в настоящую реку.
- Ах, вот что.
- Я кое-что заработала и смогу купить себе новую одежду. Я заработала много денег, и я оставила их у Элка.
- Да-а. Это хорошо.
Отец посмотрел вверх, на небо, где парили хищные птицы.
- Есть такие птицы… и есть такие люди… - сказал он.
И это было все, что он сказал.
Два часа им еще пришлось подождать. На солнце и легком ветерке сидеть было приятно. Когда машина хорошо просохла и дорога тоже пришла в состояние, которое индеец счел пригодным для движения, он завел мотор. Зажигание действовало исправно, и поездка домой прошла без остановок.
Дома Квини принялась за работу в саду и огороде. Садик был на ее попечении. Это она всегда носила воду от колонки, на сооружение которой у деда с отцом ушел год упорного труда. Это под ее руками затвердевшая от сухости земля с чахлыми посадками постепенно размягчалась и стала давать приличные урожаи. Но сейчас она, конечно, занялась не поливкой, а восстановлением разрушенных грядок.
И теперь кровь в жилах Тачины как будто текла быстрее и солнце ярче блестело в ее глазах, потому что она сама изнутри сияла навстречу ему.
Непогода принесла немало бед, и на следующий день везде занимались ремонтом. Обычные работы из-за этого приостановились повсюду: на ранчо, в Управлении агентуры, даже на фабрике рыболовных крючков, на которой сорвало крышу. А вот судебные сроки нельзя было приостановить на время, и больница была слишком переполнена из-за приема пострадавших от несчастных случаев. Многие пациенты оставались там на несколько дней, дожидаясь, пока дорога снова станет проезжей. Старый Айзек Бут поэтому сперва и не тревожился, что не появлялся его Гарольд. Лишь десять дней спустя о нем случайно вспомнили в разговоре. Мать Бута рано утром покупала в супермаркете на Агентур-стрит яйца, муку, фрукты. Нет, фрукты не покупала, ведь денег было всегда в обрез, ранчо нужно было еще расширять и аренду в совет племени надо платить в срок.
- Как там поживает Гарольд? - поинтересовалась кассирша, в жилах которой было несколько капель индейской крови.
Мать, которая об отсутствующем уже много дней сыне беспокоилась больше, чем отец, почувствовала в вопросе какую-то многозначительность.
- Что такое? Вы недавно видели Гарольда? Я думаю, с неделю назад? Он собирался сделать покупки.
- Да, наверное собирался. - Тут уж кассирша почувствовала, что напала на след чего-то интересного. - Только он тогда ничего не купил.
- Да, да, верно. Ничего не купил тогда.
Испуганно раскрытые глаза матери обещали женщине в кассе что-то вроде криминального романа. На ее счастье, в этот момент в магазине, кроме матери Бута, больше не было покупателей. Кассирша могла продолжить расследование.
- Меня тоже это удивило, - только и сказала для начала она.
- Так он, может быть, и не заходил в магазин, а вы все же его видели?
- Да, примерно так.
Тут вошла еще покупательница, взяла какую-то мелочь и ушла.
Кассирша могла продолжать.
- Он стоял там, на другой стороне улицы. - Она украдкой улыбнулась.
- Почему же он не вошел? - спросила мать Бута.
- Откуда мне знать! Я и сегодня не могу понять, почему молодой мистер Бут изменил решение.
- И вы видели, как он ушел?
- Конечно, видела. Только я здесь еще много кое-чем занималась и, простите, не могла все время смотреть в окно. Мне кажется, он уехал с кем-то на машине.
Дверь снова открылась, вошли три покупателя. Они долго выбирали товар, чтобы купить побольше, получше и чтобы хватило их скромных средств.
- В какую же сторону он поехал? - взволнованно добивалась мать Бута.
- Я не могу присягнуть, но, кажется, он поехал назад по Агентур-стрит, по которой пришел.
У матери на глазах выступили слезы.
- С тех пор он больше не появлялся дома.
- Езус Христус! Не появлялся дома! Это же что-то… Такой примерный сын… Принялись ли вы уже за поиски, миссис Бут?
- Искать? Но не думаете же вы, что с ним что-нибудь произошло?
- Как я могу такое думать? Во всяком случае, не здесь, на светлой улице, посреди агентуры.
- Это был день, помните, это был день, когда разразилась ужасная буря…
- Совершенно верно, именно тот день.
- Если с автомобилем где-нибудь что-нибудь случилось… Он бы тогда, конечно, вернулся в агентуру.
- Может быть, даже вернулся. Видите ли, что мне пришло в голову, хотя я только из окна видела, что…
- Видела что?..
Тут наступила длительная пауза: три покупательницы очень обстоятельно расплачивались и упаковывались.
- Он мне показался встревоженным, - наконец смогла продолжить кассирша. - Бывает иногда такое чувство, совершенно необъяснимое! И он потому мне встревоженным показался… что…
- Что?.. Так говорите же!
- Да, что на той стороне стоял молодой мистер Бут, а здесь у окна стоял Джо, Джо Кинг.
- Джо Кинг?
- Да. И, как нарочно, появилась Квини…
Мать несколько секунд рассеянно смотрела на кассиршу. Потом она чуть не забыла заплатить, наконец положила слишком большую купюру, не взяв сдачу, что было совсем не похоже на нее, и бросилась из дверей вон, к машине, в которой уже в большом нетерпении сидел за рулем ее муж.
- Айзек! - Она еще не уселась, а стояла, согнувшись у открытой дверцы автомобиля, и совала покупки на правую сторону заднего сиденья. - Айзек… Гарольд убит. Это все Джо Кинг. Надо сейчас же заявить.
Мистер Бут-старший был несколько выведен из равновесия поведением своей жены. Мэмми была метиской, трудолюбивой ранчерихой, разводила мелких домашних животных, которых многие индеанки презирали, и дома приспосабливалась к неразговорчивой атмосфере ранчо. Гарольд, наверное, был единственный, кому ее природная словоохотливость была не в тягость, потому что он и сам любил поболтать и, кажется, вызывал этим даже особую к себе любовь матери. Но разговоров с Гарольдом было недостаточно. И если мэмми появлялась в "сити" резервации, на Агентур-стрит, и в особенности если она делала покупки, открывались шлюзы ее красноречия, и говорила она, по мнению мистера Бута-старшего, всегда много лишнего. Поэтому он уже много лет избегал ездить с ней за покупками. Но Гарольда не было, что больше сердило Айзека Бута, чем заботило, а последняя незамужняя дочь должна была ухаживать за больной коровой. В общем, для Бута-старшего это был черный день, соответственно этому он и реагировал.
Он ничего не ответил жене, небрежно махнул рукой, чтобы она побыстрей садилась, и тут же поехал с ней в суд племени, где в это время дня обязательно должен был кто-нибудь находиться.
Когда он вошел - его маленькая жена будто спряталась позади него, - он прежде всего встретил Рунцельмана, который как раз проходил узким коридором.
- Судья Крези Игл? - спросил Бут коротко и требовательно.
- Нету, только председатель.
- Надо с ним говорить.
- Идет разбирательство дела. Вам придется подождать.
Рунцельман понимал, что Айзек Бут - арендатор большого ранчо и его личность в любом случае требует уважения. Поэтому он повел его в пустующую пока рабочую комнату Эда Крези Игла и предложил ему с женой на выбор три имеющихся стула.
Айзек Бут уселся.
- Председатель не любит, чтобы ему мешали, а разбирательство важное и трудное, - заявил Рунцельман. - Если я войду, вмешаюсь и отважусь спросить - лучше, если я буду вкратце знать, в чем дело. Не подскажете ли вы?
Айзек Бут боролся с собой. Ему не хотелось бы распространять сплетни, но речь шла о его сыне, а кроме того, он хотел показать этому судебному чиновнику, что Бут-старший приходит, если только у него важное дело, которое, словно громом, должно поразить чиновничью среду.
- Джо Кинг убил моего сына.
Это произвело эффект.
Рунцельман с секунду стоял в полной растерянности. Затем он стянул те морщины, которые применял только в особенных случаях, наверное не более как раз в пять лет, сморщился и без лишних слов удалился в темпе кладбищенского служителя. И ничего другого не было в его внутреннем настроении, как: значит, так и должно было произойти.
С момент он еще колебался перед дверью комнаты председателя, осознавая слова, которые он не мог выговорить от волнения, хотя только что слышал их, затем нажал на ручку. Предварительно стучать показалось ему для данной ситуации неуместным. Индейский председатель суда на полуслове бросил на вошедшего взгляд, который приказывал ждать, и продолжал далее.
Против его стола стояли оба полицейских - высокий и маленький. Между ними - Джо Кинг. На нем были черные джинсы и белая рубашка. Руки, заведенные за спину, были в наручниках.
Рунцельман остановился у двери, которую закрыл за собой.
- Слышали выстрелы, и найдены трупы, - сказал старый судья. - Где ты был в бурную ночь, Джо Кинг?
- Я отказываюсь давать показания.
То, что Стоунхорн произнес эти четыре слова, показалось Рунцельману уже много. По опыту его неоднократного общения со Стоунхорном, знакомству с его поведением в подобных ситуациях он не ждал ничего иного, как молчания.
Старый судья был рассержен.
- Ты хочешь нам затруднить дело. Тебе это уже иногда сходило с рук, но не всегда тебе этим удастся воспользоваться. Тебя видели здесь в агентуре вечером, имеется достаточно свидетелей. Потом ты исчез. Если ты не сможешь указать, где был, это будет нетрудно установить косвенными доказательствами. Ты уже дважды подозревался в убийстве и только за недостатком доказательств был освобожден. Ты и теперь сопротивлялся, когда должен был явиться в суд. Уже за это ты будешь наказан.
- Я не сопротивлялся.
- Показания обоих полицейских налицо.
- Я не сопротивлялся. Если бы я сопротивлялся, я бы справился с этими типами в один момент. Этого они, наверное, боялись и потому схватили меня, не дав и слова сказать.
- Противоположные показания обоих полицейских налицо.
- Ложные показания.
- Придержи свой язык, Джо Кинг. Показания будут подкреплены клятвой, в этом я не сомневаюсь.
Полицейские, всем своим видом выразили согласие.
- Я спрашиваю в последний раз: где ты был и откуда у тебя нашейная серебряная цепочка?
- Я отказываюсь давать показания.
Судья недовольно вздохнул и повернулся, чтобы заполнить паузу, к Рунцельману:
- Ну что?
- Здесь родители Гарольда Бута, они хотят с вами поговорить.
- Пусть войдет Айзек Бут.
Рунцельман привел ранчеро к председателю в комнату, которая служила также и помещением для предварительного следствия. Когда Бут увидел Джо Кинга в наручниках, он стал значительно увереннее. До этого он еще как-то сомневался, правильно ли обвинять Джо Кинга лишь потому, что он живет на уединенном ранчо.
- Что вы хотите сказать, Бут?
- Мой сын Гарольд пропал. Он исчез с той самой штормовой ночи. Вечером его видели около супермаркета в то же самое время, что и Джо Кинга. А тут еще пришла Квини Халкетт.
Судья пристально посмотрел на мужчину, который сделал это заявление. Затем он медленно, как будто это ему самому очень тяжело, достал серебряную цепочку, которую полицейские при аресте изъяли у Джо Кинга. Он кивнул Буту подойти поближе и дал ему цепочку в руки.
- Узнаете вы этот предмет?
- Да. - Руки с огрубевшей от работы кожей задрожали. - Это… это же… цепочка, которую мой сын всегда… носил на шее.
Затрудненным движением Айзек Бут протянул цепочку обратно судье. Его плечи опустились. Он хотел поговорить с судьей, но в глубине души надеялся, что подозрение тотчас рассеется. Он хотел узнать не о мертвом своем сыне, а о живом. Но теперь у него не оставалось никаких сомнений. Это была ужасная правда.
Судья направил на Стоунхорна свой взгляд.
- Джо Кинг… ты убил Гарольда Бута.
- Нет.
- Где ты был в ту штормовую ночь?
- Я отказываюсь давать показания.
- Как ты завладел этой цепочкой?
- Я ее нашел.
На лбу судьи надулась толстая жила.
- Твой народ стыдится тебя, Джо Кинг. Если ты не можешь доказать, где ты был в ту ночь, и если ты не можешь объяснить, как ты завладел этой цепочкой, смертный приговор тебе на этот раз обеспечен.
Стоунхорн молчал.
- Скажи по крайней мере, где ты оставил моего убитого сына! - вскричал старый ранчеро. - Скажи мне, чтобы я мог предать его земле и его не разорвали коршуны!
Бут стоял около стола судьи и мог хорошо видеть лицо Джо Кинга, которое оставалось совершенно неподвижным.
- Ты бандит и сын убийцы… - Тут Бут уже совсем вышел из себя и хотел с кулаками наброситься на скованного - полицейский схватил его за руку; Бут закашлялся. - Где… где его тело?
Джо Кинг молчал.
- Где же это ты нашел цепочку? - Судья тоже едва сдерживал себя.
- Я нашел ее на обочине дороги, в траве, в ста пятидесяти шагах от домов в направлении Нью-Сити. От нее остался отпечаток, как будто она там лежала уже давно.
- С чего это ты принялся там искать эту цепочку?
- Я ее не искал. Я нашел ее совершенно случайно.
- Так. Ты ее нашел совершенно случайно. Когда?
- Неделю назад.
- Почему ты находку не сдал? Она из серебра.
- Это меня не интересовало.
- Это тебя не интересовало! Что же тебя интересовало?
- Я отказываюсь давать показания.
Наступила пауза. Судья смотрел на лист бумаги, на котором уже были намечены некоторые вопросы, дополненные теперь его собственной рукой, данные для протокола. Он хотел призвать себя этим к спокойствию и к объективности.
Айзек Бут сгорбился на стуле и закрыл руками глаза. Рунцельман прислонился к двери.
Навытяжку стояли только оба полицейских да Джо Кинг. Высокий полицейский крепко держал Джо Кинга за руку, у маленького был в руках пистолет: ведь оба опасались, что обвиняемый попытается бежать. Ноги-то у него были свободны.
Джо Кинг смотрел на пистолет с выражением того снисходительного презрения, какое у него вызывали многие его враги.
- Можем мы еще сегодня до обеда сделать что-нибудь, чтобы внести в дело больше ясности? - спросил судья Рунцельмана, который считался особенно сведущим во всех племенных отношениях и неразберихах.
Рунцельман ответил неохотно, но все-таки ответил:
- Может быть, Квини Халкетт наведет на какой-нибудь след. Ее же видели в тот вечер перед супермаркетом. Ее автомобиль стоял там.
- Девушка вообще ничего не знает, - решительно заявил Стоунхорн, бросив враждебный взгляд на Рунцельмана.
Судья медленно поднял голову и посмотрел снизу вверх на Джо Кинга.
- Ни на одном из твоих многочисленных допросов, Джо Кинг, ты никогда не делал таких поспешных, необдуманных заявлений. Мы вызовем Квини.