Несмотря на это предупреждение, я пошел дальше. Когда я уже оставил за собой мост и очутился прямо перед сердитым человеком, то ответил ему:
- Дома ли сеньор Тимотео Пручильо?
- Между прочим, его называют доном. Это ты должен хорошенько усвоить. Титулом сеньора величают меня. Да, я - сеньор Адольфо, mayordomo этой асиенды. Здесь мне все подчинено.
- Даже асьендеро?
Не зная, что ответить, он бросил на меня уничтожающий взгляд и сказал:
- Я - его правая рука, исток его мыслей и воплощение его желаний. Итак, он дон, я - сеньор. Понятно?
Признаюсь, что я почувствовал большое желание нагрубить, но, учитывая обстановку и мое природное добродушие, я вынужден был ответить очень вежливо на поставленный вопрос:
- Как вы прикажете, сеньор. Итак, будьте добры сообщить мне, дома ли дон Тимотео?
- Он дома!
- Значит, с ним можно поговорить?
- Нет; для таких людей - нет. Если у тебя есть какая-то просьба, то я именно тот человек, которому ты должен ее передать. Ну, скажи же мне наконец, чего ты хочешь?
- Я хочу попросить ночлег для себя самого и вот для этих троих индейцев, которые прибыли вместе со мной.
- Ночлег? А может быть, еще вам дать пить-есть? Этого еще не хватало! Там, снаружи, с той стороны границы асиенды, есть достаточно места для подобного сброда; немедленно убирайтесь отсюда, и не только с территории асиенды, но и вообще за наши границы! Я прикажу какому-либо пастуху следовать за вами и мгновенно пристрелить вас, как только вы пожелаете провести эту ночь внутри наших границ!
- Очень уж вы суровы, сеньор! Подумайте только, что через несколько минут наступит темнота, и тогда мы…
- Молчи! - прервал он меня. - Ты хоть и белый, но по тебе сразу видно, что ты за тип. А с тобой еще и краснокожие! Вы что ж, хотите переделать нашу асиенду в разбойничий притон?!
- Хорошо, я уйду, сеньор. Я и не знал, что похож на отъявленного мошенника. Правда, сеньор Мелтон, который обещал мне на этой асиенде место tenedor de libros, вряд ли согласится с мнением, что это приглашение так опасно для вас.
Я повернулся и медленно пошел через мост назад. Но тут он закричал мне в спину:
- Сеньор Мелтон! Tenedor de libros! Ради Бога, куда же вы идете? Оставайтесь! Возвращайтесь обратно!
А когда этот призыв не подействовал и я продолжал идти дальше, он побежал за мной, припрыгивая, схватил меня за руку, остановил и принялся уговаривать:
- Если вас послал сеньор Мелтон, то я не могу вас выгнать. Пожалуй, вы согласитесь, что ваш наряд не может пробудить доверия у порядочного человека, и если бы вы хоть раз погляделись в зеркало, то сами бы признали безоговорочно, что подобная физиономия вполне может принадлежать жулику, однако одежда не всегда говорит правду, да и случается порой, что человек с лицом мошенника ничего не украдет. Ну, а если к этому присовокупить то обстоятельство, что вы посланы сеньором Мелтоном, то еще может оказаться, что вас вовсе и не надо бояться. Так что оставайтесь, оставайтесь!
Что должен был я подумать про этого мажордома? Что он дурак? Что у него, как это принято выражаться, не все дома? Я бы с этим не согласился. Выражение его лица было таким хитрым, а взгляд его маленьких глаз таким коварным, что его никак нельзя было назвать идиотом. Тем не менее я не сделал ни одного замечания о том, что он называл меня на "ты" и что каждая его реплика должна была оскорблять меня, и спросил его столь же вежливо, как и прежде:
- Ваше приглашение распространяется и на моих спутников?
- На этот вопрос я еще не могу ответить, потому что прежде должен переговорить с доном Тимотео.
- Думаю, что его это не касается, потому что, по вашим собственным словам, только вы один в состоянии решить этот несложный вопрос!
- Да, когда дело касается отказа, то это могу решить я сам. А вот теперь я позвал вас остаться, но вы захотели удержать при себе краснокожих, поэтому я должен сначала поговорить с доном Тимотео. Подождите здесь! Не пройдет и пяти минут, как я вернусь с ответом.
Так как, разговаривая с ним, я шел к дому, то теперь мы оба оказались перед самой дверью. Он хотел войти, а я должен был ожидать его снаружи! Я покачал головой и возразил ему:
- Я не принадлежу к представителям того слоя общества, которых можно оставлять за дверью. Я войду с вами, и при этом вы даже пропустите меня вперед.
При этих словах я прошел в дверь, а он, не говоря ни слова, последовал за мной. Когда чуть погодя я обернулся и взглянул на него, то заметил, что на его физиономии гнев боролся с возмущением. Он кивнул на одну из дверей и исчез за ней, а я остался возле нее. Через короткое время он вышел и движением руки подал мне знак, что я могу войти.
Вестибюль дома был широким, но с низким потолком. Двери, которые я увидел по обе стороны от входа, были сбиты из гладковыструганных досок; они были совсем не окрашены - такие двери мы подвешиваем в хлеву или на конюшне. Та же самая простота царила и в комнате, где я теперь оказался. Там были два очень маленьких окна, с грязными, полуслепыми стеклами. У одной из стен стоял покрытый лаком стол. Компанию ему составляли три грубых стула, сработанных, конечно, не краснодеревцем. В одном углу висел гамак. Три оштукатуренных стены были абсолютно голыми; на четвертой висело оружие. Куда менее скромной оказалась внешность человека, поднявшегося при моем появлении с одного из стульев, чтобы как следует рассмотреть меня своими темными глазами. Его лицо выражало удивление и любопытство. Одет он был так элегантно, что казалось, ему достаточно сесть на лошадь, чтобы вся публика, гуляющая по одному из известных проспектов Мехико-Сити, была у его ног.
Костюм его был сшит из темного бархата, отороченного золотыми шнурами и бахромой. Пояс был составлен из широких серебряных колец; к нему хозяин подвесил нож и два мексиканских пистолета с дорогими накладными рукоятками. Широкополая шляпа, лежавшая сейчас на столе, была изготовлена из тонких листьев Carludovica palmata, причем плетение было таким, что шляпа наверняка стоила не меньше пятисот марок, а колесики на шпорах асьендеро выделаны были из золотых двадцатидолларовых монет.
Перед таким элегантным созданием я выглядел жалким бродягой. Поэтому я вовсе не удивился, когда асьендеро, разгладив хорошо ухоженной рукой окладистую черную бороду, с удивлением сказал, как бы не мне, а самому себе:
- Мне сообщают о приезде tenedor de libros, а кто появляется? Человек, который…
- Который очень достойно может занять это место, дон Тимотео, - прервал его я.
Грубости надутого "сеньора Адольфо" там, за дверью, не могли задеть меня, но от владельца имения я бы не потерпел невежливости. Потому-то я и перебил его речь, подчеркнув важность своих слов. Он откинул в шутливом испуге голову, еще раз оглядел меня, а потом сказал с довольным смехом:
- О, это заметно. Кто вы, собственно говоря, и что собой представляете?
Он высказался довольно безразлично. Надо ли мне было показывать себя обиженным? Он выглядел не как денежный мешок, а скорее как жизнерадостный, хорошо устроенный кабальеро, привыкший мало времени тратить на разговоры с обычными людьми.
- Есть много такого, о чем вы понятия не имеете, дон Тимотео, - ответил я ему, рассмеявшись точно так же, как он в ответ на мои слова, - и можно стать значительным и важным для вас человеком, так что у вас будут все причины поздравить себя с тем, что к вам пришли.
- Cielo! - теперь он расхохотался. - Разве что ко мне придут, чтобы объявить, что я провозглашен повелителем всей Мексики!
- Совсем наоборот. Я пришел сказать вам, что в ближайшее время вы, весьма вероятно, перестанете быть владельцем своей маленькой асиенды.
- Прекрасно! - захохотал он еще громче, снова усаживаясь и показывая рукой на второй стул. - Располагайтесь! По какой это причине несколько моих подданных захотят скинуть меня с трона?
- Об этом позже. Прежде всего прочтите вот это!
Я протянул ему мое удостоверение личности, выданное мне мексиканским консулом в Сан-Франциско. Прочтя его и возвратив мне, он согнал со своего лица веселое выражение.
- Естественно предположить, что вы законно владеете этим удостоверением? - спросил он.
- Разумеется! Если угодно, сравните приведенные там приметы с моей личностью!
- Я вижу, что они совпадают, сеньор. Но что привело вас ко мне? Почему вы доложились, как tenedor de libros?
- Потому что Мелтон обещал мне это место.
- Об этом я ничего не знаю. И потом я совсем не нуждаюсь в бухгалтере. Тех несколько капель чернил, что есть на асиенде, едва хватит на один росчерк моего собственного пера.
- Вообще-то я предполагал нечто подобное!
- И тем не менее вы приехали?
- Да, приехал, и у меня для этого были веские основания. И одно из них настолько важное, что я должен попросить вас сохранить в тайне все, о чем я вам расскажу.
- Это звучит весьма таинственно! Я чувствую, что мне грозит опасность!
- Разумеется, я убежден, что кое-что подобное намечается.
- Тогда скажите об этом, пожалуйста, поскорее.
- Сначала дайте мне слово, что все, о чем я вам расскажу, никому не станет известным.
- Я вам это твердо обещаю. Я буду молчать. Теперь говорите вы!
- Вы поручали Мелтону навербовать сюда немецких рабочих?
- Да.
- Кто завел об этом разговор? Я имею в виду - с самого начала? Вы сами или он?
- Он. Он указал мне на большие преимущества найма немецких переселенцев, а так как он в то же время предложил сам уладить это дело, то я передал ему все полномочия.
- Вы настолько хорошо его знали, что смогли доверить ему дела?
- Да. А почему вы об этом спрашиваете?
- Потому что я хотел бы знать, считаете ли вы его честным человеком.
- Конечно, считаю. Он - абсолютно честный человек и уже оказал мне значительные услуги.
- Значит, вы знаете его уже довольно долгое время?
- Несколько лет. Его мне рекомендовали люди, каждое слово которых имеет большое значение для меня, и до сегодняшнего дня он пользовался полным моим доверием. Вы, кажется, судите о нем по-другому?
- Совершенно по-другому!
- Вероятно, он чем-нибудь вас обидел, раз вы питаете к нему предубеждение.
- Нет, напротив, он испытывал ко мне весьма дружественные чувства. Позвольте, я расскажу!
Он уселся на своем стуле поудобнее, приняв выражение величайшей сосредоточенности, и я рассказал ему обо всем, что пережил со времени прибытия в Гуаймас, обо всех своих наблюдениях и о выводах, сделанных мною из всего случившегося. Он выслушал меня, не говоря ни слова, не изменившись в лице, но, когда я закончил, на губах его появилась ироническая усмешка, и он спросил, недоверчиво поглядывая на меня со стороны:
- То, что вы мне рассказали, происходило на самом деле?
- Я не прибавил от себя ни слова!
- Из вашего удостоверения личности я узнал, что вы писали репортажи для какой-то газеты. Может быть, вам случалось в жизни и рассказы писать?
- Да.
Тогда он подскочил, хлопнул в ладоши и со смехом воскликнул:
- Да я же сразу об этом подумал! Иначе и быть не могло! Только писатель, или романсеро, видит повсюду вещи, существующие лишь в его воображении! Это Мелтон-то негодяй! Да он самый утонченный, достойнейший и даже самый набожный кабальеро из тех, кого я только знаю! Такое может утверждать только человек, витающий в таких сферах, о которых мы, простые смертные, и понятия не имеем. Сеньор, вы меня позабавили, вы меня очень и очень позабавили!
Он прошелся по комнате, потер с довольным видом руки и при этом засмеялся, как некто, оценивший очень изящную шутку. Я дождался паузы в его хохотке и с полным равнодушием заметил:
- Ничего не имею против того, что вы чувствуете себя так весело после моего рассказа; я только желаю, чтобы теперешнее ваше удовольствие не сменилось позже горчайшим разочарованием!
- Не надо заботиться обо мне, сеньор! Не надо никакого сочувствия к моему положению. Вы видите опаснейших слонов там, где летают одни безвредные мухи.
- А тот стюард? Уэллер?
- Его зовут Уэллером, он слуга на корабле. Вот и все!
- А его разговор с мормоном?
- Вы не так поняли. У вас безграничная фантазия!
- А его отец, разыскавший мормона в кустарнике?
- Он также существует только в вашем воображении. Вы же только предполагаете, что это был Уэллер-старший!
- А присутствие индейского вождя?
- Оно может быть объяснено каким-то очень простым обстоятельством или случайностью.
- А моя встреча с вождем племени юма и белым, оружие которого помечено инициалами "Р" и "У"?
- Это нисколько меня не касается, совсем не касается. Есть тысячи фамилий, которые начинаются с буквы "У". Почему же тот человек непременно должен был быть Уэллером! Зачем вам вообще надо было вмешиваться в эту стычку? Дело вас совершенно не касалось. Благодарите Бога, что вы вышли из переделки целым и невредимым! Какой-то escritor не тот человек, кому пристало сражаться с индейцами. Это вы должны оставить нам, жителям этих диких краев, которые знают краснокожих и умеют обращаться с оружием!
Я полагал, что асьендеро незнакомо имя Олд Шеттерхэнда, а поэтому не упоминал его в своем рассказе. Теперь, когда меня высмеяли в лицо, мне также не пришло в голову ссылаться на мои прежние заслуги, потому что можно было поставить десять против одного, что и тогда он не окажет мне доверия, физически он был очень красивый человек, но духовно - серая посредственность, которой мои вполне логичные заключения казались фантазиями. Я увидел, что мне не удастся поколебать его веру в Мелтона, а правильность моих предположений может быть доказана не словами, а только событиями. Поэтому я отказался от попыток убедить его в своей правоте, повторив еще раз только лишь свою просьбу о сохранении этого разговора в тайне, на что он, снова со смехом, дал утвердительный ответ:
- Что до этого, то вам не следует беспокоиться, потому что я не имею желания выставлять себя в смешном виде. Сеньор Мелтон посчитал бы, что я сошел с ума, если бы повторил кому другому подобную глупость; он вынужден был бы предположить, что эдакая фантазия родилась в моей собственной голове. Значит, я буду обо всем молчать. А как обстоит дело с должностью бухгалтера? Мелтон в самом деле обещал ее вам?
- Да.
- Невероятно, просто невероятно! Он же знает столь же хорошо, как и я сам, что никакого бухгалтера мне не нужно.
- Он только намеревался завлечь меня сюда таким обещанием.
- Это еще зачем? Для чего вы здесь нужны?
- Я сам не знаю причины.
- Так вон оно что! У вас есть одни голословные утверждения, но нет никаких точных фактов. Я полагаю, что эта бухгалтерская должность тоже является плодом вашей фантазии.
- То есть вы, дон Тимотео, просто считаете меня сошедшим с ума!
- Ну, сумасшедшим я вас не считаю, но какое-то колесико крутится у вас в голове быстрее, чем нужно. Рекомендую вам обследоваться в какой-нибудь больнице; может быть, еще не поздно спасти весь механизм.
- Спасибо, дон Тимотео! Голова у одного работает быстрее, у другого медленнее, от этого могут возникать забавные ситуации, и кто-то может упрекнуть другого в излишней доле фантазии, а тот возразит упреком в умственной лени. От должности бухгалтера я отказываюсь. Вообще я не собирался претендовать на это место.
- Ваша уступчивость и деликатность меня радует, сеньор, потому что, раз уж вы заговорили об умственной лени, я признаюсь, что мы, возможно, не ужились бы друг с другом. Когда вы намерены уехать?
- Завтра утром, с вашего разрешения.
- Даю вам это разрешение уже сегодня, даже в этот самый момент.
- Это означает, что вы выставляете меня за ворота?
- Не только за ворота, но и за пределы моей асиенды.
- Дон Тимотео, это - жестокость, противоречащая всем местным обычаям!
- Мне очень жаль! Но в этом вы сами виноваты! Эта видимая жестокость на самом деле является только лишь необходимой мерой предосторожности, которая, может быть, покажет вам, что я все же не такой уж отсталый человек, за какого вы меня приняли. Вы предупредили меня о нападении индейцев, возникшем только в вашем воображении; оно бы произошло, и пожалуй, немедленно, если бы я оставил у себя вас и ваших спутников. Вы убили сына вождя индейцев-юма, и вождь, безусловно, преследует вас. Оставь я вас у себя, на мою голову свалилось бы все племя. Пожалуй, вы согласитесь с тем, что я должен от вас избавиться!
- Если вы полагаете, что действуете в соответствии со своими принципами, то я не стану возражать и вынужден буду удалиться.
- Кому принадлежит лошадь, на которой вы приехали?
- Мне ее дал в Лобосе Мелтон.
- Значит, она принадлежит мне, и вы должны будете оставить ее здесь. Раньше вы говорили, что ваши спутники только для того сюда приехали, чтобы купить при случае лошадей; я вынужден сказать им, что не смогу продать ни одной лошади. Я мог дать им лошадей и без денег, которых у индейцев скорее всего нет, потому что мимбренхо известны как честные люди и вернули бы мне этих животных или же переслали бы плату за них; но я не могу оказывать им помощь, потому что в этом случае юма станут моими врагами.
- Ваша предусмотрительность заслуживает только похвалы, дон Тимотео. Я хочу только еще спросить, как мне идти, чтобы побыстрее покинуть границы вашего владения?
- Что касается этого, я дам вам проводника, а то вы, вследствие своих буйных фантазий, легко можете сбиться с пути. Вы увидите, как я о вас позабочусь!
- Возможно, и мне придется когда-нибудь о вас позаботиться. Не могу быть ни перед кем в долгу.
- В данном случае - ничего не надо. Я отказываюсь от вашей благодарности, потому что на самом деле не знаю, чем бедняк, не владеющий даже лошадью, может помочь мне, богатому асьендеро.
Он хлопнул в ладоши, после чего быстро возник мажордом, который вынужден был дожидаться за дверью, подслушивая нашу беседу. Когда одутловатый "сеньор Адольфо" получил задание выставить нас за пределы имения и присмотреть при этом за тем, чтобы я оставил свою лошадь, мне делать в комнате стало нечего, а он поспешил за мной. Когда мы вышли из дома, он прямо перед дверью, оскалив зубы в улыбке, сказал мне хамским тоном:
- Стало быть, с tenedor de libros ничего не вышло! Значит, ты и есть тот, за кого я тебя принял - бро…
- А ты величайший болван, который мне когда-либо встречался, - прервал я его, - а для дружеского hablar de tu ты еще должен получить разрешение. Вот оно!