- Кто, например? - спросил капитан. - Я был на мостике, два матроса находились на корме и на носу - несли вахту бдительности. Ни один из нас не видел в море судов. Наблюдать за нами могли разве что из космоса.
- Или в перископ подводной лодки, - добавил Перов.
- М-да, - пробормотал капитан, - о подводной лодке я не подумал. Впрочем, окажись она неподалеку от "Рогова", всплыла бы сама, вместо того чтобы вызывать самолет. Средств принуждения у подводной лодки больше, чем у любого самолета. Итак, не успели мы взять на борт покойника, как тут же появляется самолет. И я бы сказал, они не то что беспокоились о человеке, скорее, преследовали его. Может, боялись, что снимки появятся в прессе, утопленник будет опознан? Жаль, что Магомедов не спрятал камеру.
- Магомедов снимал двумя камерами, - сказала Шурга.
- Что?!
- Двумя. Он всегда снимает обоими аппаратами, если работа важная и нельзя рисковать неудачей. Вы знаете это не хуже меня. Он очень осторожный.
- Где же Магомедов?
- Ушел проявлять снимки.
- Но я отлично помню, когда Ибрагим выходил из изолятора, на шее у него висела только одна камера.
- Другую он спрятал, - пояснила Шурга. - Увидел в иллюминатор, что к "Рогову" подошел катер с вооруженными, вот и спрятал второй аппарат. На всякий случай.
- Где спрятал?
- Там же, в изоляторе, за шкафом с инструментами.
Ибрагим Магомедов и Тамара Шурга пришли к капитану с большим эмалированным бачком, в котором плавали пробные отпечатки.
Мокрые снимки разложили на стекле, которым была накрыта крышка письменного стола. Фотографии фиксировали общий план, отдельные части тела, в частности руку с татуированным номером.
- Теперь самое главное! - Магомедов стал раскладывать на стекле новую группу фотографий. - Смотрите, что обнаружилось, когда мы перевернули покойника лицом вниз. Ведь до этого никто из нас не видел его со спины.
Спина покойника была испещрена темными косыми линиями.
- Неужели побои? - пробормотал капитан.
- Жаль, что снимки не цветные, - сказала Шурга. - На теле человека, то есть в натуре, штрихи эти выглядели как вспухшие кровавые жгуты, уже начавшие темнеть и опадать. Да, его били безжалостно, зверски. И только потом человек оказался в море. Но и это не все. Ибрагим, где карточка, на которой видны буквы?
- Какие еще буквы? - капитан недоуменно посмотрел на Шургу.
Магомедов выложил на стол очередную фотографию. Крупно была снята часть спины возле лопаток.
- Всмотритесь в пространство между рубцами, - сказала Тамара Шурга.
Капитан нашарил лупу в ящике стола, стал изучать снимок.
- В самом деле, похоже на буквы, - сказал он. - Однако все так перепахано рубцами, что трудно определить…
- Это буквы! - Шурга взволнованно прижала руки к груди. - На теле человека, когда он лежал в санитарном изоляторе, они виделись отчетливо: рубцы багровые, с чернью, а буквы татуированы светло-синей тушью. И буквы, судя по всему, составляли слова!
- Прочли хоть одно слово?
- У нас не хватило времени. Спину покойника мы увидели за минуту до того, как появились налетчики. Едва успели сделать снимки.
Наступила пауза. Капитан сказал:
- Давайте суммируем, что мы выяснили или что можем предположить с достаточной степенью вероятности. Первое - человек находился в заточении. Второе - он был подвергнут экзекуции. За что его били? Возможно, за то, что обнаружили татуировку. Третье - татуировку на спине сделал кто-то из его коллег по заключению.
- Но зачем? - вскричала Шурга.
- Вот здесь я становлюсь в тупик. Единственное предположение: человеку требовалось вынести на волю какую-то информацию…
- Таким необычным способом? Уж если узник решил сообщить людям нечто чрезвычайно важное, он либо передает тайную записку, либо бежит! - заметил Магомедов.
- Он и бежал, - сказала Шурга.
- Зачем же тогда татуировка?
- Человек мог не иметь бумаги или чего-то другого, на чем можно писать… Он мог знать, что шансы выжить - минимальные. Информацию же, которой располагал узник, требовалось доставить людям, чего бы это ни стоило… Вот и возникла мысль о татуировке, причем именно на спине, где ее всего труднее обнаружить. Но бедняга подвергся экзекуции, - капитан вздохнул, покачал головой. - И били его именно по спине. Значит, прочитали запись? Как же после этого оставили его в живых? Ведь должны были уничтожить заключенного, содрать со спины кожу с татуировкой, если она и впрямь содержала нечто секретное. Все что угодно, только не пустить убитого свободно плавать в океане.
- Я все время думаю об этом, - проговорила Шурга. - Думаю, но ответа не нахожу… Однако для меня бесспорно: человек был жив, когда оказался в воде!
- Трудно поверить, что так и произошло. Теперь о баротравме легких. - Капитан задумался. - Выходит, драма разыгралась где-то на глубине, где повышенное давление? Таким образом, надо вернуться к мысли, что человек был выпущен из субмарины?
- Если фантазировать дальше, можно назвать любой аппарат для работы на глубине, скажем батискаф, - проговорила Шурга.
Капитан вздохнул, потер лоб.
- Все устали, - сказал он. - На сегодня достаточно. Мы еще вернемся к этому разговору. Ибрагим, размножьте снимки. Один комплект фотографий отправим пароходству.
ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
Летающая лодка, когда ее уже нельзя было видеть с советского теплохода, взяла круто в сторону и вскоре приводнилась в лагуне небольшого острова. Здесь она уверенно зарулила в протоку, скрывшись в зарослях тропического леса.
Прибывших встретил Лотар Лашке. Он мало изменился за прошедшие годы. Разве что седина тронула его густую, с рыжинкой, шевелюру да резче обозначились надбровные дуги на широком костистом лице.
Это он, Лотар Лашке, высмотрел островок среди множества таких же клочков суши, разбросанных по океану, и купил его, чтобы Аннели Райс без помех могла осуществлять поставленную перед ней задачу.
Сегодня Лашке был озабочен.
- Уверена во всем до конца? - сказал он, помогая жене выбраться на берег. - Беглец не попал к ним живым, никаких сомнений в этом?
- Сжатый воздух должен был убить его еще на полпути к поверхности, ты же знаешь. Они подняли на борт мертвое тело.
- Теперь я думаю вот о чем: вдруг он предвидел свою гибель?
- Не понимаю… Он ничего не смыслил в водолазном деле, это я точно знаю.
- Но он был крупным ученым. А такие все схватывают на лету, даже если речь идет о вещах, с которыми они прежде не сталкивались…
- Чего ты опасаешься?
- Он мог предвидеть, что погибнет, - упрямо повторил Лашке, - мог понимать, что, скорее всего, не выберется живым на поверхность океана. А раз так - мог принять меры на подобный случай. У меня не выходит из головы мысль, что при нем могла быть записка и что русские перехватили ее…
- Он дважды мертв! - Аннели Райс вскинула кулаки. - Сперва его легкие разорвал сжатый воздух, потом их залила вода. Чего тебе недостает?
- Уверенности, что все так и произошло. Он слишком много знал, этот человек. И был достаточно умен, чтобы отыскать способ вынести информацию.
- Но ты создал условия, при которых…
- Зачем же он бежал, если понимал, что погибнет? Бежал для того лишь, чтобы захлебнуться в воде?
- У него не было шансов! - упрямо сказала Райс.
- А вдруг он нашел его - один-единственный шанс, но такой, о котором мы представления не имеем?
Аннели Райс не ответила. Лашке и ее заразил своими сомнениями. Сейчас она мысленно перебирала все этапы операции - приводнение летающей лодки близ советского торгового судна, доклады по радио высадившихся на теплоход автоматчиков, их возвращение к гидросамолету и осмотр привезенного на катер тела… Нет, ничто не свидетельствовало о том, что опасения Лашке основательны!
Из приземистого серого здания, к которому они направлялись, выбежал человек. Увидел Лашке и Райс, метнулся к ним.
- Шеф, - проговорил он, задыхаясь от быстрого бега, - шеф, радио с объекта. Они как следует взялись за заключенного номер семнадцать, и тот стал говорить. Очень важные показания… Это он помог бежать номеру двадцать второму. Выяснилось: двадцать второй имел при себе информацию…
- Пакет?
- Ему не на чем было писать, вы это знаете.
- Что же тогда?
- Все придумал он, двадцать второй. Текст записки был татуирован.
При этих словах Лашке резко обернулся к Аннели Райс.
- Вранье! - выкрикнула она. - Подлое вранье! Час назад я осматривала этого человека. На нем не было татуировки!
- Вы видели и его спину?
Райс зажала ладонью рот, чтобы не вскрикнуть.
- Спину? - пробормотал Лашке. - Человек сам себе татуировал спину?
- Семнадцатый признался, что это сделал он. Двадцать второй диктовал, а он буква за буквой прокалывал кожу на спине партнера…
- Вчера двадцать второго наказывали плетьми. Как же не разглядели татуированную запись? Ведь бьют по спине! Я сама видела - грудь и живот у него были чистые. Значит, лупили по спине. Как же ничего не увидели?
- На двадцать втором была рубаха, фрау Райс.
- После первых же ударов она должна была лопнуть…
- Она и лопнула. Семнадцатый был при экзекуции. Он дал показание: от ударов плетью лопнула не только рубаха, но и кожа спины. Кровь залила спину заключенного номер двадцать два. Можно ли было в таких обстоятельствах разглядеть татуировку?
- Да, я видела рубцы, которыми была исполосована его спина. Но кто мог подумать, что между ними есть какая-то запись?.. Убеждена, ничего не заметили и русские. К тому же мы уничтожили отснятую ими пленку.
- А вдруг была еще пленка? Они отсняли кассету, заменили ее, вновь стали снимать. Тут появляетесь вы, забираете эту новую кассету, засвечиваете пленку. А осталась та, первая. Могло быть так?
- Не знаю…
- Меня настораживает, что русские безропотно отдали тело. Вроде бы не очень протестовали. Почему? Может, во всем уже разобрались и были озабочены лишь одним - необходимостью усыпить нашу бдительность?
- Что же делать, Лотар?
- Ни при каких обстоятельствах информация не должна просочиться за пределы объекта. Так что выход один… Встреченный сухогруз направляется к перешейку?
- Да.
- При скорости в шестнадцать-семнадцать узлов ходу ему до канала около суток. Увы, за это время нам не успеть…
- Хочешь уничтожить судно? Подумай о последствиях: начнутся поиски…
- А ты предложи другое! - Лашке глядел на Райс и едва сдерживал бешенство. - Нагромоздила кучу ошибок, а теперь предостерегаешь!..
ПЯТАЯ ГЛАВА
"Капитан Рогов" пришел на рейд бухты Лимон близ Панамского перешейка и здесь стал на якорь в ожидании очереди на проводку в Тихий океан. Вскоре втянулись в канал два танкера под флагом Либерии и ракетный фрегат США.
Наступила очередь советского теплохода.
Якорь был поднят и уже заработала машина, когда к "Рогову" подошел лоцманский катер. Высокий пожилой мужчина в полотняных шортах и такой же рубахе по штормтрапу легко поднялся на борт сухогруза, взбежал на мостик.
- Прямо руль! - бросил он матросу у штурвала и вдруг замер, увидев капитана Мисуна.
Секундная пауза, и лоцман с радостным воплем ткнул капитана кулаком в грудь. Тот тоже вскрикнул и вернул тумак, после чего оба моряка крепко обнялись.
Капитан вызвал дневальную, шепнул ей несколько слов. Через несколько минут она вновь появилась на мостике и протянула Мисуну пачку махорки и многократно сложенную газету. Лоцман глядел на махорку остановившимися влажными глазами. Казалось, он вот-вот заплачет.
Оба моряка вышли на крыло мостика. Рейд был пустынен, до следующего маневра "Рогова" оставалось около мили, и они могли позволить себе эту маленькую вольность. Здесь моряки оторвали от газеты по длинной полоске, скрутили фунтики и наполнили их махоркой. И тогда лоцман достал зажигалку.
Это было творение фронтового умельца времен Великой Отечественной войны и представляло собой гильзу крупнокалиберного пулеметного патрона с припаянной к ней латунной трубкой от взрывателя гранаты. Кончик трубки венчало рифленое колесико, а из гильзы торчал фитиль. Лоцман пальцем толкнул колесико, и над зажигалкой встало рыжее пламя величиной с огурец.
Моряки закурили. Они как бы выполняли ритуал: стояли рядышком, глядели друг другу в глаза и дымили махоркой. Потом оба неторопливо вернулись на мостик.
- Джентльмены, - сказал советским морякам лоцман, - джентльмены, я бы хотел представиться. Мое имя Иеремия Хавкинс. Со Станиславом Мисуном нас свела война. Весной сорок третьего года мы шли в одном конвое, доставлявшем грузы в Мурманск. Сперва нацистские пикировщики потопили русский сухогруз, и я, посланный на спасательном вельботе, за волосы втащил на борт обледенелого матроса. Через двенадцать дней, в разгар разгрузки моего "Либерти", вновь прилетели фашисты. Бомба угодила в причал, взрывной волной многих моряков смахнуло за борт… Я очнулся в госпитале. В ногах у меня сидел тот самый матрос… У нас с ним сегодня третья встреча.
Закончив речь, лоцман достал зажигалку из гильзы. Он пояснил: это подарок русского друга. Все могут убедиться: драгоценный сувенир в полном порядке и всегда при своем владельце.
Снова появилась дневальная - на этот раз с традиционным угощением для лоцмана: кофе, минеральная вода, бутерброды.
- Станислав, - сказал Хавкинс, глядя на поднос, - я знаю, в море у вас сухой закон. Но я знаю также и тебя, Станислав!
- Иногда для гостей делается исключение, - улыбнулся капитан Мисун.
И дневальная в третий раз отправилась с его поручением.
- Смотрите! - вдруг крикнул старпом Перов.
Все увидели самолет. Довольно большой моноплан шел низко над морем навстречу "Рогову".
Летающая лодка пронеслась, где-то у горизонта развернулась, вновь прошла над теплоходом.
- По-моему, тот самый гидросамолет, - неуверенно сказала Тамара Шурга.
Лоцман увидел, что настроение моряков резко изменилось.
- Чем вас встревожил этот безобидный летающий ящик? - пошутил он.
- Уверены, что безобидный?
- Полагаю, что да. Он иногда прилетает на материк с расположенного неподалеку острова.
- С какого острова?
- Вряд ли он вам известен. Однако почему это вас интересует?
Капитан сжато рассказал о происшествии вблизи атолла "Морская звезда".
- Смотрите, самолет возвращается! - крикнула Тамара Шурга.
- Делает галсы, - задумчиво проговорил американец. - Будто высматривает кого-то.
- А на рейде мы одни… - Капитан Мисун посмотрел на лоцмана: - Реми, что, если я попрошу тебя выполнить поручение? Мы дадим тебе пакет, Реми. Это сообщение в пароходство о том, как мы вылавливали в море человека. Рапорт и несколько фотографий.
- Я должен отправить пакет по почте?
- Не стоит связываться с почтой. Но здесь нет ни посольства, ни других учреждений нашей страны. Поэтому пакет передашь капитану первого же советского судна, которое будет идти через канал в Советский Союз. Ведь мы проплаваем еще месяца три. Один экземпляр документов получишь ты, другой останется у нас. Все понял, Реми?
Лоцман утвердительно наклонил голову.
- Думаю, тебе не следует распространяться о пакете. В нем нет секретов, но все же для твоей безопасности…
- Жене я могу рассказать? Жена у меня человек надежный. Я всегда советуюсь с ней, если надо принять важное решение.
- На этот раз воздержись… Видишь ли, могут найтись люди, которые будут стремиться перехватить этот пакет. Итак, мы условились?
- Конечно. Однако я все же хотел бы сказать, что моя жена…
- Реми!
- Молчу. Будет, как ты хочешь.
Капитан Мисун обернулся к Перову:
- Пакет. Захватите также чистый лист бумаги и еще один конверт - тоже чистый. Я сделаю приписку к докладной в пароходство. Что-то не нравится мне интерес, проявляемый к нашему судну этим гидросамолетом…
Через несколько минут капитан набросал записку, вложил ее в конверт с рапортом и фотографиями, заклеил его и надписал адрес. Затем пакет был вложен во второй конверт - уже без адреса.
- Реми, ты передашь пакет на советское судно, там вскроют первый конверт и поймут, что к чему. Вот и все.
ШЕСТАЯ ГЛАВА
Утром 6 апреля капитан Мисун сообщил по радио в пароходство, что судно прошло Панамский канал и находится в Тихом океане. Радиограмма заканчивалась фразой: "На борту все в порядке".
В тот же день, когда солнце уже клонилось к западу, вахтенные заметили в море дрейфующий катер. На крыше рубки метался человек и размахивал тряпкой.
Спокойное море позволило "Рогову" подойти к катеру почти вплотную. В мегафон капитан Мисун спросил, в какой помощи тот нуждается. В ответ было сообщено: ловил рыбу в океане, сбился с курса и израсходовал горючее. Кончилась и пресная вода. Вода для питья и бензин - это все, что требуется.
На катер были переданы канистры с горючим и большой анкер пресной воды.
Происшествие фиксировал на пленку Ибрагим Магомедов. Когда завалили трап и "Рогов" стал удаляться от катера, Магомедов перебежал на корму, чтобы сделать последний снимок. И вдруг увидел в воде возле катера человека. Он явно прятался за бортом суденышка. Вот пловец повернул голову, и луч солнца отразился от нее резким световым зайчиком.
- Маска, - прошептал Магомедов, - на нем маска ныряльщика!
И помчался на мостик. Уже на полпути он почувствовал, что прервалось ритмичное подрагивание корпуса "Капитана Рогова". На мостике Магомедов появился в те секунды, когда встревоженный капитан Мисун кричал в трубку судовой связи:
- Вы с ума сошли, какие могут быть рыбацкие сети? Под нами километр воды!
- Что происходит? - Магомедов подбежал к вахтенному штурману.
- Резко возросла нагрузка на винт - намотался обрывок сетей.
Капитан с силой опустил трубку на рычаг:
- Бред какой-то. Придется сходить под воду, глянуть, что там с винтом.
- Видел пловца, - торопливо сказал Магомедов, - в маске. Он вынырнул возле катера!
Капитан мгновенно все понял, схватил Магомедова за плечо:
- Быстро! Быстро радиограмму в пароходство: "Диверсия против судна, выведен из строя винт…"
Грохот моторов заглушил его голос. Над "Роговым" промчалась летающая лодка, выпущенной на тросе "кошкой" сорвала протянутую между мачтами антенну, развернулась и пошла на посадку. Она еще бежала по воде, а к ней уже спешил катер с "терпящим бедствие".
Еще через две минуты этот же катер доставил к борту советского теплохода Лотара Лашке и пятерых вооруженных. Среди них находился и подводный пловец - даже не успел снять рубаху из губчатой черной резины.
Это был человек двухметрового роста с бочкообразным торсом и непропорционально маленькой головой, которая, казалось, ни на секунду не оставалась без движения - рывками, по-птичьи, поворачивалась из стороны в сторону, а прозрачные глаза цепко схватывали все, что происходило на палубе советского судна.