- Толич! Нет, что вы! Это же шутка была. Толич, масдай, у нас дома весь вечер сидел. И сейчас там сидеть должен.
Лейтенант смотрел все суровее.
- Я, конечно, верю в случайные совпадения, но… Не кажется ли вам, что за один день два случая со смертельными исходами вокруг вас - это многовато…
Нам казалось, но… Что тут было поделать. Не рассказывать же было милому мальчику-лейтенанту про ne-bud-duroi.ru. Не быть же действительно дурой. Затаскают по допросам, а мне завтра на съемку в правительственное Астахово.
Наркоз стал отходить, голова болела нещадно, шов казался не двухсантиметровым, а километровым. Полное ощущение, что шов оттягивает на себя кровь не только из головы, но и из всего тела, доводит ее до кипения и впрыскивает обратно. И кровь, горячая и вязкая, катится не по сосудам, а по всему телу, доводя все свои "русла" до жжения.
Из глаз катились слезы. Не потому, что мне хотелось плакать - заплакать, в голос, по-бабьи завыть, при всем желании не получилось бы. На свою беду, я разучилась плакать. А то, что вытекало сейчас из-под век, было обычной реакцией на плохое освещение и жжение в глазах. Разглядывая мрачное помещение милицейского участка, я почему-то думала не обо всем, за день на нас свалившемся, а о том, есть ли химическая формула слез.
Заставив подписать показания, лейтенант Дубов отпустил нас "до утра". Но до утра было еще далеко.
- Кто такой "масдай"? - снова усаживаясь на байк, спросила я у сына.
- Э, мать, ты-то откуда таких словечек понахваталась?
- Сам же дважды назвал Толича масдаем. Когда я, шарахнувшись, в себя приходила, и сейчас, когда Дубову о нем рассказывал.
- От английского must die. Смысл - крайнее неодобрение. Билл Гейтс масдай. "Спартак" - масдай. Толич туда же, масдай! Додумался!
- А Билл Гейтс при чем?
- "Казалось бы, при чем здесь Лужков", - аполитичное дитя процитировало единственное, что помнило из политической реальности последних лет. - Билл Гейтс, как и Лужков, ни при чем. Еще вопросы будут?
- Никак нет. Спать!
Куда там спать! Около нашего подъезда мы застали перепуганного Толича. Пока поднимались по лестнице и мальчишки, пыхтя, тащили пыльный мотороллер на последний этаж - лифт ездить по-прежнему не хотел, - Толич, без конца талдыча, что он не виноват, рассказывал. Минут через сорок после того, как мы уехали, позвонили из милиции и потребовали, чтобы кто-то, "кто знал Жукова Дмитрия Никитича, 82-го года рождения", прибыл для опознания его тела.
- Сказали, что тебя, Джойка, убили…
- Долго жить будет, - только и нашлась я, что сказать.
- Я не поверил. По мобильному звонить стал, - бормотал с трудом приходящий в себя Толич, - но труба зазвонила на столе.
- Забыл телефон, - признал Джой.
- Вот я и поехал. Ключ из замка вынул, с обратной стороны запер. Я точно все запер, Евгеньандрена… Приехал в больницу, там сказали, что это не ты…
- Это Сапунок… В моей куртке…
- Но я не знал… Мне сказали, что вас в милицию отправили. Я решил домой. Приехал…
С этими словами мы достигли нашей лестничной площадки. И увидели приоткрытую дверь…
- Теперь не закрывается, - бормотал Толич. - Я вернулся, а тут…
"Тут" было все вверх дном. С порога заметно, что за время отсутствия Толича кто-то изрядно похозяйничал. Из шкафов, комодов, с антресолей и с книжных полок все было вывернуто на пол. Я и не представляла, что в моей квартире столько вещей. И где это они умещаются в обычном состоянии?
- Евгеньандрена… Я точно все закрывал, не знаю, правильно или нет, спросить-то не у кого было. Но я закрывал.
Парень был серьезно напуган - сначала хозяйку дома своей шуткой чуть до смерти не довел, а теперь еще стал причиной ограбления. Притянула расстроенного Толича к себе, насколько моего роста могло на это хватить.
- Хорошо, что тебя здесь не было, мальчик!
- Может, если бы был, не полезли…
-А может, убрали бы лишнего свидетеля. Еще одно убийство за день я бы не выдержала. Между ограблением и убийством всегда лучше выбрать ограбление, согласись.
Первое, что заметила, - фотоаппаратура из вывернутого кофра валялась в прихожей. Почти все, кроме одного объектива, в нормальном состоянии. Объектив скорее всего упал на пол первым. Но параллельно с вытряхиванием кофра опустошали и вешалку, что и спасло остальные объективы, старые камеры и новый цифровик. Все это теперь лежало поверх прежде висевшей над комодом моей купленной в "Детском мире" дубленки, Димкиной зимней куртки и шарфов. Повезло, что их шерстили одновременно с кофром.
- Я думал, вы ругаться будете.
- Что толку ругаться.
- А я в милицию позвонил…
- Ага… Лейтенант Дубов как нас увидит, засадит в КПЗ, лишь бы с нами больше ничего не случалось. Три уголовных дела вокруг нас за одно его дежурство - перебор.
- Но, наверное, что-то украли. Деньги, ценности.
- Денег у нас было… у меня тысяч пять в шкафу, а у тебя, Джой?
-Тыщи две в кошельке и восемь на карточке, - ответил сын и, протиснувшись в свою комнату, издал вопль облегчения. - Комп на месте!
Хозяин ты мой! Человек светлого завтра. С голоду не помрем! - обрадовалась я. - А о пропажах заявлять бесполезно. Я и сказать-то не смогу, что пропало. Столько лет здесь живу, а до сих пор и не знаю, что в этой квартире есть и чего нет.
Теперь и Толич посмотрел на меня, явно усомнившись в том, что при падении я себе ничего в голове не повредила.
Пробираясь между выброшенными отовсюду вещами, я удивлялась, как все причудливо перемешано. Детские Димкины коньки, глобус с дыркой на месте Филиппин, наряд мушкетера, который я шила сыну для утренника в третьем классе, тетрадь по арифметике ученика 3-го класса Карпова Петра с домашней работой за 5 мая 1933 года, мое персиковое выпускное платье с жуткими рюшечками, программка "Лебединого озера" в Большом театре 29 сентября 1952-го, болоньевые плащи, фетровые шляпы, кримпленовые костюмы, путевки в санаторий ЦК КПСС "Форос" на август 1983-го, дагеротипы с вензелем "Фотографическая мастерская С.Л.Левицкого. С.-Петербург, 1856 год" рядом с нашими свадебными фотографиями, на которых я меньше всего похожа на невесту, скорее на перепуганного галчонка, который как-то залетел к нам на балкон, Димка его потом всю зиму выхаживал… Годы и столетия перепутались в этой куче хлама.
- Не иначе как клад хотели найти, - присвистнул Джой.
- Интересно, нашли? - сказала я.
Мне это действительно было интересно. Кому-то нужно то, что у меня есть. Но у меня нет ничего, что могло бы заинтересовать нормального вменяемого грабителя и шантажиста. По крайней мере заинтересовать так, чтобы за это убивать.
Если неизвестное мне "нечто" имелось у прежних жильцов и досталось нам с Джойкой в необъявленное наследство, о котором я и понятия не имела, то лучшим исходом было бы обнаружение этого "нечто" нашими ночными визитерами. Если они нашли, что искали, и забрали себе, есть шанс, что от нас отстанут. Хуже, если не нашли. Тогда игры в "пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что" могут продолжиться. Игры со смертельным исходом…
Странно было стоять посреди своей разоренной квартиры с разбитой головой и убеждать себя в том, что все плохое позади.
- Будем надеяться, что нашли…
- Здесь где-то заначка была, - Джой неопределенно показал в сторону кладовки, - вискаря ботл. Чуть початый. В дьюти-фри купил, когда зимой от отца из Штатов летел. Найти бы сейчас, да тут разве найдешь.
Джой и Толич пытались хоть что-то положить на место, попутно разыскивая бутылку, но, поняв безнадежность своих крохотных усилий на фоне вселенского разорения, посмотрели на меня.
- Делать что будем?
- Спать. А потом убирать. Или сначала убирать, а потом спать. Очередность выбирайте сами. Главное, мне в десять быть в Астахово.
- А у нас в двенадцать зачет.
- Ежиха, - позвал Димка, почему-то вспомнив самое старое мое прозвище, когда он звал меня по первым буквам полного имени Евгения Жукова - Е и Ж - и говорил, что он маленький ежик, потому что у него мама ежиха. - Ты никуда не вляпывалась?
- Хочешь узнать, не влезла ли я в какое-нибудь дело, за которое могут ограбить и убить?
- Типа того.
- Я - нет вроде бы. А ты?
- И я вроде бы нет.
- Тогда попробуем понять, что за аномальное явление случилось в природе, что все силы небесные или земные против нас ополчились. Но только завтра.
Стала разгребать спальное место на своем диване. Джой с Толичем так и не нашли свой ботл, но молодой организм после стольких встрясок и без алкоголя дал сигнал к отдыху. На удивление быстро отыскав в этом бедламе раскладную кровать для Толича и расчистив Димкину кушетку, они отключились.
А я вместо сна провалилась куда-то в яму. Алиса хренова, ходу полета еще и читала лозунг, натянутый вдоль всего пути в пропасть: "Синяя Борода" - гарантия качества вашего брака!" Из пропасти выскакивал Джинн, выдергивал волосок за волоском из своей синей бороды, бежал к моей сгоревшей машине, падал под колеса, чертыхнувшись и извинившись, обратным духом исчезал в своей расселине…
Джинн видоизменялся и обретал лицо мужчины, который реально свалился мне под колеса на Никитском бульваре. Он еще как-то странно упал, манерно поскользнувшись в маленькой лужице. И долго не мог подняться, цепляясь за мой грязный "Москвичек". Машина содрогнулась оттого, что он стукнул проскочившей между колесами ногой по днищу… В детективных триллерах его превратили бы в наемного убийцу, который прикрепляет на дно взрывчатку, чтобы убить героя… Машина героя потом взрывается и горит долго и красиво. А герой, случайно отошедший пописать на заправке, чудом спасается и смотрит на горящую машину со стороны. Как я…
Как я…
А почему я думаю, что так бывает только в триллерах… А если…
На последнем "если" голова моя не вынесла нагрузки и отключилась окончательно…
4
Фотографический портрет
(Александринька, 15 февраля 1856 года)
Бежать!
Бежать из дома! Далеко-далеко. Чтоб все искать кинулись. И папа чтоб про свои важные доклады запамятовал, а велел лошадей закладывать и девочку свою ненаглядную искать. И мама чтоб, заламывая руки, убивалась, что так недобро девочку обидела, чего она, Александринька, никак не заслуживает!
Бежать! И непременно в легком платье, без шубки, без капора. И обязательно замерзнуть в снегу.
Замерзнуть в сугробе на Фонтанке! Ветер снегом занесет. И будет она коченеть, как девочка из сказки датчанина с таким красивым именем Ганс-Христиан. Сказку эту про несчастную бедную девочку со спичками мама читала им давеча перед сном. В холодный утренний час в углу за домом по-прежнему сидела девочка с розовыми щечками и улыбкой на устах, но мертвая. Она замерзла в последний вечер старого года; новогоднее солнце осветило маленький труп. И они с Ванюшкой в два голоса рыдали, никак успокоиться не могли. Папа даже попенял мама, что это она пугает детей на сон грядущий. Но маменька, утирая слезы с ее лица, отвечала, что добрее будут. И к себе прижимала крепко-крепко, а они с Ванюшкой все рыдали и рыдали.
Теперь уже маменька будет рыдать так же громко и безутешно, что не сберегла свою несчастную девочку. И поймет, что Александринька лучше и Ванюшки, и младшей Лизаньки, и того неведомого младенца, которого Господь должен послать им на Спас. Да только уже поздно будет! Она до смерти замерзнет в снегу.
Мимо будет ехать в карете Степушка с княгиней. Непременно чтобы Степушка! И он из окошка кареты заметит в сугробе кружево ее лимонного платьица, в котором она третьего дня танцевала с ним на детском балу у Нечаевых. И узнает это платьице. И велит остановить карету, и укутает своей шубкой, на руки возьмет, к себе домой привезет, и ухаживать будет. Маменьке они не сообщат - пусть рыдает!
Только вот унесет ли ее Степушка? Она, конечно, не Катрин Нечаева - несчастный Семочка Лазарев, сколь ни силился во время мазурки, но правильно обхватить ее не мог. Но Степушка, добрый, чудный Степушка ростом вышел пока не больше самой Александриньки - подымет ли?
Да и как быть с платьицем? Сейчас на ней синее буф-муслиновое, с глухим воротничком и без всяких кружев. А так надобно, чтобы Степушка нашел ее непременно в лимонном с кружевами. Она так нравится сама себе в лимонном. И мама, помогая miss Betty наряжать ее перед детским балом, называла "моя королева". А нынче взяла и свою королеву обидела!
Утром еще все было так чудесно. Проснувшись, Александринька пробралась в материнскую спальню. Мама уже встала. Солнышко играло в большом зеркале у маменькиного туалетного столика. И мама среди солнышкиных отражений как королева - королева солнечных зайчиков. Дульетку скинула и неглиже - в чулках, кружевных панталонах ниже колен, в сорочке без рукавов, с болтающимися концами не завязанных еще тесемок, - умывается. Из большого кувшина с пастушками Глаша поливает ей на ладошки. Вода ледяная, и маменькино лицо начинает розоветь. Александринька ежится, потом храбрится, подставляет и свое личико, мама плескает на него - брр, холодно! И весело.
- Как спала нынче? Замерзшая девочка снилась? Или несчастная Николенькина матушка? Да это ведь только книги! Писатели пишут их для того, чтобы ты, читая, училась чувствовать, страдать, любить. И потом, мы же говорили, дурных снов не бояться. Во сне отбоишься, оттревожишься, и, когда проснешься, бояться не будет надобности.
С маменькой бояться нет надобности. Отчего с маменькой никогда не страшно?
- Маменька, а как Степушка мне скажет, что жениться на мне хочет?
Мама смеется. Глаша ей корсет поверх сорочки шнурует, а маменька смеется.
- Отчего же непременно Степушка? Глаша, не так туго. Нельзя нынче туго в моем une fausse position. Так отчего же Степушка, а не кто другой? Не Николенька Павлищев? Не Петрушенька Звонарев? Не Семушка Лазарев, наконец? Прошлым летом в имении, помнится, тебе все Семушка больше нравился.
Какая, право, странная. Понимает, понимает все, а потом как скажет неумное, будто и не мама, а кто-то совсем глуповатый. Конечно же, Степушка, а кто еще?!
- Может, муж у тебя другой будет? Мне в детстве тоже нравился мальчик, сосед по орловскому имению, Алешенька Незвицкий. Но замуж-то я за вашего отца пошла.
- А если бы за Алешеньку? - подивилась Александринька. - Если бы за Алешеньку, а не за папиньку? У нас был бы другой папа? Или у тебя были бы другие детки? А мы бы тогда где были? У другой матушки? Вместе с папа или одни?
Маменька снова смеется. Глаша уже стелет на полу перед кроватью круги кринолина. Александринька эти круги сосчитала, даром говорят, что она ленится в учении. А она вот сосчитала - восемнадцать целых обручей, один другого меньше, и еще семь половинок обручей, как буквица "Слово" - "С", чтобы маменька могла в свой кринодино-вый колокольчик залезть. Ох, скоро и у нее будут платья с такими же восхитительными колокольчиками! Скоро-скоро! Ах, отчего же нельзя еще быстрее! Чтобы уже теперь носить такие же платья, как мама!
Мама, будто маленькая девочка в игре, через край этих обручей перепрыгнула - в домике! И рассмеялась, не как мамы смеются, а как девочки - весело так, заливисто.
- Хорошо, Александрии, что мы с тобою в девятнадцатом веке родились! Какие ужасные одеяния приходилось носить дамам в былые времена! В Мамонтовкс на чердаке прапрабабушкины платья, в которых она ко двору императрицы Екатерины представлялась. Не влезть - корсеты как пыточные орудия. Еще и вместо легкого кринолина панье да виртюгали. Тягость неподъемная. А барышни в эдаком виде танцевать умудрялись…
- …и романы крутить, - добавляет появившаяся в дверях матушкина сестра, княгиня Оленева. Ma tante сияет, будто сейчас на бал или с бала, даром что траурные плерезы на грогроновом платье. - Как они в эдакой-то крепости могли романы крутить и целоваться. Виртюгали, должно быть, били мужчин по ногам.
Княгиня хохочет, но не так, как мама, как-то глухо. А мама густо краснеет.
- Мон шер, умоляю тебя, при ребенке. Глаша, кликни Арину, пусть даст нам кофею.
- А что ребенок?! Александрин уже юная барышня, лет через восемь - десять замуж. Пусть привыкает! Кринолин, спору нет, практично, - говорит ma tante, пощупав конструкцию, укрепляемую на маменькиной талии. Талия эта в последнее время отчего-то стала не так стройна, как прежде. - Но нет предела удобствам. Попомните мое слово, скоро мы будем ходить вовсе без широких подолов. Я никогда не ошибаюсь касательно моды. Свадебное платье Александрин будет уже прямое. Да я и сама другой раз стану только в прямом венчаться. Мне бы только сбросить красоту сию, - ma tante рукой касается своих плерез.
Ну что такое ma tante сказала! Глупая она, что ли, в прямом венчаться. Ждешь-ждешь не дождешься, когда придет срок вместо обычной нижней юбки кринолин надеть, а тетушка туда же - прямое. Благодарю покорно! Сама пусть прямое носит!
- La glace est rompue. Я давеча в парижском журнале прочла, что в Североамериканских Соединенных Штатах некая Амелия Блумер попыталась ввести в дамскую моду брюки, наподобие шальвар, - не унимается тетка, перебирая скляночки на матушкином туалетном столике, то припудриваясь, то взбрызгивая себя духами. В другое время Александринька обязательно подставила бы носик, чтобы тетка пуховкой прошлась по ее личику и помазала пробочкой от волшебной скляночки у нее за ушками. Тетка это баловством не считает, напротив, говорит, что чем ранее барышне вкус к хорошим туалетам и прочим дамским тонкостям привить, тем полезнее. Но сегодня Александриньке лучше сидеть потише, чтобы не послали в классную.
- Бог мой, какой моветон! - восклицает мама. Вернувшаяся Глаша уже застегивает бесконечные пуговицы на столь любимом Александринькой фиолетовом левантиновом платье с белым воротничком.
- Да какой же это моветон! Тяга к удобству, comfort. Вот драма между домами Теплякова и Азаревича - это, мон шер, моветон!
- Что у них снова приключилось? - поднимает глаза маменька.
- Поводом к событию послужило стремление Теплякова задать бал в среду, когда бывают вечера и у Азаревича, и переманить оттуда к себе какую-то княгиню и какого-то барона. -Ma tante уже вошла в милую ее сердцу роль повествовательницы последних событий. Чего только из ее рассказов не вызнаешь! - Кстати, мон шер, кого я у вашего парадного встретила! Автора "Полиньки Сакс"!
- Дружинина?
- Ах, конечно же!
- Верно, приехал в первый этаж к Левицкому, портретировать. В "Светопись" самые блистательные сиятельства приезжают, сам великий князь недавно был. А нынче мне почудился Тургенев.