- Что вы ответили?
- Какой мужчина откажет в просьбе красивой девушке? Я сказал "да".
- Вы подниметесь, и она заставит вас перелететь к большевикам.
- Меня? - Испанец гордо выпрямился. - Пилота Гарсия никто не заставит делать то, что ему не по душе. Сеньор, разумеется, шутил?.. Если начистоту, то в ее просьбе видится другое: уверенность, что вы быстро во всем разберетесь, снимете свои подозрения. Вы умный человек, шеф. Как следует допросите девушку - и все станет ясно.
- Это я и собираюсь сделать.
- И не слишком сердите ее.
- Что вы имеете в виду?
- Боги послали нам очаровательную гостью. Если такая улыбнется тебе - чувствуешь себя мужчиной. Еще я подумал, что во всей этой истории пока нет выигравших, но уже есть проигравший.
- Кто же это?
- Гаркуша, шеф. Как это вы сказали ему? Ага! "Головой отвечаешь за девушку". Кто бы мог подумать, что вы такой шутник, шеф?
И Гарсия расхохотался.
Четвертая глава
Этот день атаман Шерстев начал, как обычно, с занятий гимнастикой. Упражнения проводились на лесной поляне и состояли из наклонов, приседаний и размахиваний руками, в которых были зажаты двухфунтовые гантели.
О том, что гимнастика продлевает жизнь, Шерстев много лет назад прочитал в одном бельгийском журнале. В том же номере сообщалось о вреде алкоголя и табака и были напечатаны рисунки, изображавшие печень пьяницы и легкие курильщика. Художник не поскупился на краски, рисунки впечатляли. С той поры Николай Шерстев не курил и не прикасался к спиртному. Тогда же он принял решение по утрам делать гимнастику.
Атаман еще продолжал упражнения, а ему уже приготовили ванну. В кустарнике был установлен раскладной бак из красной резины, в него натаскали десяток ведер теплой воды из походной кухни. Леван сунул в бак руку, убедился, что вода нужной температуры, и стал ждать хозяина.
Тот не замедлил явиться и вскоре уже плескался в баке, куда предварительно вылил стакан крепкого уксуса: в бельгийском журнале утверждалось, что укусус легко расправляется с болезнетворными бактериями.
Купание подходило к концу. Леван уже собирался подать хозяину мохнатую простыню, как вдруг заметил приближающегося человека, преградил ему дорогу.
- До атамана треба, - сказал Степан Гаркуша.
Леван не шелохнулся.
- Батько! - крикнул бандит, став на цыпочки и заглядывая через плечо стража. - Дозволь слово сказать!
- Кто там еще? - недовольно проговорил Шерстев.
Бандит назвал себя.
Леван оглянулся на хозяина. Тот сделал разрешающий знак.
Гаркуша приблизился. Шерстев лежал, согнув ноги в коленях - ванна была коротковата, - и ладонями наплескивал воду себе на грудь. Он не изменил позы, только повернул голову к подошедшему.
- От девицы я, - сказал Гаркуша. - От докторши…
Руки атамана перестали двигаться.
- Чего ей надо?
- Побалакать с тобой желает.
Атаман недобро усмехнулся, вылез из ванны, принял из рук Левана простыню, стал вытираться. Затем он закутался в простыню и присел на брезентовую разножку. Леван уже держал наготове фарфоровую кружку с простоквашей - Шерстев всегда пил простоквашу после купания.
- Твердит и твердит: "Веди до атамана", - продолжал Гаркуша. - Я ей: обожди, батько сам вызовет. А она свое: "Нема часу, веди!".
- Гляди какая нетерпеливая. Чего же ей надобно? Или какой-нибудь разговор был у вас?
- Был, батько.
- О чем же? - Шерстев взял у Левана кружку, отпил. Видимо, простокваша понравилась, потому что он тут же сделал второй глоток, побольше. - О чем вы с ней говорили?
- О тебе, батько, - вздохнул Гаркуша.
- Интересовалась мною?
- Пытала, какой ты есть человек. Ну, я и рассказал… Вдруг как всплеснет руками: "Веди до твоего батьки!"
Возникла пауза. Шерстев опустил кружку.
Сомнения относительно личности девицы за ночь не рассеялись. В постели, затем во время гимнастики он все прикидывал, как лучше повести допрос этой особы. А теперь оказалось, что она сама ищет встречи с ним!
Шерстев поглядел на Гаркушу. Тот стоял, вытянув шею, и ждал.
- А ты как о ней думаешь?
Гаркуша засопел, переступил с ноги на ногу, но не ответил.
- Ну, хорошо. - Шерстев встал с разножки, отдал кружку Левану. - Отправляйся и приведи ее.
Запахнув простыню, он зашагал прочь от ванны.
Полчаса спустя он покончил с завтраком, и тогда Леван ввел Сашу.
Шерстев принял ее в своем "штабе" - сторожке лесника, единственном "капитальном" строении в здешнем лесу: банда разместилась в наспех сооруженных землянках и шалашах, возле которых были устроены коновязи. Особняком расположились только артиллеристы: для орудий были устроены ровики, люди имели две потрепанные палатки.
За завтраком атаман обдумал несколько фраз, с которых решил начать разговор. Прежде всего поблагодарит девицу за помощь, которую она оказала одному из членов отряда, вылечив ему глаз. Далее, предложит ей место в отряде, поскольку она доказала, что является хорошим лекарем. В заключение выразит готовность содействовать в устройстве ее сердечных дел… Это ловушка. Если Гаркуша нужен был ей, чтобы проникнуть в отряд, девица может сейчас отказаться от него. Тем самым она выдаст свои истинные намерения.
Так рассуждал атаман. Однако с самого начала беседа пошла по другому направлению.
Войдя, Саша приветливо кивнула главарю банды, быстро оглядела комнату. Взгляд ее задержался на подоконнике со стопкой книг.
- Ваши?! - воскликнула она. - Боже мой, Державин, Фет. Далее, кажется, Тютчев, Кольцов, Пушкин!.. Я не ошиблась?
- Все правильно.
Шерстев с удивлением видел, как девушка приблизилась к подоконнику, ласково коснулась пальцами книги в синем переплете.
- В этом издании есть и "Водопад", и "На смерть князя Мещерского"!..
- Вы так хорошо знаете Державина?
- Вас это удивляет? А, ну конечно: "простая фельдшерица". Так вот, я не фельдшерица!
Находившийся у двери горец Леван подошел и встал рядом с хозяином.
- Можете вы удалить слугу? - сказала Саша.
Шерстев молчал.
- Я жду, атаман!
Шерстев смотрел на девушку и чувствовал, как в нем закипает злость. Едва сдерживаясь, глухим от волнения голосом сказал, что полностью доверяет Левану, при нем можно говорить о чем угодно.
Тогда Саша взяла со стола карандаш, на клочке бумаги крупно вывела: "Лелека" - пододвинула бумагу Шерстеву.
Атаман прочитал, пальцами потер виски, прочитал снова. Казалось, он силился понять написанное и не мог. Вот он еще раз скользнул глазами по бумаге. Помедлив, поднял голову, стал рассматривать Сашу, будто видел ее впервые.
Саша выдержала его взгляд.
- Леван, - сказал Шерстев, - придется тебе ненадолго выйти. Будь поблизости, я позову тебя.
Горец, зло поглядев на Сашу, вышел.
- Мы одни, - сказал атаман.
- Шесть дней назад я покинула уездный центр, чтобы разыскать отряд, которым командует Николай Шерстев. Я знала: этот отряд недавно отделился от войск атамана Григорьева и перебрался в наш уезд. Шла под видом мешочницы. В селе Марьино наткнулась на группу вооруженных всадников. Со старшим группы удалось сблизиться: у него болел глаз, а я знакома с основами медицины… Поступила так, потому что предположила: группа Гаркуши может иметь связь с отрядом Шерстева или хотя бы знать об этом отряде. Встретив вас вчера вечером, я уже не сомневалась, что нахожусь на верном следу. Сегодня исчезли последние сомнения: узнала вашу фамилию, а теперь еще увидела и это. - Саша показала на стопку книг на подоконнике.
- При чем здесь книги?
- Не каждый день встретишь командира вооруженного отряда, который бы возил с собой библиотечку русских поэтов. А вас так и характеризовали: интеллигент, книголюб, эстет…
- Кто характеризовал?
- Особа, знакомая нам обоим. Лелека.
- Он слишком мало знает меня, чтобы иметь право…
- Не он, а она.
- Люся?! - вскричал Шерстев. - Что с ней? Она здорова?
- Вполне здорова.
- А кем приходитесь Люсе?
- Подругой. Я тоже москвичка. Сейчас живу в здешнем уездном центре.
- Люся в Москве?
- Была там.
- Как это понять? Где же она теперь?
- У меня. - Саша выдержала паузу. - Приехала, как только узнала, что с братом случилась беда.
- С Константином?
- Вам не известно, что он арестован? - Саша и вправду была удивлена.
Шерстев вскочил на ноги, с грохотом свалив стул:
- Арестован? Кем?
- Его забрали в ЧК.
Вошел горец, вопросительно посмотрел на атамана.
- Ничего, Леван, иди и затвори дверь. - Шерстев обернулся к Саше: - Когда взяли Константина?
- Вероятно, недели полторы назад, - сказала она, все еще не веря в неосведомленность атамана. У бандитов такого ранга агентура действует во многих населенных пунктах округи и, конечно, в уездном центре. Как же Шерстев проморгал арест своего единомышленника?
- Рассказывайте! - потребовал атаман.
- С Константином Петровичем мы мало знакомы. О том, что живу в одном с ним городе, узнала из письма Люси… А потом вдруг приезжает она сама.
- Кто сообщил Люсе об аресте брата?
- Как я поняла, один из сослуживцев Константина Петровича - его приятель или доброжелатель.
- Кто именно?
- Люся не назвала этого человека,
- А вам известно, где работал Константин?
- Да, он служил в ЧК.
- Об этом вы узнали тоже от Люси?
- От него самого. Мне Люся писала о брате, ему - о своей подруге, то есть обо мне. Получив письмо, он разыскал меня, помог устроиться на работу в уездный ревком. Печатала там на машинке… Для Константина Петровича всегда закладывала лишний экземпляр.
- Черт возьми! - вырвалось у Шерстева. - И вы оставили такую службу!
- Кто-то позвонил мне и сказал, чтобы я уходила, иначе буду арестована.
- Люся уже была у вас?
- Приехала за два дня до этого. Бедняжка, плакала, бегала по учреждениям - хлопотала за брата… Когда я упомянула о звонке неизвестного доброжелателя, она сказала, что догадывается, кто этот человек.
- Тот, кто написал ей письмо?
- Совершенно верно.
- Кто же он?
- Я спрашивала, но она промолчала.
- Так… Каким образом вы оказались здесь?
- Я уже говорила, что искала вас.
- Выходит, вы еще в городе знали о моем отряде? Как это удалось?
- Странный вопрос. Ведь я работала в ревкоме. А там вы хорошо известны. Для ревкома не тайна и численность вашего отряда: тысяча сабель. В последнее время стало известно и о ваших пушках.
- О батарее? - с тревогой переспросил Шерстев. - Вы уверены?
- В ревкоме считают, что у вас пять трехдюймовок. Там даже знают, сколько снарядов…
- Сколько же?
- По двадцать на ствол.
- Дела! - пробормотал атаман. Он нахмурился, закусил губу. - Вести не очень приятные…
- Хочу подчеркнуть: как мне кажется, сведения поступили из отряда. Боюсь, у вас завелась гниль…
- Знают ли в ревкоме об аэроплане?
- Нет. - Саша тряхнула головой, как бы внося поправку. - Во всяком случае, мне об этом неведомо. Думаю, пока ваш аэроплан - тайна для города.
- Так, - сказал Шерстев. - А почему все-таки искали меня? Чем могу быть полезен?
Задав этот вопрос, он увидел, что собеседница сникла, уронила руки на колени. Казалось, она не знает, что ответить.
- Еще вчера, - наконец сказала Саша, - еще вчера я была уверена, что, отыскав вас, буду просить о помощи. А сейчас отчетливо вижу, в какую авантюру впуталась.
- Выражайтесь понятнее. Вас послала Люся?
- Нет. Почему-то она не любит вас…
- Но Люся знала, что вы намеревались разыскать меня?
- Да, я сказала.
- Так в чем же дело?
- Кто-то сообщил ей, что брата допрашивают по двенадцать часов кряду. Он пытается отмолчаться. Понимает, что после завершения расследования будет казнен. Вот и тянет время.
- Надеется на спасение?
- Вы бы не надеялись?
- Кто же может прийти к нему на помощь?
- Кроме вас, некому.
- Не могу, - твердо сказал Шерстев. - Ничего не добьюсь, только погублю отряд. Сунуться в город одними моими силами - безумие. Вот несколько позже…
- А что может измениться?
- Многое. Перемены наступят в самое ближайшее время… Словом, скоро мой отряд уже будет не одинок. И тогда я заставлю задрожать от ужаса этот чертов город!
- Город-то задрожит. Но к этому времени Костя Лелека будет убит. И это еще не завершение трагедии.
- Что вы имеете в виду?
- Боюсь, уйдет из жизни и Люся… Пока она суетится, на что-то надеется… Третьего дня под большим секретом сообщила мне, что готовит брату побег.
- Его можно спасти, только совершив налет на тюрьму. А побег - чепуха. Представляете, как в подвалах ЧК стерегут своего бывшего сотрудника?
- То же самое говорила и я. Но она настаивала. И в конце концов убедила меня. Сейчас я верю, что побег может получиться.
- Каким образом?
- Приятель Константина Петровича, тот самый чекист, через два дня на третий дежурит в тюрьме, возглавляет смену. Обещал Люсе выпустить брата, если она сможет принять беглеца и тотчас выпроводить из города.
- За чем же остановка?
- У Константина Петровича повреждена нога. Самому ему из города не выбраться. Нужна чья-то помощь. Следовательно, побег бесполезен: с огромным трудом его вызволят из тюрьмы, а спустя час исчезновение заключенного будет обнаружено, чекисты прочешут город, отыщут беглеца, схватят его или пристрелят… И все же приятель Лелеки продолжает искать. Надеется совершить невозможное.
- Почему такая заинтересованность, настойчивость?
- Видите ли, он… неравнодушен к Люсе.
- Откуда вы знаете? Вы же не видели его!
- Это сказала Люся.
- А сама она? Тоже интересуется им?
- Не думаю. Скорее всего, нет. Но Люся так любит брата!.. Ради его спасения она может пойти на все.
- Как вы оказались в здешних местах?
- Мне надо было уйти из города… Последнюю ночь мы обе не спали. Проговорили до рассвета. Я назвала несколько сел, в которых намеревалась укрыться на первое время. Объяснила Люсе, что, по данным ревкома, в тех местах появился большой, хорошо вооруженный отряд, враждебный Советской власти. К тем селам и следует пробираться - большевики туда не сунутся… Так вот, упомянув об отряде, я назвала его командира, то есть вас. Люся вскрикнула, закрыла лицо руками и расплакалась.
- Она что-нибудь сказала?
- Ничего ровным счетом. Как всегда, была сдержанна, скрытна. Поэтому я не знаю о ваших отношениях. Но мне кажется, когда-то между вами произошла размолвка.
- Почему вы так думаете?
- Думаю, и все. Разве я ошиблась? Вот видите, вы молчите!
- Люся ничего не передала для меня? - вдруг спросил Шерстев. - Быть может, записку? Или на словах?..
Саша покачала головой.
С минуту они глядели друг на друга. Потом атаман встал, прошел к окну. Все, что он услышал, было убедительно. Собеседница держалась безупречно, не сфальшивила даже в мелочи. А чувство настороженности, тревоги, возникшее, как только он увидел девицу, не ослабевало. Сейчас надо было решить, как дальше вести разговор.
Вошел Леван.
- Хозяин, - сказал он, встав у распахнутой двери, - большой гость приехал!
В комнату шагнул полковник Черный. Саша сразу его узнала: у Кузьмича имелись фотографии многих бандитских главарей.
Шерстев широко улыбнулся и принял гостя в объятия. Затем обратился к Саше:
- Сделаем перерыв. Позже я позову вас.
- Могу я попросить о любезности? - сказала она. - Пусть меня отведут к авиатору.
- Это зачем?
- Глупо упустить возможность час-другой поболтать с настоящим испанцем. Такая практика в языке!..
Шерстев был в нерешительности.
- О, я понимаю ваши опасения, - воскликнула Саша. - Но есть хорошее решение. Пусть авиатор разговаривает со мной, держа наготове заряженный револьвер. Полезно присутствие и еще кого-нибудь. Скажем, Гаркуши. Тогда наблюдение за подозрительной особой будет вестись в четыре ока. Эти мои слова надо понимать буквально: час назад я сняла повязку с глаза упомянутого Гаркуши.
- Хорошо, - сказал атаман. - Хорошо, я удовлетворю вашу просьбу. Гаркуша проводит вас к стоянке аэроплана и не будет мешать беседе с Энрико Гарсия… Леван, ты все понял?
- Хоп! - сказал горец.
- Сдашь нашу гостью на попечение Гаркуши и объяснишь ему, что надо.
Саша и Леван вышли.
- Ну и фифа, - сказал Черный. - Где ты ее раздобыл?
- Сама явилась. Утверждает, что подруга сестры Константина Лелеки.
- Подруга сестры Кости?.. Известно тебе, что дело его - труба?
- Мне сообщили, я не поверил.
- Кто сообщил?
- Эта особа. Потому и не поверил. Все пытаюсь выяснить, что она за птица. Пытаюсь, но пока все темно.
- А держится хорошо.
- Отлично держится. Думаю, большинство из того, что она рассказала, чистая правда.
- Большинство или все?
- Может, и все.
- Так какого же рожна!..
- Погоди! Ты батьку Григорьева хорошо знал?
- Не очень.
- Ну а я вырос у него на глазах. Хитер батька, как змий. Пестовал меня и всегда остерегал: "Бойся того, кто кажется слишком хорошим, у кого все идет слишком гладко".
- Не понимаю, какая здесь связь?
- У нее все слишком гладко. Я ей вопрос, она мне ответ, да такой, будто заранее все изложила на бумаге и карандашиком каждую запятую выправила… Батько Григорьев перед глазами стоит и перстом покачивает: "Остерегись, человече!"
- Не пережимаешь?
- А суди сам! Она принесла весть о Косте Лелеке. Не успел я переварить услышанное и засомневаться, как являешься ты и все подтверждаешь.
- Ну, хватил ты, друг Коля! - Черный вцепился руками в край стола, напрягся, - казалось, вот-вот бросится на собеседника. - Если ты и меня зачислил в тайные чекисты, разговор с тобой будет соответственный!
- Перестань, - поморщился Шерстев. - Тут дело серьезное. Все думаю: девица сообщила об аресте Лелеки, потому что понимала - вот-вот в отряд придет подтверждение.
- Заработает очко в доверии?
- Именно так.
- Не советовала ли она освободить Костю?
- Нет. Более того, косвенно предостерегала от такого шага. Ревкому, мол, и ЧК известна численность отряда, его вооружение.
- Там и в самом деле располагают данными об отряде?
- Даже знают, сколько у меня снарядов. Она назвала цифру: двадцать выстрелов на орудие.
- Точная цифра.
- Видишь, еще очко заработала!
- Послушай! - воскликнул Черный. - А не в твою ли пользу это очко? Может, перебрал ты в своих подозрениях и страхах? Повсюду в стране люди, недовольные властью большевиков, бегут к их противникам, объединяются, добывают оружие… Почему не предположить, что подруга Люси Лелеки - одна из таких патриоток?..
- Можно бы и предположить, - вздохнул Шерстев. - Вот только батько Григорьев перед глазами маячит…