- Здесь мы будем обсуждать только первую часть нашей экспедиции, - продолжал Монбар. - Это единственное, о чем теперь может идти речь. Наш флот велик. Испанцы* находятся настороже, видя наши усиленные приготовления; уведомленные шпионами, они зорко следят за нами, тем более что не знают, в какую точку мы устремим наши силы и какая именно из их колоний подвергнется нападению. В этом полезном неведении их необходимо держать как можно дольше и даже усилить их опасения, придав им ложное направление. Для этого, я полагаю, хорошо было бы сделать вот что…
Все придвинулись ближе и затаили дыхание. Помолчав с минуту, Монбар продолжал:
- Мы выйдем в море все вместе милях в десяти отсюда. По знаку, поднятому на адмиральском корабле, флот разделится на три части следующим образом: адмирал Морган, однажды уже взявший Пуэрто-Бельо, направится прямо к этому городу, овладеет им и, прочно укрепившись, займется приготовлением всего необходимого для высадки. Адмирал Пьер Легран займет Санта-Каталину. Этот остров богат, обильно снабжен съестными и боевыми припасами и служит
в одно и то же врем складом и арсеналом испанскому флоту. Пьер Легран заготовит с возможной быстротой все необходимое для снабжения флота припасами; на Санта-Каталине он оставит порядочный гарнизон и шесть судов для наблюдения за теми местами на острове, где легко пристать, так как туда мы будем свозить наших больных и раненых, там же назначается общий сборный пункт по возвращении из экспедиции. После этого эскадра со съестными припасами, которые адмиралу удастся собрать, примкнет к остальному флоту в порту Бургас, но предварительно адмирал с помощью легкого посыльного судна известит Моргана, чтобы тот спешил соединиться с ним. Медвежонок Железная Голова с третьей частью флота поднимется прямо по ветру и бросит якорь в нескольких милях от Чагреса, в устье реки Сан-Хуан - именно там произойдет общая высадка. Действуя таким образом, я полагаю, нам удастся провести испанцев и сбить их с толку: пока они будут зорко следить за Морганом и Пьером Леграном, стараясь не допустить их высадки на Санта-Каталину и в Пуэрто-Бельо, эскадра Медвежонка незаметно подойдет к тому месту, где мы хотим высадиться, и спокойно станет на якорь, не встретив отпора; к тому же, если мы сумеем прочно укрепиться в Пуэрто-Бельо и Санта-Каталине, то уже тем самым мы захватываем владычество над морем и перешейком и, следовательно, вольны действовать против Панамы, не опасаясь, что сильные отряды из внутренних колоний подоспеют на помощь местному гарнизону. Вот, господа, какой план я составил для исполнения первой части нашей кампании. Прошу вас взвесить все, сказанное мной, после чего сделать мне честь и представить ваши возражения; я с должным уважением отнесусь к мнению таких знатоков военного дела, как вы.
Услышав это ясное и точное изложение плана, составленного главнокомандующим, флибустьеры не могли удержаться от изъявления восторга - но не удивления; в самом деле, все было предвидено и рассчитано с редким искусством. То, что задумал Монбар, не требовало решительно никаких изменений, чего можно было бы ожидать в подобном случае. Монбар разом разрешил все затруднения, даже сам недоверчивый д'Ожерон почти что уверовал в возможный успех экспедиции и открыто завил об этом, поздравив Монбара с таким превосходным планом.
- Адмирал, - с пленительной улыбкой обратился к нему Морган от имени всех. - Мы понимаем, что вы из одной только вежливости созвали этот совет и нисколько в нем не нуждаетесь; нам остается только повиноваться вашим приказаниям.
- Стало быть, мой план, господа, кажется вам не только возможным, но и легко исполнимым?
- Нельзя придумать лучше, адмирал! Все мы искренне принимаем его без малейшей тени страха.
- Благодарю, господа. Итак, исполним же его! С вашей помощью я рассчитываю на успех.
- С таким командиром, как вы, адмирал, - продолжал Морган, - всегда можно с уверенностью рассчитывать на успех даже самого отчаянно смелого предприятия. Мы постараемся показать себя достойными вас!
Все поочередно пожали руку Монбару, с жаром уверяя его в своей безусловной преданности.
- Когда вы отправляетесь, адмирал? - спросил д'Ожерон.
- Сегодня же, с вашего разрешения, - ответил Монбар и прибавил, обращаясь к флибустьерам: - Теперь двадцатое марта, господа, на общий сборный пункт в устье реки Сан-Хуан я назначаю вам прибыть десятого апреля.
- Будем! - вскричали в один голос все присутствующие.
Спустя два часа флибустьерский флот снимался с якоря при неистовых криках толпы, теснившейся на берегу.
Никогда еще испанским владениям на суше не угрожало большей опасности!
С редким искусством и точностью маневров флот уходил в открытое море. Вскоре суда при свежем ветре стали удаляться одно за другим и не замедлили скрыться в голубоватой дымке горизонта.
Экспедиция началась.
Д'Ожерон, который желал лично присутствовать при отплытии флота и до последней минуты стоял один на краю пристани, наконец повернулся и направился к своему дому, погруженный в глубокую задумчивость.
ГЛАВА XI. Как капитан Сандоваль пригласил дона Фернандо позавтракать на корвете "Жемчужина"
Однажды утром, часов в десять, граф де Кастель-Морено только было собрался с духом, чтобы встать с мягкого ложа, на котором нежился, и надеть халат и туфли, когда дверь его спальни осторожно приотворилась и его доверенный камердинер, Мигель Баск, вошел в спальню доложить хозяину, что дон Пабло Сандоваль, капитан корвета "Жемчужина", просит позволения немедленно увидеться с графом по важному делу, которое не терпит отлагательства.
Хозяин и слуга улыбнулись друг другу со странным выражением, и по знаку графа капитан был тотчас к нему введен. После обычных приветствий и усиленных извинений дона Пабло Сандоваля за свой визит в столь ранний час Лоран, которому надоедало все это пустословие, решил положить ему конец; он подвинул кресло капитану, сам сел в другое и с пленительнейшей улыбкой сказал:
- Готов извинить вас, любезный дон Пабло, но с одним-единственным условием.
- Каким же, граф?
- Что вы не откажетесь позавтракать со мной.
- Не вижу причины этому противиться, граф.
- Прекрасно! Значит, договорились.
- Я этого не говорил.
- Позвольте, что же тогда вы, собственно, хотели сказать?
- Разве камердинер не доложил вам, что я приехал по важному делу?
- Определенно доложил, но я не думаю, чтобы это важное дело состояло, например, в том, чтобы заплатить мне сто пятьдесят унций золота, которые вы проиграли на слово на балу у губернатора?
- Не совсем, хотя и это входит в мои расчеты, игорные долги следует выплачивать в двадцать четыре часа, - прибавил он, отсчитывая и кладя на стол означенную сумму.
- Очень нужно было вам подниматься в такую рань для подобной мелочи!
- У меня были на то другие причины.
- Справедливо, я упустил это из виду.
- Любезный граф, я явился к вам в качестве посланника.
- Каково бы ни было поручение, трудно было найти посланника более приятного для меня.
- Покорно благодарю, граф. Вот мое поручение в двух словах.
- Я весь превратился в слух.
- Кстати! - неожиданно прервал капитан нить своей речи. - Вы слышали новость?
- Когда? Ведь я едва протер глаза.
- Действительно, ведь воры дали тягу этой ночью, вот оно что!
- Какие воры? Извините, я что-то не соображу.
- Вы помните, я рассказывал вам как-то, что мне удалось захватить с десяток французских флибустьеров?
- Позвольте, как же это было? На лодке, кажется, в открытом море?
- Да, да, именно так!
- Теперь вспомнил… И что же?
- Они дали тягу.
- Как дали тягу?
- Да так, как обыкновенно задают стрекача, черт возьми! Представьте, что они содержались в тюрьме в ожидании казни, их должны были повесить, но молодчики, видно, не питали особенного пристрастия к такого рода смерти и улизнули.
- Я понимаю.
- Да и я тоже.
- Так они совсем исчезли?
- Наиположительнейшим образом; втихомолку удрали ночью, слегка придушив тюремщиков.
- Что ж, в таком случае - туда им и дорога!
- Видно, граф, что вы прямо из Испании и не знаете этих негодяев. Это же сущие демоны!
- Прекрасно, но не могут же десять человек наводить на вас страх, будь они даже Самсонами, истребителями филистимлян, или Геркулесами, сыновьями Юпитера и победителями Лернейской гидры.
- Ошибаетесь, граф, эти разбойники очень опасны.
- Разве вы боитесь, что они возьмут город? - спросил молодой человек с легкой усмешкой.
- Этого я не говорил, хотя считаю их способными на все.
- Даже овладеть вдесятером Панамой? - расхохотался граф.
- Нет, но все же наделать нам много хлопот, если мы не сумеем изловить их. Губернатор в бешенстве - он рвет и мечет, даже напал на своих приближенных, подозревая измену. Признаться, и я того же мнения: просто-таки физически невозможно было этим мерзавцам сбежать, если бы снаружи им не помогли некие соучастники или, по крайней мере, люди подкупленные.
- Так у флибустьеров, значит, было золото?
- Ни единого реала! Это-то меня с толку и сбивает… Словом, дон Рамон де Ла Крус выслал за ними погоню по всем направлениям.
- О! Тогда можно не волноваться, на их след скоро нападут.
- Самое странное, что они и следов за собой никаких не оставили - ни малейшего признака, который мог был служить указанием для поисков, как будто они улетели по воздуху, прости Господи, или земля поглотила их! Ни одна живая душа не видела их и не слышала. Городские ворота оставались заперты, цепи натянуты у входа в порт; где же они могли пройти?
- Скажите, пожалуйста, как странно! И ничего они после себя не оставили?
- Напротив, я совсем забыл упомянуть!
- Вот видите!
- Судите сами, насколько это поможет нам в розысках: они написали метровыми буквами на стене своей камеры: До скорого свидания, плюгавые испанцы!
- Шутка, признаться, не очень милая.
- Губернатор находит ее возмутительной и видит в ней угрозу.
- Скорее хвастовство, черт возьми! Этим десятерым ускользнуть бы от преследователей!
- Им трудно придется, я с вами согласен… Но оставим их и вернемся к тому, что я собирался сообщить вам.
- Разумеется! Эти негодяи меня нисколько не интересуют.
- Вчера на балу несколько дам договорились прибыть сегодня ко мне на корвет с некоторыми родственниками и друзьями, конечно ими же приглашенными. В числе этих дам я назову вам, среди прочих, донью Линду, дочь губернатора дона Рамона де Ла Круса, и донью Флору, дочь дона Хесуса. Меня предупредили об этом только полчаса назад. Распорядившись относительно завтрака, я поспешил явиться к вам, любезный граф, с покорнейшей просьбой помочь мне принять дам на моем корвете.
- Предложение ваше очень любезно, капитан, и я принимаю его с большим удовольствием.
- Вот и отлично! Как видите, я не находил со своей стороны никаких препятствий завтракать с вами. Достигнув теперь цели своих дипломатических переговоров, я бегу опрометью - прием назначен на половину двенадцатого. До скорого свидания, как написали эти мошенники!
Молодые люди засмеялись, пожали еще раз друг другу руки, и капитан вышел.
Немедленно вошел Мигель.
- Ну, видно, дело устроили мастерски, - сказал Лоран.
- Неплохо, - согласился буканьер с усмешкой. - Кажется, вы имеете кое-какие вести?
- И самые свежие. По словам сеньора дона Пабло, губернатор просто взбешен, что с ним сыграли такую шутку. Он разослал во все стороны отряды в погоню за нашими бедными товарищами.
- Что ж, скатертью дорога! Моцион полезен, хотя беглецов им не догнать.
- Где они? Здесь?
- Разумеется, как и было условлено.
- Только пусть уж притаятся как мыши.
- Ничуть не бывало! Хосе с самого утра занят их гримировкой и переодеванием. Они теперь сами не узнали бы себя в зеркале. Этот краснокожий черт - мастер на подобные превращения, просто глазам своим не веришь.
- Все равно необходима осторожность.
- Хосе утверждает, что лучшее средство скрыться - это смело показываться на людях.
- В этом парадоксе есть доля правды, но только не следует заходить слишком далеко.
- Число ваших слуг никому не известно, там и здесь добавить по лишнему - в доме, в саду и в конюшне, - и никто этого не заметит. Вот посмотрите, какой подбор самых разнообразных слуг вам готовят, ваше сиятельство! Бартелеми, между прочим, ваш дворецкий, превратился в великолепнейшего идальго, какого можно себе вообразить. Умора просто! Честное слово, мы боимся взглянуть друг на друга!
- Сумасброды! Все же я повторяю, будьте осторожны.
- Да ведь Хосе отвечает за все!
- У тебя с некоторых пор Хосе с языка не сходит. Что это ты так восхищаешься им?
- Он вовсе не то, чем кажется.
- Стало быть, и он также переодет?
- Еще бы! И мы все - это прелесть что такое!
- Странную мы разыгрываем комедию…
- Которая вскоре превратится в трагедию!.. Впрочем, я нисколько не скрываю своего пристрастия к Хосе, а вам известно, ваше сиятельство, что я с бухты-барахты никем восхищаться не стану.
- Тебе надо отдать должное.
- Этого же человека, доложу вам, я просто полюбил от души; он храбр, честен, предан, я готов за него ручаться.
- Монбар знаток в людях и очень хвалил мне его.
- Стало быть, мы можем не волноваться. Разговаривая таким образом, Лоран с помощью Мигеля надел богатый костюм, на груди его красовался орден Золотого Руна, который в то время давали кому-либо чрезвычайно редко и за одни только величайшие заслуги.
Мигель улыбнулся, заметив, как Лоран небрежно прикалывал его.
- Чего зубы-то скалишь? - спросил мнимый граф. - Разве я не имею права носить этот орден?
- Да сохранит меня Бог сомневаться в этом, ваше сиятельство! - с живостью возразил буканьер. - Бесспорно, вы более всякого другого имеете на него право, только мне смешно видеть орден Золотого Руна на груди одного из главных предводителей Береговых братьев, ожесточенных врагов Испании.
- Правда, для нас с тобой это противоречие очень забавно. Положил ты мне золота в карманы?
- Положил, ваше сиятельство.
- Подай теперь мои бриллианты.
- Я поеду с вами?
- Нет, черт возьми! Я еду на корвет "Жемчужина", а ты так горячо возлюбил это очаровательное судно, что способен наделать там гвалта. Ведь я знаю тебя, друг сердечный, как облупленного, и мне приходится принимать свои меры… Серьезно, Мигель, чем ближе развязка, тем хитрее и осторожнее должны мы поступать.
- Вы же обещали мне "Жемчужину"!
- И получишь ее, жадный человек, но потерпи еще немного.
- Хорошо, - проворчал Мигель, словно собака, у которой отняли кость, - подождем, но ведь один же вы туда не поедете?
- Я возьму с собой Шелковинку.
- Вот счастливчик! Только ему такая удача на роду и написана!
- Не приревновал ли ты, чего доброго? - засмеялся Лоран. - Лошади готовы?
- Ждут у дверей.
- Тогда я немедленно отправляюсь; не жди меня скоро, я пробуду на корвете несколько часов, сам еще не знаю сколько.
- Ладно. Они вышли.
На дворе Шелковинка - или, вернее, Юлиан, так как это было его настоящее имя, - предвидя, что поедет с хозяином, уже вскочил в седло, надев богатый костюм пажа.
Граф также сел на лошадь, махнул Мигелю рукой на прощание и отъехал от дома в сопровождении Юлиана и ливрейного слуги, который должен был привести назад лошадей.
Испано-американцы не знают иного способа передвижения помимо поездки верхом.
Редко можно встретить их пеших: как для самого кратчайшего переезда, так и для самого продолжительного они садятся на лошадь и, так сказать, всю жизнь проводят в седле.
Возбуждая всеобщее оживление, граф неторопливым шагом проехал часть города и наконец достиг гавани. Он сошел с лошади и сделал знак своему пажу также спешиться. Ливрейный слуга взял в поводья лошадей и тотчас повернул назад, а Лоран тем временем подозвал одного из множества лодочников, лодки которых лепились вдоль пристани, и велел отвезти себя на корвет капитана Сандоваля.
"Жемчужина" была великолепным судном, изящным, стройным, с низкой кормой и высокими, слегка наклоненными назад мачтами, которое содержалось в величайшем порядке. На корвете было двадцать четыре пушки. Построенный на верфи Фьероля, он славился как одно из надежнейших судов по прочности постройки во всем испанском флоте, который в то время оспаривал у голландского право называться лучшим в мире.
Капитан дон Пабло Сандоваль, несмотря на свою хвастливость, коей славятся уроженцы Андалусии, был действительно превосходным моряком безупречной храбрости; он любил свой корвет, как дорогую возлюбленную, и то и дело придумывал для него новые изящные украшения.
Лодка подъехала к корвету с правого борта; дон Пабло ждал графа у спущенного парадного трапа. Увидев на графе орден Золотого Руна, дон Пабло не мог удержать восклицания восторга.
Дон Фернандо улыбнулся, заметив это невольное волнение.
- Я хотел оказать вам внимание, - обратился он к дону Пабло, протягивая ему руку.
Графа встретили на корвете с почестями, приличествующими его званию.
- Не заставил ли я себя ждать, любезный капитан? - спросил граф.
- Нисколько, ваше сиятельство, пока что еще никто не прибыл.
- Любезный дон Пабло, сделайте мне одно удовольствие.
- Весь к услугам вашего сиятельства.
- Раз и навсегда бросьте все эти сиятельства и титулы, мы достаточно знакомы и подобный этикет совершенно излишен.
- Но как же прикажете называть вас, сеньор граф?
- Опять! Честное слово, вы неисправимы! - засмеялся гость.
- Но я, право, не знаю, как мне быть.
- Называйте меня просто доном Фернандо, как я вас - доном Пабло, вот и все!
- Если вы требуете этого…
- Я не имею никакого права требовать, капитан; я могу только просить, что и делаю.
- Пусть будет по-вашему, я повинуюсь.
- Благодарю, дон Пабло, вы меня искренне обрадовали, вы не можете вообразить, как мне в тягость все эти формальности! Я люблю простоту.
- Вижу, сеньор, и рад этому.
- Вот так-то лучше, любезный дон Пабло, вы привыкнете, я вижу.
- Желаете закусить?
- Мне пока не хочется, благодарю. Не воспользоваться ли нам свободной минутой, чтобы осмотреть ваш прелестный корвет?
Ничто не могло так сильно польстить самолюбию капитана, как подобное предложение; разумеется, он охотно согласился.
Граф и капитан приступили к осмотру судна, оставив Юлиана на верхней палубе, где он тотчас познакомился с экипажем.
Внутреннее устройство корвета вполне соответствовало его наружному виду, везде царили роскошь и редкая чистота. Капитан потратил громадную сумму на меблировку и отделку не только своего помещения, но и кают офицеров; корма его судна превратилась в прелестнейшее убежище, какое можно вообразить.