- А ваши охотники где?
- Вот уже шесть дней, как они скрываются в самом Уресе.
- Черт побери; но ведь это слишком рискованно, разве вы не боитесь, что их накроют?
- Я за них спокоен; все они осторожны и шагу не сделают без моего приказа! Дон Порфирио явится через два дня; надо предупредить, чтобы он еще не показывался; мы не можем ничего предпринять ранее, чем через четыре дня.
- Отчего?
- Потому что только через четыре дня дон Мануэль сбросит с себя маску и заставит солдат провозгласить себя президентом республики трех штатов: Соноры, Синалоа и Аризоны.
- Это верх безумия!
- Нет, это результат вашего визита к нему. Он хочет попробовать окончательно раздавить дона Торрибио, пока тот еще не раздавил его самого.
- Это ужасно!
- Дон Мануэль дошел до такого состояния, что вынужден прибегать к отчаянным мерам в надежде на спасение.
- Неужели?
- Вы знаете, мне все хорошо известно.
- Меня часто удивляет, до какой степени дон Мануэль доверяет вам.
- Это мой секрет, ваша милость. Но будем лучше говорить о делах, скоро нам надо расстаться!
- Говорите, Лукас Мендес, теперь вы приказываете.
- Вы смеетесь, ваша милость!
- Нисколько; я в восторге, что, в силу обстоятельств, после того как вы были моим слугой, вы делаетесь равным мне, и очень возможно, что скоро сделаетесь моим повелителем.
- Наша жизнь состоит из контрастов. Вы поймете это, ваша милость, когда будете постарше. Знайте только, что бы ни было, я останусь навсегда вашим другом. А пока скажите дону Порфирио, чтобы он напал на Урес врасплох, в этот четверг, то есть через четыре дня, в пять часов вечера, за час до заката солнца, ни раньше, ни позже, и пусть не беспокоится о том, что произойдет в тот день в городе.
- Все будут исполнено, как вы сказали; через два часа Пепе Ортис выедет на встречу к дону Порфирио.
- Отлично; куда вы спрятали своих охотников?
- Они теперь на шхуне, которую я нарочно нанял.
- Они не сойдут на землю?
- Только некоторые, на которых я наиболее полагаюсь.
- В каком трактире они остановятся?
- У Домингеса, на набережной, почти напротив таможенной брандвахты.
- Я знаю ее; место удачно, и Домингес человек верный; в четверг, при закате солнца, пусть ваши охотники высадятся, как можно осторожнее; чтобы не возбудить подозрений, переоденьте их в костюмы стрелков и ждите меня.
- Слушаю.
- Будьте осторожнее, а пока прощайте. Да, если вы мне понадобитесь до четверга, где я могу найти вас?
- На моей шхуне! Я не выйду оттуда до последней минуты.
- Итак, решено. До свидания, дон Торрибио! Скоро вы убедитесь, до какой степени я предан вам! - прибавил старик в сильном волнении.
- Что вы хотите сказать?
- Ничего, извините меня, до свидания!
- До свидания, Лукас Мендес, желаю вам успеха!
- Теперь наша судьба в руках Бога! - проговорил старик в раздумье.
Через десять минут дон Торрибио, перейдя реку, выезжал из леса.
- Еще четыре дня! - сказал Лукас Мендес, провожая взглядом молодого человека. - Четыре дня, и потом!.. О Господи! Помоги мне! Тебе одному известно, что я начал эту борьбу не только из мести! Справедливость должна восторжествовать, наделив каждого по заслугам.
Он вошел в палатку и через несколько минут вышел оттуда, переменив костюм, а через час уже въезжал в Урес.
ГЛАВА XIII. В которой дон Порфирио Сандос мстит за себя с мечом в руках
Солнце садилось в багровых облаках, и почти тотчас же день сменился ночью. В это время из лесу выезжал всадник, который был не кто иной, как наш знакомец Пепе Ортис, направлявшийся к Уресу. Внезапная темнота не смутила юношу: в тропических странах все привыкли к такому явлению. К тому же, его глаза скоро освоились с темнотой и он видел довольно ясно, чтобы верно держать путь.
Подъехав к густой чаще, он остановился и два раза крикнул по-совиному.
Почти тотчас же со всех сторон ему ответили такими же криками, точно он вспугнул целую стаю сов; вслед за тем начали появляться всадники и молча становились за ним в ряды; все в мундирах стрелков; сам же Пепе Ортис был в капитанском мундире.
- Сколько нас? - спросил он сдержанным голосом.
- Пятьдесят, - ответил ему лейтенант, по голосу которого можно было узнать, что это был дон Руис Торрильяс де Торре Асула, - больше я не успел собрать, но зато каждый из них стоит троих по своей храбрости и честности.
- Благодарю вас от имени дона Торрибио и дона Порфирио!
- Не стоит благодарности; итак, сегодня ночью?
- Сию минуту, ваша милость; наши войска уже заварили кашу, а дон Порфирио ждет условного сигнала, чтобы нагрянуть со стороны Ариспе.
- А нам что делать?
- Мы присоединимся к дону Торрибио; он теперь сидит в трактире подле речки. Вы больше никого не ждете?
- Нет, все мои люди здесь!
- Ну, в таком случае, - сказал Пепе Ортис, принимая тон командира и обнажаю саблю, - направо, по четыре в колонну и марш скорой рысью!
Лишь только маленькое войско удалилось, из кустов выпрыгнул человек и пустился вслед за всадниками, приговаривая со злорадством:
- Молодец, Матадиес! Вот дураки-то: рассказывают громко о своих делах среди дороги. Viva Cristo! Если на этот раз дон Мануэль не заплатит мне по крайней мере ста унций, то будет не благ…
Бандит не успел докончить: в воздух взвилась веревка и, стянувши ему шею, поволокла за лошадью, мчавшейся во весь дух. Он всячески отбивался, стараясь освободиться от петли, но все напрасно; его тело, ежеминутно зацеплявшееся за кусты, превратилось в сплошную рану, и вскоре он умер в страшных мучениях. Тогда всадник остановился, удостоверился в смерти бандита, снял с него веревку и, сев на седло, поехал по направлению к городу.
- Так тебе и надо, несчастный шпион, - проговорил он, - ты наказан по заслугам; упокой, Господи, его душу! - И он набожно перекрестился. Этот всадник был Лукас Мендес.
Пока бывший слуга дона Торрибио расправлялся со шпионом, Пепе Ортис во главе своего войска въезжал в город.
Ночь была темная, улицы пустынны; все жители позакрывались у себя, ежеминутно вздрагивая от выстрелов, доносившихся из центра города, где шла ожесточенная битва.
Пепе Ортис, прекрасно изучивший Урес, повел свое войско, по узкой и грязной улице, в тот квартал, где находились казармы и велел им загородить входы на улицы. Затем, взял с собой шесть человек, он направился к кабачку, в котором офицеры часто собирались поиграть, попить и повеселиться. Пепе Ортис был уверен, что и теперь многие из них не утерпят, чтобы хоть на несколько минут не забежать в кабачок с деньгами дона Мануэля, которые тот раздавал по случаю пронунсиаменто.
Он пошел в кабачок и вызвал самого хозяина, который узнав, что его спрашивает капитан в сопровождении нескольких солдат, не осмелился ослушаться и поспешил выйти к нему.
- Что вам угодно, капитан? - спросил он, искоса поглядывая на Пепе Ортиса.
- Что ты предпочитаешь, - вдруг сказал ему тот, - получить десять унций, или погибнуть? Выбирай скорей, без рассуждений!
- Caray! Конечно, лучше получить десять унций. Что нужно для этого?
- Сколько теперь офицеров в твоей конуре?
- Двадцать или двадцать пять самое большее, ваша милость!
- Ты лжешь, наверное, больше!
- Нет, ваша милость; теперь кажется дерутся, им и то очень трудно оставить свой пост. Да если вы сомневаетесь, проверьте сами!
- Ну ладно! Сделай так, чтобы через пять минут они все вышли!
- Это нетрудно: я им скажу, что их требуют во дворец.
- Это уже твое дело, но ты должен их выпроводить! Понял?
- Слушаю, ваша милость. И я получу десять унций?
- Вот они, бери; но берегись; если ты меня обманешь, тебя ждет смерть.
- Обмануть вас, ваша милость! Не беспокойтесь! Вы слишком щедры для этого! К тому же я их не знаю, этих офицеров; мне до них решительно нет дела!
- Им не сделают никакого зла. Иди же, я жду здесь! Нам неизвестно, что именно придумал трактирщик; но офицеры стали выходить по два, по три, и все попались в ловушку.
Пепе Ортис, забрав их, заставил идти впереди войска.
- Знаете, мой друг Пепе Ортис, - сказал ему дон Руис Торрильяс, - вам пришла блестящая идея: солдаты, лишенные начальников, уже наполовину побеждены. Жаль, что вы не забрали их еще больше!
- Это не моя вина, ваша милость: я и то сделал, что мог! - добродушно ответил юноша.
Дон Руис засмеялся.
- Если так будет продолжаться, я думаю, мы попируем! - сказал он.
- Я убежден в этом, - ответил Пепе Ортис. - Вот вы увидите!
Разговаривая, они незаметно доехали до трактира Домингеса; ворота мгновенно открылись, чтобы впустить их и тотчас же захлопнулись за ними: видно было, что их давно ожидали.
Дон Торрибио, стоя подле Домингеса, держащего в руке фонарь, встречал всех.
- О-о! - сказал он Пепе. - С какой ты большой компанией. Где ты навербовал столько храбрых товарищей?
- Это не я набрал, а дон Руис Торрильяс! - ответил Пепе.
- Дон Руис Торрильяс, разве он здесь?
- Здесь, сеньор, и весь к вашим услугам! - ответил молодой человек, выступая вперед вместе со своим Негро.
- Очень рад видеть вас, - искренне воскликнул дон Торрибио, - ваше присутствие сослужит нам великую службу. Я имею честь быть другом вашего отца…
- Я надеюсь, дон Торрибио, что вы не откажете и мне в вашей дружбе. Что касается меня, то мое пламенное желание - сделаться вашим другом!
- Я был уже им, еще не зная вас, дон Руис!
- А теперь?
- Вот моя рука!
- Как я рад! - весело воскликнул дон Руис. Молодые люди крепко пожали друг другу руки и поцеловались. Затем, предшествуемые Домингесом, дон Руис, дон Торрибио и Пепе Ортис вошли в довольно обширную комнату и разместились по скамейкам.
Снаружи доносился страшный шум; стрельба становилась сильнее.
- Мне думается, что нам сейчас дадут сигнал! - сказал дон Торрибио.
- Дай Бог! - ответил его новый друг.
- Так мне надо поторопиться, - сказал Пепе Ортис, - запрятать подальше дичь, которую я подобрал в пути.
- Что?! О какой дичи ты говоришь?
- О! Пустяки, двадцать солдат, да двадцать пять офицеров-мятежников.
- Молодец, тебе часто приходят прекрасные мысли!
- Я это и сам знаю, - сказал он смеясь, - но только признаюсь, эти господа очень стесняют меня. Куда я их дену?
- Есть о чем тревожиться! Домингес, не найдется ли у вас места для этих пленников?
- Сколько угодно, сеньор! - отвечал хозяин. - Задняя стена моей гостиницы выходит прямо на реку. Дайте сигнал, и сюда сейчас же подплывет лодка, в которую мы и спустим голубчиков через окошко.
- Как мешки с пшеницей! Домингес, вы неоценимы! Ты слышишь, Пепе; не теряй же времени, мой друг.
Пепе тотчас же вышел с хозяином трактира. Молодые люди остались одни.
Дон Торрибио сильно беспокоился, думая о донье Санте; одна, в маленьком домике на главной площади, она подвергалась большим опасностям; там должен быть самый разгар сражения.
Так прошло полчаса; они оба молчали, думая каждый о своем.
Пепе Ортис возвратился с Домингесом.
- Кончено, - сказал он, - мешки спущены благополучно, наконец-то я развязался с ними!
- Одно слово, Домингес! - сказал дон Торрибио.
- Рад служить вашей милости! - ответил хозяин, кланяясь.
- Сначала возьмите себе вот это, - сказал молодой человек, протягивая ему кошелек, - верный счет дружбы не портит. Ведь мы условились за пятьдесят унций, не правда ли?
- Да, ваша милость.
- В этом кошельке шестьдесят! Итак, мы теперь квиты!
- Как вы добры, сеньор дон Торрибио; служить вам доставляет удовольствие. Теперь я ваш должник, - добавил хозяин с ласковой и почтительной улыбкой.
- Нисколько, вы были верны, я остался доволен вами! Я доказываю вам это, награждая вас. Вам известен пароль?
- Да, ваша милость; он был сообщен при мне полковнику Искиердо самим губернатором.
- О-о! Какой же он?
- Santiago, ampare la Patria!
- Гм! Это почти испанский боевой клич. Впрочем, не все ли равно?! Благодарю вас. - И, повернувшись к Пепе прибавил: - Пойди посмотри, все ли оружие в порядке и скажи от меня Кастору, чтобы он велел своим людям садится на лошадей; торопись, нам, наверное, сейчас дадут сигнал.
Предчувствие дона Торрибио не обмануло его. Едва прошло несколько минут, как вышел Пепе Ортис, как послышались удары в ставни одного из окон той комнаты, где сидели молодые люди.
Дон Торрибио тотчас же встал и, подбежав к окну, стукнул в его ставни три раза, два раза подряд, и раз, погодя немного. Снаружи послышался едва уловимый голос.
- Santa libertad!
- Ni oro, ni plata! - тотчас же ответил дон Торрибио.
- Ni engano! - продолжил тот же голос.
Дон Торрибио подал знак Домингесу, который пропустил человека, проскользнувшего в нее, как змея; калитку тихонько заперли на задвижку.
- Вы готовы? - спросил этот человек, войдя в залу и сбрасывая с лица покрывало.
- Мы ждали вас, Лукас Мендес, с большим нетерпением! - ответил дон Торрибио.
- Сколько у вас всего человек?
- Триста пятьдесят, и все - люди верные, вооруженные с головы до ног.
- Я не знал, что вас так много!
- Дон Руис Торрильяс привез нам пятьдесят всадников.
- Тем лучше, они пригодятся нам! Бунтовщики дерутся отчаянно, и не пропади у них часть офицеров, то неизвестно…
- Да, я то знаю, как Пепе Ортис поймал их.
- Хорошо придумано! Благодаря Пепе мы можем выиграть сражение. Мятежники дерутся не на жизнь, а на смерть; зная, что им нечего ждать пощады, они не отступают ни на шаг, дон Порфирио уже недалеко от площади. Вот куда нам надо проникнуть; разделите ваше войско на два эскадрона, вы будете командовать первым, а дон Руис - вторым.
- А вы?
- Я буду сопровождать вас! Ну, скорей! Только не забудьте внушить своим людям, чтобы они все на сегодняшнюю ночь считали бы себя настоящими солдатами.
- А дон Порфирио?
- Когда мы завладеем дворцом, я пущу ракету, после которой он, а также генерал Кабальос, нагрянут на неприятеля.
- Итак, едем с Божьей помощью!
Все всадники сидели уже в седлах, вооруженные копьями и ружьями. Образовались два эскадрона. Дон Торрибио стал во главе первого с Пепе Ортисом и Лукасом Мендесом; дон Руис и Кастор впереди второго.
- Откройте ворота! - сказал дон Торрибио Домингесу. Последний исполнил приказание, и всадники двинулись. Ночь была совсем темная; не только не было луны, но
даже ни одной звездочки не виднелось на небе. Всадники подвигались медленно, шаг за шагом, боясь обратить на себя внимание.
Но, не прошло и четверти часа, как при одном из поворотов они заметили точно в тумане красноватый свет и сыпавшиеся искры, среди которых двигались неясные тени; затем виднелась черная полоса, на которой показались другие неподвижные силуэты; всадники догадались, что это - баррикада.
- Осторожней! - сказал Лукас Мендес сдержанным голосом.
Охотники невольно вздрогнули, чувствуя предстоящую схватку, но продолжая двигаться вперед. Когда они приблизились шагов на тридцать к баррикаде, на них нацелились ружья и раздался чей-то громкий голос:
- Кто идет?
- Свои! - ответил дон Торрибио.
- Кто такие? - продолжал голос.
- Стрелки из Гвадалахары!
Произошел небольшой перерыв. За баррикадой задвигались. В это время человек тридцать солдат с лошадей, которых спрятали в арьергарде; сами же, пешие, стали за доном Торрибио.
Затем спросил офицер пароль.
- Santiago, ampare la Patria! - ответил дон Торрибио.
- Верно, - сказал офицер, - но почему вы велели некоторым солдатам сойти с лошадей?
Дон Торрибио посмотрел вокруг себя, потом, нагнувшись к офицеру, схватил его за шиворот, приставив дуло пистолета к его груди:
- Потому что я хотел прогнать вас с поста, - сказал он тихим, но угрожающим голосом, - сто унций и чин капитана, если вы будете молчать. Но за одно слово или крик я вам размозжу голову! Взгляните-ка, что делается.
Офицер обвел вокруг себя любопытным взглядом, чтобы уяснить себе настоящее положение.
Получилось нечто для него неожиданное: пока он переговаривался с доном Торрибио, как того требовала военная дисциплина, охотники, под предводительством Лукаса Мен-деса, проскользнули в темноте к баррикаде и завладели ею без выстрелов и без боя. Сторожа, конечно, заранее подкупленные, не только не оказали ни малейшего сопротивления, но, напротив, с удовольствием присоединились к ним.
- Ловко сыграно! - проговорил небрежно офицер. - Прекрасно выполнено, честное слово! Я сдаюсь, сеньор, и с этой минуты готов служить вам. Что я должен делать?
- Обещать честно исполнять свои обязанности, капитан!
- Обещаю, сеньор! Caray! Сразу два чина, какое счастье! Сегодня утром был унтер-офицером а вечером сделался - капитаном. Большего мне и желать нечего, по крайней мере, теперь! - прибавил он, смеясь.
- Ну и прекрасно, - сказал дон Торрибио, пряча пистолет. - Не беспокойтесь, благодаря вам битва теперь скоро окончится.
Это смелое нападение было произведено с такой ловкостью, что нигде не возбудило тревоги. Дон Мануэль не подозревал, что делалось в нескольких шагах от него, а потому ему не заботился о предохранении себя от страшного удара. Дон Торрибио отвел в сторону Пепе Ортиса, поручив ему принять некоторые меры относительно доньи Санты, которую он хотел избавить от ужасного зрелища битвы, происходившей пока на ее глазах, затем в сопровождении двадцати охотников направился ко дворцу.
Лукас Мендес по взятии баррикады пустил ракету, чтобы возвестить дону Порфирио и генералу Кабальосу, что решительная минута настала.
Четыре пушки, захваченные при взятии баррикады, повернули в сторону мятежников, на которых, как град, полетели выстрелы, в то же время дон Руис, Лукас Мендес и Кастор напали на них с тылу, чем привели их в большое смятение.
Бунтовщики, очутившись среди двух огней и видя, что всякое отступление отрезано, дрались отчаянно. Почти все были убиты, лишь немногим удалось спастись. Тогда дон Порфирио с генералом Кабальосом вступили на главную площадь, где их встретил дон Руис со своими охотниками.
В эту минуту дон Торрибио выходил из дворца в ярости.
- Ну, что? - спросил дон Порфирио.
- Дон Мануэль скрылся! - вскричал молодой человек.
- Скрылся?
- Да! Во дворце нет ни души; негодяй сбежал!
- Оставьте его, - вмешался в разговор Лукас Мендес. - Где бы он ни пропадал, я найду его; и на этот раз уж мы не выпустим его!