- Лоцман, ваше превосходительство, - смиренно сказал пленник, - не только на море, но и на суше, когда понадобится.
- Ага! - с улыбкой отозвался Медвежонок и прибавил: - Можешь ты быть верен?
- Как не мочь, ваша милость!
- Вход в гавань Гуантанамо затруднителен?
- Нисколько, ваша милость, стоит лишь держаться самой середины похода в гавань.
- Город велик?
- Это деревня, ваша милость.
- Очень хорошо. Есть там военные силы?
- Отряд в пятьдесят человек при земляном редуте.
- Черт возьми!
- Но, - поспешил договорить лоцман, - сооружение редута еще не докончено и пушки не прибыли из Сантьяго, хотя их ждут с часа на час!
- Тем лучше! Это во многом упрощает дело; как ты полагаешь, заметили наше приближение?
- Наверняка нет, ваша милость; я заметил вас около часу назад, когда все жители спали непробудным сном.
- Так слушай же меня: ты знаешь, кто мы, не правда ли? Берегись, если ты меня обманешь, я вздерну тебя на верхушке мачты, которая над твоей головой. Если же ты окажешь мне хорошую услугу, то получишь за это десять унций золота. Я никогда не изменяю своему слову. Что же ты выбираешь?
-Десять унций, ваше превосходительство, - с живостью вскричал лоцман, глаза которого заблестели от жадности.
- Хорошо, договорились; теперь принимай управление судном и веди нас в гавань.
Лоцман поклонился и приступил к исполнению того, что ему приказали.
Испанец примирился со своей невольной ошибкой, когда обещанная щедрая награда в десять унций золота превратила его, по крайней мере на время, в приверженца Береговых братьев.
Он с необычайным искусством провел судно по узкому проходу в гавань, и вскоре фрегат был на расстоянии половины пушечного выстрела от деревни, все еще погруженной в глубочайшее безмолвие.
Страшное пробуждение предстояло ей.
Командир фрегата велел бросить якорь и убрать паруса, потом передал командование Пьеру Леграну и съехал на берег, захватив с собой лоцмана.
Три лодки с сотней флибустьеров следовали за командиром.
Пристани достигли в несколько ударов весел.
Из опасения быть захваченными врасплох Медвежонок приказал лодкам, когда все высадились, отплыть и держаться поодаль от берега.
- Какие власти в деревне? - спросил он лоцмана.
- Всего одна, ваша милость: алькальд.
- Где он живет?
- В большом доме перед вами.
Большой дом на самом деле был хижиной, немного менее жалкой, чем остальные.
- Вот и прекрасно, - продолжал Медвежонок, - алькальд этот храбр?
- Не могу сказать вашей милости; знаю только, что это злой скряга, которого все ненавидят; но он племянник губернатора в Сантьяго и потому делает что вздумает.
- Вот тебе на! - вскричал Медвежонок, смеясь. - Уж не призван ли я здесь разыграть роль Провидения? Смешно было бы!
- О! Ваша милость, - вскричал лоцман умоляющим тоном, - весь наш край был бы очень счастлив избавиться от такого изверга; нет ни одного ужасного деяния, которого он не совершал бы ежедневно!
- Неужели? Ну, так я пойду поздороваться с этим достойным алькальдом; что же касается тебя, то ступай за мной и ничего не бойся.
Дом алькальда стоял в нескольких шагах от берега.
Медвежонок велел окружить его, потом выхватил пистолет из-за пояса и выстрелил в дверной замок, разлетевшийся вдребезги.
Но дверь не отворилась: она была крепко заложена изнутри.
- По-видимому, мы имеем дело с человеком осторожным, - сказал командир экспедиции, вновь заряжая пистолет, - Хватите-ка тут раза два топором!
В то же мгновение настежь распахнули окно, и в нем показалось бледное от испуга лицо человека в ночном одеянии, вооруженного длинным мушкетом.
- А! Мерзавцы! - пронзительно крикнул он. - Убить меня хотите! Постойте, я вас!
- Заткнуть рот этому крикуну, - холодно сказал Медвежонок.
Выстрелом из ружья мушкет разбило и вышибло из рук алькальда; осколки попадали наземь.
Алькальд буквально нырнул в глубь комнаты.
Выстрелы и удары топором в дверь разбудили жителей, повсюду в домиках робко приотворились двери, и показались бледные, с заспанными глазами лица; однако выйти не осмеливался никто.
Дверь дома алькальда наконец подалась под учащенными ударами сильного матроса.
- Приведите-ка сюда этого негодяя, - приказал Медвежонок двум флибустьерам, - а вы, - обратился он к остальным, - постройтесь и смотрите в оба.
Алькальд появился полунагой, в рубашке и подштанниках; он дрожал всем телом, скорее от страха, чем от холода, хотя ветер был довольно чувствителен - ночи очень холодны в тех местах. Два матроса, которые вели алькальда, не скупились на удары прикладами, чтобы подгонять его.
- Вы алькальд? - резко спросил Медвежонок.
- Алькальд, - последовал едва слышный ответ хриплым голосом.
- Связать ему руки, а пальцы перевить серными фитилями. При первом моем знаке зажечь фитили.
Приказание было исполнено с быстротой и ловкостью, свидетельствовавшими о долголетнем опыте.
Алькальд понял, в чем дело, и ужас его не знал меры.
- Теперь отвечайте и смотрите, не вздумайте обманывать, а то поплатитесь, - с двусмысленной улыбкой произнес Медвежонок, указывая на его пальцы.
- Спрашивайте, - тотчас отозвался алькальд.
- Ваша деревня в моей власти, вы и все жители - мои пленники. Но у вас есть возможность откупиться.
- Увы! Мы так бедны!
- Быть может, но у вас есть склады съестных припасов. Где они?
- Клянусь спасением души, все склады пусты.
- Где они?
- Там, - указал алькальд на два больших сарая из досок.
- Осмотреть, - коротко приказал Медвежонок. Человек двадцать флибустьеров бросились туда и через четверть часа вернулись с отчетом, что сараи пусты.
- Других нет? - спросил Медвежонок у алькальда.
- Нет, - пробормотал пленник.
- Точно нет?
- Клянусь спасением души…
- Хорошо, хорошо, - перебил капитан, - это мы знаем. Берегись.
- Но клянусь же вам, что нет, - осмелился повторить алькальд, начиная успокаиваться.
Однако вдруг отступил на шаг.
- Это что за дьявол! - вскричал он, увидав лоцмана, который до сих пор скрывался в толпе Береговых братьев.
- Этот человек обманывает вас, ваша милость, - с живостью вскричал лоцман, - и обманывает заведомо.
- То есть?
- Склады пусты, это правда, но это потому, что он захватил, несмотря на протесты законных владельцев, все товары, сложенные в магазинах, и велел перенести их на свой собственный склад, чтобы продать в свою пользу.
- Правда это? - спросил Медвежонок, обращаясь к толпе, стоявшей поодаль.
Когда жители удостоверились, что флибустьеры не имеют злого умысла собственно против них, они понемногу осмелились выйти из своих домов. Скопление народа увеличивалось с каждой минутой.
- Правда, ваша милость, - ответили они в один голос.
- Так этот человек, который должен бы по своему положению служить вам покровителем и защитником, напротив, грабит и притесняет вас?
- По миру пускает, берет все, что мы накопим; если же кто посмеет жаловаться, он тотчас подвергает строптивца пытке.
- Где склады этого человека? Алькальд издал горестный стон.
- Молчать, презренная тварь! - грозно вскричал Медвежонок.
- За его домом, - сказал лоцман, - они набиты битком, ваша милость, не только вяленым мясом, соленой свининой и зерновым хлебом, но и вином и водкой.
- Хорошо, он будет наказан по заслугам. Слушайте все: я мог бы взять с вас выкуп, но не хочу. Мне требуется только ваша помощь, чтобы переправить на мое судно припасы, в которых я нуждаюсь. Но так как люди вы бедные, я не хочу обижать вас, отнимая то, что вам принадлежит. Итак, во-первых, я предоставляю вам ограбить этот дом; во-вторых, вы получите от меня пять тысяч пиастров, которые поделите между собой.
Оглушительные клики радости служили ответом на эту речь. И чуть ли не громче всех кричали солдаты, которые с грозным видом подошли было под командой альфереса, однако, услыхав в чем дело, немедленно побросали оружие и разбежались, оставив офицера одного иметь дело с неприятелем.
Альферес был храбрый офицер, трусость солдат возмутила его и вызвала прилив краски к лицу.
С минуту он оставался неподвижен, нахмурив брови и с презрением глядя на своих подчиненных, которые так и рассыпались при слове "грабеж", но его колебания длились всего один миг.
Он гордо поднял голову и подошел твердыми шагами к Медвежонку.
Тот глядел на него с улыбкой на губах.
- Сеньор капитан, или какое бы там ни было у вас звание, кабальеро, - обратился к нему офицер с надменной вежливостью, - я пришел не сдаваться вам.
- Зачем же вы пришли, если так? - спросил Медвежонок, и взгляд его сверкнул.
- Один я не могу оказывать сопротивления, - холодно продолжал альферес, - я пришел заявить от имени Испании решительный протест против невиданного нападения, жертвой которого мы сделались; а шпагу мою… - заключил он, выхватив из ножен и взмахнув ею над головой.
- Постойте, альферес, - сказал флибустьер, спокойно взяв у него шпагу и вложив опять в ножны, пока офицер стоял неподвижно в сильнейшем изумлении, - вы храбрый воин. Если бы правительство, которому вы служите, имело побольше таких, как вы, быть может, мы не были бы так могущественны. Оставьте себе шпагу; если бы вы сломали ее, мне пришлось бы ее заменить, а признаться вам, я очень дорожу своей.
Слова эти были произнесены тоном такого сердечного добродушия, что тронули офицера.
- Что же вы за люди? - пробормотал он.
- Мы люди, - ответил Медвежонок с особенным ударением, - но уйдите, альферес; здесь произойдет то, что вам не подобает видеть.
- Капитан, неужели этот бедняга?.. - начал было офицер умоляющим голосом, указывая на алькальда.
- Не занимайтесь им, не просите за него, - поспешно перебил Медвежонок, - это подлец; он осужден.
При этих словах у алькальда кровь прихлынула к сердцу.
Альферес понял, что всякое заступничество будет напрасно; он медленно удалился в задумчивости и вскоре скрылся за поворотом улицы.
Между тем все население деревни принялось за дело с усердием, которое свидетельствовало о желании заслужить обещанную награду и как можно скорее избавиться от дерзких победителей, которые держали их под прицелом своих пушек и ружей.
При виде отрядов Олоне и Польтэ, которым Медвежонок приказал стянуться, когда убедился, что сопротивления опасаться нечего, усердие жителей Гуантанамо удвоилось: они убедились, что только полная покорность может спасти их.
Все они были рыбаками, каждый имел по лодке; пока одни подтаскивали припасы к берегу, другие складывали их в лодки, и, наконец, третьи перевозили на фрегат.
Пьер Легран был просто поражен множеством разнообразных припасов, которые складывались на палубу; это было настоящее наводнение, он едва успевал убирать с палубы добычу.
Менее чем за три часа все было доставлено на фрегат и убрано в трюм; судно оказывалось снабжено съестными припасами на целых шесть месяцев. Это казалось просто сказкой!
Командир, как всегда спокойный, холодный и невозмутимый, молча присутствовал при погрузке.
Когда наконец был отвезен последний тюк и полностью опустошили склады несчастного алькальда, который присутствовал при своем окончательном разорении с растерянным видом, Медвежонок сигналом трубы созвал обитателей деревни.
Народ шумно затолпился вокруг флибустьеров.
- До сих пор вы работали на меня, - обратился к жителям командующий экспедицией, - благодарю за это. Теперь работайте на себя: разграбьте этот дом, я отдаю вам его.
Испанцы не заставили повторить себе это. Они ринулись в дом, и он мигом наполнился ожесточенными грабителями, которые не оставили целым ни одного предмета мебели - ломали даже стены и перегородки.
Когда же наконец от дома остались только четыре стены, его подожгли по приказанию Медвежонка, и так как он был построен из кедрового дерева, то вскоре запылал веселым огнем.
Между тем Железная Голова принял из рук флибустьера тяжелый кошель, за которым посылал на фрегат, и, вручая этот мешок с золотом одному из именитых граждан, сказал, обращаясь к окружившей его толпе:
- Вот вам плата; я ведь исполнил все, что обещал?
- Не все, капитан, - ответил тот, кому он отдал мешок с деньгами, - вы не сдержали одного обещания.
- Какого?
- Вы не свершили правосудия.
- Правосудия?
- Да, капитан, ведь вы дали слово.
- Я не понимаю вас.
- Неужели этот человек, так долго бывший самым страшным нашим притеснителем, - продолжал испанец, указывая на алькальда, - этот презренный негодяй, который истерзал нас своим лихоимством, который бесстыдно обирал нас и мучил по своей прихоти, неужели вернете вы ему свободу, чтобы после вашего ухода он опять поднял голову и заставил нас искупить жестокими притеснениями те действия, которые совершались здесь сегодня под нажимом вашей военной силы? Разве может это называться справедливостью? Скажите сами, капитан. Мы верим вашему слову, как вы положились на наше. Мы честно исполнили свой долг, теперь ваша очередь исполнить свой.
- Хорошо, - ответил Медвежонок, и в голосе его звучало глубокое чувство, - но он не может умереть таким образом: его надо судить. Вы сами будете судьями.
- Пусть кровь его падет на наши головы.
- Вы твердо решились?
- Твердо, - крикнула толпа.
- Так отвечайте же мне теперь, какие преступления приписываете вы этому человеку?
- Жадность, доведенную до жестокости, продажность и обман.
- Считаете вы его виновным?
- Утверждаем это.
- Какого наказания заслуживает он?
- Смерти! - заревела в один голос распаленная ненавистью и гневом толпа.
- Да будет по-вашему! Этот человек умрет. Молитесь за его душу, чтобы Господь сжалился над нею.
Но взрыв криков, ругательств и проклятий был ответом на эти слова.
Медвежонок сделал знак.
В несколько минут на берегу напротив еще дымящихся развалин сгоревшего дома была воздвигнута виселица.
Несчастный алькальд был схвачен и связан, ему на шею накинули петлю. Но он уже не сознавал, что с ним происходит; полумертвая масса была вздернута на виселицу под восторженные крики всего населения.
По приказанию Медвежонка Железная Голова на груди казненного красовалась табличка с надписью по-испански и по-французски для объяснения грозного смысла смертного приговора:
Повешен не как испанец, но как вор.
Медвежонок Железная Голова
Когда тело после предсмертных судорог замерло в неподвижности, из которой ему уже не суждено было выйти никогда, предводитель флибустьеров поклонился жителям Гуантанамо и направился к берегу.
Спустя немного времени флибустьеры уже были на фрегате.
Когда судно вышло из гавани, Медвежонок позвал к себе лоцмана.
- Этот край для вас уже небезопасен, - сказал он ему, - следуйте за мной. По окончании нашей экспедиции я высажу вас, где вы пожелаете, и вы будете богаты до скончания своего земного срока. Согласны ли вы на это предложение?
- С одним условием.
- С каким?
- Что вы поможете мне переехать во Францию; в Америке и в Испании моя жизнь в опасности.
- Хорошо, даю вам слово. Служите мне честно и вы не раскаетесь в договоренности, заключенной между нами.
- Я буду предан вам, командир.
Фрегат покрылся парусами, при попутном ветре скоро оставил далеко позади высокие берега острова Куба и направился к Картахене, к которой капитан судна стремился с таким нетерпением.
ГЛАВА VIII. Как беседа двух девушек окончилась рыданиями
Из всех городов Нового Света Картахена - один из удачнейших по своему положению. Вообще говоря, испанцы были наделены редкой сметливостью и верным глазом при выборе местности для закладки городов, основанных ими в своих колониях на берегах Америки. За исключением нескольких незначительных ошибок, почти всегда совершаемых мимоходом, в поисках золота - единственной цели их смелых экспедиций, некогда жалкие селения ныне выросли в цветущие и могущественные города, расположенные на том же самом месте, несмотря на перемены всякого рода, которым они подвергались.
Картахену основал в 1533 году дон Педро Эредья на песчаном островке в проливе, образованном в своем устье рекой Магдаленой. Город имеет одну из прекраснейших и самых безопасных гаваней во всей Америке, и она долгое время служила убежищем галионам, нагруженным богатствами Тихого океана, которые перевозились на мулах через Панамский перешеек, но не были в безопасности в Пуэрто-Бельо, особенно после того как первая Панама была разорена и разграблена Береговыми братьями и вновь отстроена неподалеку, у впадения Рио-Гранде в Карибское море.
Подобно всем испанским городам Старого и Нового Света, вид Картахены мрачен, хотя ее улицы широки, прямы и освежаются бесчисленными фонтанами. Мрачным обликом город обязан длинным, на низких и тяжелых колоннах галереям, словно тюрьмы окаймлявшим с обеих сторон улицы, и высоко вздымающимся террасам, которые заслоняют свет и солнце.
В эпоху, к которой относится наш рассказ, население Картахены достигало тридцати тысяч жителей. Город и порт защищали пять фортов, самый мощный из которых, Бока-Чика, был вооружен шестьюдесятью орудиями.
Испанский гарнизон состоял из пяти тысяч двухсот старых и опытных солдат под командой бригадира - чин, соответствующий новейшему бригадному генералу. В случае необходимости можно было за несколько часов присоединить к этому войску три тысячи пятьсот человек милиции, хорошо вооруженной и действительно храброй, потому что эти люди на самом деле до конца отстаивали бы родные пепелища.
Этот-то сильно укрепленный город, расположенный так выгодно, и задумал взять Медвежонок Железная Голова, имея всего один фрегат с экипажем в семьсот двадцать три человека.
Правда, эти люди составляли цвет флибустьерства, а капитан Железная Голова утверждал, будто то, на что положит глаз флибустьер, принадлежит ему, стоит ему только захотеть. И сам он всегда доказывал это на деле.
Но еще никто из флибустьерских вожаков не предпринимал такой отчаянно смелой экспедиции, особенно с такими слабыми силами.
Пользуясь теперь свободой, всегда признававшейся за романистами, перелетать на крыльях фантазии куда им пожелается и в несколько взмахов не крыльями, но пером переноситься через громадные пространства, мы оставим "Задорный" и его храбрый экипаж в Антильском море после смелого нападения на Гуантанамо и, попросив наших читателей последовать за нами, одним прыжком перемахнем в Турбако.
Это прелестная деревушка с населением в семь или восемь сотен душ, построенная на зеленом склоне холма в нескольких лье от Картахены и прилепившаяся к величественному, почти непроницаемому лесу, дальние окраины которого примыкают к самому берегу реки Магдалены.