- Благодарю вас, дон Мариано, за дружбу, выказываемую мне, - верьте, что я достоин ее; но прошу вас позволить сохранить в душе тайну моего молчания; когда-нибудь, надеюсь, мне дозволено будет говорить, тогда я все вам открою, - проговорил дон Лео, которого теперь мы станем называть его настоящим именем.
- Действуйте по своему усмотрению, - сказал дон Мариано с глубоким чувством, - помните только, что во мне вы нашли потерянного отца.
Молодой человек едва сдерживал сильное волнение, овладевшее им; на глаза его навернулись слезы. Наступило продолжительное молчание. Наконец дон Лео начал:
- Известные причины, о которых бесполезно здесь упоминать, привели меня несколько месяцев тому назад в Мехико. Вследствие этих причин я вел жизнь очень странную, посещал людей самого низшего сословия. Не думайте, что я вмешивался в преступные дела - нет, я, как и большая часть наших соотечественников, занимался некоторого рода контрабандной торговлей… Одно из мест, посещаемых мною чаще всего, была Пласа-Майор; ходил я туда к старику-писцу пятидесяти лет, ростовщику, который под почтенной наружностью скрывал гнусную душу и черное сердце. Этот негодяй благодаря своему ремеслу знал тайны множества семейств. Однажды, когда я случайно сидел у него, вошла молодая девушка, прекрасная собой; она сильно дрожала, входя в лачугу негодяя. Ростовщик с самой услужливой улыбкой спросил, чем может служить ей; она робко огляделась и заметила меня. Не знаю почему, но я почуял тайну и, положив руки на стол, а на них голову, притворился спящим. "А тот человек?" - спросила она, указав на меня. - "О! - ответил писец. - Он пьян и спит". Девушка как будто колебалась. Наконец она решилась и подала писцу тонкую бумажку, проговорив: "Перепишите это, я дам вам две унции золота". Старый негодяй схватил бумагу и пробежал ее глазами. "Но это написано не по-кастильски", - заметил он. - "Это по-французски, - ответила девушка, - но вам-то что до этого?" - "Мне - решительно ничего". Старик приготовил бумагу, перья и переписал записку без дальнейших замечаний. Когда он кончил, девушка сравнила обе записки, просияла от радости, разорвала оригинал, сложила копию письмом и продиктовала сокращенный адрес; после этого она взяла письмо, спрятала его в свой корсаж и вышла, заплатив условленную плату, которую писец схватил с жадностью. Едва девушка скрылась, я поднял голову, но писец сделал мне знак оставаться в том же положении: он услышал, что кто-то поворачивает ключ в замке двери его лачуги. Я повиновался и лишь только успел снова навалиться на стол, как тотчас же появился человек, который, видимо, не желал быть узнанным: он тщательно кутался в широкий плащ, поля его шляпы спускались на самые глаза. Входя, он выразил неудовольствие. "Кто это?" - спросил он, указывая на меня. - "Бродяга; напился и спит". - "Молодая девушка отсюда вышла?" - "Может быть", - ответил писец. - "Без двусмысленных фраз, негодяй, - ответил незнакомец надменно. - Я тебя знаю и плачу тебе, - добавил он, бросая на стол тяжелый кошелек. - Девушка вышла отсюда?" - переспросил он. - "Да". - "О чем она просила?" - "Переписать записку на французском языке". - "Покажи мне эту записку". - "Она сложила ее письмом, написала адрес и взяла с собой". - "Я знаю это, но знаю также, что и, ты не глуп и оставил у себя копию с ее записки; это-то мне и нужно". Не знаю почему, но голос этого незнакомца невольно поразил меня; он стоял, повернувшись ко мне спиной, я воспользовался этим и сделал старику знак, понятый им. "Я не догадался сделать это", - ответил он. При этом он скорчил такую глупую рожу, что незнакомец поверил ему и только выразил досаду. "Она придет еще?" - "Не знаю". - "Я это знаю. Каждый раз по ее приходу ты будешь сохранять копию со всего, что она даст тебе переписать. Сюда же станут приходить и ответы на эти письма; ты будешь показывать их мне, прежде чем передашь по назначению… До завтра - и не будь так глуп, как сегодня, если хочешь, чтобы я позаботился о твоем благосостоянии". Писец скорчил улыбку. Незнакомец повернулся, чтобы идти; при этом движении пола его одежды зацепилась за стол, плащ соскользнул с лица, и я увидел его: это был ваш брат дон Эстебан. С глухим проклятием он снова закутался в свой плащ и вышел. Лишь только дверь за ним затворилась, я вскочил, запер ее на задвижку и встал перед писцом. "Кому-нибудь одному!" - сказал я ему. Он с ужасом отступил, сжимая в руках полученный кошелек, думая, что я хочу отнять его золото. "Я бедный старик", - взмолился он. - "Где копия, которую ты не дал этому человеку?" - спросил я строго. Он склонился над своей конторкой и подал мне копию, не говоря ни слова. Содрогаясь, я прочел ее и все понял. "Слушай, - сказал я ему, протягивая унцию золота, - каждый раз ты будешь показывать мне ее письма. Можешь показывать их также и этому господину, но только запомни хорошенько: ни один ответ, который, вероятно, будет им написан, не должен быть передан молодой девушке прежде, чем я его прочитаю; я не так богат, как этот незнакомец, но все же прилично заплачу тебе, ты меня знаешь. И еще одно слово: если ты изменишь мне, я убью тебя как собаку!" Я ушел и слышал, затворяя за собой дверь, как старик проговорил вполголоса: "Пресвятая Дева! В какую переделку я попал…" Теперь я открою вам ключ к этой тайне: молодая девушка, которую я встретил у писца, была послушница из монастыря Бернардинок, где находилась ваша дочь; донья Лаура, не зная, кому довериться, попросила ее известить дона Франсиско де Паоло Серрано…
- Моего зятя, ее крестного отца! - воскликнул дон Мариано.
- Именно его, - согласился дон Лео. - Она поручила донье Луизе, своей подруге, переслать сеньору Серрано письмо, в котором описывала все преступные замыслы своего дяди, все гонения, каким ее подвергали, умоляя его как лучшего друга своего отца прийти к ней на помощь и взять ее под свое покровительство.
- Бедная моя дочь! - прошептал дон Мариано.
- Дон Эстебан, - продолжал дон Лео, - не знаю уж каким способом проведал о намерениях вашей дочери, но сделал вид, что ничего не знает, и ждал удобной минуты, чтобы расстроить их; он позволял девушке носить письма к писцу, читал копии и сам составлял ответы, так как дон Франсиско не получал писем вашей дочери, потому что дон Эстебан подкупил его лакея, и тот возвращал их ему нераспечатанными. Это ловкое вероломство, без сомнения, удалось бы ему, если бы провидение не привело меня так кстати в лавочку писца. Вероятно, он хотел не смерти вашей дочери, а только ее богатства, а потому вынуждал ее принять пострижение, рассчитывая на верный успех. Он не предвидел моего вмешательства. Донья Лаура, уверенная, что дон Франсиско не покинет ее, в точности исполняла мои советы, получаемые от имени друга, к которому она обращалась; я же был готов действовать при первой надобности. В подробности по этому поводу входить не стану. Скажу только, что донья Лаура отказалась произнести монашеский обет. Скандал вышел величайший; взбешенная игуменья решилась покончить с ней. Несчастная девушка, усыпленная сильным наркотическим средством, была спущена в глубокую тюрьму и там обречена на голодную смерть. Извещенный в тот же день обо всем случившемся в монастыре, я набрал шайку разного люда, ночью хитростью проник в монастырь с пистолетом в руке и похитил вашу дочь.
- Вы! - воскликнул с удивлением и радостью дон Мариано. - Боже мой, Боже мой! Так она в безопасности, она спасена!.. Где же она? Скажите, в каком месте скрывается моя любимая дочь?
- Понятно, что я не мог возить ее с собой, ожидая дона Эстебана и его шпионов, следивших за всеми моими действиями. Скрыв в надежном месте донью Лауру, я навлек на себя все преследования. Вот каким образом в этом паланкине была заперта донья Лаура до Тубака. Раз или два ее могли заметить в нем посторонние люди. Этого было достаточно, с тех пор все полагали, что она постоянно со мной. Благодаря моему старанию держать паланкин плотно закрытым и никого к нему не подпускать (таким образом я старался заманить врагов подальше в прерии и наказать их), мои планы удались вернее расчетов дона Эстебана: Бог помогал мне… Теперь, когда преступник наказан, донье Лауре нечего более опасаться; я сообщу вам, где она скрывается, и проведу вас к ней.
- Да будет благословен Бог! - в неописуемой радости воскликнул счастливый отец. - Моя дочь спасена! Наконец-то я ее увижу!
- Она погибла, если вы не поспешите! - проговорил вдруг чей-то глухой голос.
Все трое с ужасом обернулись к выходу. Приподняв полог палатки, там стоял Вольная Пуля, с бледным, окровавленным лицом и в разорванной одежде.
ГЛАВА XXIII. Летучий Орел
Индейцы по своей жизни и воспитанию имеют самый подозрительный и недоверчивый характер. Лишь только Верный Прицел произнес приговор над доном Эстебаном, как среди охотников начался небольшой беспорядок: ряды их смешались, они принялись рассуждать и спорить между собой. Летучий Орел воспользовался этим переполохом, сделал знак Дикой Розе, призывая ее следовать за собой, и тихонько и незаметно от всех скрылся вместе с ней в зарослях кустарника. Минут через двадцать, основательно углубившись в чащу леса, они наконец остановились и стали выбирать место, где бы им удобнее было укрыться от случайной встречи, как вдруг неподалеку послышался громкий шорох и треск ломавшихся сучьев. Индеец, схватив свой аркан, бросился в ту сторону и, подкравшись к тому месту, откуда происходил шум, неожиданно увидел перед собой великолепного коня. В ту минуту, когда испуганное животное готовилось ускакать в чащу, аркан свистнул в воздухе, и индеец с гордостью взглянул на пойманного им превосходного арабского скакуна, принадлежавшего дону Эстебану и убежавшего от него во время схватки.
Подведя коня к Дикой Розе и налюбовавшись им, вождь уселся на траву и глубоко задумался.
- Вот и они! - воскликнул вдруг индеец, быстро вставая. - Слышишь?
- Да, - сказала молодая женщина, - я слышу лошадиный топот.
- Это бледнолицые возвращаются в свой лагерь.
- Мы пойдем за ними?
- Никогда Летучий Орел без причины не сворачивает с выбранного раз пути. Один бледнолицый друг Летучего Орла в настоящую минуту находится в опасности, надо поспешить, чтобы спасти его, или отомстить за его смерть.
- Я готова идти за вождем.
- Пойдем, уже пора.
Индеец вскочил на коня, а Дикая Роза пошла за ним - индианки во время преследования врагов никогда не ездят ни с мужьями, ни с братьями; в своих семьях они исполняют все тяжелые работы, в пути переносят все его трудности без малейших жалоб. Они немедленно направились к той поляне, где был зарыт осужденный.
Не дойдя до нее нескольких шагов, они услышали выстрел.
- Что там происходит? - проговорил индеец. - Неужели я обманулся?
Немедленно сойдя с коня, он передал узду своей жене, приказав ей издали следить за ним, а сам поспешил на поляну, обеспокоенный выстрелом и не зная, чему его приписать. Он опасался несчастья с другом и торопился рассеять свои подозрения.
Выбравшись на поляну, он осторожно раздвинул ветви и принялся вглядываться в темноту. Вдруг в глубочайшей тишине раздались торопливые шаги, ближайшие кусты с шумом раздвинулись, и человек, словно демон, проскочил мимо него с необыкновенной быстротой и пропал в темноте.
Тяжелое предчувствие сдавило сердце краснокожего, он хотел было пуститься за незнакомцем, но передумал.
- Посмотрим прежде, что случилось с приговоренным, - прошептал он, - а этот человек от меня не уйдет, я найду его, когда будет нужно.
Вождь быстро подошел к тому месту, где была вырыта яма. Она была пуста, дон Эстебан пропал; вблизи ее вниз лицом и без малейшего движения лежал человек. Летучий Орел наклонился к нему и внимательно прислушался.
- Я так и знал! - прошептал он, выпрямляясь с презрительной улыбкой. - Этого следовало ожидать, бледнолицые - настоящие старые болтливые бабы, неблагодарность их порок, мщение же есть добродетель краснокожих.
Вождь стоял перед раненым, устремив на него задумчивый взгляд.
Вдруг он почувствовал, что кто-то положил руку на его плечо, и услышал робкий голос:
- Этот бледнолицый - друг Седой Головы, который спас Летучего Орла. Вождь узнал его?
- Дикая Роза знает этого охотника? - спросил индеец.
- Дикая Роза видела, как храбро он спас друга вождя два дня тому назад.
- Моя жена говорит правду, - ответил индеец, - это храбрый воин, у него честное сердце, он друг краснокожих. Летучий Орел - великий вождь, прославившийся своим великодушием, он не оставит бледнолицего на растерзание волкам.
- Летучий Орел - великий воин своего племени, в его голове много ума, он делает хорошее дело.
- Осмотрим раны этого человека, - с самодовольной улыбкой произнес Летучий Орел.
Дикая Роза зажгла сучок орехового дерева, оба склонились над раненым и при свете факела внимательно осмотрели его.
Вольная Пуля был неопасно ранен в голову ударом рукояткой пистолета; от сильной потери крови он впал в беспамятство, и если бы не индеец, подоспевший вовремя, охотник был бы заживо растерзан хищными зверями, вышедшими на1 ловлю добычи.
Все индейцы, отправляясь в путь, берут с собой на перевязи сумочку вроде охотничьей, которую они называют "сумкой для лекарств"; в ней они хранят все необходимые средства для излечения ран, получаемых в сражениях, хирургические инструменты и порошок для лечения лихорадки. I
Осмотрев рану Вольной Пули, вождь выказал удовлетворение; он принялся немедленно ее перевязывать, прежде обмыв и приложив известные ему травы. Через десять минут' после перевязки охотник глубоко вздохнул, открыл глаза и сел, осматриваясь по сторонам, как человек, с испугом очнувшийся от глубокого сна и не понявший еще, где он и что с ним случилось.
Но организм Вольной Пули был очень крепким, бессознательное состояние охотника продолжалось недолго, скоро мысли его пришли в порядок, он вспомнил о происшедшем, об измене, совершенной в отношении его человеком, спасенным им.
- Благодарю, краснокожий, - сказал он слабым голосом, протягивая вождю руку.
- Как чувствует себя брат мой? - спросил тот, дружески сжимая ее.
- Мне так хорошо, как будто ничего не произошло.
- О-о-а! Брат мой отомстит своему врагу?
- Уж положитесь на меня, изменник не ускользнет, это так же верно, как и то, что я зовусь Вольной Пулей, - ответил охотник решительно.
- Брат мой убьет врага и повесит его волосы перед входом в свой шалаш.
- Нет-нет, вождь, так мстят краснокожие, но не бледнолицые.
- Как же поступит мой брат?
Охотник улыбнулся и через несколько секунд ответил вопросом на вопрос индейца.
- Сколько времени прошло с тех пор, как я здесь? - спросил он.
- Около часа, не больше.
- Слава Богу! Мой убийца не должен уйти далеко.
- Что же хочет сделать брат мой?
- Пока что не знаю; положение мое очень щекотливое, - ответил Вольная Пуля, задумчиво качая головой. - Побуждаемый порывом сердца и воспоминанием об услуге, оказанной мне очень давно, я совершил поступок, который может быть объяснен различно. Сознаю, что я сделал ошибку… Между прочим, признаюсь вам, вождь, меня сильно волнует и то, что я подвергнусь упрекам своих друзей: в мои-то года, с седыми волосами, тяжело услышать, что ты сглупил, как мальчишка.
- Однако должен же брат мой на что-нибудь решиться.
- Я знаю; это-то меня и мучает - тем более что необходимо, чтобы дон Мигель и дон Мариано были извещены о случившемся как можно скорее, чтобы они могли принять меры для исправления моей глупости.
- Слушай, брат, я понимаю, как трудно тебе будет признаться в твоем проступке; если ты согласишься, я возьму на себя задачу известить их о случившемся. Пока ты отправишься с Дикой Розой, я пойду к бледнолицым, предостерегу их от врага, и тебе нечего будет бояться их гнева.
При этом предложении индейского вождя лицо охотника покраснело от негодования.
- Нет! - воскликнул он. - Я не прибавлю низости к своей ошибке, я сумею перенести последствия своего проступка! Благодарю вас, вождь, ваше предложение исходило от доброго сердца, но я не могу согласиться на это.
- Поступай, брат, как хочешь.
- Поспешим, мы и так потеряли много времени, - сказал охотник, - Бог знает, какие несчастья могут теперь произойти из-за меня. Пойдемте же немедленно в лагерь.
С этими словами охотник поднялся на ноги с лихорадочным нетерпением.
- Я без оружия, - сказал он, - негодяй унес все, что было при мне.
- Пусть мой брат не беспокоится об этом, в лагере он найдет все необходимое, - ответил индеец.
- Правда. Возьмем же лошадь, оставленную мной здесь неподалеку.
- Твой враг овладел ею.
- Что же мне делать? - проговорил охотник уныло.
- Брат мой сядет на моего коня, у вождя есть другой. Охотник был рад услышать эти слова индейца.
По знаку Летучего Орла Дикая Роза подвела коня.
Оба вскочили в седла; вождь посадил сзади себя свою жену, и они поскакали во весь опор к лагерю мексиканцев, куда и добрались через час без каких-либо приключений.
ГЛАВА XXIV. Небесный город
Теперь нам необходимо вернуться к двум главным лицам нашего рассказа, давно уже оставленным нами, и обратиться к тому времени, когда Олень с обеими девушками, вверенными ему доном Мигелем, направился к городу Небесная Гора, или Небесному городу.
Отойдя от охотников на некоторое расстояние, индейский вождь вздумал было обеих прекрасных пленниц - так он расценивал их - увести прямо в свое селение, но по некоторым причинам тотчас же отказался от этого замысла: во-первых, расстояние было огромным, девушки не вынесли бы всех трудностей путешествия; во-вторых, город находился всего в двух милях от них, народу появлялось все больше и больше, и тем стеснялась свобода его действий; наконец, темные силуэты охотников, стоявших на вершине холма, предупреждали его, что при малейшем подозрительном поступке оба грозных врага погонятся за ним.
Поступая поневоле добродетельно, он решился исполнить наказ, явно войдя в город, но по своему усмотрению поручил обеих девушек своему молочному брату, колдуну Небесного города, который, в качестве главного священника храма Солнца, имел возможность скрыть их от всех до того дня, когда все препятствия будут устранены и ему будет можно свободно взять пленниц к себе.
Несчастные девушки, насильно разлученные со своими последними друзьями, впали в такое уныние, что не заметили колебаний и уверток бесчестного проводника, во власти которого находились. Они уповали на Бога и с христианским смирением готовились перенести все испытания, которым, без сомнения, они подвергнутся в продолжение своего пребывания среди индейцев.
Смешавшись с толпой, сгущавшейся по мере их приближения к городу, они скоро подошли к краю оврага, пытливо оглядываемые окружавшими их дикарями, тотчас заметившими молодых испанок.
Олень, наказав спутницам быть осторожнее, принял самый беспечный вид, хотя сердце его билось с удвоенной силой, и подошел к воротам.
Вдруг копье опустилось перед ними и загородило им проход.
Человек в богатом костюме, по которому легко было узнать в нем значительное лицо города, поднялся со скамьи, на которой небрежно сидел, подошел к ним мерным шагом и стал внимательно их осматривать.
Индеец, сперва удивленный и испуганный этим неприязненным поступком, почти тотчас же пришел в себя. Радость сверкнула в его глазах; он наклонился к караульному и прошептал ему на ухо несколько слов.