- Скажу, что это превосходно!
- Так когда же мы отправимся на свидание с охотниками?
- Когда вы пожелаете! Впрочем, если вы хотите послушать моего совета, то мы отправимся туда инкогнито.
- Почему?
- У меня есть на то свои причины!
- Вы не можете сообщить мне их?
- Нет, не в данный момент.
- Но они серьезны?
- Даже очень!
- Когда же я узнаю их?
- Когда мы будем в лагере охотников.
- Пусть будет по-вашему! Когда же мы туда отправимся?
- Дня через три: я должен еще сделать кое-какие приготовления.
- Возьмете вы кого-нибудь с собой?
- Нет, я не доверяю своим людям, - ваших слуг будет вполне достаточно!
- Мне кажется, поездка в степи не должна беспокоить наших врагов.
- Даже гораздо более, чем вы полагаете, сеньор, вскоре вы сами увидите, почему.
- Возможно.
- Но что мы предпримем, вернувшись на асиенду дель-Пальмар?
- Пока еще ничего.
- Как это ничего?
- Очень просто, надо быть осторожными! Впрочем, ведь вам известно, что я намерен теперь поселиться в Соноре.
- Да, вы уже не раз говорили мне об этом.
- Ну, так из этого следует, что я желаю купить здесь асиенду. У вас их, кажется, две или три?
- Нет, у меня их пять.
- Все расположены довольно далеко друг от друга?
- Да.
- Значит, все обстоит как нельзя лучше. Видите ли, я желаю купить одну из ваших асиенд!
- Которую?
- Я еще сам не знаю: я ведь не видел ни одной из них. Вы понимаете, что купить асиенду, протяжение которой часто равняется целому департаменту Франции, дело не шуточное. Надо ведь выложить немало денег, а вы, сеньор асиендадо, отлично знаете толк в этих делах и ничего не продаете иначе, как на чистые деньги.
- Действительно, у нас одно только на уме - деньги; больше нам ничего не надо, а потому мы часто не прочь нагреть руки на неопытных или неосмотрительных покупателях. Но вы, сеньор, человек деловой, вы не согласитесь купить, не видав асиенды и не сделав обдуманного выбора, а для этого вам необходимо осмотреть одну за другой все мои асиенды, да, кроме того, и асиенды всех тех землевладельцев, которые не прочь продать свои и, вероятно, предложат вам войти с ними в переговоры.
- Ну да, конечно, вы меня отлично поняли, кабальеро, а между тем мои охотники все будут гоняться за бизонами и, вместе с тем, незаметно объединятся, чтобы в нужный момент нанести решительный удар нашим противникам!
- В самом деле, слушая вас, я начинаю думать, что мы преуспеем в нашем деле.
- Я никогда в этом не сомневался. Теперь мне остается только сообщить вам об одном моем приключении в Нижней Калифорнии, приключении, которое началось для меня очень счастливо, но окончилось той страшной болезнью, от которой я теперь только оправился.
- О-о… такие серьезные последствия - это не шутка.
- Да, но я должен предупредить, что это дело совершенно личное, касающееся меня одного!
- Как знать?! - задумчиво заметил асиендадо.
- Да, нет же, я в этом уверен! - сказал молодой человек. - Это любовная история, и больше ничего! - чуть слышно добавил он.
- Вы были влюблены? - удивленно воскликнул дон Порфирио.
- Да, влюблен, как безумный!
- Вы? Да возможно ли это?
- Я и теперь еще не излечился от этой любви…
- Влюбиться здесь, в этой глуши! Да к тому же вы ведь первый раз в этой стране, вы никого еще не знаете!
- Да, но ведь я уж сказал вам, что это случайное приключение. - И дон Торрибио подробно изложил всю свою историю встречи, знакомства и, наконец, странного, непонятного разрыва с этой семьей.
Дон Порфирио Сандос слушал с величайшим вниманием.
- Как звали кабальеро? - спросил он, когда дон Торрибио замолчал.
- Не знаю, он приказывал называть себя просто дон Мануэль.
- А девушку как звали?
- Донья Санта! - прошептал он.
- Неужели это в самом деле так? - задумчиво прошептал дон Порфирио, затем вдруг добавил: - Скажите, сеньор, у этого кабальеро были, конечно, один или два доверенных слуги?
- Да, с ним был один слуга, что-то вроде мажордома, человек мрачного, скрытного, с лукавым, злобным взглядом, - я полагаю, самбо по происхождению, - он носил прозвище Наранха.
- О, я как предчувствовал это! - воскликнул асиендадо, и глаза его заметали молнии. - Это он! Я так и знал, что это он!
- Он? Что вы хотите этим сказать? - спросил удивленный до крайности молодой человек.
- Я хочу сказать, дорогой сеньор, что вы любите воспитанницу того человека, против которого нам предстоит бороться. Я охотно пояснил бы вам все это сейчас же, но теперь некогда: нам надо торопиться обратно на асиенду. Пока же я скажу вам, что этот человек - наш самый непримиримый враг, которого нам более всего следует опасаться!
- Боже мой! - воскликнул молодой человек, побледнев.
- И он вас узнал или, вернее, угадал? - продолжал дон Порфирио.
- Боже мой! Боже мой! - горестно прошептал дон Торрибио, закрыв лицо руками.
Наступило молчание. Молодой человек сидел неподвижно, точно громом пораженный, а асиендадо глядел на него с сочувствием.
- Ободритесь! Не унывайте и простите мне то горе, которое я причинил вам…
- Да, вы причинили мне страшную боль! - прошептал дон Торрибио. - Почему бы мне и не сознаться вам в этом, - любовь эта была моя жизнь, моя надежда, моя радость, а теперь…
- Что же изменилось теперь? - многозначительно спросил асиендадо; - Ровно ничего! Вы любите и любимы взаимно; ненависть наша вам чужда: откажитесь от этого дела, ведь еще не поздно!
При этих словах дон Торрибио резко выпрямился: бледный, с сдвинутыми бровями и дрожащими губами, он строго, почти грозно смотрел на своего собеседника.
- Ни слова более, кабальеро! - воскликнул он. - Это слово было бы для меня неизгладимым оскорблением! Чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг!
- Преклоняюсь! Вы - благородный и доблестный молодой человек, простите мне мои слова, я ошибался в вас! - проговорил асиендадо. - Не отчаивайтесь, быть может, не все еще потеряно!
- Смотрите, сеньор! Не обнадеживайте меня после того, как сами постарались отнять у меня всякую надежду!
- Я ничего вам не сулю, а только говорю: не унывайте. Подождите, позже я расскажу вам, что мне известно; тогда вы сами увидите, следует ли вам отчаиваться или надеяться.
- Да, но когда вы скажите мне все это?
- Сегодня же вечером!
- Благодарю, я буду ждать. Пойдемте!
Оба собеседника спустились с вершины и сели на коней. Три четверти часа спустя они уже въезжали в ворота асиенды дель-Пальмар, не встретив никого на своем пути.
Однако если бы при въезде в лес они вгляделись в кусты, росшие почти на самом краю дороги, то, вероятно, увидели бы пару блестящих глаз, провожавших их с выражением злорадства и непримиримой ненависти.
Проезжая мимо этих кустов, лошадь под доном Торрибио вдруг шарахнулась в сторону, но молодой человек, погруженный в свои невеселые думы, машинально подтянул повод, не оглянувшись. Однако, подбирая поводья, губы всадника сложились в какую-то страшную усмешку, и брови на мгновение сдвинулись от досады.
ГЛАВА VI. Каким образом встретились донья Санта и дон Торрибио
Завтрак на асиенде дель-Пальмар прошел на этот раз молчаливо и невесело.
По окончании его дон Торрибио снова оседлал коня и в сопровождении одного только Пепе Ортиса выехал со двора, шепотом обменявшись с доном Порфирио несколькими словами, которые, по-видимому, очень взволновали собеседников.
Братья поехали рядом беседуя на своем особом языке, только для них двоих понятном.
Отъехав некоторое расстояние от асиенды, братья расстались. Дон Торрибио свернул направо, а Пепе поехал влево; вскоре они потеряли друг друга из вида. Затем оба с разных концов углубились в лес.
Дон Торрибио ехал очень осторожно, прислушиваясь к малейшему шороху или хрусту ветвей, зорко осматривая каждый куст. Когда он достиг места, где несколько часов тому назад сидел в засаде какой-то человек, дон Торрибио слез с седла, поставил своего коня в густые заросли лиан и, привязав его к дереву, опустил ружье на землю, подле себя, а сам принялся внимательно изучать следы: отпечатки ног и колен, оставленные в самой чаще кустарника тем человеком, который был здесь поутру.
Окончив свои исследования, он осмотрелся кругом, убедился, что никто не подглядывает за ним, и затем уверенно пошел по следу.
Несомненно было, что человек, оставивший этот след, питал отвращение ко всякого рода дорожкам, дорогам и тропам: он все время шел напрямик ипри том делал массу изворотов; такого рода странствование было не только весьма утомительным и затруднительным, но и весьма скучным, потому что отнимало массу времени. Час спустя дон Торрибио вдруг остановился и притаился за стволом громадной старой махагуа. Он очутился на опушке широкой, светлой прогалины, от которой его теперь отделял только один ряд деревьев, растущих чрезвычайно тесно и густо оплетенных между собой терновником и цветущими вьюнами. Молодой человек стал ловко пробираться между терновником. Вскоре он замер: у подножья громадного обломка скалы расположились трое мужчин, курившие индейские трубки; остатки фруктов, кости и разные объедки свидетельствовали о том, что эти господа только что позавтракали; на земле подле каждого лежали ружья. Дон Торрибио отлично все видел, но не мог слышать их разговора, так как они были слишком далеко от него.
Вдруг молодой человек вздрогнул: один троих обернулся к нему лицом, - и он тотчас же узнал его.
- Я так и знал! - прошептал он. - Какие темные замыслы привели этих людей сюда? Неужели его господин так близко от меня? Что бы значила эта засада сегодня поутру и это таинственное совещание, при котором я сейчас присутствую? Надо узнать во что бы то ни стало: здесь кроется какой-нибудь черный замысел!
Размышляя таким образом, молодой человек отступил на несколько шагов назад и ползком, по-индейски, без малейшего шума пробрался до той группы скал, у которой приютились собеседники. Однако и теперь его отделяло от них еще весьма значительное расстояние. Тогда закинув свой лассо на одну из нижних могучих ветвей громадной махагуа, он ловко вскарабкался по веревке на дерево и затем, перебегая с ветки на ветку, со скалы на скалу, в несколько минут очутился в пяти-шести шагах от беседующих и залег в кустах, росших на скале над самыми их головами.
На этот раз дон Торрибио мог слышать каждое слово, а также сколько угодно разглядывать незнакомцев. Оба они были люди в полном соку, роста среднего, коренастые, настоящие атлеты, с красивыми, энергичными лицами, но общее впечатление было совершенно испорчено мрачным, лукавым и тревожным выражением глаз, вечно бегающих по сторонам, сардонической улыбкой, почти не сходившей у них с губ, мясистых и сладострастных. Платье их было богато и роскошно; если люди эти были мерзавцы и воры, то уж, конечно, не простые заурядные воры. Мы не станем говорить здесь о третьем их собеседнике, которого дон Торрибио узнал с первого же взгляда, - читатель и так скоро узнает, кто он был. Тут же неподалеку, стояли три лошади в богатой сбруе.
В тот момент, когда дон Торрибио растянулся в кустах, собеседники слушали с величайшим вниманием того третьего, о котором мы пока умолчали.
- Итак, кабальеро, - говорил он, - мне нет надобности повторять еще раз, что вам следует делать!
- Мы прекрасно поняли вас, сеньор Наранха, но почему наши вожди принимают столько всяких предосторожностей и выступают с такой грозной ратью против одного человека?!
- Вы спрашиваете об этом и удивляетесь, так как не знаете человека, с которым нам теперь приходится иметь дело, сеньор дон Кристобаль, - сказал самбо (это действительно был он), - и вы, дон Бальдомеро, также не имеете о нем понятия, но я знаю его, я видел его в деле и уверяю вас: с ним нелегко сладить!
- Как бы ни было трудно сладить с этим господином, все же он не стоит десятерых! - сказал дон Бальдомеро, подергивая свои усы.
- Не только десятерых, но даже и пятерых, я полагаю! - подхватил дон Кристобаль, - а нас ведь тысячи против него.
- Я не подсчитывал, стоит ли пятерых или десятерых, но только это страшный противник! Главное, надо избегать во что бы то ни стало открытой борьбы, потому что все оказались бы тогда на его стороне; наша сила заключается, главным образом, в том ореоле таинственности, которым мы сумели с самого начала окружить себя, - не забывайте этого, кабальеро. Вы говорите, что нас тысяча! - да, но мы рассеяны по всем провинциям, а потому не можем при необходимости собраться и образовать сплоченную массу, грозную силу, способную сокрушить все перед собой; следовательно, можем рассчитывать только на наши силы, не более!
- Но, ведь, в одной Соноре нас более пятисот человек, - заметил дон Кристобаль.
- Не спорю, - сухо возразил Наранха, - но как вы полагаете, этот человек станет считаться с мелкой сошкой? Конечно, нет! Он станет нападать только на вожаков, так как отлично понимает, что раз он разоблачит наших вождей и предаст их в руки правосудия, то наша песенка спета. На что мы способны, без вожаков?! Наши враги теперь молчат, все они боятся нас, стоит нам завтра потерпеть поражение - и весь наш престиж разом рухнет! Все, кто льстит нам и тайно содействует, пойдут против нас, как только перестанут бояться. Мало того, они станут опаснейшими врагами, потому что им удалось узнать кое-что из наших тайн, и мы окажемся в их руках.
- Хм! Да… - протянул дон Кристобаль. - Дела-то серьезнее, чем я полагал.
- Все же, - небрежно заметил дон Бальдомеро, скручивая папиросу, - этот человек один, а наши главари в таком надежном убежище…
- Вы ошибаетесь, он вовсе не настолько одинок, как вы полагаете. В настоящее время находится в доме дона Порфирио Сандос, влияние которого в Соноре очень велико, а об его чувствах к нам, мне кажется, нет надобности говорить вам, сеньоры: сами знаете, что у нас нет злейшего врага, чем он. Кроме того, говорят, что этот демон, дон Торрибио способен отыскивать самые недоступные притоны, угадывать самые сокровенные замыслы!
- Caray, - весело воскликнул дон Кристобаль, - знаете ли, любезнейший сеньор Наранха, ваши речи звучат весьма странно!
- Между тем, я говорю правду!
- В таком случае, надо убить его!
- Что ж вы думаете, мы не пытались?! - пожимая плечами сказал самбо.
- Так что нам с ним делать?
- Только исполнять в точности то, что я вам сейчас передал, и беспрекословно повиноваться нашим начальникам! Нам надо убивать, чтобы не быть убитыми, а главное, не следует терять ни минуты. Всего важнее опередить врага, застать его врасплох!
- Положитесь на нас: с закатом солнца, приказания ваши будут исполнены! - сказал дон Бальдомеро.
- Ну, в таком случае, прощайте, мы увидимся, когда настанет время действовать!
Оба бандита поднялись на ноги, пожали руку самбо и скрылись из виду на своих быстрых конях. Но Наранха еще остался на месте.
- Да, - пробормотал он, - мы рассчитываем на вас, в ваши расчеты входит оставаться верным нам. Но еще более мы рассчитываем на самих себя! Впрочем, через несколько часов мы будем знать, что о вас думать. И если нам удастся, о, тогда!..
Он не докончил своей фразы: какая-то неопределенная улыбка скривила его уста; он подошел к коню, взнуздал его, вскочил в седло и ускакал галопом.
Тогда и дон Торрибио покинул свой пост, спустился на то место, где происходило на полянке совещание трех платеадос, внимательно изучил почву там, где сидели эти трое и где стояли их лошади.
Час или полтора спустя он шагом выезжал из леса, когда увидел, что какой-то всадник во весь опор мчится к нему навстречу. То был Пепе Ортис. Дон Торрибио остановился и стал поджидать его.
- Ну, что? - спросил он.
- Все именно так, как ты предполагал! - ответил Пепе, - Дон Мануэль и его семья уже более месяца живут в двух милях от асиенды дель-Пальмар, на довольно большом ранчо, превосходно скрытом в глубоком овраге, в совершенно уединенном месте, густо заросшем зеленью, кустами и деревьями. Никто, кроме нас с тобой, не мог бы доискаться этого ловко избранного убежища. Но главное - я видел донью Санту и она просила передать тебе, что сегодня в восемь часов будет одна у лагуны дель-Лагарито в гроте.
- Ты ее видел! - воскликнул дон Торрибио с сильно бьющимся сердцем.
- Да, видел; она любит тебя не меньше, чем ты ее!
- Благодарю тебя, брат мой! Благодарю! - произнес растроганный дон Торрибио.
- Не понимаю, за что ты благодаришь; я сделал только то, что должен был сделать! Но больше ни слова об этом: вот мы уже приехали на асиенду. А тебе удалось?
- Да, лучше, чем я ожидал!
- Так, значит, ты доволен? А вот дон Порфирио… Будь же мужчиной: нельзя так волноваться!
- Не мешай мне, Пепе, я так счастлив, дорогой мой! Пепе ласково улыбнулся брату, искренне радуясь за него. Дон Порфирио вышел к воротам встретить своего гостя.
Дон Торрибио успел уже совладать с собой, и лицо его не выдавало теперь обуревавших душу чувств.
Оставшись наедине с доном Порфирио, молодой человек передал ему все, что видел и слышал, но о том, что сделал Пепе, не сказал ему ни слова. Он даже раскаивался теперь в том, что признался ему в своей любви к донье Санте.
- Ну, и что же вы обо всем этом думаете? - спросил дон Порфирио.
- Да то же, что и вы! Я полагаю, что неприятель почуял беду и готовится напасть, надеясь захватить врасплох и без труда справиться с нами!
- Ну да, - но как вы полагаете, посмеют ли они сделать нападение на асиенду?
- Нет, они не решатся действовать явно, сбросив маску, тем более, что если бы они потерпели неудачу, что весьма возможно, то слишком скомпрометировали бы себя. Я думаю, что они попытаются вас или меня захватить в плен, похитить тайком.
- Хм! Мы, кажется, не из тех, кого легко поймать врасплох.
- Конечно, но во всяком случае надо быть начеку. Скажите, можете вы положиться на своих пеонов?
- Не на всех. Но надеюсь, что надежные сумеют удержать в должном порядке ненадежных. Что меня более всего интересует, так это то, каким образом вы ухитрились выследить этого дьявола Наранху.
- Да очень просто! Вы, вероятно, заметили, что в тот момент, когда мы с вами сегодня поутру выезжали из леса, конь подо мной вдруг шарахнулся в сторону без всякой видимой причины?
- Да, как же! Я еще полюбовался, с каким невозмутимым спокойствием вы подобрали поводья.
- Ну, так вот! Подбирая поводья, я окинул взглядом местность, желая знать, что испугало моего коня, и сделал это так незаметно, что даже вы не уловили моего движения. Однако я успел заметить в кустах, вправо от нас, пару горящих злобных глаз. Я не сказал вам ничего, так как не был вполне уверен: не хотел тревожить вас напрасно и решил сам удостовериться. Понятно, что шпион исчез, но следы его остались; остальное вы уже знаете. А теперь позвольте мне предупредить вас, любезный мой хозяин, что я сегодня обедать с вами не буду, приду только к ужину!
- Как? Неужели вы опять хотите ехать?
- Да, я должен довершить то, что начал.
- Как! Вы хотите продолжать разведку? Что если имне отправиться с вами?
- Ах, нет! - воскликнул дон Торрибио. - Вы должны остаться, чтобы охранять асиенду.