- Пусть войдет, - распорядился первый консул, довольный тем, что может столкнуть лицом к лицу двух своих министров полиции: официального и явного - Ренье и неофициального и тайного - Фуше.
- Фуше, - сказал Бонапарт, - я вызвал вас для того, чтобы вы рассудили Ренье и меня. Ренье утверждает, что Кадудаль в Лондоне, а я говорю, что он в Париже. Кто из нас прав?
- Тот, кого вчера я предупреждал: "Берегитесь, кинжалы носятся в воздухе!"
- Вы слышите, Ренье: это я получил такое письмо от господина Фуше, значит, прав я.
- Может быть, - пожав плечами, сказал Ренье, - вы передадите господину Фуше вчерашнее письмо из Лондона?
Бонапарт еще держал в руках письмо, которое дал ему Ренье. Он отдал его Фуше, и тот внимательно с ним ознакомился.
- Позволит ли первый консул, - обратился Фуше к Бонапарту, - представить ему человека, который прибыл из Лондона во Францию вместе с Кадудалем и с ним же прибыл в Париж?
- Черт побери! - воскликнул первый консул. - Вы доставите мне удовольствие!
Фуше вышел в приемную и вернулся с агентом Виктором. Агент, одетый с иголочки, как две капли воды походил на одного из юных роялистов, которые то ли по убеждению, то ли следуя моде строили заговоры против первого консула.
Он почтительно поклонился и замер у порога.
- Что же это такое? - спросил Бонапарт. - Если этот человек прибыл в Париж вместе с Кадудалем, то почему он до сих пор на свободе?
- Потому что, - отвечал Фуше, - это агент, которого я направил в Лондон специально для того, чтобы он следил за Кадудалем. И дабы не терять Жоржа из виду, он последовал за ним во Францию и добрался до Парижа.
- Когда это произошло? - спросил первый консул.
- Два месяца назад, - ответил Фуше. - Если господин Ренье хочет лично допросить моего агента, он окажет ему большую честь.
Ренье подал агенту знак, и тот приблизился. Тем временем Бонапарт с любопытством разглядывал молодого человека. Агент был одет по последней моде, ни дать ни взять юный щеголь после утреннего визита к г-же Рекамье или к г-же Тальен. Казалось, он делает над собой усилие, чтобы загасить дежурную лучезарную улыбку.
- Сударь, - обратился к агенту Ренье, - что вы делали в Лондоне?
- Гражданин министр, - ответил агент, - я делал то же, что и все, - строил заговоры против гражданина первого консула.
- С какой целью?
- Чтобы Их Высочества принцы представили меня Жоржу Кадудалю.
- О каких принцах вы говорите?
- О принцах из дома Бурбонов.
- И вы добились того, чтобы вас рекомендовали Кадудалю?
- Да, господин министр, мне оказал эту честь Его Высочество герцог Беррийский. Он отрекомендовал меня таким образом, что Жорж счел меня достойным войти в состав первой же экспедиции, которую он направил во Францию, то есть в группу из девяти человек, его сопровождавших.
- Кто были эти люди?
- Господин Костер Сен-Виктор, господин Бюрбан, господин де Ривьер, генерал Лажоле, некто по имени Пико, которого не надо путать с тем, кого только что расстреляли, господин Буве де Лозье, господин Дамонвиль, некто по имени Кёрель, который был приговорен к смерти вчера, ваш покорный слуга и Жорж Кадудаль.
- Как вы пересекли море?
- На чем-то вроде тендера, командовал капитан Райт.
- Я знаю его! - воскликнул Бонапарт. - Это бывший секретарь Сиднея Смита.
- Совершенно верно, - подтвердил Фуше.
- Погода стояла ужасная, - продолжал агент, - мы с большим трудом во время прилива подошли к скалам Бивиля.
- Где вы вышли на берег? - спросил Бонапарт.
- Недалеко от Дьеппа, генерал, - ответил Фуше.
Бонапарт заметил, что из почтительности, довольно странной для человека такого сорта, агент не отвечал непосредственно ему, а лишь слегка склонял голову, пока Фуше отвечал за него. Такое смирение тронуло его.
- Когда я вас спрашиваю, - сказал он агенту, - вы можете отвечать непосредственно мне.
Агент снова поклонился и сказал:
- Нас высадили под отвесными скалами Бивиля, которые в этом месте поднимаются на высоту около двухсот тридцати футов.
- И как же вы взобрались наверх? - поинтересовался Бонапарт.
- По тросу толщиной с корабельный канат! Поднимаешься наверх при помощи рук, а ногами упираешься в скалу, которая образует там что-то вроде каминной трубы. Для удобства на тросе навязаны узлы и кое-где даже горизонтальные перекладины, на которых можно немного передохнуть на манер попугаев на жердочке. Я полез первым, за мной - господин маркиз де Ривьер, генерал Лажоле, Пико, Бюрбан, Кёрель, Буве, Дамонвиль, Костер Сен-Виктор и последний - Жорж Кадудаль. Когда мы добрались до середины, многие стали жаловаться на усталость.
- Предупреждаю, - крикнул Кадудаль, - я только что отрезал нижнюю часть троса.
И в самом деле мы услышали, как с шумом падает к подножью скал обрезанный трос.
- Мы повисли между небом и землей, - продолжил агент, - спуститься мы уже не могли, надо было лезть до самого верха. И мы добрались без всяких происшествий.
Признаюсь, когда я коснулся земли, я был до такой степени напуган этим подъемом, что всем телом прижался к земле, боясь, что если встану на ноги, то голова закружится и я упаду в пропасть.
Господин де Ривьер, самый слабый из нас, лежал почти без сознания, Костер Сен-Виктор выбрался наверх, насвистывая охотничью песенку, а Кадудаль, тяжело дыша, признался:
- Тяжеловато для человека, который весит больше двухсот шестидесяти фунтов.
Затем генерал отвязал трос от кола, вокруг которого он был намотан и за который крепился, и послал эту вторую половину вслед за первой. Мы спросили его, что он делает и зачем, а он ответил, что этот трос служил контрабандистам, и какой-нибудь бедолага может полезть по нему, добраться до середины скалы и повиснуть над пропастью на высоте ста футов.
Проявив такую заботу, он каркнул, как ворона. Ему ответило уханье совы, и появились двое. Это были наши провожатые.
- Господин Фуше сказал, что Жорж добрался от Бивиля до Парижа, останавливаясь в заранее подготовленных местах. Вы запомнили эти места?
- Конечно, генерал. Я передал список господину Фуше, впрочем, я помню их наизусть, и если кто-нибудь может их записать, то я готов все продиктовать.
Бонапарт позвонил.
- Позовите Савари, - сказал он. - Сегодня его очередь.
Когда Савари пришел, Бонапарт велел ему сесть за стол и записать все, что скажет агент.
Виктор начал диктовать:
- Сначала мы переночевали в матросской хижине, которая стоит в сотне шагов от обрыва, она служит для того, чтобы те, кто ждет посадки на судно или встречает прибывших, могли укрыться от ненастья. Оттуда мы отправились на первый пункт, в Гильмекур, к молодому человеку по имени Пажо де Поли. Вторую остановку мы сделали на ферме в Потри, община Сен-Реми, у супругов Детримон. Третью - в Прёзевиле у человека по имени Луазель.
Теперь позвольте мне, господин полковник, - продолжал агент с присущей ему вежливостью, - обратить ваше внимание на то, что после Прёзевиля дорога расходится в трех разных направлениях, и по всем трем направлениям можно дойти до Парижа. На дороге, крайней слева, четвертым пунктом был Омаль, хозяин по имени Монье, пятым - Фёкьер, хозяин - Кольо, шестым - Монсо, хозяин - Леклерк, седьмым - Отёй, хозяин - Риго, восьмым - Сен-Любен, хозяин - Массиньон, и девятым - Сен-Лё-Таверни, хозяин - Ламот. Если же следовать от развилки по центральному направлению, то четвертым пунктом будет Гайфонтен, у вдовы Лесёр, пятым - Сен-Клер, у Саше, шестым - Гурней, у вдовы Какёрей. По крайне правому направлению четвертым пунктом был Роншероль, у Гамбю, пятым - Сен-Греспен, у Бертангля, шестым - Этрепаньи, у Дамонвиля, седьмым - Вореаль, у Буве де Лозье, и восьмым - Обон, у Ивоне. Это все.
- Савари, - приказал первый консул, - храните эту бумагу как зеницу ока, она нам еще пригодится. Итак! Что скажете, Ренье?
- Ей-богу, или мои агенты ничего не стоят, или данный господин - ловкий мошенник.
- В ваших устах, господин министр, - сказал агент с поклоном, - эти слова - уже похвала, но я не мошенник, я всего-навсего обладаю чуть большей проницательностью, чем другие, и необыкновенным даром перевоплощения.
- Ладно, расскажите теперь, что вы с Жоржем делали в Париже, - вмешался первый консул.
- Я следил за ним, а он переезжал раза три-четыре: сначала он остановился на улице Фермы, потом - на улице Бака. Там он и встречался с Кёрелем, после чего беднягу схватили прямо на улице. Сейчас генерал Кадудаль живет на улице Шайо под именем Ларива.
- Но как же так, сударь, - Ренье не выдержал и обратился к Фуше, - если вы давно уже в курсе…
- Два месяца, - уточнил Фуше.
- …почему вы не приказали арестовать его?
Фуше захохотал.
- Простите, господин министр полиции, - сказал он сквозь смех, - но пока я сам не сяду на скамью подсудимых, я не раскрою вам мои тайны. Впрочем, обещаю открыть этот секрет генералу Бонапарту.
- Мой дорогой Ренье, - консул тоже рассмеялся, - думаю, после того, что мы только что слышали, вы можете спокойно отозвать из Лондона вашего агента. Но прежде всего, мой дорогой Ренье, как министр юстиции проследите за тем, чтобы бедняга, которому вчера вынесли смертный приговор и который нам поведал чистую правду - мы должны это признать, так как его показания полностью совпали с заявлениями этого господина, - Бонапарт указал на агента Виктора, - не был казнен. Я не говорю о помиловании, потому что хочу посмотреть, как он поведет себя в тюрьме. Вы будете наблюдать за ним и через полгода представите мне отчет о его поведении. А теперь, мой дорогой Ренье, мне остается только выразить сожаление, что я так рано поднял вас с постели, ибо я вполне мог обойтись и без вас. Фуше, останьтесь.
Агент Виктор отошел как можно дальше в глубину кабинета, как бы оставив первого консула и настоящего префекта полиции наедине.
- Вы обещали, - Бонапарт кипел от возмущения, - объяснить, почему держали от меня в секрете пребывание Кадудаля в Париже.
- Я держал это в секрете, гражданин первый консул, прежде всего для того, чтобы вы ничего не знали.
- Оставьте ваши шутки, - нахмурился Бонапарт.
- Упаси Боже, гражданин консул, я вовсе не шучу, и очень сожалею, что сегодня вы вынудили меня раскрыть все карты. Дело в том, что честь, которой вы меня удостоили, приблизив к своей особе, позволила мне досконально изучить вас… Черт! Ну что вы сердитесь, это же моя профессия! Так вот. Когда вы в ярости, вы не способны удержать в себе любой, даже самый мелкий секрет. Пока вы не теряете хладнокровия, все хорошо, вы запечатаны, как бутылка шампанского, но стоит вам взбеситься, как - хлоп! пробка вылетает и все выходит вместе с пеной.
- Господин Фуше, - скривил губы Бонапарт, - избавь те меня от ваших сравнений.
- Я, мой генерал, с удовольствием избавлю вас от моих откровений. Позвольте мне откланяться.
- Ладно, мир, - Бонапарт взял себя в руки. - Я хочу знать, почему вы не арестовали Жоржа.
- Вы в самом деле хотите это знать?
- Решительно.
- А если из-за вас я проиграю мою битву на Риволи, вы не станете меня обвинять?
- Нет.
- Хорошо. Я хочу поймать всех ваших врагов одной сетью. Я хочу, чтобы вы первый кричали "ура!" этому сказочному улову. И я не хотел брать Кадудаля, потому что только вчера в Париж приехал Пишегрю?
- Что? Пишегрю в Париже!
- На улице Аркады, к вашему сведению, потому что у него еще не было времени, чтобы связаться с Моро.
- С Моро! - вскричал Бонапарт. - Да вы с ума сошли! Вы что забыли, что они насмерть разругались?
- Ах да, потому что Моро изобличил Пишегрю, которому завидовал! Но вы-то, гражданин первый консул, лучше всех знаете, что Пишегрю, брат которого тот, что аббат, чтобы выплатить Гайену долг в шестьсот франков, который Пишегрю не успел отдать до своего отъезда, вынужден был продать шпагу и эполеты с надписью: "Шпага и эполеты покорителя Голландии". Вы прекрасно знаете, что Пишегрю не получал миллиона от господина принца де Конде. И вы тем более знаете, что Пишегрю, который никогда не был женат и, следовательно, не имеет ни жены, ни детей, не мог в своем договоре с принцем Конде потребовать ренту в двести тысяч франков для своей вдовы и в сто тысяч франков для своих детей. Это все мелкие клеветнические измышления, которые используются властями против человека, оказавшего им такие услуги, что за них можно заплатить только черной неблагодарностью. Что ж, Моро признал свою вину, и вчера Пишегрю приехал в Париж, чтобы простить его.
Узнав, что два человека, которых он считал своими заклятыми врагами, объединились, Бонапарт не удержался и быстро осенил себя корсиканским крестом - эта привычка была свойственна ему так же, как и всем его соотечественникам.
- Но когда они увидятся, - спросил Бонапарт, - когда они договорятся между собой и когда те самые кинжалы, что носятся в воздухе, направятся в мою сторону, тогда вы, наконец, избавите меня от них? Вы арестуете их?
- Пока нет.
- Но чего вы ждете, черт вас дери?
- Когда особа, которую они ждут, прибудет в Париж.
- Какая еще особа?
- Принц из дома Бурбонов.
- Им нужен принц, чтобы убить меня?
- Прежде всего, кто вам сказал, что они хотят вас убить? Кадудаль определенно заявил, что никогда не станет вас убивать.
- А на что же он рассчитывал с адской машиной?
- Он клянется всеми святыми, что не имеет никакого отношения к этой дьявольской затее.
- Но чего же он хочет?
- Драться с вами.
- Со мной?
- Почему бы и нет? Вы же совсем недавно хотели драться с Моро.
- Но Моро - это Моро, то есть великий генерал, победитель, правда, я называл его генералом отступлений, но это было до Гогенлиндена. А как они хотят драться со мной?
- Однажды вечером, когда вы будете возвращаться из Мальмезона или из Сен-Клу с эскортом из двадцати пяти или тридцати человек, двадцать пять или тридцать шуанов с Кадудалем во главе, вооруженные точно так же, как ваши люди, перегородят вам дорогу, нападут на вас и убьют.
- А что будет после того, как меня убьют?
- Принц, который будет присутствовать при этой схватке, разумеется, не принимая в ней участия, провозгласит монархию, а граф Прованский, который и пальцем не пошевелит ради этого дела, будет наречен Людовиком Восемнадцатым, воссядет на престол своих предков, и этим все будет сказано. Вы останетесь в истории, как светящаяся точка, как своего рода солнце, золотыми спутниками которого будут Тулон, Монтебелло, Риволи, Лоди, Пирамиды и Маренго.
- Давайте серьезно, господин Фуше. Так что за принц должен прибыть во Францию, чтобы подобрать мое наследство?
- О, тут я должен признаться, что нахожусь в глубоком неведении. Вот уже почти десять лет, как все ждут этого принца, а его все нет как нет. Его ждали в Вандее и не дождались. Его ждали в Кибероне - и тоже не дождались. Его ждут в Париже, и вполне возможно, что он так и не появится, как не появился в Вандее и Кибероне.
- Ладно, - сказал Бонапарт, - подождем еще. Но вы, Фуше, отвечаете за все.
- Я отвечаю в Париже за все, если только ваша агентура не болтается у меня под ногами.
- Договорились. Вы знаете, что я не признаю никаких мер безопасности, поэтому вы должны меня охранять. Кстати, не забудьте выдать вашему агенту в вознаграждение шесть тысяч франков, и, если возможно, пусть он продолжает следить за Кадудалем.
- Будьте покойны, если даже он выпустит его из поля зрения, у нас есть по меньшей мере два ориентира, с помощью которых мы легко найдем его снова.
- Какие?
- Моро и Пишегрю.
Едва Фуше вышел за порог, как Бонапарт позвал Савари.
- Савари, - приказал Бонапарт своему адъютанту, - принесите мне перечень тех, кто в департаменте Нижняя Сена был замечен в нападениях на дилижансы и других подобных делах.
Дело в том, что, с тех пор как в стране восстановился порядок и спокойствие, полиция составила список всех, кто так или иначе принимал участие в беспорядках или же просто был замечен в краях, где происходили нападения на дилижансы.
Все эти люди были разбиты на четыре категории:
1) подстрекатели,
2) исполнители,
3) сообщники,
4) те, кто помогал скрыться от правосудия представителям первых трех категорий.
Бонапарт хотел найти часовщика, которого упомянули Кёрель и агент Фуше. Конечно, Бонапарт мог узнать его имя от агента, но он никоим образом не хотел показать, что придает этому человеку большое значение, так как желал скрыть свой план от Фуше. И все потому, что его больно задела проницательность Фуше - почти так же, как слепота и недальновидность Ренье. Оказаться под угрозой, о которой не имеешь ни малейшего представления, находиться под защитой полиции и ничего не знать об этом - для человека такого ума и характера, как Бонапарт, было своего рода унижением. И Пусть его зрение оставляет желать лучшего, теперь он решил посмотреть на все со своей стороны и своими глазами.
С первого же взгляда, который Бонапарт кинул на список аббатства Трепор и кантона Лё, он нашел часовщика по фамилии Трош. Сам часовщик был арестован, но, поскольку он уже давно был замешан в разных делах, рассчитывать на его показания не приходилось. Но был еще его сын, парень девятнадцати лет, который как никто другой знал, когда и сколько человек уже прибыли во Францию и когда ожидаются новые группы заговорщиков.