- Селедок наелась, - объяснила она, оглядываясь. - И не знаю, чего это я так селедку люблю!
"Зачем она пожаловала?" - настороженно думала Дарья Романовна.
Граммофониха оглядела всё кругом и продолжала:
- Люблю солёное. И горькое люблю. А сладкое ни-ни. А пришла я к тебе, Романовна, насчет парня твоего. Сердце у меня за тебя болит. Жаль мне вас обоих, - вздохнула она, горестно качая головой.
- Ты про Витальку? - тревожно подалась Дарья Романовна.
- Про него, про него. Такой орел, хоть караул ори! А где он у тебя?
- Ещё не вернулся с базара.
- Да базар-то давно закрыт! Он с базара ещё днём улетел. Не по душе ему там стоять!
- Что натворил? Говори, Никоновна, - взволновалась Виталькина мать. - Я на работе целый день.
- Понимаю, Романовна. Когда тебе ребёнка воспитывать! Так вот. - Граммофониха понизила голос, словно кто-то мог подслушать. - Орел твой сегодня шесть вёдер в столовую стащил…
- Господи, в какую ещё столовую?!
- В комбинатовскую. Ведь это ж убыток, Романовна! В столовой цена жесткая, государственная!
- Не знаю, что и думать. Никогда не обманывал…
- А кто виноват? Зачем ты ему с дедом Артюшкой позволяешь водиться?
Дарья Романовна пожала плечами:
- Ничего плохого от Артемия Артемьича мы не видели. Тихий такой старик. Всё что-то мастерит. Часа не посидит без дела!
- Хитрый он, Романовна, а не тихий! Людей сбивает. Васеньку не хочет осчастливить!
- Какого это Васеньку, племянника твоего?
- Его - сироту, - Граммофониха шмыгнула носом. - Из-за него Васенька наш в общежитии живет. Ни отца у него, ни матери, ладно хоть тетя есть.
- Опять ничего не пойму. Старик-то при чем?
- Не знаешь ты ничего, Романовна. Старик этот какой участок занимает, а?
- Такой, как все. Двенадцать соток, - не понимала Виталькина мать.
- Во! - закивала головой торговка. - А куда ему столько, а? Он и в сторожке может пожить. Всё равно ходит школу караулить. Плохо ли в сторожах? Я б и то пошла, да забот полон рот.
- Постой, а куда же дом с садом? - всё ещё недоумевала Дарья Романовна.
- Пускай мне продаст, - поджала губы собеседница.
- У тебя же свой есть! Говорят, лучше всех, - испытующе поглядела на нее Дарья Романовна. Граммофониха никогда не приглашала к себе.
- Лучше… конечно, лучше всех! Сколько труда положила! Не себе хочу купить, а Васеньке. Теперь поняла? Всё равно продавать придётся, я наведу комиссию! Мне надо своего сироту пристроить! А Вася оженится сразу. Детки народятся, и я в няньки пойду. Всё равно добьюсь! Такой шум подниму - сам отступится, - заверила она, вставая. Отворив дверь, похвалила Рекса: - Ишь! Рычит… Прибери-ка его. Вот бы мне такого, вот бы мне… мои-то что кошки!
Виталька поздно вернулся домой. Весь вечер они помогали Артюше. Дед приготовил специальные ящики, выложил их деревянной стружкой. В ящики он укладывал яблоки.
Ай да молодцы мы,
Ну и молодцы! –
напевал он.
Машина придёт,
А у нас все готово!
Грузите и везите.
- Как думаете, понравится наш подарок?
- Еще бы!
- И я так думаю.
Хорошо было у Артюши.
Погладив Рекса, Виталька осторожно открыл двери дома.
Мать не спала. Она искоса взглянула на сына и отвернулась.
- Ужин на столе, - коротко бросила она. - Деньги где?
Виталька положил выручку на стол:
- Пятнадцать рублей восемнадцать копеек. Шестьдесят копеек прообедал.
- Ешь сперва. - В голосе матери слышались недовольные нотки.
Виталька сразу думал рассказать ей, что продал яблоки в столовую. Он хотел и про то рассказать, как ему было стыдно встретиться с учительницей…
- Чего молчишь, мам? - осторожно спросил он, усевшись за стол.
Она сердито двинула стулом.
- Чего молчу? Скажи, ты сад растил? Ты его поднимал? Для того надрывался отец, чтобы ты потом своевольничал, а? Молчишь? Ты что думал, не узнаю, куда ты яблоки дел? А ведь и не узнала бы - спасибо, Никоновна предупредила. Всё мне понятно и без твоих слов. На рынке постоять надо, потерпеть на солнце, а тут раз-два и айда к своему деду! Хоть бы посчитал, сколько мать из-за твоих фокусов денег потеряла!
- Всего-то три рубля, - простодушно ответил Виталька. - Зато как быстро! А то стой целый день, как бобик!
- Всего! Я тебе дам "всего". Ишь, добрый какой! Кто это тебя научил? Старик? Не зря Никоновна говорит, что он тебя с толку сбивает. Сам небось так не сделает!
- Ничего ты о нем не знаешь…
- И знать не хочу, - перебила мать. - Запрещаю ходить к нему, вот и всё!
- Нет, пойду.
- Что?! - крикнула мать и неожиданно хлестнула сына по щеке.
Она тут же отдернула руку, но было поздно. Виталька уже вскочил из-за стола, глаза его были полны слёз. Ни слова не говоря, он метнулся к двери.
- Куда? Смотри, если к Артюшке! Пожалуюсь, куда надо! Чему он вас учит? Тоже мне учителя нашел!
Виталька повернулся:
- Граммофониха твоя - натуральная спекулянтка! - Голос у него срывался, лицо горело. - А дед свои яблоки интернату совсем даром отдал!
- Ну вот! Ну вот! Сам чудит и других подбивает. Правильно Никоновна рассудила.
- За наши в столовой заплатили. Туда, я слыхал, плохие несут, а получше на базар.
- Тебе что, лучше других быть хочется?
- Да там же рабочие обедают, - упорствовал Виталька. - Раньше ты и так яблоки дарила, а теперь, вроде Граммофонихи, побольше содрать хочешь!
- Замолчи! - крикнула мать. Но Витальки уже не было в комнате. Он выскочил на улицу. Навстречу ему радостно кинулся Рекс.
КЛЕОПАТРА-ИЗОЛЬДА,
РОБИН ГУД И ВИТАЛЬКА
Тусклым предательским светом горит осветительная ракета. То и дело ухают гранаты. На бруствере окопа яростно стучит пулемет. За пулеметом Андрейка Горикин. Олег не может пошевелиться. Бинты крепко стягивают раненую грудь. Он умоляет Горикина бросить его и поскорей уходить к своим. Андрейка не слушает и продолжает строчить. "Отобьемся, - кричит он, - а потом ты меня примешь в футбольную команду!" На Олега так и сыплются пустые горячие гильзы. Но врагов много. Они всё ближе. Уже слышатся их шаги. "Уходи, - повторяет Олег. - Оставь мне гранату". Но Андрейка строчит. Вдруг пулемет умолкает. "Всё, - говорит Андрейка. - Кончились патроны. Вставай, пошли врукопашную!" Он поднимает Олега. Обнявшись, они идут на врагов. Прямо на их выстрелы. "Это есть наш последний и решительный бой", - запевает Андрейка, и Олег подхватывает…
Олег проснулся. Протер глаза. Как это он уснул в кресле? Ну и сон! Сколько же времени? Он поглядел на будильник. Девять. Что-то он должен сделать… А-а, вспомнил.
Забежав в кухню, он отломил от батона добрую половину, взял из сахарницы два куска сахару и выскочил на улицу.
Вскоре он был у старого дерева.
Самое главное - выяснить, кто же проживает за этим высоким забором. Олег снова постучал, но опять никто не появился из массивной калитки. Вот странный дом!
Иногда из-за забора доносился лай и рычание собак. Интересно, сколько их там? Олег запустил разок камнем в забор, и собаки потом долго лаяли.
"Жил бы какой-нибудь военный, - думалось Олегу, - он бы уж знал, где тут был окоп!"
Снова и снова кружил он возле старого дерева. Ничего нового. Надо ждать. Должен же кто-нибудь появиться у калитки. Совсем стемнело. Тусклая лампочка, раскачиваясь от ветра, освещала кусок дороги и забор. "Интересно, сколько сейчас времени. Хорошо, что тёти Тани нет дома".
Никто не шёл по улице. Олег попробовал залезть на дерево - сорвался. Попробовал ещё раз - получилось. Усевшись на суку поудобнее, снова стал ждать.
Шаги послышались неожиданно. Олег замер. К маленькой калитке подошли двое - высокая полная тетка и мужчина в соломенной шляпе. Тетка всё время оглядывалась. Она достала связку ключей из кармана и, повернувшись к свету, стала их перебирать. Олег тихонько свистнул. Граммофониха! Вот это чей дом…
Торговка, отворив калитку, пропустила вперед мужчину и, ещё раз подозрительно оглядевшись, вошла в неё сама. Олег слышал, как застучали щеколды с той стороны.
- Странно, - прошептал он. - Боится чего-то!
- Привела! - проворчала Граммофониха, затворяя калитку за Василием. - Явился не запылился! Ну чего фыркаешь? Чего фыркаешь? Думаешь, уехал от тети в общежитие, так она о тебе забыла? Не забыла!
Граммофониха занимала обширный дом, но жила в одной комнате. Другие две были заставлены разным хламом, бочками, ящиками, ведрами. Тяжело ступая по немытым половицам, тетка разожгла примус и поставила на него чайник. Она очень любила чай и считала себя растратчицей, так как ежедневно истребляла пачку чая. Вот и сейчас, с трудом дождавшись, пока закипит вода, она высыпала в чайник полпачки и налила себе огромную кружку.
- Благодать, однако, дома, - просопела она, поглядывая на племянника. - Тебе не наливаю, ты ведь у меня другое любишь! Припасла, припасла, кто же тебя пожалеет, кроме тёти! Из рюмки будешь пить или сразу из стакана? Вот, держи-ка!
- А может, не буду, - ухмыльнулся Василий, принимая бутылку.
- Это ты-то! Не болтай! - Граммофониха всплеснула руками. - А Сенька голодный сидит! Я забыла, и ты не вспомнишь.
Она закрыла ставни, прошла в заднюю комнату и принесла оттуда повизгивающего пятнистого поросёнка. Выдвинув ногой из-под стола корытце, накрошила в него хлеба. Поросенок забрался в корытце и стал жадно чавкать.
- Проголодался, бедненький, некогда и за животным приглядеть, господи, - тетка снова принялась за чай. Некоторое время в комнате раздавалось только чавканье и прихлёбывание…
Родители Василия погибли во время войны. Он скитался по стране. В Ярославле выучился на шофера, и тут ему встретилась тётка. Тётка продавала из-под полы самогонку и занималась разными тёмными делишками. Её чуть не засудили за продажу краденого, но она удрала в освобожденный от немцев Смоленск. Василия прихватила с собой. Она и приучила его пить. Она ездила с ним по деревням за продуктами и втридорога сбывала их на рынке. С Василием рассчитывалась водкой.
Так продолжалось до тех пор, пока Василию не дали место в общежитии, куда он перебрался от сварливой тетки. Первое время, придя с работы, Василий ложился на койку и молча наблюдал за соседями по комнате. Один из них - механик по ремонту машин, близорукий Иван, - учился в вечернем техникуме и возвращался поздно. Перед сном он ещё уговаривал второго жильца, токаря, сразиться с ним в шахматы:
- Хоть одну партийку!
Прошло время. Василий сжился с соседями. К тётке не заглядывал. Но однажды она заявилась сама и при всех стала лить слёзы: мол, он позабыл, что она спасла ему жизнь, и не хочет даже навестить больную старуху. Она выла, пока Василий не пошел с ней. Дома тётка объявила, зачем он понадобился. Где-то раздобыла она яблоки, наверное ворованные. Требовалась машина, чтобы перевезти их в Смоленск. Тётка умоляла помочь. Плакала. Уверяла, что к нему последняя просьба.
И Василий сдался. Сгонял на своем самосвале и ночью привёз яблоки. Их было так много, что некуда было прятать. Сонная Граммофониха металась по двору, отыскивая мешки и ящики. Она наполнила всё, что можно, но все равно оставалось еще полкузова.
- Что прикажешь с ними делать? - зло спросил Василий.
Надо было скорей ехать в гараж, ставить машину на место.
- Не знаю, ох, не знаю, Васенька, - стонала Граммофониха.
- Свалю во дворе, и всё!
- Что ты, что ты! - испуганно отозвалась тётка. - Закопать бы, Васенька!
Недалеко от её дома на улице была канава, - собирались когда-то прокладывать водопровод. Водопровод не провели, а яма так и осталась. Граммофониха сбегала к канаве, убедилась, что там никого нет. Василий подъехал и опрокинул в нее кузов.
- Помоги зарыть, Васенька!
- Ну уж нет! - Василий стал разворачиваться.
В гараже ему удалось благополучно поставить машину на место. Он считал, что всё кончилось удачно и теперь он навсегда отделался от тётки. Но не тут-то было!
После того как Василий съездил за яблоками, тётка обнаглела и стала заставлять его выполнять различные поручения. Снова он стал пить. Нарушил правила вождения, и у него отобрали права. Теперь работал в гараже на ремонте машин. Вернее, не работал, а прогуливал. "Раз такая жизнь, - решил он, - пусть всё катится колесом!"
- Ну, - проворчал он. - Говори, чего нужно, Клеопатра!
- Во! Как будто тётя не может тебя просто так угостить.
- Просто так не может. Говори, чего хочешь?
- Сирота ты у меня. Кто о тебе позаботится?
- Хватит! - заорал племянник.
- Какой нервный стал. Это всё общежитие. Жил бы у тети спокойно.
Василий опустил голову на руки. Выпил он немного, но тётка подсунула такую самогонку, что и с трёх стаканчиков замутило.
- Придется и мне огурчик взять, - невозмутимо сказала тетка. - Сладко во рту после чая. Не люблю, когда сладко! - Она громко захрустела огурцом. - Я ж тебе говорила давеча, Васенька, надумала я для тебя домик купить. Хватит тебе по общежитиям болтаться! Ежели ты сирота, так о тебе тётя подумает. Верно?
- Не продаст старик тебе дом. Зря болтаешь!
- Мне-то? Продаст! Я уже тут кое-что сделала. Пустила слух. Да и куда ему? Будет в сторожке жить. Вот схожу к нему, потолкую, припугну, деньги покажу. Всё и получится, Васенька! Документы на тебя и оформим.
- А потом?
- Потом тебе домик.
- А сад тебе?
- Угадал! Угадал, Васенька, - пела она. - Сам подумай, какая прибыль с того сада! Не надо никуда ездить за товаром. Прятать его, беспокоиться! Всё под рукой. Никакая милиция не придерётся. А то торгуй да трясись!
- Да ведь запустишь, и расти не станет. Свой-то запустила. Совсем заглох.
- Некогда мне! - отрезала тетка. - Дела. Сад старика лет десять будет яблоки давать и без ухода. А там посмотрим. Опять пьёшь? Может, отдохнешь пить-то, ведь крепкая!
- В своём-то саду ничего нет, - пьяно твердил Василий. - Заглохло всё - не пройти. Даже ямину эту не закопаешь! Я по пьянке туда два раза свалился.
- Это под сливой, что ли? У забора? От самой войны ямина. Я в неё всякий хлам кидаю. Что её закапывать? Нужна.
- А я с-сейчас закопаю! Где эта… лопата?
- Ты мне о деле говори. Согласен?
- Валяй, Изольда, делай что хочешь! Пусть все катится… этим… колесом! Где лопата? Я трудиться хочу!
- Потом, потом потрудишься, - сказала тетка, нахлобучивая на него соломенную шляпу. - Иди выспись!
Василий, покачиваясь, вышел из калитки и пошел было к себе, но вдруг решил посмотреть, хорошо ли замаскирована канава. Он свернул за угол и от неожиданности замер. На том самом месте, где были зарыты яблоки, топтался какой-то худенький взъерошенный мальчишка. В руках у мальчишки была палка, которой он тыкал в землю. Лицо у него было озабоченным. Вот он отбежал к корявому, засохшему дереву и принялся отсчитывать шаги к тёткиному забору. Василий сразу отрезвел.
- Эй, Робин Гуд, тебе чего надо?
Мальчишка поднял голову, но не ответил.
- Я тебе говорю, давай проваливай. Ну, бегом!
Мальчишка не тронулся с места. Тогда Василий подошёл к нему, взял за плечи и, развернув, дал пинка. Мальчишка отбежал в сторону и погрозил Василию кулаком.
Он был уже неподалеку от своего дома, когда кто-то позвал его:
- Нева!
Присмотревшись, Олег различил Витальку. Что он тут делает так поздно?
- Дай яблочка, - сказал тот, - есть охота!
- Какого яблочка? - удивился Олег.
- Будто не понимаю, чего ты здесь разгуливаешь! Валяй, лазай где хочешь, у Артюши мы уже всё сняли. Опоздал! А здорово ты удрал, только пол в сарае зря испортил. Так не дашь яблочка?
- Нет у меня, вот пристал.
- Ладно. Ну что, не едешь на свою Неву, понравилось у нас?
Олег пожал плечами. К Смоленску он действительно стал привыкать, но не признаваться же в этом Витальке.
- Ничего городок, - процедил он.
- "Городок"! Воображаешь. Почитай сперва историю, потом зазнавайся!
- Побольше твоего читал.
- Ха! Знаешь, сколько наш город воевал?..
- Знаю, тысяча восемьсот двенадцатый год и раньше. - Олег заговорил тоном экскурсовода. - За кинотеатром "Октябрь" вы увидите остатки земляного вала. Это - Шеин бастион. Храбро бился воевода Шеин с осадившими город поляками, бился даже тогда, когда остался почти один. Многими подвигами прославил этот человек свою Родину, а в конце жизни был казнен на плахе изменниками-боярами… Рядом с Успенским собором вы увидите маленькую часовенку. По преданию, в ней молился Кутузов, но это только предание, великий полководец в Смоленске не был… Ну, что тебе ещё рассказать? - отбарабанив, усмехнулся Олег. - Знаю я историю Смоленска получше тебя! Но меня только Великая Отечественная война интересует.
- А в Великую-то Отечественную, - сказал Виталька уже не так запальчиво, - в эту войну здесь бои были не меньше, чем под твоим Ленинградом! Даже здесь на Покровке знаешь какие бои были!
Олег насторожился.
- Какие уж тут бои, - безразличным голосом сказал он.
- Тут? - Виталька опять начал горячиться. - Да тут даже танковые бои были. Спроси деда.
- Когда?
- В сорок третьем, во время штурма.
- В сентябре?
- А ты-то откуда знаешь?
- Вот чудак! Город ваш освободили двадцать пятого сентября.
- Верно. Вот если бы что про Артюшиного сына узнать! - доверительно вздохнул Виталька. - Сколько лет о нем Артюша вестей ждёт. Только и узнал, что погиб он здесь, на Покровке. Покровка большая, попробуй найди.
- Да, большая. - Олег помедлил. - Наверно, и здесь окопы были? - спросил он затаив дыхание.
- Окопы? Да они и сейчас есть!
Олег изо всех сил старался не выдать волнения.
- А ты не врёшь? Что-то я их не видел.
- Вот ещё! Да под горой за ручьём. Хоть кого спроси!
Виталька так и не вернулся домой.
Дарья Романовна то и дело зажигала свет и смотрела на часы. "Пошёл-таки к своему Артюше", - думала она. Но решила выдержать характер и не ходить за сыном.
Подумать только, ещё год назад боялся словечко поперёк вымолвить, а сейчас - видали: "Ты вроде Граммофонихи!" Нет, она сходит утром к старику и поговорит как следует с обоими!
В семь она уже постучала в калитку Артемия Артемьевича. Постучав, подумала, что пришла слишком рано, но из-за калитки сразу же ответили:
- Входите, не заперто!
Увидев ее, старик засуетился:
- Дарья Романовна! Я сейчас.
Он был одет по-рабочему, в клеёнчатый фартук, из-под которого выглядывали короткие, как у мальчишки, брюки, а на ногах стоптанные домашние туфли. В руках старик держал кисть, с которой на землю капала краска.
- Виталька у вас? - спросила Дарья Романовна.
- Не-ет, - удивленно протянул старик. - Вечером был. Разве не дома? - Он с тревогой поглядел на неё.
- Приходил. Потом ушёл.
- Как же так, ночью? Что стряслось, Дарья Романовна?