Один из них обнаружил бар со спиртным, и хотя там стояла лишь пара бутылок, раздался одобрительный рев. Они принялись с шумом толкать друг друга, как чайки над добычей, а затем отправились грабить склад с провизией – с не меньшим воодушевлением и радостью. Даже когда их командир, с помощью еще четверых из его команды, преодолел коварную пропасть между двумя суднами, крики и хохот ничуть не стихли, и вокруг продолжал раздаваться треск отдираемой обшивки и звон разбитого стекла.
Командир тяжелой неуверенной поступью пересек палубу и остановился у входа в салон, чтобы отдышаться. Такого великана я никогда в жизни раньше не встречал – громадное, словно распухшее тело. Из-под форменной куртки выпирал живот, как надутый шар, ткань от натяжения трещала на пуговицах, а подмышки промокли от пота. На груди у него сверкало целое созвездие медалей, среди которых я узнал Американский морской крест и звезду Победы 1918 года. Его голова формой и цветом напоминала черный полированный котел, вроде тех, в которых варили миссионеров, а на голове лихо сидела морская фуражка, украшенная золотыми косичками. Лицо блестело от стекающего струями пота, и он с трудом пытался отдышаться и вытирал пот, уставясь на меня своими выпученными глазами.
Его тело начало медленно надуваться, распухая еще больше, наподобие громадной бычьей лягушки, я заволновался как бы он не лопнул. Темно-фиолетовые губы, толстые как тракторные шины, раскрылись и из розовых глубин его рта вырвался оглушающий рев.
– Всем заткнуться!
В мгновение ока кучка погромщиков онемела и замерла на месте, причем один так и остался стоять с занесенным для атаки на обшивку бара ружьем.
Исполин тяжело ступил вперед, казалось, наполняя весь салон своими гигантскими телесами. Затем он медленно опустился в мягкое кресло. Он еще раз вытер пот, взглянул на меня, и постепенно его лицо озарилось прямо-таки чудесной дружеской улыбкой, как у громадного, пухлого и очаровательного младенца. У него были крупные, безупречно белые зубы, а глаза почти исчезали в крупных черных складках.
– Мистер Флетчер, вы просто не поверите, как я рад вас видеть, – его голос был глубоким, мягким и дружеским, а акцент, как у британского аристократа – видимо, он приобрел его в каком-нибудь престижном учебном заведении. Он говорил по-английски лучше, чем я. – Я давно уже мечтал о встрече с вами, можно сказать, годы.
– Это звучит весьма участливо с вашей стороны, адмирал. – В такой форме он не мог быть ни рангом ниже.
– Адмирал! – повторил он с восторгом. – Мне это нравится. – Все его тело затряслось, начиная с подрагивания огромного живота и кончая ртом, с жадностью хватающим воздух.
– Увы, мистер Флетчер, моя внешность ввела вас в заблуждение, – он даже слегка расцвел, пощупал медали и поправил фуражку. – Я всего лишь скромный командующий в чине лейтенанта.
– Кто бы мог подумать, лейтенант.
– Нет, нет, мистер Флетчер, не тратьте ваше время на сочувствие. У меня есть власть, какую только можно пожелать. – Он снова остановился, чтобы набрать воздух и вытереть набежавший пот.
– У меня есть власть, чтобы казнить и миловать, поверьте мне.
– Я верю вам, сэр, – честно признался я. – Пожалуйста, не беспокойтесь, я верю вам на слово без всяких доказательств.
Он опять громогласно рассмеялся, чуть было не задохнувшись при этом, затем откашлялся, выплюнул кусок желтоватой мокроты на пол и снова обратился ко мне.
– Вы нравитесь мне, мистер Флетчер, очень даже нравитесь. Я думаю, что важно не терять чувства юмора. Я также полагаю, мы могли бы стать с вами хорошими друзьями.
Вот в этом я сомневался, но тем не менее улыбнулся.
– В знак моего особого расположения, вы можете обращаться ко мне просто по имени – Сулейман Дада, – представился он.
– Я ценю ваше доверие, поверьте, Сулейман Дада, и, в свою очередь, вы можете звать меня просто Харри.
– Харри, – сказал он. – Давайте вместе выпьем по глоточку виски.
В это мгновение в салон вошел еще один человек. Худощавая мальчишеская фигурка, одетая не в привычную униформу колониальной полиции, а в шелковый облегченный костюм, шелковую рубашку лимонного цвета и галстук в тон, на ногах туфли крокодиловой кожи. Редкие светлые волосы были тщательно зачесаны вперед, будто их прилизала корова, пушистые усики были также аккуратно подстрижены. Однако походка его была неуверенной и осторожной, словно щадящей какую-то рану. Я улыбнулся ему.
– Ну, как теперь себя чувствует твой мешочек, Дейли? – спросил я участливо, но он не ответил, а направился сразу к Сулейману и сел возле него.
Дада протянул свою огромную лапищу и взял бутылку шотландского виски, принесенную одним из его подчиненных из моих старых запасов, и жестом приказал другому принести стаканы из разбитого бара.
Когда в руках у каждого из нас оказался стакан виски, Дада выдал тост: "За долгую дружбу и всеобщее процветание".
Мы выпили, я и Дейли осторожно, а Дада залпом и с нескрываемым удовольствием. Пока его голова была откинута назад, а глаза закрыты, один из его ребят попытался стащить стоящую на столе бутыль виски. Не опуская стакана, Дада отвесил ему такую мощную оплеуху по голове, что от удара она откинулась назад, а бедняга полетел через весь салон, где закончил падение, ударившись о разбитый бар. Затем он осел на пол и долго не мог прийти в себя. Я понял, что Сулейман несмотря на свою тучность, обладал быстрой реакцией и недюжинной силой.
Он осушил свой стакан, поставил его и вновь наполнил. Он опять взглянул на меня, но выражение его лица изменилось. Несмотря на шарообразные складки жира, клоун исчез и я остался перед лицом проницательного, опасного и абсолютно безжалостного противника.
– Харри, я понимаю, что вы и инспектор Дейли не довели до конца свою недавнюю дискуссию, – я только пожал плечами. – Мы все здесь понимающие люди, Харри, в этом я уверен.
Я промолчал, продолжая изучать с глубокомысленным видом стоящий передо мной стакан виски.
– Я нахожу это удачным. Ведь подумайте, что может произойти с непонимающим человеком в вашей ситуации, – он остановился и прополоскал горло глотком виски.
Пот блестел подобно угревой сыпи на его носу и подбородке.
– Прежде всего, непонимающий человек может стать свидетелем того, как членов его команды выведут одного за другим и казнят. Для этого мы используем топорики. Неприятное занятие, тем более, что инспектор Дейли утверждает, что у вас с этими двумя особенно теплые отношения.
Чабби и Анджело заерзали на своих местах.
– Затем, непонимающий человек увидит, что его судно уводят в залив Зинбалла. А раз так, то вернуть его не представляется возможным. Судно будет попросту официально конфисковано, прямо из моих скромных рук.
Он остановился и показал свои скромные руки, протянув их прямо к моему носу. Они подошли бы самцу гориллы. Мы оба на мгновение уставились на них.
– Ну, а затем, непонимающий человек может оказаться в тюрьме Зинбаллы, которая, как вы догадываетесь, является политической тюрьмой с максимальной охраной.
Мне уже доводилось слышать о тюрьме Зинбаллы, как и любому на побережье. Те, кто покидал ее, были либо мертвы, либо сломлены телом и духом. Ее еще звали "львиная клетка".
– Сулейман Дада, позвольте заверить вас в том, что я один из самых понятливых по своей натуре людей, – пообещал я, а он снова расхохотался.
– Я был в этом уверен, – сказал он. – Я таких людей за версту вижу.
Он снова стал серьезным. Я подумал, если мы сейчас снимемся с якоря, до того, как изменится прилив, мы сможем выйти в прибрежный проток до полуночи.
– Да, – согласился я.
– Тогда ты должен доставить нас в интересующее нас место и подождать, пока мы не убедимся в том, что ты нас не обманываешь – в данный момент я в этом совершенно не сомневаюсь, а затем ты и твоя команда можете плыть в вашей замечательной лодке куда вам заблагорассудится и уже завтра вы сможете спать в собственной постели.
– Сулейман Дада, вы щедрый и великодушный человек. У меня также нет оснований сомневаться в правдивости ваших заверений, – не более, чем в свое время Матерсону и Гатри, продолжил я эту мысль про себя. – И кроме того, у меня есть особо непреодолимое желание провести следующую ночь в собственной постели.
Дейли заговорил впервые за это время. С холодной злобой он цедил из-под своих усов.
– Да будет тебе известно, что один ловец черепах видел, что твое судно стояло на якоре в лагуне между "Стариками" и Пушечным Рифом за ночь до вашей перестрелки. Надеюсь, ты нас доставишь именно туда.
– Я не имею ничего против людей, берущих взятки, Дейли. Бог свидетель, я сам не без греха – но где же честь среди воров, как сказал поэт?
Я был очень огорчен за Дейли, но мои упреки были ему безразличны.
– Брось свои дурацкие штучки, – предупредил он.
– А ты и в самом деле здоровенный кусок дерьма, Дейли. Я бы с тобой мог бы получать призы.
– Успокойтесь, джентльмены, – Дада поднял руки, чтобы прервать поток моего красноречия. – Давайте останемся друзьями. Еще по стаканчику виски, и Харри отправится с нами в увлекательнейшее путешествие.
Дада до краев наполнил стакан и помедлил, перед тем, как еще раз выпить:
– Мне кажется, я должен предупредить вас, Харри. Я не переношу, когда судно слишком раскачивает. Мне это просто не по нутру. Так что, если будет качка, я рассержусь на вас. Надеюсь, мы понимаем друг друга.
– Только ради вас, Сулейман, я прикажу водам, чтобы был полный штиль, – заверил я его, и он торжественно кивнул, будто это было то, что он и хотел услышать.
Рассвет напоминал прекрасную женщину, встающую из моря, как с ложа. Вокруг царили нежные телесные тона и перламутровый свет. Облака напоминали ее сбившиеся за ночь локоны, светящиеся в первых лучах солнца золотым блеском.
Мы шли курсом на север, в спокойных водах прибрежного протока. "Балерина" шла впереди, а патрульное судно покачивалось сзади на расстоянии около полмили. Моторы "Алисон" все время старались удержать его в ровном положении. Наш курс лежал к "Старикам" и Пушечному рифу.
На борту "Балерины" на открытом мостике возле меня у руля стоял охранник. Позади стоял инспектор Дейли – оба были вооружены. В салоне на скамье сидели Чабби и Анджело и еще трое моряков, приставленных к ним для охраны. "Балерину" начисто ограбили от всех ее запасов, так что никто из нас не завтракал. Не было даже чашечки кофе.
Первое парализующее чувство неволи прошло, и я беспрестанно думал о том, как нам выбраться из лабиринта, в который мы угодили.
Я знал, что если я покажу Дейли и Дада пролом в Пушечном рифе, они либо исследуют его и ничего не найдут – что было наиболее правдоподобно, ведь, то что лежало там ранее покоилось теперь, завернутое в холст, у Большого Острова Чаек, либо все-таки что-то обнаружат в проломе. В обоих случаях нас ждали одни неприятности. Если ничего не найдут, то Дейли решит доставить себе удовольствие и присоединить меня к электрическому стулу, чтобы заставить заговорить. Если же при мне будет найдено, что-нибудь существенное, то мое присутствие попросту окажется излишним – и дюжина моряков будут сгорать от нетерпения прихлопнуть меня на месте. Мне не нравился звук их топориков, он предвещал неприятные ощущения.
Шансы на спасение были крошечными. Хотя "Балерина" шла в полумиле от патрульного судна, трехфунтовая пушка на палубе Дада держала нас, как на поводке. Кроме того, с нами на борту был Дейли и четверо из армейского взвода. Я впервые за день зажег сигару и эффект оказался невероятным. Почти в то же мгновение мне показалось, что в конце тоннеля забрезжил слабый свет.
Я еще раз чуть дольше задумался, неторопливо затягиваясь темным дымом, и это не оставалось безрезультатным. Но сначала мне было необходимо поговорить с Чабби.
– Дейли, – произнес я, обернувшись через плечо. – Тебе следует сходить за Чабби, чтобы он сменил меня возле руля. Мне надо на минутку вниз.
– Зачем? – подозрительно отозвался тот. – Что тебе надо?
– Скажем так, лишь то, что обычно происходит в это время утром, и никто другой, кроме меня самого, это сделать не может, если ты заставишь меня продолжить эту тему, я покраснею.
– Флетчер, тебе лучше не сходить со сцены. Ты что-то замышляешь.
– Странно, что у тебя возникли такие мысли. Мне на ум пришло то же самое.
Дейли послал охранника привести из салона Чабби, и я передал тому руль.
– Будь поблизости, я хочу позже тебе что-то сказать, – пробормотал я, почти не раскрывая рта, и стал спускаться на нижнюю палубу. Анджело немного повеселел, когда я вошел в салон и попытался вообразить подобие своей знаменитой улыбки. Три охранника, явно изнывая от скуки, с радостью направили на меня оружие, и я поспешил поднять руки.
– Полегче, ребята, полегче, – успокоил их я и проскользнул мимо них дальше. Однако, двое последовали за мной. Когда я добрался до искомого места, они было и тут намерились составить мне компанию.
– Джентльмены, – запротестовал я. – Если вы собираетесь держать меня на прицеле в течение нескольких следующих, очень важных для меня минут, то, пожалуй, вы станете пионерами в разработке эффективного метода лечения запора.
Они бросили на меня нерешительный взгляд, и я крепко запер дверь перед их самым носом, добавив: "Вы ведь действительно не претендуете на Нобелевскую премию, не так ли?"
Когда я вновь открыл дверь, они все еще стояли там в тех же позах, будто и не шевелились. Конспираторским жестом я пригласил их следовать за мной. Они сразу же заинтересовались, и я повел их в главную кабинку. Под большой двойной скамьей я давно уже соорудил тайник. Он был размером с гроб и имел доступ воздуха. В нем легко бы мог поместиться лежащий, вытянувшийся человек. В те времена, когда я перевозил беглецов, это было тайным укрытием на случай обыска, но теперь я использовал этот тайник для перевозок ценного, незаконного или опасного груза. В настоящее время в нем лежало пятьсот полных зарядов для моего карабина, деревянный ящик с ручными гранатами и два ящика, полных шотландского виски "Чивас Регал".
С радостными воплями два охранника скинули с плеч автоматы и вытащили ящики с виски. Они тут же позабыли о моем присутствии, и я проскользнул мимо них и вернулся на мостик. Я встал возле Чабби, оттягивая момент передачи руля.
– А ты не торопился, – проворчал Дейли.
– Зачем же спешить, занимаясь приятными делами? – пояснил я, и он, потеряв всякий интерес, отошел, чтобы взглянуть на сопровождающее нас судно.
– Чабби, – прошептал я, – Пушечный Пролом. Ты как-то рассказывал мне, что там есть проход в рифе, со стороны, что ближе к материку.
– Во время высокого прилива, если это вельбот, которым управляет капитан со стальными нервами, – согласился он. – Я как-то раз прошел его, когда был молодым и сумасшедшим.
– Высокий прилив будет через три часа. Как ты думаешь, а "Балерина" прошла бы? – спросил я. Выражение лица Чабби изменилось.
– Господи Иисусе, – прошептал он и уставился на меня, словно не веря своим ушам.
– Я бы смог провести ее? – спокойно настаивал я, а он в задумчивости смотрел на восход, почесывая щетину на подбородке.
Наконец, он принял решение и плюнул за борт.
– Ты бы смог, не знаю как кто другой, а ты бы смог.
– Дай мне ориентиры, Чабби, побыстрей.
– Это было давно, но… – и он кратко объяснил, как подойти к рифу и обойти пролом:
– Там есть три изгиба; влево, вправо и опять влево, затем проход сужается в коралловых зарослях – "Балерина" пройдет, но обдерет немного краски. Затем ты войдешь к большому омуту позади главного рифа. Там можно развернуться и подождать хорошей воды, прежде чем идти через проход в открытое море.
– Спасибо, Чабби, – шепнул я. – А теперь иди вниз. Я дал охранникам остатки виски. К тому времени, как нам входить в пролом, у них отшибет все мозги. Я дам сигнал, топнув три раза по палубе, и вы с Анджело отнимите у них стволы, а самих как следует свяжете.
Солнце уже поднялось высоко и всего в нескольких милях впереди виднелся силуэт трех "Стариков". Когда до меня донеслись первые пьяные возгласы, смех и треск ломаемой внизу мебели, Дейли не обратил на них внимания, и мы продолжали идти спокойными прибрежными водами к обратной стороне Пушечного рифа. Я уже мог различить его резкие очертания, напоминавшие зубы древней акулы. Позади рифа высокий океанский прибой белел брызгами пены, а дальше простирались просторы океана.
Я повернул к рифу и чуть сильнее открыл сопла двигателя. Звук мотора двигателя "Балерины" слегка изменился, но не настолько, чтобы привлечь внимание Дейли. Он прислонился к перилам, усталый, небритый и, видимо, мечтающий о завтраке. Я уже мог отчетливо различить шорох прибоя о кораллы, а звуки погрома внизу стали непрерывными. Дейли, наконец обратил на них внимание, нахмурился и приказал охраннику спуститься вниз и выяснить, в чем дело. Охранник, которому все так же надоело, исчез с удивительной живостью и больше не появлялся. Я обернулся к корме. Расстояние между "Балериной" и патрульным судном слегка увеличилось: я увеличил скорость, и мы постепенно приближались к рифу. С тревогой вглядываясь вперед, я старался отыскать ориентиры, о которых рассказал мне Чабби. Мягким движением, я еще чуть больше приоткрыл сопла. Преследователи стали уже заметнее отставать от нас.
Внезапно в тысяче ярдов впереди нас открылся вход в Пушечный Пролом. Он был отмечен двумя вершинами старых кораллов, и я мог различить, что вода, вытекающая из пролома в коралловой преграде, отличалась по цвету.
Внизу раздался очередной взрыв дикого хохота, и на палубу вышел, пьяно качаясь, один из охранников. Он едва успел добраться до перил, когда его вырвало за борт. Затем ноги его подвернулись и он рухнул на палубу, где и остался лежать бесформенной массой. У Дейли вырвался крик возмущения, и он поспешил вниз по лесенке. Я воспользовался этим, чтобы еще прибавить хода, сильнее открыв сопла.
Глядя вперед, я готовил себя к испытаниям. Мне было необходимо еще сильнее оторваться от сопровождающего нас судна – каждый лишний дюйм мог стать спасением, если они начнут стрелять.
Я хотел сначала поравняться с проломом и рывком войти в него на полном ходу. При этом я рисковал зацепиться за коралловые шипы, но зато не был бы мишенью для их пушки. Нам предстояло пройти с полмили через кораллы по узкому, коварному проходу, прежде чем сумеем выйти в открытое море.
На прямом отрезке "Балерина" будет частично защищена коралловой порослью, а изгибы прохода помешают навести пушку точно на цель. Я также надеялся, что прибой, пробегая через пролом, будет беспрестанно покачивать "Балерину" вверх и вниз, и она будет подскакивать и нырять наподобие уток в тире. В одном я не сомневался: этот бесстрашный моряк, командир Сулейман Дада, ни за что не рискнет преследовать нас через пролом и каждый раз его людям придется наводить пушку на все большее расстояние.
Я не обращал внимания на пьяную перебранку внизу и наблюдал, как стремительно приближается к нам пролом, надеясь, что мастерство команды спасательного судна и его капитана будет в полном соответствии с их умением стрелять. Откуда ни возьмись, взлетев вверх по лестнице, передо мной предстал Дейли. Его лицо порозовело от возмущения, а усы были взъерошены. Его рот судорожно двигался, прежде, чем он сумел что-то произнести.