На следующий день прилив начинался довольно поздно, и мы не могли попасть в пролом утром. Зато это позволило нам сделать некоторые приготовления. Я вскрыл один ящик со взрывчаткой, вынул десять длинных желтых, восковых на вид свеч, закрыл ящик и закопал его вместе с остальными двумя поглубже в песок среди пальмовой рощи на почтительном расстоянии от лагеря. Затем мы с Чабби собрали и проверили взрывное устройство. Это был продукт домашнего производства, но надежный в работе. Он состоял из двух девятивольтовых батарей, корпуса и выключателя. У нас было четыре катушки изолированного медного провода и коробка с детонаторами. Каждая смертоносная серебряная трубка была аккуратно обернута ватой. У нас также было несколько детонаторов замедленного действия, походивших на коробку с карандашами. Во время работы нам с Чабби приходилось следить за изоляцией, присоединяя электрические детонаторы к самодельным полюсам, которые я сам смастерил для этой цели.
Использование мощного заряда кажется простым только на бумаге, а на деле – это сущая нервотрепка. Любой идиот может замкнуть цепь и нажать кнопку, но у мастера это становится настоящим искусством. Дерево средних размеров может устоять, потеряв лишь листву и немного коры, если неумело взорвать хоть пол-ящика гелигнита. Но можно и половиной свечи повалить через дорогу дерево, напрочь перегородив ее, и при этом не стряхнуть с него ни единого листика.
По-моему, я в душе немного художник, и поэтому учу Чабби всему, что знаю и умею. Чабби воспринимал все естественно. Его вряд ли можно было назвать мастером, но радость от участия в этом деле была откровенно ребяческой. Чабби от рождения обожал взрывать, что попало. Работая с детонатором, он что-то мурлыкал себе под нос.
Мы заняли исходную позицию чуть раньше полудня. Я спустился один, вооруженный ружьем для подводной охоты, на кончике копья которого смастерил нечто вроде креста с шипами. Острие было тоньше иглы, а следующие шесть дюймов ощетинились шипами. Двадцать четыре небольших острых зубца, наподобие тех, что используют ловцы рыбы племени батонка, когда выходят на промысел в Замбези. Ниже шипов была крестовина с четырехдюймовой перекладиной, которая не позволяла жертве приблизиться ко мне для атаки, когда я держал в руках пятьсот фунтов и была двадцать футов в длину, намотанная на катушку под прикладом ружья.
Работая ластами, я подплыл к поросшей водорослями груде останков, и примостился напротив орудийного люка, закрыв на минуту глаза, чтобы привыкнуть к полумраку. Затем осторожно заглянул в темное квадратное отверстие и нацелил туда свое ружье.
Темные скользкие кольца мурены крутились и извивались. Почувствовав мое присутствие, рыба приняла угрожающую позу – откинувшись назад, она раскрыла пасть со страшными неровными желтыми зубами. Во мраке ее глаза блестели антрацитом, отражая, наподобие кошачьих, слабый свет. Это был громадный старый самец, толщиной с мою икру и около шести футов в длину. Он угрожающе поднял колыхающуюся гриву спинного плавника, пытаясь нагнать на меня страх.
Я осторожно прицелился в него, ожидая, когда он повернет голову, становясь таким образом более удобной мишенью. У меня в запасе был лишь один выстрел, и если я промахнусь, он бросится на меня. Я как-то видел, как пойманная живьем мурена отгрызла кусок деревянной обшивки шлюпки. Эти клыки без труда прорвут резиновый костюм и мышцы до самых костей.
Он медленно извивался, будто кобра, наблюдая за мной. Расстояние между нами было невелико, и он перешел ко второй стадии атаки: надул горло и слегка повернулся, демонстрируя мне свой профиль.
– Боже! – подумал я. – Когда-то я занимался этим ради забавы, – и нажал курок. Воздух злобно зашипел, и пробка ударилась о конец копья, посылая его вперед. Вслед за ним метнулся неясный голубой шлейф нейлоновой лески.
Я целился в темную, похожую на ухо, отметку в задней части его черепа, но попал на два дюйма выше и правее. Мурена тотчас превратилась в комок извивающихся пульсирующих колец, которые, казалось, заполнили весь люк. Я выпустил из рук ружье и, работая ластами, кинулся вперед, чтобы покрепче ухватить рукоятку копья. Она дергалась и билась у меня в руке, так как мурена обмоталась своим темным толстым телом вокруг стержня. Я вытащил рыбу из ее логова. Толстый кусок ее кожи и резинистых мышц были пригвождены шипами копья. Ее рот был разинут в немом вопле ярости, а распрямившееся тело колыхалось во все стороны, как флаг на ветру. Она задела мне по лицу хвостом, сбив маску. Вода хлынула мне в нос, и пришлось долго отфыркиваться, прежде чем начинать подъем.
Затем мурена, откинув голову назад под невообразимым углом, сомкнула свои омерзительные челюсти на металлическом стержне копья. Я слышал, как ее зубы со скрежетом вгрызались в сталь, и на поверхности металла оставались яркие серебристые царапины.
Я вынырнул из воды, высоко подняв свой трофей и услышал, как Шерри закричала от ужаса при виде извивающегося монстра, а Чабби буркнул: "Ну, иди к папе, моя крошка" и, наклонившись, крепко схватил копье, вытащив мурену в лодку. Чабби демонстрировал всем свои пластмассовые десны в счастливой улыбке – мурена была его излюбленным лакомством. Он прижал ее голову к борту и одним умелым движением ножа отправил чудовищную голову обратно в омут.
– Мисс Шерри, – произнес он. – Вам непременно понравится вкус этой рыбы.
– Ни за что! – Шерри передернуло, и она отодвинулась подальше от кровоточащей массы.
– О’кей, дети мои, давайте займемся нашим делом! – Анджело уже приготовил сеть для груза, а Шерри села за борт, готовая к погружению. В руках у нее была катушка изолированного провода. Когда мы шли вниз, она аккуратно разматывала его нам вслед.
Теперь я направился прямиком к лишенному своего прежнего обитателя люку и пробрался внутрь. Пушка была накрепко прижата массой обломков. Я выбрал два места, где разместить заряды. Мне хотелось сдвинуть пушку в сторону. Из нее получился бы отличный рычаг, чтобы выломать часть окаменевшей обшивки. Второй взрыв, произведенный одновременно, очистил бы место от мелких обломков, которыми был завален проход на пушечную палубу. Я как следует укрепил заряды в необходимых местах. Шерри протянула мне конец провода. Я щипцами оголил концы и присоединил их к полюсам, затем еще раз все дотошно проверил и выбрался из люка. Шерри по-турецки восседала на груде обломков, держа на коленях катушку. Я улыбнулся ей с трубкой во рту и поднял вверх оба больших пальца, а затем поднял ружье, которое уронил в прошлый раз.
Когда мы вскарабкались на борт вельбота, Чабби поставил возле себя коробку с батарейками и приготовился к действию. Он был полон предвкушения, склонившись с видом обладателя над взрывным устройством. Он не перенес бы, если бы его лишили удовольствия самому нажать кнопку.
– К стрельбе готов, шкипер, – проворчал Чабби.
– Тогда стреляй!
Он еще немного повозился с коробкой, оттягивая удовольствие, затем повернул выключатель. Поверхность омута вздыбилась и задрожала, мы почувствовали толчок о дно вельбота. Через несколько секунд из глубин вырвался поток пены и пузырей, как будто кто-то по случайности вылил в омут тонну газировки.
– Дорогая, я бы советовал тебе надеть брюки от костюма, – сказал я, но она восприняла это лишь как повод обсудить обоснованность моего совета.
– Зачем, ведь вода теплая?
– А также перчатки и бахилы, – сказал я и принялся натягивать свой резиновый костюм. – Если трюм раскололся, мы уже в это ныряние сможем пробраться внутрь. Нам потребуется защита от заноз.
Наконец, мне удалось ее убедить, и она последовала моим советам, не задавая лишних вопросов. Я понимал, что мне придется еще долго обучать ее, а пока продолжал собирать остаток оборудования, необходимого для этого спуска. Взяв герметичный подводный фонарь, ломик и моток тонкой нейлоновой лески, я подождал, пока Шерри преодолеет трудности, возникшие, при протискивании бедер в узкий резиновый костюм с помощью преданного Анджело. Как только резиновые брюки были надеты и застегнуты, мы приготовились к спуску.
На полпути вниз, нам попалась первая мертвая рыба, всплывшая брюхом вверх из темных глубин. Затем их были сотни, убитых или раненых взрывом, всех размеров – от крошечных до огромных. Попадались окуни длиной в мою руку. Меня грызло раскаяние по поводу учиненной нами бойни, но я утешал себя тем, что я убил их меньше, чем крошка-тунец с синим плавником сожрет их за один день.
Мы спускались сквозь это подводное кладбище, свет мерцал, отраженный чешуей проплывающих мимо нас мертвых рыб, отчего они казались мне умирающими, мигающими звездами в неясном лазурном небе. На дне впадины было невозможно что-либо разглядеть – взрыв взбаламутил воду. В одном месте морской бамбук был будто скошен огромной косой, и мы нырнули туда.
Я сразу же увидел, что достиг задуманного. Взрыв выломал из трюма массивную пушку, будто больной зуб из челюсти палубы. Она свалилась на дно омута, окруженная мусором, снесенным вместе с ней. Верхняя часть люка была отбита взрывом, и в получившемся отверстии можно было встать во весь рост. Когда я посветил туда фонариком, то увидел лишь кромешную тьму, образованную грязью и взвешенными осколками. Я сгорал от нетерпения, отказываясь ждать, пока муть осядет, поэтому мы сразу же взялись за трюм. Я проверил хронометр и запасы воздуха, потом быстро рассчитал время работы под водой, учитывая предыдущие спуски, чтобы увеличить время на декомпрессию. Вышло, что мы сможем провести в трюме около семнадцати минут. Я подплыл к нему и засек время.
Вывороченная пушка послужила мне отличным якорем, к которому я привязал конец нейлонового шнура и вернулся к отверстию, разматывая его за собой. Мне понадобилось вытянуть Шерри из люка. За те несколько секунд, что я возился со шнуром, она успела почти полностью скрыться в темноте трюма. Я сделал ей сердитый знак уйти с дороги, но в ответ получил не весьма женственную комбинацию из пальцев и притворился, что не заметил. Проникнув в люк, я обнаружил, что видимость здесь, в этом густом супе, была около трех футов. Взрывы лишь частично удалили преграду позади того места, где лежала пушка. Там образовалась дыра, но чтобы пролезть внутрь, ее было необходимо расширить. С помощью ломика я отковырял кусок обшивки и обнаружил, что путь мне преграждает тяжелый пушечный лафет. Работа на месте недавнего взрыва – дело тонкое, так как неизвестно, от чего зависит равновесие всей массы. Малейшее его нарушение может сдвинуть целую гору, и на неудачника двинется настоящая лавина, все круша на своем пути.
Я работал медленно и осмотрительно, не обращая внимания на рывки шнура – таким образом Шерри сигнализировала мне свое нетерпение. Когда я вынырнул с куском отбитой обшивки, она взяла мою грифельную доску и нацарапала "Я меньше ростом!!", дважды подчеркнув слово "меньше", на тот случай, если я не замечу двойной восклицательный знак и подсунула дощечку мне прямо к носу. Я ответил ей в духе Черчилля ее же приветствием и вернулся в свою нору.
Я уже достаточно очистил место и разглядел, что единственной преградой осталась тяжелая деревянная балка лафета, которая свисала под каким-то пьяным углом, блокируя выход на пушечную палубу. Ломик был абсолютно неэффективен против этой массы, и я стоял перед выбором: либо оставить все как есть и вернуться на следующий день с новым зарядом, либо рискнуть.
По часам оказалось, что я работаю всего двенадцать минут. Наверно, я не слишком экономно расходовал воздух во время работы, но все же решил испытать судьбу. Я отдал фонарик и ломик Шерри, а сам осторожно пробрался в отверстие и подставил плечо под верхний конец лафета, шевеля ступнями в поисках устойчивого положения. Найдя его, я хорошенько вздохнул и начал приподниматься. Постепенно я напрягался все сильней, пока не толкнул лафет вверх, разгибая спину и ноги. Я чувствовал, как вены у меня на шее налились кровью, а глаза были готовы выскочить из орбит. Но мне не удалось ничего сдвинуть, и я, сделав еще один глубокий вздох, начал вторую попытку. Но этот раз я мгновенно послал весь свой вес на деревянную балку.
Она сдвинулась, и я оказался в положении Самсона, обрушившего храм себе на голову. Я потерял равновесие и упал навзничь под лавиной рушащихся обломков. Они валились на меня с треском и стоном, громыхая и подпрыгивая вокруг.
Когда наступила тишина, я оказался в кромешной тьме. Густой суп из взвешенных частиц совершенно не пропускал света. Я попытался пошевелиться, но обнаружил, что у меня придавлена нога. Меня пронзила холодная волна панического ужаса, и я, словно безумец, принялся вытаскивать ногу. Мне пришлось дернуть ногой с полдюжины раз, прежде чем до меня дошло, что я просто счастливчик, избежавший самого худшего. Лафет свалился в четверти дюйма от моей стопы, придавив только ласт. Я вытащил ногу из резиновой обувки, оставляя ее под грузом, и стал нащупывать путь наружу.
Шерри с нетерпением ждала новостей. Я вытер доску и написал: "Открыто!", подчеркнув слово дважды. Она показала пальцем на люк, прося разрешения войти туда, и я проверил время. У нас было еще две минуты, и я повел ее внутрь.
Даже освещая путь лучом фонаря, мы не могли, однако, видеть далее, чем на двадцать дюймов. Но и их было достаточно, чтобы найти проделанную мной дыру. Я едва смог протиснуться в нее, чуть не повредив свой акваланг и воздушную трубку. Я разматывал позади себя нейлоновый шнур, словно Тезей в лабиринте Минотавра, чтобы не потерять направления среди палуб и трапов "Света Зари". Шерри двигалась за мной вдоль шнура. Иногда я чувствовал ее прикосновение к моей ноге, когда она нащупывала путь.
Позади преграды вода немного прояснилась, и мы оказались в низкой широкой камере пушечной палубы. Здесь было таинственно и мрачно, вокруг нас были разбросаны предметы странных очертаний. Я разглядел другие лафеты, ядра, лежащие по одиночке или кучами по углам, разное снаряжение, проржавевшее за годы лежания в воде до неузнаваемости. Мы медленно двинулись внутрь, поднимая ластами донную муть. Здесь тоже плавали дохлые рыбы, хотя я заметил несколько красных крабов, что обитают в рифах. Они ползали вперевалочку, словно чудовищные пауки, в глубину корабля. По-видимому, им удалось уцелеть благодаря крепкому панцирю. Я поиграл лучом фонаря над головой в поисках входа на нижние палубы и в трюм. Так как корабль лежал вверх дном, мне пришлось сравнивать действительное положение его останков с тем, что пришлось в свое время изучить по рисункам.
Примерно в пятнадцати футах от того места, где мы вошли, я обнаружил лестницу, ведущую на бак. Это было квадратное отверстие над моей головой, и я поднялся к нему. Мои пузыри поднялись вверх серебристой струйкой и побежали вдоль балок и настила. Лестница прогнила и рассыпалась от первого же прикосновения. Ее куски повисли у меня вокруг головы, когда я пробивался на нижнюю палубу.
Это был длинный и узкий проход, ведущий к каютам пассажиров и офицерской столовой. Теснота, а с ней и атмосфера клаустрофобии, сразу же дали нам представление о том, в каких ужасных условиях, по всей видимости, жила команда фрегата. Я рискнул тихонько прокрасться вдоль прохода, привлеченный дверьми по обеим его сторонам – они будто обещали мне всевозможные чудесные открытия. Я устоял перед соблазном и проплыл вдоль длинной палубы, пока она внезапно не уперлась в толстую деревянную перегородку.
Это, должно быть, была внешняя стенка колодца, ведущего в передний отсек трюма. В этом месте он проникал через палубу и шел дальше, прямо в брюхо корабля. Удовлетворенный достигнутым успехом, я осветил фонариком циферблат часов и с чувством вины обнаружил, что мы проработали лишние четыре минуты. Каждая минута приближала нас к смертельной опасности пустых емкостей и коротких декомпрессионных передышек.
Я схватил Шерри за руку и дал ей сигнал опасности, проведя ладонью у горла, указав на часы. Она мгновенно все поняла и покорно следовала за мной во время долгого медленного похода назад вдоль спасительного шнура. Я уже начинал ощущать плохую работу дыхательного клапана. Емкости были почти пусты, и воздух поступал будто с неохотой.
Мы вышли наружу, и я проверил, чтобы Шерри не отплывала от меня, пока я смотрел вверх. От того, что я там увидел, у меня перехватило в горле дыхание, а в животе появилось теплое маслянистое ощущение, что возникает при сильном испуге.
Омут Пушечного Пролома превратился в кровавую арену. Привлеченные тоннами мертвой рыбы, убитой взрывом, глубоководные акулы появились там целыми стаями. Запах крови и плоти, а также возбужденное движение собратьев, которым, казалось, они заражали друг друга, привели их в дикое кровожадное безумие пожирания всех и вся.
Я мигом втянул Шерри назад в люк. Из этого укрытия мы выглядывали вверх, где на фоне освещенной поверхности мелькали огромные стремительные силуэты. Среди косяков более мелких акул, там было не менее двух дюжин уродливых созданий, известных на острове как альбакорская акула. Это были бочкообразные крупные рыбины с тупыми рылами и будто в насмешке открытой пастью. Они крутились по омуту, образуя гигантскую карусель. Акулы помахивали хвостами и, открыв рот, автоматически заглатывали куски кровавого мяса. Я знал, что это глупые, жадные животные, которых легко отпугнуть, если только они не впали в безумие пожирания. Но сейчас, придя в возбуждение, они стали опасны. И все же, я рискнул бы подниматься вверх, делая остановки для декомпрессии, если бы дело было только в них.
Меня привели в ужас два других извивающихся силуэта, которые в безумии кружились по омуту, двигаясь при помощи мощного, раздвоенного, будто у ласточки, хвоста. Они изгибались так, что почти касались его носом, а затем устремлялись вперед с силой и красотой парящего орла. Когда один из них остановился, чтобы проглотить добычу, он открыл похожий на полумесяц рот, обнажая несколько рядов зубов, торчащих как иглы дикобраза, и бросился вперед.
Эта была пара, каждый в длину от кончика носа до хвоста около двенадцати футов, с сильным торчащим спинным плавником, длиной с человеческую руку. Спины у них были темно-синие, а животы ослепительно белые, кончики хвостов и плавников окрашены в черный цвет. Такие могли за один раз перекусить человека пополам и не подавившись проглотить куски.
Один из них заметил нас, сидящих, съежившись, в люке, резко развернулся и нырнул, застыв всего в нескольких футах над нами. Пришлось забиться глубже в люк, откуда нам были видны лишь длинные трубки его репродуктивных органов.
Это были смертельно опасные белые акулы-убийцы – самые страшные из созданий обитавших в море. Я понимал, что попытка всплыть, делая остановки для декомпрессии с ограниченным запасом воздуха и в полной беззащитности, будет означать для нас верную смерть.
Если бы я мог доставить Шерри на поверхность целой и невредимой, я бы пошел на риск, который в любой другой ситуации был бы чистым безумием. Я быстро нацарапал на доске: "Оставайся на месте. Я буду всплывать за ружьем и воздухом".
Она прочитала послание и отрицательно покачала головой, делая мне запрещающие знаки, но я уже отстегнул ремни акваланга, сделал последний глубокий вздох и передал ей в руки мои воздушные емкости. Сняв пояс с грузом, чтобы добавить себе плавучести, я спрятался за днищем корабля и быстро поплыл к основанию утеса.