Китаец разделся и бросился в воду, быстро спадавшую. Ориентируясь по отсвету огня, который играл на сталактитовых утесах, он направился к галерее, напротив которой и остановился.
- Что ты видишь? - спросил нетерпеливый американец.
- Большой костер, сэр Джеймс.
- Если тебе понадобится помощь - только крикни.
Китаец не ответил и поплыл вдоль галереи с удвоенной осторожностью, стараясь не шуметь. По мере того как он продолжал плыть, он все отчетливее слышал голоса, восклицания, шумный смех и ржание лошадей.
Он нырнул под мертвую лошадь и проплыл до колонны, за которую и спрятался. Оттуда хорошо был виден большой костер, который пылал почти перед самой галереей, а вокруг него сидели на камнях и лежали на земле десять или двенадцать человек свирепого вида, одетых в грязные и изорванные голубые симары с широкими рукавами, подпоясанные желтыми поясами, и вооруженных луками, саблями, ножами, пистолетами и старинными аркебузами с фитилем и кремнем. Маленький китаец сразу понял, что эти мерзкие рожи принадлежат тонкинским разбойникам.
Несколько минут он продержался, слушая кровавые истории, которые рассказывали эти люди - истории грабежа, преступлений, битв и засад; потом опять спустился в воду и вернулся к утесу.
- Ну? - спросил американец, помогая ему взобраться. - Что ты видел, мой маленький канонир?
- Разбойников самого худшего сорта, сэр Джеймс, - отвечал китаец.
- Много их?
- Целая дюжина.
- С лошадьми?
- С лошадьми и хорошо вооруженные.
- Джорджио, что если нам на них напасть?
- Глупости, Джеймс, - отвечал капитан.
- Если они не уберутся, то ведь и мы отсюда не выйдем.
- С некотор…
- Тише! - сказал поляк.
Капитан и американец умолкли и стали прислушиваться. Слышались топот и ржание лошадей, крики бандитов и хлопанье их коротких кнутов.
- Уезжают, - сказал китаец, который внимательно прислушивался, пригнувшись к самому краю утеса.
- Да, уезжают, - подтвердил и капитан.
- Какое несчастье! - воскликнул американец, вздыхая. Крики и ржание быстро удалялись, а огонь угасавшего костра начинал бледнеть.
Капитан и его спутники, нагрузившись ружьями, попонами, одеждой, тем немногим провиантом, который у них еще оставался, и котелком, что так чудесно спас американец, покинули утес и направились к галерее.
Две минуты спустя четверо путешественников, избежавших наводнения, смерти от недостатка воздуха и, наконец, нападения разбойников, появились в гроте, который был уже совершенно сух и где еще догорало несколько головешек. В два прыжка очутились они у выхода.
Двенадцать бандитов летели на своих лошадях по направлению к северу с такой быстротой, что в несколько минут исчезли с горизонта.
- Куда они направляются? - спросил американец у Мин Си.
- К Юньнани, - отвечал китаец.
- Где находится эта новая провинция?
- Смотрите туда. Видите вон ту линию гор? Эти горы отделяют провинцию Гуанси от Юньнани.
- Так, значит, завтра мы очутимся в новой стране?
- Да, если Верховное Существо нам поможет.
- Оно нам поможет, мой храбрый китаец, - сказал капитан. - Итак, еще немного отдыха, а завтра мы ускоренным маршем направимся прямо в Юаньян.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Пагода Швемадо
I. Миао
Провинция Юньнань - одна из самых обширных, плодородных, красивых и вместе с тем наименее известных провинций великой Китайской империи.
Начинаясь сразу же за Гуанси, она лежит между 21°40′ и 28° северной широты и 96° и 103° восточной долготы и занимает пространство длиной в двести, а шириной около ста пятидесяти миль. В административном отношении она подразделяется на двадцать фу, или департаментов, названия которых едва ли кому известны, и даже на географических картах их границы не указаны точно. Часть этих фу густо населена, а остальные почти совершенно безлюдны и до сих пор остаются в своем первозданном состоянии. Зато пересекающие их цепи гор богаты залежами золота, серебра, рубинов, сапфиров и других драгоценных камней; в долинах и по склонам гор растут драгоценные деревья, из сока которых добывают гумми, а также разнообразные лекарственные растения, которые вывозятся в громадном количестве за границу. Городов немного - все их можно пересчитать по пальцам, но они очень многолюдны и служат центрами промышленности. Так, например, город Куньмин с населением около двухсот тысяч человек, являющийся административным центром провинции, славится развитым в нем искусством обработки металлов и производством ковров и шелковой материи, известной в Китае под именем tonhaitoanesc.
Прочие города хотя и не так велики, но тоже играют важную роль в жизни провинции, и среди них не последнее место занимает Юаньян, где отважные путешественники, предводительствуемые капитаном Джорджио Лигузой, надеялись если не найти, то, по крайней мере, напасть на след знаменитого меча азиатского бога и выиграть пари в двадцать тысяч долларов, заключенное Лигузой с боливийцем Кордонасо.
Вот уже целых пятнадцать дней, как капитан и его товарищи - Корсан, поляк и маленький канонир-трубач, оставшиеся целыми и невредимыми после наводнения, шли по этой громадной провинции, то пробираясь в горах по едва заметным тропинкам и переплывая на плотах через водные потоки, то попадая на необозримые равнины или в густые, почти тропические леса, в чаще которых таились дикие звери, начиная со свирепого тигра и страшного носорога и кончая менее грозными, но все-таки очень опасными из-за своей многочисленности тапирами.
В середине августа мы находим наших путешественников у подножия горной цепи, вершины которой уже ясно вырисовывались, несмотря на темноту ночи. Но, Боже, во что они превратились! Изнуренные за время долгих переходов разного рода лишениями и пожелтевшие от вредных болотных испарений, они казались лишь тенью тех отважных искателей приключений, которые отправились на поиски священного меча Будды.
Несчастные к тому же терпели голод. Вот уже целых двенадцать часов они испытывали ужасные муки голода: ни горсти рису, ни щепотки чаю, ни глотка водки.
- Господин повар, - спросил американец, не потерявший еще своего чувства юмора, - что вы мне дадите на ужин?
- Глоток свежей воды и кусочек сахарного тростника, - отвечал поляк.
- Уф! Скверно, однако, черт возьми! Вот уже целых три дня мы питаемся этой дрянью. Если ты и дальше намерен угощать нас в том же духе, то я, ей-Богу, умру с голоду. Понимаешь ли ты это? Я умру с голоду! Нет ли у тебя хоть котлетки или гусиной лапки?
- Даже и голубиной-то нет.
- Однако это становится серьезным.
- Я и не спорю.
- Если я лягу спать без ужина, то завтра утром буду мертв. Ни одного животного в пределах видимости, даже ни одной птички! Так нельзя дальше жить, мой дорогой Джорджио, а потому объявляю вам коротко и ясно, что если я еще встречу какое-нибудь селение, то я больше не пройду мимо и припасу себе провианта на все двенадцать месяцев.
- Ну, так вас и заберут, - сказал капитан. - Достаточно будет нам показаться в какой-нибудь деревушке, чтобы все жители взялись за оружие и заорали: смерть иностранцам! В реку их! Бей! Жги!..
- Ну, как вам угодно, а я, повторяю, не стану больше прятаться и готов скорее бороться и с жителями, и с солдатами всей Китайской империи, чем голодать. Какого черта! Да вы посмотрите, на что мы стали похожи! Ноги почти отказываются мне повиноваться, желудок постоянно пуст, зубы гниют от постоянного употребления сахарного тростника, который уже столько дней составляет главное и единственное блюдо наших скудных обедов.
- Потерпите немного, Джеймс.
- Терпения у меня больше нет, говорю вам, и если дела наши не переменятся к лучшему, я ни на шаг не двинусь вперед. Вы сказали мне, что мы находимся недалеко от города, называемого Чжоучен; пойдем туда за провизией и лошадьми.
- Вы разве забыли, что и там есть солдаты?
- Велика важность! Китайские солдаты! - воскликнул американец с глубоким презрением. - Достаточно нескольких ружейных выстрелов, чтобы они все пустились бежать сломя голову.
- Разве вы забыли наше отступление по крышам Чжаоцина?
- Нет, но здесь мы в Юньнани; кроме того, мы белые и храбрые, в то время как китайцы - подлые трусы.
- Вы преувеличиваете, Джеймс; доказательством служит то, что китайцы покорили более половины Азии.
- Ну, так они дураки.
- И не дураки. Смею вас уверить, что китайцы, которых вы так презираете, вовсе не хуже наших соотечественников.
- Послушайте, Джорджио! Вы, значит, хотите сказать, что американцы стоят на одном уровне с китайцами?
- Да, Джеймс, и я могу вам это доказать и, кроме того, скажу вам, что китайцы были великой нацией, цивилизованной и имеющей развитую промышленность, когда еще никто и не слыхал о существовании Америки.
- Я вам не верю.
- А между тем, Джеймс, все обстоит именно так, как я вам говорю. Китайцы принадлежат к расе, которая шла по путям прогресса раньше египтян, греков и римлян, к расе, которая была уже великой, когда о существовании Европы еще только догадывались, словом - это такая раса, что, когда белые задавят своей цивилизацией малайцев, индийцев, африканцев и краснокожих, она даст нам страшный отпор, прежде чем позволит себя поглотить. Белые должны быть настороже, Джеймс; вполне возможно, что, подточенная пороками, раздираемая конфликтами и разъединенная, раса белых погибнет в день великого столкновения. Нас, правда, много, но мы все разъединены, а сотни миллионов китайцев составляют одно целое.
Американец только собрался ему возразить, как внимание его привлек яркий свет, горевший на вершине горы недалеко от лагеря.
- О! - воскликнул он. - Что это там такое? Дворец или селение? Друзья мои, я слышу запах котлет!
Капитан, Казимир и Мин Си посмотрели в указанном направлении и при свете бесчисленных огней увидели странное здание в китайском стиле, построенное на вершине огромного утеса, у которого как бы срезали самое его острие.
- Это замок, - сказал Казимир.
- Нет, - отвечал маленький китаец, внимательно осмотрев здание. - Это Миао.
- Миао! - переспросил Корсан. - Что это значит?
- Это нечто вроде буддийского монастыря, там живут бонзы, - отвечал Лигуза.
- А найдем мы там что-нибудь съестное?
- Надеюсь, Джеймс. Я знаю, что бонзы хорошо принимают путешественников.
- Но каким образом мог очутиться монастырь в этих диких и пустынных местах?
- Надо вам сказать, что подобные монастыри находятся большей частью в местах малонаселенных и часто почти совсем недоступных.
- И их много?
- Много, целые тысячи. Многие из них заключают в себе огромных богатства и имеют башни, покрытые золотом, а также сотни идолов из того же металла или из серебра.
- Тогда пойдемте в Миао, - предложил американец. - Только как мы найдем туда дорогу?
- Найдем, - успокоил Мин Си.
- Тогда в путь!
Они снялись с лагеря и направились в горы к тому месту, где мелькали огни.
Основательно проплутав по горным дорогам, рискуя несколько раз заблудиться, то спускаясь в пропасти, то взбираясь на гору, они наконец выбрались на заре на нужную тропинку, ведущую прямо к Миао. Тропинка была довольно крута, перерезалась рвами, потоками и глубокими трещинами и была вся усыпана острыми камнями; но путешественники, умиравшие с голоду и нуждавшиеся в хорошем отдыхе, последним усилием преодолели все эти многочисленные препятствия и часов около восьми подошли к Миао. Монастырь, построенный частью из дерева, частью из сырцового кирпича, стоял на выровненной площадке, примыкая задней стороной к вершине утеса, который, по словам Мин Си, был весь изрыт внутри пещерами и потайными переходами.
- Постарайтесь казаться не очень любопытными, - сказал китаец. - А то как бы не приняли нас за шпионов, и тогда подозрительные бонзы, чего доброго, еще и отравят нас, подмешав хорошую порцию яда в пищу.
Через незапертую дверь странники вошли в небольшой, плохо освещенный храм, наполненный всевозможными буддийскими идолами, перед которыми в чрезвычайно оригинальных бронзовых вазочках сжигались дорогие курения и душистый сандал в порошке.
Один из находившихся в это время в храме бонз, одетый в желтую симару, в шляпе, украшенной кистями по бокам, не выражая ни удивления, ни страха, двинулся навстречу, вежливо приветствуя прибывших.
Мин Си поспешил объяснить, чего именно желали его спутники, то есть обеда, провианта на дорогу и, если возможно, лошадей, чтобы без промедления продолжать путешествие.
Бонза выслушал его в глубоком молчании и, хотя казался несколько удивленным, видя, что их всего четверо и что они забрели в такую глушь и к тому же так плохо снаряжены для предстоящего трудного пути, тем не менее обещал снабдить их в достаточном количестве провизией и лошадьми, которых, по его словам, можно купить в соседней деревушке.
Пока готовился обед, гостеприимный бонза повел наших путешественников показывать храм и примыкавший к нему обширный грот вместимостью человек на двести, если не больше, освещавшийся полусотней тальковых лампад. Среди грота возвышался довольно высокий утес, искусно высеченный, со ступеньками для восхождения на вершину, со странными надписями и большим количеством ниш, в которых ютились истуканчики из дерева, камня, меди и серебра. На самой вершине царил гигантский Фо, покровитель храма, - безобразнейшая, чуть не десяти футов в высоту фигура из черного дерева.
Окончив осмотр храма и грота, бонза повел посетителей в следующий грот гораздо меньшего размера, свет в который проникал через небольшие пробоины в утесе. Середину грота занимал низкий стол, уставленный бесчисленным множеством фарфоровых блюд, наполненных рисом, сушеной рыбой под пикантным соусом, обсахаренными фруктами и каштанами.
Кушанья были не очень разнообразны, но их хватило бы на двадцать таких человек, как Корсан. Гости, после долгого голодания наконец добравшиеся до еды, набросились на обед и с жадностью поглощали предлагаемые блюда.
После обеда вошли еще трое бонз и, присоединившись к обществу, стали угощать путников лепешками, сделанными из муки, добываемой из ствола одного дерева, довольно распространенного в Гуанси и Юньнани.
Американец, известный лакомка и обжора, съел целую дюжину лепешек и нашел их превосходными.
За чаем завязалась чрезвычайно оживленная беседа. Говорили о Китае, о священном мече Будды, о Европе, Америке и больше всего - о многочисленных китайских религиях.
- Скажите мне, - внезапно спросил капитан, - допускаете ли вы, что в древности все китайцы придерживались одной религии?
- Конечно, - отвечал один из бонз, который казался гораздо образованнее других. - Я не говорю вам, что тогда поклонялись Фо, Будде или Конфуцию, но в те времена чтили Тянь (небо) и Шан-ди, верховное существо, создавшее землю и звезды, как и ваш Бог, и бывшее отцом всех народов. Вечный, справедливый, неизменяемый Шан-ди все видел, проникал в тайники человеческих сердец, управлял движением земли и прочих миров, наказывал преступление и порок, награждал добродетель, создавал или низвергал императоров и предостерегал людей о своем гневе, дабы они имели возможность вовремя покаяться. Часть этой религии сохранилась еще до настоящего времени.
- А древние народы приносили жертвы этому Шан-ди?
- Конечно, - ответил бонза. - Они устраивали на траве, под деревьями, два простейших алтаря, называемые tone, на которых император приносил жертвы высшим духам и предкам.
- Ведь в те времена религия Фо была еще неизвестна?
- Нет, так как религия Фо была введена в Китае около семьдесят пятого года до нашей эры, во времена императора Хань Минг-ти.
- Откуда явилась эта новая религия?
- Из Индии, а в Китае ее распространил один бонза, принеся с собой изображения этого божества и сорок две заповеди этой религии, начертанные на свитке. Этот святой человек приобрел стольких последователей, что на десятый месяц того же года уже была воздвигнута статуя Фо. Все народы принимали ее с большим воодушевлением, так как ее горячо поддерживал князь Чеон, и почти во всех провинциях было основано громадное число Миао, или бонзерий.
- В чем же состоит эта религия? - спросил американец.
- В любви и милосердии людей ко всякому живому существу, не исключая и самых мелких животных.
Американец чуть не разразился страшным хохотом. Быстрый и угрожающий взгляд капитана моментально закрыл ему рот.
- Душа всякого умирающего человека, равно как и животного, - продолжал бонза, - после смерти переходит в другое тело, более благородное или, наоборот, более низкое, смотря по заслугам покойного.
- Так что вы после смерти, может быть, возродитесь в теле бегемота? - спросил американец, с трудом подавляя смех.
- Очень может быть, - важно отвечал бонза.
- А как теперешний император смотрит на вашу религию? - спросил Лигуза.
- К нашему несчастью, она не пользуется его расположением. Если бы он мог изгнать всех последователей Фо, он наверное так бы и сделал.
- Почему же он вас не изгоняет? - спросил американец.
- Потому что тогда ему пришлось бы изгнать половину своего народа. Впрочем, не думайте, что все императоры ненавидели нашу религию. Один из императоров и одна из императриц уверовали в великую и истинную религию Фо. Этот император - Ку-ти из династии Леанг; он поступил в одну из бонзерий и навсегда бы в ней остался, если бы его силой не извлекли оттуда великие мира сего, заплатившие огромную сумму денег, чтобы только освободить его от данных им обетов. Эти деньги нанесли страшный удар нашей вере, так как громадное число последователей вознегодовали, отреклись от нашей религии и прокляли ее. Императрица Ху Ки была супругой императора Леанг У-ти; она воздвигла великолепный храм богу Фо, сделалась бонзессой и остригла свои великолепные волосы. К несчастью, она была арестована императором Юнг-тсе-гу и утоплена в Хуанхэ.
- Так что ни один из них не умер бонзой, - проговорил американец, насмешливо делая ударение на последнем слове.
- Ни один из них, - отвечал бонза, слегка сдвинув брови.
Мин Си показалось, что при этом глаза бонзы угрожающе сверкнули, и он, боясь столкновения, прервал их разговор, прося позволения пойти отдохнуть, чтобы с первой зарей продолжать путешествие.
Бонзы повели путешественников в небольшую чистенькую комнатку со стенами, обитыми бамбуковой холстиной, и с мягкими циновками вместо постелей. Корсан, капитан, поляк и китаец, убедившись сначала, что в комнате не было секретных входов, и забаррикадировав дверь, улеглись на циновках и заснули глубоким сном.