Беглецы бросились вперед, рискуя сломать себе шею, и подбежали к реке в ту минуту, когда Луэ Коа и его гребцы, вооружившись палками, собирались идти к месту побоища.
- Скорее к джонке! К джонке! - кричал капитан.
- Что случилось? - спросил судовладелец.
- В городе вспыхнуло восстание. Солдаты и горожане режут друг другу горло.
Китайцам этого было достаточно; они поспешили обратно к реке.
X. Вероломство Луэ Коа
Каждая минута была дорога, так что четверо путешественников, не оборачиваясь, чтобы посмотреть, преследуют их или нет, влетели на джонку, одним ударом перерезав веревку, за которую она была привязана к берегу. Гребцы, думавшие, что в городе действительно вспыхнуло восстание и боявшиеся быть арестованными в случае, если вмешаются в свалку, поспешно схватили весла и стали грести с нечеловеческой силой.
Быстро надвигалась ночь. В отдалении все еще слышались залпы мушкетов, а в том направлении, где должна была находиться гостиница, виднелись широкие огненные языки, которые то поднимались, то опускались, корчась как разъяренные змеи, а над ними стояло черное облако дыма и вздымался громадный столб искр, разносившихся ветром в разные стороны.
Капитан, Джеймс, китаец и поляк, еще бледные от волнения, еще не отдышавшиеся после бегства, с любопытством смотрели на это пламя, которое, разгораясь все больше и больше, освещало все вокруг зловещим светом.
- Это горит гостиница, - сказал американец.
- Вижу, - отвечал Джорджио.
- Что, если бы они подожгли ее часом раньше?
- Ни один из нас не был бы здесь. Бедный хозяин! Теперь он разорен! - пожалел Казимир.
- Эй, негодный мальчишка! Ты жалеешь эту каналью?
- Немного, сэр Джеймс.
- Напрасные труды, мой мальчик. Я всадил ему пулю в лоб, и теперь он болтает и играет в шашки с мессиром Вельзевулом или с его кузеном Буддой.
- Клянусь трубкой!..
- Это слишком, мальчик. Китайцы тебя ненавидят.
- Я их больше не боюсь.
- Они способны будут преследовать нас и дальше, если завтра не найдут наших костей под развалинами дома.
- Но до завтрашнего дня мы успеем отплыть так далеко, что эти желторожие потеряют всякую надежду нас догнать.
- Если только гребцы будут продолжать так же отчаянно работать, - сказал капитан. - Они догадались, друзья мои, что восстание вспыхнуло по нашей вине.
- Так что?.. - спросил американец.
- Так что я не был бы удивлен, если бы они отказались плыть вперед.
- Мы их заставим.
- Будьте осторожны, Джеймс! Луэ Коа способен сыграть с нами гадкую шутку.
- Каким образом?
- Тише, пожалуйста! Может быть, в кустах вдоль берегов сидят китайцы.
Американец замолчал и устремил взгляд на берега, покрытые густым тростником, среди которых прекрасно могли скрываться люди. Капитан же, наоборот, смотрел на пожар, который быстро ослабевал.
В полночь джонка, довольно быстро продвигавшаяся вперед, подплыла к огромной черной массе, неподвижно лежавшей на середине реки.
Ночью Луэ Коа и его гребцы просто-напросто бежали. Пользуясь непроглядным мраком ночи и глубоким сном иностранцев, они решили, что дальше не поплывут, и из боязни быть узнанными и забранными китайскими солдатами молча прокрались к реке, взобрались на джонку и поплыли вниз по реке, по всей вероятности, обратно в Чжаоцин.
Им, конечно, и в голову не пришло, что своим бегством они ставят в крайне затруднительное положение путешественников, покидаемых на пустынном островке, среди бурной реки, без всяких припасов и без лодки хотя бы для переправы на берег. Отважное предприятие угрожало кончиться гибелью смелых искателей приключений. Американец, окончательно выйдя из себя, разразился ужасными ругательствами.
- Как! Почтенный гражданин свободной Америки, чистокровнейший янки - и одурачен таким образом погаными китайцами! Это, - говорил он, - нечто неслыханное, феноменальное!
Он ходил взад и вперед по берегу как помешанный и рвал на себе волосы, разражаясь угрозами, от которых мороз продирал по коже слушателей, и эпитетами, которым, по-видимому, не предвиделось конца.
- А! Каторжник Луэ Коа! - гремел он, ломая руки от ярости. - Поганая желтая рожа! Надругаться над таким, как я, над янки моего сложения и силы! Попадись только мне в руки, я сверну тебе голову, как цыпленку, я тебя изрублю, истолку в порошок, живым изжарю! Украсть у меня шу-шу! У-у! Берегись, если только попадешь ко мне в руки! Осел, каналья, разбойник, предатель, вор…
- Тише, Джеймс, тише, - говорил капитан. - К чему весь этот шум?
- Тише, говорите вы?! Вам, кажется, все равно, что нас одурачили эти мошенники, эти бритые головы? Канальи! Осмеять американца!
- А разве они также не осмеяли и итальянца?
- И поляка? - добавил Казимир.
- А тем временем у нас нет ни одного глотка водки на всех четверых. Как жить хотя бы без самой малюсенькой чашечки водки?
- Найдем еще. А между тем советую вам не горевать о том, что мы наконец-то избавились от этих негодяев, которые в конце концов непременно бы нас убили.
Американец мгновенно смолк.
- О! - воскликнул он, меняя тон. - Пожалуй, вы правы. Я не скажу, чтобы эти негодяи внушали мне страх, но, если уж говорить правду, они ужасно надоедали мне своими вечными угрозами. Между тем я также не знаю и того, как мы будем продолжать путешествие без лодки или лошадей.
- А ноги на что, сэр Джеймс? - сказал поляк. - Надеюсь, что американцы умеют ходить пешком.
- Еще бы! Мы ходим, как поезда по железной дороге; мы ведь железные.
- Тогда все пойдет прекрасно.
- А провиант? - спросил Мин Си.
- О провианте я позабочусь, - сказал Корсан. - Завтра я пройдусь по лесам и болотам и выгоню из логовищей слонов, бегемотов, тапиров…
- Но где же вы видите болота? - перебил его капитан.
- А где леса? - сказал Казимир. - Ах, сэр Джеймс, вы ведь забыли, что ваши владения не имеют даже двухсот метров в окружности. Поставьте крест на слонах, бегемотах и тапирах.
Американец стоял несколько секунд, словно пораженный, но потом, видимо, утешился.
- Ба! - воскликнул он. - Мы найдем фазанов, гусей, уток. Ты увидишь, мой мальчик, какое побоище мы им устроим. Ни одна птица не ускользнет от меня, уверяю тебя. Самое трудное будет покинуть наши владения.
- Об этом мы подумаем завтра, - сказал Мин Си. - Пословица говорит, что утро вечера мудренее; воспользуемся этим советом и давайте ляжем спать.
- Мне кажется, что наш канонир прав. Я всегда говорил, что чем меньше голова, тем умнее в ней мозги. А можем ли мы уснуть без боязни, что не проснемся завтра без голов?
- Не бойтесь этого, сэр Джеймс, - сказал поляк. - Я буду сторожить и своевременно предотвращу всякую опасность.
- Вот и отлично. Спокойной ночи, мальчик.
Американец, капитан и Мин Си улеглись в палатку, а Казимир сел на траву, положив ружье на колени, и устремив глаза на берега река
XI. Переправа через Сицзян
Остальная часть ночи прошла совершенно спокойно. Тишина нарушалась только ревом диких зверей, приходивших утолять жажду водами Сицзяна.
- Ну что, вернулись эти негодяи? - спросил на другой день американец, едва выйдя из палатки.
- Я не видел ни одного, сэр Джеймс, - отвечал поляк. - Наши гребцы летят теперь к Чжаоцину на всех парах, уничтожая наш провиант и подкрепляясь нашей водкой.
- Неужели у нас даже нечего положить в рот?
- Нет даже ни крошки сухаря.
В эту минуту они увидели капитана и Мин Си, по-видимому только что окончивших длительное совещание.
- Ну, - спросил американец, - что случилось?
- Мы покидаем остров, - отвечал капитан.
- Мне ужасно не хочется покидать этот рай. А когда мы доберемся до того берега, то куда пойдем?
- Все прямо до самого Юаньяна.
- Разве вы не рассчитываете добраться до какого-нибудь города, чтобы купить лошадей?
- Это опасно, Джеймс. Ведь мы иностранцы, а вы уже по собственному опыту знаете, что значит быть иностранцем в этой дьявольской стране.
- Да, я уже имел тому доказательство в Чжаоцине.
- Не могу понять, почему эти мерзкие желтые рожи так боятся иностранцев, - сказал поляк.
- Так всегда было, милейший Казимир, - отвечал капитан. - Они боятся, что иностранцы, введя новую одежду, изменят обычаи страны, привнесут с собой новую религию, а из-за этого могут возникнуть беспорядки, а то и произойти целая революция. Китайское правительство чувствует себя очень неуверенно и делает все возможное, чтобы удержать страну от распада.
- Но, - заметил американец - эти самые иностранцы, если и введут новые обычаи, то научат и новым ремеслам, давая тем самым толчок торговле, расширяя связи и улучшая таким образом условия жизни народов.
- Совершенно верно, Джеймс, но китайцы считают эту самую торговлю с иностранцами ненавистной и нежелательной для себя. И на самом деле она лишает их громадного количества шелка, чая, фарфора и тысячи других товаров, которые, оставаясь в китайской империи, стоили бы гораздо дешевле, чем они стоят теперь.
- Но ведь в обмен они получают продукты европейские, американские и другие.
- Эти продукты не нужны китайцам, которые умели жить без них целые тысячелетия.
- Но ведь они от этого богатеют.
- Кто же богатеет? Только одни коммерсанты, а народ умирает с голоду.
- Позвольте мне в этом усомниться.
- Я сейчас докажу вам это на примере. Одно время в Китае существовали тысячи и тысячи прядилен, которые давали заработок миллионам рабочих; явились европейцы, привезли свои готовые бумажные товары - и все фабрики закрылись.
- Почему?
- Потому что китайские изделия стоили вдвое дороже европейских. Завтра европейцы найдут способ точно также конкурировать в торговле шелком, расписной бумагой и так далее. Вследствие этого еще масса фабрик, дающих теперь заработок нескольким миллионам людей, закроется, и нищета увеличится. Что вы на это скажете?
- Говоря правду, Джорджио, китайцы неплохо рассуждают. Скажите мне, скольких миллионов достигает их торговля с Европой?
- До 1842 года, по мнению Сомнерата, она достигала только двадцати четырех или двадцати шести миллионов и велась исключительно Ост-Индской компанией, которая отправляла туда четыре больших корабля и штук двадцать поменьше; Франция присылала туда два корабля и вывозили на два или три миллиона товаров; Голландия посылала четыре, Португалия - столько же и немного Америка. В настоящее время насчитывается несколько тысяч кораблей, посещающих китайские порты, так как все государства ведут торговлю с Китаем.
- Скажите мне…
- Довольно, Джеймс. Теперь пойдем в наш лесок рубить деревья на постройку плота.
- Если вы построите плот, то вырубите весь мой лес, - сказал американец с сожалением.
- Вам это не нравится?
- Отчасти, каюсь.
- Тем не менее, надеюсь, вы не станете оказывать нам сопротивление.
- Я сам вас туда проведу, - сказал янки, смеясь.
- Итак идемте, а вы, друзья, постарайтесь убить нам уточек; мы вернемся голодные как волки.
- Я обещаю вам великолепное жаркое, - торжественно объявил поляк.
- Смотри только, чтобы оно было не слишком пережарено, - предупредил его американец. - Если ты его испортишь, я отдеру тебя за уши.
- Оно будет приготовлено, как в лучшем ресторане, сэр Джеймс.
Поляк вместе с толстеньким китайцем взяли ружья и отправились на охоту, а капитан с Корсаном углубились в знаменитый лес, состоявший из четырех тутовых деревьев, пятнадцати кустарников и двадцати четырех бамбуков, которые, по счастью, были достаточно толсты и высоки. Менее чем через час весь лес лежал на земле.
Добыв материал, они построили себе плот на самом берегу. Плот был невелик, но довольно крепок и мог держать на воде пять или шесть человек.
- Теперь пойдем есть, - сказал капитан, когда работа была окончена, - а потом поплывем.
- Охотники, инженеры, американцы, итальянцы, поляки - всех прошу к столу? - кричал Казимир.
В четыре прыжка американец долетел до лагеря. Повар поистине сотворил чудо. Две утки и полдюжины птичек, называемых чиуе-уен и особенно рекомендованных китайцем, дожаривались на вертелах и, кроме того, что-то булькало в горшочке, распространяя какое-то особенное благоухание.
- Ого, мальчик! - воскликнул Корсан. - Ты, кажется, кроме жаркого, состряпал еще и второе блюдо?
- Конечно, сэр Джеймс. Наш маленький канонир, обозревая ваши владения, нашел какое-то растение, похожее на капусту.
- Ого! - проговорил американец, облизываясь. - Я всегда любил капусту. Садитесь, господа, если не хотите, чтобы я сбежал вместе с горшком.
Они уселись на землю и с жадностью стали уничтожать овощ, вкусом напоминающий капусту, которую китайцы называют пенпан. Американец нашел ее чрезвычайно вкусной. Когда подали жаркое, он взялся за перцееда.
- Вот незнакомая мне птица, - сказал он. - Эй, Казимир, оставь уток в покое и попробуй-ка вот эту деликатесную птицу!
Поляк повиновался, но и тот, и другой, укусив раза два, остановились, глядя друг другу в лицо.
- Что это за порода птиц? - спросил американец. - Она имеет какой-то особенный вкус…
- Клянусь трубкой! - воскликнул поляк. - Я тоже заметил странный вкус моего жаркого. Эй, Мин Си, что это за штука?
- Вы едите вкуснейшую вещь, - отвечал китаец в свои свешивающиеся вниз усы. - Перцеед, лакомое блюдо.
Американец рискнул проглотить еще кусочек, потом отшвырнул далеко от себя птицу и стал так плеваться, будто только что выпил целую чашку яда.
- А, проклятая птица! - завопил он в ужасе. - Она пропитана ядом! Выплюнь, Казимир, выплюнь ее вон!
- Великий Боже! - стонал поляк, вскакивая. - Я умираю! Помогите, капитан, помогите! А! Каналья канонир отравил двух джентльменов!
Между тем капитан помирал со смеху.
- Клянусь пушкой! - гремел янки, на самом деле думавший, что он отравился. - Чему же вы смеетесь! Неужели вам смешно видеть нас умирающими от яда?
- Мои несчастные друзья, - сказал наконец капитан Джорджио, - вы попробовали перцееда в сильной приправе. Разве вы не знаете, что эти птицы питаются перцем?
- Перцем?! В этой проклятой стране есть птицы, питающиеся перцем, и, должно быть, в таком же количестве, как мы, люди, упиваемся виски? Эй, Казимир, утешься! Это был только перец.
- Но у меня все горло в огне.
- Затушим огонь великолепной уткой! Ну же, полно!
Оба джентльмена напали на остатки жаркого и так исправно работали зубами, что десять минут спустя остались одни кости. Обильное запивание жемчужной водой Сицзяна, как прозвал ее американец, окончательно уничтожило огненный вкус перцееда.
В четыре часа капитан решил наконец переправляться. Путешественники поспешили забраться на плот, захватив с собой оружие, провизию и палатку. Поляк стал к рулю, остальные трое поместились у носовой части, вооружившись длинными шестами.
Плот, отойдя от берега, минуту поскрипел, раскачиваясь на одном месте, а потом поплыл по середине реки с быстротой семивесельной шлюпки.
Стоявшим у носовой части наконец удалось, упираясь шестами в дно реки, придать плоту боковое направление, но это продолжалось всего несколько минут. Подгоняемый течением, заливавшим борта, плот попал в водоворот и так бешено завертелся, что наполовину обломался.
Поляк, нетвердо державшийся на ногах, хотел одним ударом шеста направить его на нужный путь, но был сбит с ног. Руль и шесты в одно мгновение были вырваны у них из рук.
- Проклятие! - заревел Казимир.
Плот, ставший добычей водоворотов, которых так много на середине Сицзяна, кружился с такой страшной скоростью, что можно было подумать, что они попали в ужасный водоворот Мальстрем в Норвегии. Он то выбивался из водоворота и летел к востоку с быстротой стрелы, то вдруг мгновенно останавливался, попав во власть новых пучин, угрожающе ревевших вокруг него.
Четыре путешественника, не будучи в состоянии остановить этот беспорядочный бег, собрались в центре плота, навьючив на себя все свои принадлежности, твердо убежденные в том, что им придется потерпеть крушение на песчаных отмелях, деливших на многие каналы яростное течение реки. Иногда они чувствовали, как под их ногами выпячивался тростник, как будто царапая дном по твердой земле.
- Смотри в оба! - крикнул внезапно капитан.
Плот налетел прямо на песчаный островок, ударился об него со страшной силой, подпрыгнул над водой, и большая его часть разлетелась в щепки. Затем, дробясь на более и более мелкие куски о новые отмели, жалкие остатки плота с едва державшимися на них пассажирами полетели вниз по течению.
Нельзя было терять больше ни одной минуты. Капитан, Корсан, Казимир и китаец вытащили из обломков плота несколько толстых тростниковых палок и, работая шестами как веслами, старались направить плот к берегу, что и удалось им наконец после длительных усилий.
XII. Ужасная ночь
Место, где они вышли на берег, было очень красивое, но совершенно пустынное. Прямо перед ними расстилался великолепный, покрытый высокой травой луг, с разбросанными по нему обширными прудами, над которыми летало бесчисленное множество водоплавающих птиц; к югу луг окаймлялся густым кустарником, вползавшим наверх по цепи невысоких гор.
- Прелестное местечко, - сказал Корсан, обводя глазами окрестности, - но я не вижу ни домов, ни обработанных полей.
- Разве вам это не нравится? - спросил поляк.
- Конечно нет, мой мальчик, так как я рассчитывал вкусно поужинать.
- Зато здесь есть птицы.
- Вечно одни птицы.
- А может быть, нам удастся добыть и котлеты, - сказал китаец.
- Где ты их видишь? - спросил американец, начиная причмокивать от предвкушаемого удовольствия.
- Смотрите вон туда, прямо на мой палец; разве вы не видите, как что-то движется там в траве?
Корсан, капитан и Казимир внимательно взглянули в указанном направлении и увидели странное животное, напоминающее свинью, только гораздо большего размера. Сходство еще больше усиливалось тем, что животное, так же как и свинья, взрывало землю чем-то в роде хоботка.
- Это тапир, - сказал капитан.
- Мясо! - воскликнул Корсан. - Скорее ружья в руки и постараемся его окружить.
- Не шумите, иначе он убежит в лес. Это очень пугливое животное, к которому трудно подойти близко. Ты, Казимир, оставайся здесь с Мин Си, а мы пойдем туда.
- Пойдемте, - сказал американец. - Я с трудом сдерживаю себя.
Капитан движением руки заставил его замолчать, и оба, не производя ни малейшего шума, прячась за кусты и высокую траву, поползли вперед. Продвигаясь шаг за шагом с тысячей предосторожностей, они подползли на расстояние двухсот метров к тапиру, который, наполовину скрываясь за тростниками, продолжал рыть землю, хрюкая как свинья. Здесь охотники остановились и зарядили карабины, но животное уже почуяло их, повернуло хоботок, сделало полуоборот и пустилось галопом по им же самим проложенной тропинке. Американец поспешно разрядил карабин, но пуля не попала в цель, так как животное ускорило шаг, убегая из-под выстрела.