Пришедший работал на "Урале" - сильной неприхотливой машине, которая готова трудиться на здешних дорогах до такого предела, что порою, бывает, она срабатывается совсем, из выхлопной трубы вылетают горелые гайки с болтами, а машина всё ещё ходит по земле, пыхтит; перевозит грузы, служит людям. И рассказал водитель Батманову штуку следующую…
Дорога, пролегавшая в пяти километрах от базы, которую охранял Батманов, не принадлежала к числу оживлённых, выпадали дни, - особенно по осени, - когда в течение суток там ни разу не громыхал мотор автомобиля, дорога была удручающе пуста…
Водитель этот шёл порожняком, за грузом, по пути присматривался, нет ли где гибельных мест, - земля хоть и была прихвачена морозом, но не настолько, чтобы держать тяжёлую технику, - если видел где-то вязкое гибельное оконце, выступившее на поверхности дороги, то отмечал его про себя, чтобы на обратном пути не угодить, - и вдруг увидел собаку, очень схожую с овчаркой… Собака смело выскочила на дорогу…
Подпустив машину ближе, собака легла прямо в колею - она останавливала "Урал". Водитель выматерился и нажал ногой на педаль тормоза. Затем высунулся из кабины и заорал что было силы - ещё не хватало задавить пса. А собака поднялась, виновато вильнула хвостом и устремилась на пешеходную, слабо темнеющую тропку, приглашая водителя с собой.
Тот сразу понял, что собака зовёт последовать за ней - язык таёжных псов был ему хорошо известен, он с раннего детства ходил на охоту, знал, что это означает.
Раз зовёт - значит, где-то неподалёку в беде находится человек. Водитель немедленно заглушил мотор "Урала" и по тропке устремился за псом…
Он минут двадцать посидел у Батманова на пороге, восхищённо крутя головой и поглаживая Рекса по загривку, выпил чаю, на прощание вновь потрепал пса и произнёс с завидующим вздохом:
- Не голова у собаки, а дом советов. Мне бы такого Рекса… Он же у тебя, хозяин, на "пять" отработал вариант номер один, обязательный для всякой охотничьей собаки - спасение хозяина… Сам погибай, а хозяина выручай! Молодец, Рекс!
Рекс сидел напротив гостя, внимательно слушал и кивал тяжёлой широкой головой…
Водитель оставил Батманову все сигареты, что имелись у него, по тропке устремился к дороге. На ходу оглянулся, махнул рукой прощально и исчез за поворотом.
А Батманову сделалось грустно, внутри у него, что-то шевельнулось, в висках потеплело - случайный человек ушёл и он снова остался один… Впрочем, в тайге к этому ощущению не привыкать - оно сопровождает человека всю его жизнь, это раз, и два - у него есть Рекс.
2
Летний сезон закончился благополучно - одна из буровых бригад нащупала золотое тело, с трёх скважин были сняты положительные керны, и это было победой. Золотоискательская артель устроила прямо в горах большой сабантуй, вертолётом доставили водку и шампанское, привезли хорошую закуску и громыхнули большим салютом из пробок. Батманову в его медвежий угол родители также привезли две бутылки шампанского и пару дубинок твёрдой, как железо, копчёной колбасы (продукты совершенно несочетающиеся, шампанское и колбаса, но Батманов махнул на это рукой - в тайге всё сойдёт), передали также наказ начальства:
- Выпей, дядя Батманов, за то, чтобы в горах город вырос!
Предложение было хорошее, и Батманов выпил. Склады, которые он охранял, здорово расширились - добра в них было видимо-невидимо.
Осень на Севере, особенно в предгориях Полярного Урала, бывает яркой, как огонь, и очень короткой - не успеешь оглянуться, как в небе уже слышатся тоскливые голоса лебедей-шипунов. А шипуны, как ведомо всем, лучше всякого барометра чувствуют морозы, хорошо знают, когда на землю падает снег непрочный, мимолетный, временный, и когда - такой, что до весны уже не стает, прикипит к земле так, что содрать его можно будет только лемехом бульдозера. Шипуны - это примета, эти птицы уходят на юг последними, приносят холода, после них на землю опускается настоящая стужа, стискивает земной шар так, что его только гранатой и можно взять.
Время наступило непростое. В тайге объявилось много праздно шатающихся людей. Бомжи занимают брошенные геологами поселки, разоряют их, жильё превращают в нужник, а места, где когда-то обитали люди, радовались, работали и пели песни - в мусорные ямы, и когда Батанов видел такие посёлки, у него в ушах обязательно возникал тревожный звон - повышалось давление, а от сравнения настоящего с прошлым просто разрывалось сердце. Неужели у богатой земли здешней нет хозяина? Задавал Батманов этот вопрос сам себе и не находил на него ответа. Да и не он должен отвечать - другие люди.
Иногда вечером, когда Батманов сидел у порога своей избы, слушал таёжную звень, Рекс подходил к нему, ложился у ног и задумчиво опускал на лапы тяжёлую морду - он переживал вместе с хозяином.
Всё лето в лагерь, который охранял Батманов, по реке доставляли грузы, забили добром всё склады, на двери повесили замки. Надо заметить, что Батманов относился к этим замкам, как к обычным железкам, которые можно расколупать обыкновенной отвёрткой или даже ногтём, для ребят, что ныне ходят по тайге, раскурочить такой замок - всё равно, что муху сбить плевком с подоконника.
Обходя каждый день склады и осматривая замки, Батманов вздыхал удручённо:
- Товаров понавезли на многие миллионы, а замки поставили копеечные… Разве это дело? Здесь же не Москва, где по первому тревожному пуку прибегает вневедомственная охрана, здесь - тайга. А в тайге и закон - тайга.
Над лагерем шумели высокие деревья. Сосны, лиственницы, ели, берёзы. Лиственницы по осени делались ярко-жёлтыми, светящимися, будто их облили расплавленным металлом. И источали эти свечки по всей тайге свой диковинный свет.
Утром, на рассвете, ветки лиственниц, окружавших базу, облюбовывали себе глухари, они неуклюже громоздились среди хвои, будто некие языческие изваяния, бормотали что-то себе в бороды, переговаривались друг с дружкой, голоса их были хриплыми и нежными одновременно.
Перестрелять стаю глухарей не составляло никакого труда, но Батманов не делал этого: во-первых, каков прок от победы над безоружной птицей, a во-вторых, ему не нужно было столько мяса, стоит температуре на улице подняться на несколько градусов - и все глухари протухнут, в-третьих, такие выстрелы были бы просто-напросто подлыми. Батманов в таких случаях никогда не нажимал на спусковой крючок ружья. В детстве у него была пара случаев, когда и голоден был, и жадность одолевала, но с той поры он себе этого не позволял. А потом, прилёт непуганых глухарей в гости такой восторг в душе рождает, что… В общем, описать это невозможно.
Правда, когда заходила об этом речь, Батманов, как правило, морщился - слюни всё это, сантименты, а возраст у него такой, что от таких сантиментов пора отвыкать.
Вот утка - это совсем другое дело, утка летом отъелась на озёрных и речных харчах, осенью засобиралась на юг - стреляй её, сколько хочешь. Не жалко. Хотя утку, прибывающую по весне в родные края, очень даже жалко, охота на неё - подлая. Ведь она, бедняга, столько тысяч вёрст преодолела, столько мук приняла, чтобы оказаться дома, так устала, что тело её сделалось невесомым, а перо, крылья - звонкими, как печальная песня; звук разрезаемого худым утиным телом пространства всегда хватает Батманова за душу. Поэтому Батманов и относится к весенней охоте негативно. Как к браконьерской.
Если честно, Рекс, который во всём понимает хозяина и соглашается с ним, тут решительно отказывается понимать его. Но вслух Рекс не выказывает своего суждения, считая, что у хозяина на этот счёт есть своя правда… А у Рекса - своя.
К зиме Рекс погрузнел, сделался тяжёлым, но ловкости своей, нюха, хватки и прыти не растерял. В шерсти его неожиданно начала появляться седина. Клочьями - то в одном месте, то в другом. Батманов обеспокоился - не заболел ли пёс чем-нибудь неизлечимым? Ведь у собак, как и у людей, полным-полно болезней, которые не лечатся ни таблетками, ни порошками, ни микстурами, ни уколами, ни бабкиными словесными наговорами - нич-чему не поддаются… Пёс, конечно, сказать ничего не может, где и что у него болит, не покажет, но тем не менее Батманов постарался поговорить с Рексом по душам - посадил его напротив себя, ухватил обеими руками за морду и заглянул в глаза.
- Рекс, скажи, что с тобой? Подай хоть какой-нибудь сигнал, а?
Рекс молчал и старался дотянуться длинным красным языком до лица хозяина и лизнуть его. Поняв, что от пса ничего не добиться, Батманов прижался своей головой к его голове и сделался неподвижным, словно застыл. Рекс вздохнул и тоже застыл - он очень хорошо понимал хозяина, но сказать ничего не мог. Так они сидели долго, долго. И оба молчали…
Через два дня выпал пушистый лёгкий снег, лёг на промороженную землю. Батманов вышел из избушки на улицу и зажмурился. Помял снег пальцами, потом раздавил в труху несколько отвердевших палых листьев, помотал головой неверяще: всё указывало на то, что снег этот продержится долго, может быть, до самой весны, но Батманов считал, что приметы обманывают его. Никогда ещё в здешних краях не было, чтобы первый снег не стаивал, он всегда исчезал, как дым. И второй снег также испарялся - через неделю уже ничто не напоминало о нём, и лишь третий покров имел шансы остаться и под нажимом жестоких морозов испечься в промороженную сталь.
Батманов походил около дома, потом подхватил ружьё - решил совершить променад - обойти кусок тайги более основательный, посмотреть, что там есть, не видно ли где медвежьих следов, не обнаружится ли берлога либо волчье логово? Летом это засечь трудно, а по первому снегу всё можно прочитать, как на листе бумаги, снятом с пишущей машинки: каждый следок будет виден, как буквенная строчка, всё можно будет прочитать. Заодно неплохо бы настрелять рябчиков, взять штук пять, больше не надо. Ничего вкуснее супа из осенних рябчиков на белом свете нет, недаром эту птицу ещё во времена Ивана Грозного подавали к царскому столу - доставляли в Москву целыми возами.
Правда, некоторые любят больше белых куропаток, но у куропаток мясо всё-таки смахивает на глухариное - оно жестковатое, его надо долго упаривать в печи, томить часа два, не меньше, а мясо рябчика - нежное, само тает во рту, вкус имеет божественный.
Первая же поляна встретила Батманова призывным свистом - кусты густо облепили рябчики. Батманов стянул с плеча ружьё, хотел было ударить дуплетом, но передумал - слишком близко рябчики подошли к жилью, грех их бить, и вообще, не надо их отпугивать. Стрелять нужно где-нибудь в километре либо в двух километрах отсюда. Там рябчики летают дурные, догадаться, откуда пришёл человек, им тяжело.
Рябчиков было много, они словно бы всем скопом по случаю первого снега вылезли из всех схоронок, вытаяли из-под земли, чтобы потоптать, попятнать своими нежными лапками свежую хрустящую порошу, почувствовать её.
Отойдя подальше, Батманов срезал одним выстрелом пять рябчиков, связал их за лапки и решил больше не стрелять - хватит…
Обнаружил он и след, настороживший его - двое людей в сапогах большого размера - не менее сорок пятого, - сошли с отводной дороги, ведущей к лесной базе, которую охранял Батманов, приблизились к сторожке, остановились метрах в пятидесяти от неё и, нырнув под густую ель, минут тридцать, не меньше, изучали территорию базы.
О том, что они провели под елью не менее получаса, свидетельствовали четыре выкуренных, спаленных под самые мундштуки-фильтры, чинарика. Рекс на этих людей не среагировал - слышал их, чуял их запах, ворчал глуховато. Это ворчание Батманов засёк сквозь прозрачный сон, но не обратил на него внимания - мало ли какие звери бродят по тайге в окрестностях, Рекс всех их засекает и ворчит, - если бы люди подошли ближе, Рекс бы встретил их лаем, но они повернули назад, к автомобильному тракту, проложенному недалеко от базы.
Большемерные следы эти Батманову не понравились.
- И чего вам тут, ребята, понадобилось, а? - проговорил он озабоченно, прислушался к недалекому глухариному говору и пожал плечами.
Придя в сторожку, прежде всего проверил рацию - работает ли? Рация по обыкновению не работала - село питание. Сторожам, как всегда, давали всё самое негодное, отжившее срок, позабывшее, что такое эфир, Батманов выругался и отставил рацию в сторону.
С другой стороны, постоянного выхода в эфир у него нет, он не включен в расписание, а раз "постоянки" нет, то технари, обеспечивающие связь, особо и не беспокоятся, чтобы у "лишних ртов" бесперебойно работала аппаратура.
Вечером, когда на землю упала темнота - ночь стала опускаться стремительно, вот что значит, зима подоспела, на часах ещё только двенадцать, на Большой земле день находится в полном разгаре, а здесь уже делается темно, ночи в тайге бывают тоскливыми, затяжными, только северное сияние может вызвать у человека минутное облегчение, но потом проходит и это, вязкая чернота стискивает душу, будто клещами, и держит прочно, вырваться невозможно, - Рекс попросился в избушку.
Раньше с ним никогда такого не было, даже когда морозы звенели, зашкаливая за пятьдесят, Рекс в избу, в тепло не просился, грелся в снегу, тем и довольствовался, загонять в дом его приходилось силой.
- Что с тобой, Рекс? - удивился Батманов, впустил пса в помещение. - Что произошло?
Рекс глянул на хозяина преданно, глаза его неожиданно покрылись слезами, он лёг на пол и положил морду на лапы. Что-то с Рексом происходило, но что именно, Батманов не мог понять. Рекс не сводил глаз с хозяина. Когда Батманов спрашивал его, что произошло, пёс лишь помаргивал виновато да тихо скулил.
Видя такой взгляд Рекса, горький, какой-то прощальный, проникающий в душу, Батманов встревоженно заходил по домику - он не мог разгадать этот взгляд, не мог понять, что происходит и осознание собственного бессилия, даже беспомощности, причиняло ему неудобство, боль, Батманов обеспокоенно закрутил головой и вновь задал Рексу вопрос, который уже задавал:
- Что произошло, старина, а? Скажи, пожалуйста. А?
Естественно, Рекс не мог ответить на вопрос, не знал слов ответа, хотя всё понимал и человеческую речь разумел, Батманов развёл руки в стороны, произнёс печально:
- Ах, Рекс!
Через несколько дней Батманов понял, что означало такое поведение Рекса. Снега уже навалило много, земля укуталась им, как плотным ватным одеялом, ей сделалось тепло, первый снег, который должен был стаять, так и не стаял, обычай этот был нарушен, в предгорьях установилась настоящая зима.
В три часа ночи в окна сторожки ударил далёкий свет фар - с трассы на боковую дорогу свернул "Урал" - грузовик, способный ходить по снежной и болотной целине, как танк, для которого не существует преград, "Урал" подошёл вплотную к изгороди, окаймлявшей территорию базы, и врезал фарами по окнам Батманова.
- Кого это ещё нелёгкая принесла? - Батманов нащупал ногами валенки, привычно подхватил ружьё - без него никак нельзя, накинул на плечи доху и, скрипнув дверью, вышел на улицу. Приложил руку ко лбу, пытаясь разглядеть, кто же это пожаловал в неурочный час?
На улице было морозно, в далёкой выси, приписанное туманом, полоскалось бесцветное северное сияние. Иногда оно бывает броским, ярким, режет глаза свистящими красками, но чаще всего бывает такое - белёсое, будто бы смешанное с туманом. В следующее мгновение Батманов ощутил опасность, словно бы в лицо ему ударил холод. Батманов зажмурился и невольно нырнул вниз, в тот же миг поняв, что этот быстрый, будто на охоте нырок спас ему жизнь. От машины ударили два выстрела - один за другим, тесно, почти в унисон.
Над самой головой Батманова, с грохотом встряхнув дверь, дерево расщепил крупный свинцовый жакан. "Патрон - самозарядный, изготовлен опытным охотником, - машинально, очень спокойно, без дрожи в мозгах, будто бы и не в него стреляли, определил Батманов, - заряд пороха - усиленный…"
Вторая пуля прошла много выше и ввинтилась в скат кровли.
Батманов поспешно прыгнул назад, в сенцы сторожки, накинул на дверь крючок и, в три прыжка одолев пространство сенцев, ловким ударом ноги поддел вторую дверь, распахнул её и выскочил наружу. Притянул дверь, на петли накинул автоматический замок. Защёлкнул его. Пожалел, что у него с собою нет ключа - все ключи остались в сторожке.
"Это наука на будущее, - он отмахнулся от внезапной проколовшей его мысли, как от мухи. - Если, конечно, живы останемся…"
Пробежал вдоль дома и нырнул за поленницу, над которой был сооружён навес - на всю зиму Батманов наколол дров и сложил их, чтобы потом, когда закрутит непогода и на землю свалится пурга, дрова можно было бы брать без особых хлопот.
Под ноги к нему метнулся проворный тёмный шар, Батманов шикнул на него:
- Тихо, Рекс! Замри!
Пёс поспешно вдавился в снег. Батманов ждал, что произойдёт дальше. Ясно, кто приехал сюда и что этим людям надо. Ждать помощи Батманову неоткуда, рация не работает, так что выкручиваться придётся самому. Интересно, какую тактику изберут приехавшие?
О том, что у Батманова не работает рация, они явно не знают, поэтому будут считать, что к Батманову примерно через час должна подоспеть подмога и, естественно, ограничат рамки налёта. Это единственное, что было плюсом во всей этой истории, давало небольшое послабление, всё остальное - минусы.
В кузове "Урала" стоял утеплённый вахтовый вагончик, украшенный шпеньком трубы, из вагончика выскочили два крутоплечих невысоких человека, из кабины также вывалились двое - водитель и шеф группы. Для здоровенных "Уралов" такая команда, конечно, маловата, но приехавшие рассчитывали увезти с собой достойную добычу, поэтому и сформировали такую малую команду - к чему, мол, возить сырое мясо туда и обратно, когда можно привезти дорогой товар, а для того, чтобы справиться со сторожем, хватит и двух человек, максимум - трёх… Руководитель операции не в счёт, он в схватке принимать участие не будет, он - над схваткой.
Сторожку тем временем обежал кругом жиглявый молодой человек, наряжённый в вытертый милицейский полушубок, посветил фонариком в одно окно, потом в другое, подёргал дверь и зашёлся в азартном крике:
- Он здесь, в избушке затаился. Заперся. Предлагаю его подпалить - очень быстро из своей коробки вылезет.
Батманов невольно усмехнулся: шустрый, однако, парень. Решительный. Усмехнулся вновь. С той стороны домика ударил выстрел, послышался звон - пуля всадилась в окошко, вдребезги разметав стекло. Стреляли неприцельно, для устрашения.
- А какого ляха его поджигать, если он нам решил не мешать? Пожалеем его. Пусть сидит себе под печкой, сопит в две ноздри. А вот окна повыбивать ему надо, чтобы голову не высовывал и знал своё место. Разворачивай машину задом к складу!
Взревел мотор "Урала". Машина попятилась назад, из-за сторожки показались горящие рубиновые огни стоп-сигналов, вылезла большая будка кузова с широкими прочными окнами.
Батманов вскинул ружьё, нажал на спусковой крючок. "Око за око, окно за окно". В будке "Урала" с треском разломилось одно окно, сверкнуло красным сеевом, потом, выбитое навылет той же пулей, в снег полетело второе окно.