- Салям алейкум! - крикнул я. - Добро пожаловать к нам, ата!
Псы зарычали так громко и грозно, что я услышал их рык за добрых двадцать метров и невольно замедлил шаг.
Странный старик вдруг повернулся и скрылся за скалой. И псы моментально исчезли, растаяли тенями среди серых камней. Словно и не было никого.
Я повернулся и взглянул на своих товарищей. У них тоже были совершенно обескураженные лица. Пожав плечами, я пошел обратно.
- Вот так так! - сердито сказала Мария. - Ничего себе, гостеприимный хозяин.
Мы помолчали, поглядывая друг на друга. Потом снова все сразу повернулись и посмотрели на то место, где только что стоял старик со своей грозной свитой: не появился ли он снова? Нет, пусто.
- Хотел бы я знать, почему он не боится заболеть и не болеет, - задумчиво проговорил Николай Павлович, теребя бородку. - Похоже, здесь-то и зарыта собака...
- Даже не одна, а целая свора, - добавил Женька.
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
На следующее утро мы отправились в поселок, захватив с собой и вьючных лошадей, чтобы сразу уж везти в лагерь все необходимые материалы и побыстрее приступить к работе.
На перевале Мария демонстративно сняла с себя защитную куртку с сеткой, пропитанной вонючим препаратом для отпугивания клещей и москитов. Все мы с удовольствием последовали ее примеру.
"Странно все-таки, что у болезни существует такая строго очерченная граница, - подумал я при этом. - И мы уже психологически смирились с нею: переступили эту невидимую границу и сразу почувствовали себя свободнее. Наверное, это плохо. Так можно незаметно стать боязливым и робким, приноравливаться к неведомой опасности, а это помешает бороться с нею".
- Смотрите-ка, что это? - прервала мои размышления Мария.
Она, пожалуй, самая наблюдательная из нас. Всегда первой замечает все необычное и любопытное.
А мы могли бы в задумчивости проехать мимо высокой груды витых архарьих рогов, возвышавшейся необычным памятником в стороне от дороги. Ведь не заметили мы ее прошлый раз.
- Это обо, - пояснил я. - Нечто вроде жертвенника духам гор. Тут всякие суеверия еще весьма распространены.
- Что за рога! - тоном знатока воскликнул Евгений. - Если по ним судить, тут прямо богатырские архары водятся. Любопытно будет поохотиться. Хотя, конечно, для жертвоприношений отбирали самые лучшие экземпляры. Надо их посмотреть поближе
Он подъехал к обо, спрыгнул с лошади и потянулся к самому большому, лобастому черепу, украшенному тяжелыми рогами.
- Перчатки! - остановил я его.
- Что? - рассеянно переспросил Женька.
- Надень перчатки.
- Слушай! - возмутилась Маша. - Ты становишься прямо невыносим, начальник. Тебе не кажется, что ты сам заразился местными суевериями? - И она насмешливо продекламировала:
Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала..
Я пожал плечами и закурил. Женя вопросительно посмотрел на меня и снова потянулся к заветным рогам...
- Тебе сказано надеть перчатки? - вдруг набросилась на него жена.
Я посмотрел на нее: издевается надо мной, что ля? Нет, не похоже. Ох, эта женская логика!
Женя послушно натянул защитные перчатки, закрывавшие руки до самых локтей, взял череп и начал рассматривать.
- Может, захватить в лагерь? - спросил он, но тут же одумался и бросил рога обратно в кучу. - Тяжелый. Ладно, сам добуду свеженькие.
Мы двинулись дальше. Уже на спуске с перевала, когда впереди открылась большая долина, расчерченная аккуратными квадратиками рисовых и хлопковых полей, из-за поворота вдруг появилась лошадь. Она шла одна, без всадника, но была навьючена какими-то плетеными сумками и глиняными кувшинами. Мы подумали, что это просто вьючная лошадь, вырвавшаяся вперед, и стали высматривать ее хозяина, который, наверное, едет следом за ней.
Кто этот смельчак, решившийся отправиться в мертвую долину?
Но никто не появлялся; только теперь мы заметили, что за лошадью идут два здоровенных лохматых пса. Они злобно ощерились и зарычали, заставив наших лошадей испуганно шарахнуться с тропы, освобождая им дорогу. Загадочная лошадь меланхолично прошла мимо нас. А псы все рычали, скалились. Миновав нас, они начали пятиться...
Они явно охраняли эту одинокую лошадь с ее кладью!
- Слушайте, а ведь это Хозяину везут дань! - воскликнул Николай Павлович.
- Верно!
- Вот ловкач! - возмутилась Мария. - Даже сам ленится собирать ее, просто посылает в селение лошадь с собаками. И суеверные бедняки спешат отдать ему последний кусок...
Потом, в поселке, мы расспросили подробнее о находчивом Хозяине долины. Оказалось, он и в самом деле редко появляется в поселке. Чаще присылает лошадь в сопровождении специально надрессированных псов. Они не мешают складывать в корзинки подаяние, но зорко следят, чтобы из них никто ничего не взял. Да и кто решится обокрасть Хозяина, который в любой момент может напустить смерть, обитающую в его долине, на эти мирные поля! Такого святотатца тут же побили бы камнями.
Ловкий старик, ничего не скажешь!..
На крыльце больницы, прилепившейся обеими своими этажами прямо к скале на окраине поселка, нас встретил доктор Шукри, сияя гостеприимной улыбкой.
- Слава аллаху! - воскликнул он, молитвенно поднимая руки к небу.
Это, видимо, следовало понимать: слава аллаху, что вы пока живыми и невредимыми выбрались из проклятой долины...
В своей больнице, в белоснежной броне накрахмаленного халата доктор Шукри держался гораздо увереннее, чем позавчера на перевале. Он обстоятельно обсудил с нами намеченный план работ, посоветовал уделить особое внимание клещам, как наиболее вероятным переносчикам вибрионов, и выложил перед нами на стол двенадцать историй болезни, составленных за последние годы; все они, кроме одной, заканчивались зловещими черными крестами и лаконичной пометкой: "ex. let".
- А какова судьба выздоровевшего? - спросил я. - Вы что-нибудь знаете о нем?
- Он оглох, и у него была парализована вся правая сторона.
- Но приобрел ли он иммунитет против повторного заражения? - спросила Мария. - Можно его обследовать?
Я перевел ее вопрос.
- Увы, нет. Он умер. Умер в прошлом году.
- От чего?
- Истощение. Он был простой дехканин. Сами понимаете: паралич, некому ухаживать. - Доктор Шукри развел руками и добавил сакраментальное: - Иншалла...
Потом доктор Шукри любезно предложил нам посмотреть и самого "преступника"...
Он провел нас в небольшую, но чистенькую лабораторию, привычными движениями ловких пальцев вставил в микроскоп предметное стекло, и мы по очереди склонились над окуляром.
В ярко освещенном кружке быстро и даже, я бы сказал, грациозно сновали во все стороны, словно гоняясь друг за дружкой, продолговатые, слабо окрашенные тонкие палочки.
- Позвольте, но они у вас свежие? - удивился я. - Как вы ухитрились сохранить их целый год?
Доктор Шукри покачал головой.
- Они совсем свежие, - ответил он. - У нас и в этом году уже было три случая заболевания. Слишком поздно покинули долину, задержались на два-три дня, и все. Люди молодые, не прислушиваются к мудрости старших.
- Спроси, живы ли они? - подтолкнула меня Мария.
- Двое уже предстали перед аллахом. Один... Не договорив, доктор Шукри шагнул к двери, жестом пригласив нас последовать за ним. По узким коридорчикам и лесенкам он провел нас на второй этаж, без стука открыл дверь и отодвинулся, давая нам заглянуть в комнату.
- Когда он заразился, то весил семьдесят два килограмма. Теперь - тридцать, - сказал доктор Шукри. - Двадцать четыре года. Охотник. Свободно приносил с гор на плечах убитого архара.
Мы молчали, глядя на живой скелет, лежавший перед нами в уродливой, неудобной позе. Одно дело читать описание болезни в медицинских трудах, совсем иное увидеть ее собственными глазами...
Несчастный не двигался, ничего уже не слышал и не видел. Только вздохи - стонущие, слабые, прерывистые - выдавали, что он еще жив.
- Три дня и три ночи он кричал не умолкая, - продолжал доктор Шукри. - Бился от боли головой о стены, мы были вынуждены связать его. Теперь он уже ничего не чувствует. И завтра успокоится совсем... Иншалла!
Мы молча вышли обратно в коридор, спустились по узкой скрипучей лесенке и вернулись в тесный кабинетик доктора Шукри. Все было уже упаковано: выписки из историй болезни, пробирки, в которых сновали невидимые простым глазом убийцы-вибрионы, анализы крови и спинномозговой жидкости умирающего охотника. Мы могли возвращаться в свой лагерь и начинать поиски. Остальное теперь было за нами,
- А срезы внутренних тканей и мозга... - начал доктор Шукри, но его прервал негромкий стук в дверь. - Кто там? Войдите! - недовольно прикрикнул он, нахмурившись.
Дверь открылась, и в комнату заглянул смуглый человек лет тридцати с очень приятным узким лицом, на котором густые разлетистые брови выглядели словно приклеенными по ошибке. На голове у него была щеголеватая шапочка из серого каракуля, напоминающая пилотку.
- О, извините, Шукри-ата, я не знал, что вы заняты, - сказал он и попятился.
Но доктор Шукри чуть не силой втащил его в комнату.
- Нет, нет, дорогой Али, вы нам вовсе не мешаете. Это мой молодой и весьма талантливый коллега - доктор Али Омар Вардак. А это наши друзья из России, знакомьтесь.
Доктор Али поклонился и дружески приветствовал вас по всем правилам восточного этикета. Потом, задав несколько традиционных вежливых вопросов о нашем самочувствии и о том, как мы устроились в долине, он еще раз поклонился и отошел к окну.
Мы стали прощаться.
- Да, а срезы внутренних тканей и мозга я вам пришлю с нарочным... Видимо, завтра, - вздохнув и насупившись? сказал доктор Шукри.
- Патологоанатом у вас опытный? - спросил я.
- Я все сделаю сам. Ведь у нас только два врача и один фельдшер. Или попрошу доктора Али. У него руки вернее моих. Надеюсь, он не откажет.
- Вы преувеличиваете, мой дорогой учитель. Я простой ветеринар...
- Не скромничайте, не скромничайте, аллах дал вам золотые руки! - Доктор Шукри шутливо погрозил ему коротеньким пухлым пальцем, пожелтевшим от табака. - Побольше бы нам таких врачей.
ПОДОЗРЕВАЙ ВСЕХ!
Рано утром, по холодку, мы приступили к исследованиям. Евгений с Николаем Павловичем отправлялись на охоту за грызунами. Я - собирать клещей в зарослях. Мария оставалась в лагере охотиться за москитами.
Ловить клещей было совсем несложно. Я забрался в самую гущу зарослей, нашел там крохотную полянку и расстелил на ней белое полотнище, так называемый "флаг". А через час собрал наползших на полотнище клещей, рассортировал их по пробиркам. Потом я тщательно осмотрел все складки своей одежды, уделив особое внимание воротнику и манжетам. На мне тоже нашлось немало этих жадных кровососов.
Вот и вся технология. Нужно только не лениться вовремя снимать клещей со своей одежды, пока они не добрались до кожи и не впились в нее. Пусть вас укусит лишь один клещ, но, может быть, именно он-то и принесет смерть...
Закончив сбор в одном месте, я переходил на другое. Любопытно было наблюдать, как клещи, сидевшие на ветках, уже заранее чуяли мое приближение и готовились к атаке. Зацепившись тремя парами задних ножек за листок или веточку, они вытягивали переднюю пару ног вперед и быстро-быстро перебирали ими, готовые немедленно вцепиться в мою одежду.
Среди разных видов клещей попадалось немало иксодовых, давно заслуживших зловещую славу переносчиков опасного таежного энцефалита. Этим я уделял особое внимание. Природа их специально вооружила для нападения на живые существа. Кроме обычных челюстей, иксодовые клещи имеют еще особую зубчатую пластинку - "подъязык". Он глубоко впивается в кожу своими зубчиками, похожими на зазубрины гарпуна, и тогда клеща уже не оторвешь, даже если раздавишь.
Чтобы не терять зря время, ожидая, пока клещи наползут на "флаг", я попутно занимался охотой на всякую живность, которая подвертывалась под руку. Еще по дороге к зарослям мне удалось подстрелить любопытного сурка, не успевшего нырнуть в свою нору. Удача! Ведь если сурка только ранишь и он скроется в норе, то уж ни за что не вытащить его из хитрого лабиринта подземных переходов - они порой тянутся на добрых пятнадцать метров!
На подстреленном сурке я собрал семь упитанных клещей, пристроившихся в густой шерсти. Эти забавные зверьки, к сожалению, передают такую опаснейшую болезнь, как чума, а может быть, и переносят смертоносные вибрионы, так что не считайте меня жестоким злодеем за эту охоту.
Подкрадываясь к суркам, я вдруг испытал странное и неприятное ощущение, будто за мной самим тоже кто-то охотится. Огляделся по сторонам, но вокруг было пустынно и тихо.
На каменистой площадке среди зарослей мне повстречался дикобраз. Он тоже вполне мог оказаться переносчиком и хранителем болезни, но все-таки у меня рука не поднялась выстрелить в него. При виде меня он не только не струсил, а, наоборот, грозно захрюкал и воинственно затопал задними лапками. Но смелости ему хватило ненадолго: через минуту он уже юркнул в кусты.
Было уже за полдень. В зарослях царила знойная духота. Я устал и проголодался, левое плечо мне оттягивал ягдташ с двумя подстреленными сурками. Клещами заполнены почти все пробирки, можно возвращаться в лагерь.
Я прошел уже, наверное, половину пути до лагеря, как вдруг из зарослей на меня кинулся матерый волк. Нападение было столь внезапным, что он едва не сбил меня с ног. Я удержался лишь потому, что буквально повис на спружинившем кустарнике.
Волк кинулся на меня снова, но теперь я успел сунуть ему в оскаленную пасть приклад винтовки и одновременно сильно ударить его ногой.
Он отскочил. Теперь у меня уже появилась возможность перехватить винтовку и прицелиться в него
Бешеный шквал отрывочных мыслей бушевал у меня в голове, пока я искал взглядом прицел. Мысли путались.
Откуда взялся здесь волк? Почему он бросился на меня? Волки в одиночку, да еще летом обычно не бросаются. Бешеный? Но тогда бы он не отступил под ударами, а рвался бы ко мне, пока я не убил его или... или пока он не перегрыз бы мне горло...
Я уже почти нажал на спусковой крючок, как вдруг понял: это вовсе не волк. Это собака! Один из тех псов, что бродят со стариком.
Стрелять нельзя! Хорошо, что я вовремя спохватился. Но что же делать? А если он не один?
И в тот же миг, словно прочитав мои тревожные мысли, сбоку из зарослей на меня так же молча ринулся второй пес...
Сколько их там в кустах? Вся свора? Только и ждут команды, чтобы кинуться на меня? Ясно, что их науськал Хозяин, он тоже, верно, прячется где-то в кустах. Зачем? Чем мы его обозлили?
Отбиваясь от наседавших собак прикладом, я медленно пятился, пока не добрался до ближнего дерева. И тут, улучив удобный момент, ухватился за нижние раскидистые ветки, подтянулся и начал карабкаться по стволу.
Ветки трещали и гнулись. Ствол с перепугу казался гладким, как телеграфный столб. Один из псов все-таки успел хватить меня за сапог и едва не сдернул на землю...
Но я все-таки удержался, уселся в развилок ветвей и постепенно смог отдышаться. А внизу сидели и облизывались уже не два, а четыре пса. Один из них, негодяй, скалился так, словно смеялся надо мной!
Что и говорить, положение создалось совершенно глупое. Стрелять нельзя; ведь это все-таки не дикие волки, а собаки. Слезть и пробиваться к лагерю тоже невозможно: наверняка остальные псы прячутся в кустах и бросятся мне на спину. Сколько же мне придется сидеть на этом ореховом дереве словно обезьяне?
Прошло с полчаса. Я сидел на дереве, а псы - кружком внизу, не сводя с меня глаз. Придерживаясь кое-как одной рукой за ветки, я другой обобрал с одежды успевших наползти клещей -так сказать, поневоле героически продолжал вести научные исследования.
Хорошенько упершись спиной в ствол дерева, я трижды выстрелил в воздух. Поймут, надеюсь, в лагере, что это сигнал тревоги, а не простая охотничья пальба, и поспешат ко мне на выручку.
Псы прижали уши, оскалились еще грознее, зарычали, но не сдвинулись с места.
Прошло еще пятнадцать минут. Может, повторить сигнал? Или подождать? Я взглянул на часы. А когда снова посмотрел вниз, собак уже не было. Они исчезли - явно по сигналу, которого я не слышал. Но куда же они делись?
Я прислушался, размышляя: что же мне теперь делать? Кроме беззаботного гомона птиц, ничего не слышно вокруг. Никто пока не спешил ко мне на помощь. Почему же тогда ушли собаки? Или это просто хитрый тактический маневр старика: отозвать своих псов в кусты и подождать, пока я слезу? Глупо было бы попасться в ловушку.
Но еще глупее будет, если придут товарищи и увидят, как я сижу на дереве, хотя никакой опасности вокруг нет и в помине.
Эта мысль заставила меня решиться осторожно, то и дело прислушиваясь, все-таки слезть с дерева. Нет, кажется, все спокойно кругом.
Оглядываясь и приседая чуть не на каждом шагу, я пошел к лагерю. Постепенно нервы у меня успокаивались, как вдруг какой-то треск впереди снова заставил меня насторожиться. Я остановился, занеся над головой винтовку на манер дубинки для удара...
Из кустов вышел Женя и удивленно спросил:
- Ты что?
Я рассказал ему о нападении.
- А мы было сначала подумали, что ты по архару стреляешь. Промазал, думаю. Потом забеспокоились, решили пойти к тебе навстречу.
- Надо нам на будущее договориться, что три выстрела подряд будут сигналом тревоги, - сказал я, - Как услышишь, спеши на выручку.
- Ладно, но это не выход. Надо нам укротить этого зловредного старца. А то пойдет такая игра в индейцев с постоянной пальбой, что не до исследований будет.
Проклятые псы продержали меня столько, что отдохнуть после обеда, как все мечтали, не удалось. Надо было до вечера просмотреть хоть часть добытого материала. Этим мы и занялись: я в одном углу палатки возился со своими клещами, Мария за другим столом сортировала москитов, а на улице под навесом Николай Павлович с Женей вскрывали грызунов на оцинкованном столе.
Вечером у костра мы подвели первые итоги. Они были более чем неутешительны.
Вибрионы оказались всюду: и в сурках, и в белках, и в песчанках, даже в голубой сойке, которую подстрелил Николай Павлович. Они кишмя кишели почти в каждом клеще! Не было их только в москитах.
- Не густо, - с унылым вздохом сказал Николай Павлович, как бы подводя итоги обсуждения. - На военном языке это называется "шаг на месте"...
- А на языке математиков - "икс минус единица", - подхватил Женя. - Москитов реабилитировали, но зато каков этот "икс" многочисленный. В сетки-то хоть теперь на ночь можно не заворачиваться?
- Все меры предосторожности остаются в силе, - сказал я. - Где гарантия, что мы за один день проверили все виды москитов? Пока в них вибрионов не обнаружили, а вдруг да затешется один зараженный...