Утром, еще до завтрака, на взлетно–посадочной полосе базы приземлился "шторх". На нем прилетел Штадле. За завтраком я с плохо скрываемым раздражением поинтересовался:
- Что за дела вас привели к нам в такую рань, Штадле? И вообще, насколько я знаю, Бах приказал мне прекратить всякие сношения с внешним миром.
- Прекрасный омлет! - отозвался Штадле, с аппетитом уминая завтрак. - Я не успел позавтракать, и сейчас любая даже самая простая пища кажется мне райским нектаром!
- Вообще, это яичница с грудинкой, - заметил я. - Типичный английский завтрак. Я обожаю английскую кухню: поскольку официально ее не существует, в отличие от того претенциозного дерьма, которое называют французской кухней, англичанам не надо держать марку. Они просто готовят то, что вкусно и полезно, без оглядки на банду извращенцев, именующих себя "гурманами".
- Браво, Герлиак! - улыбнулся Штадле, промокая губы салфеткой. - Я тоже считаю, что для гурманов надо открыть отдельный концлагерь.
- Я рад, что вам понравился завтрак, Штадле, - решил я взять быка за рога. - Но давайте приступим к делу. И как это вы рискнули прилететь сюда на самолете, когда сам Бах счел это весьма опасным?
- Ох, Герлиак! - вздохнул Штадле. - А что мог сделать обергруппенфюрер, если Штраух объявил аэродром гнездом русских диверсантов? Допросам подвергли не только хиви и весь наземный персонал, но даже летный состаав! Представляю, сколько жалоб на ретивого начальника СД Минска ушло в ведомство рейхсмаршала Геринга! И что остается делать Баху в такой обстановке? Решись он лететь на самолете, как тут же в Берлин ушло бы донесение: обергруппенфюрер Бах утратил представление об элементарной осторожности. Увы! Чем выше должность, тем в большей степени человек является заложником своего положения!
- Это верно, - согласился я. - Но ведь вы сюда прилетели не для того, чтобы обсудить методы работы Штрауха и Баха, не так ли?
- Да, если кратко, то я должен проинспектировать базу на предмет ее готовности к обороне, - сообщил Штадле, отхлебывая кофе. - О-о! Великолепно! Да вас снабжают лучше, чем штаб полицайфюрера "Руссланд-Митте"!
- Ну что вы, Штадле! - снисходительно усмехнулся я. - Это все личные связи. Впрочем, не буду раскрывать свои личные секреты… Итак, вас интересует, насколько мы готовы отразить внезапное нападение? Отвечаю: ровно настолько, насколько нападающих сможет сдержать минное заграждение. Наши бронеколпаки неплохо оборудованы, а вышки над ними под опорными бревнами укреплены металлическими фермами и защищены скрытыми досками бронелистами, но все это не объединено в единую систему обороны. Мы прорыли ходы сообщения, но если нападающие используют минометы и огнеметы, то всему этому - грош цена! Теперь о корпусах. Первые этажи отлиты из бетона, а снаружи облицованы досками. Но если облицовку удастся поджечь, то в сочетании в пожаром на вторых, полностью деревянных этажах, это создаст такую обстановку, в которой обороняющаяся сторона либо умрет от недостатка кислорода, либо задохнется в дыму. Система вентиляции крайне неудачна, а подземные сооружения, которые можно было бы использовать в качестве бункеров, отсутствуют вообще! Вывод: против серьезной атаки нам не устоять. Не сочтите меня за паникера, но это так!
- Не стоит так драматизировать ситуацию, Герлиак! - возразил Штадле. - Сами подумайте: откуда у партизан могут оказаться минометы и огнеметы? Разве что случайно, и то - пара штук…
- У группы окруженцев - да, а вот у майора госбезопасности Коровина может оказаться и побольше, - ответил я. - Штадле! Неужели вы не осознали, что люди вроде Коровина сражаются до тех пор, пока в состоянии пошевелить пальцем, нажимающим спусковой крючок! Я сумел перехитрить его, и теперь он жаждет мести. И если его задание в отношении базы-500 Москва не отменила, то со стопроцентной вероятностью в ближайшее время его диверсионную группу можно ожидать в этих местах.
- Бах не сомневается, что вы с честью выйдете из любой сложной ситуации, - заметил Штадле.
- Я ценю доверие обергруппенфюрера, но хорошо бы наконец сделать так, чтобы мой батальон был развернут в бригаду не на бумаге, а в реальности, - решительно заявил я.
- Все в свое время, - уклончиво ответил Штадле.
- Я так понимаю, что пополнения в ближайшее время не будет? - в лоб спросил я.
- Вы правильно понимаете: бам следует, в первую очередь, рассчитывать на свои силы, - уклончиво ответил Штадле.
- Разумеется, - ухмыльнулся я. - В первую очередь! И во вторую, и в третью… Штадле! Раз я должен буду обороняться наличными силами, то необходимо убрать с территории базы тех людей, которые абсолютно не нужны для обороны!
- Вы имеете в виду фройляйн Марту Редлих? - не стал играть в прятки Штадле.
- И ее - в первую очередь! - ответил я тем же.
- Приказ обергруппенфюрера Баха ясен: никто без его персонального разрешения не может как проникнуть на базу, так и покинуть ее, - напомнил Штадле. - И хочу вам по–дружески заметить, Герлиак… Видит Бог: я настроен к вам исключительно положительно! У вас великолепно развивающаяся карьера: награды, звание штандартенфюрера и должность командира бригады, обеспечивающая вам карьерный рост до бригадефюрера. Так вот… Я очень вам рекомендую: не предпринимайте шагов, которые перечеркнут все ваши достижения. Не стоит! Надеюсь, что вы меня правильно поняли?
- Правильнее некуда, Штадле, - с горечью отозвался я. - Похоже, что мой батальон и база стали мишенью. Нет?
Штадле не стал отвечать на мой вопрос и переменил тему разговора.
- Очень важный момент относительно секретного оборудования и технических специалистов. Важно, что они сами знают, что им делать. Ваша задача: передавать им кодированные сообщения, поступающие на узел связи объекта, а уж дальше они сами знают, что им делать. Разумеется, вы должны оказывать им полное содействие.
- Штадле, мне очень не нравится то, что за моей спиной на моем объекте разыгрывается партия, в которой я играю роль непроходной пешки, - выразил я свое неудовольствие.
- Извините, Герлиак, что мне приходится напоминать вам прописные истины, - холодно заметил Штадле. - Но вы знаете правило: никто не должен знать больше, чем ему необходимо для успешного выполнения возложенных на него функций. Вам не о чем беспокоиться: вы на отличном счету у Баха, он вас ценит и за ним вы - словно за каменной стеной. Вам лишь надо скрупулезно выполнять его приказы, и все!
Н-да! Когда–то я то же самое слышал от покойного Гейдриха. И верил в это! Верил до тех пор, пока не узнал, что солдат моего подразделения пытался всадить мне автоматную очередь в спину.
Штадле осуществил доскональную проверку объекта и его готовность к обороне. Среди ночи я устроил учебную тревогу и Штадле остался доволен действиями личного состава.
Штадле не остался на завтрак и улетел обратно в Минск на рассвете.
За завтраком я спросил профессора Фрайтага:
- Как ваши дела, профессор? Есть ли пожелания?
- Я благодарен вам за то, что вы сделали для нас, штандартенфюрер, - отозвался Фрайтаг. - Но эта жуткая секретность… Я и мои техники вынуждены сами убирать помещения, перестилать постели! Слава богу, это очень скоро закончится. Программа исследований завершена!
- Как? Уже? - удивился я.
- Да, я написал отчет и отправил его в Берлин, - радостно сообщил Фрайтаг. - Наконец наше пребывание здесь подошло к концу и очень скоро я вернусь в Германию, чтобы заняться делом!
- А я полагал, если принять во внимание строгий режим секретности, что вы здесь занимались очень важным делом, - заметил я.
- Да… то есть, разумеется, - замялся Фрайтаг. - Но… понимаете, есть вещи, которые делать вынужден, а есть… Вы понимаете?
- Да, понимаю, - искренне подтвердил я. - Обычно никто не спрашивает, нравится ли нам делать то, что мы должны делать.
- Да, именно это я имел в виду, - с видимым облегчением выдохнул Фрайтаг.
Мы закончили завтрак в полном молчании. Но Фрайтаг уже дал мне ключ. Я анализировал положение вещей, представившееся в совершенно новом свете после разговора с Фрай- тагом. Итак, секретное оборудование и специалисты очень скоро должны покинуть объект. Но Бах хочет сохранить это в секрете. Именно поэтому я узнаю об эвакуации в последнюю очередь, именно поэтому Бах запретил под каким–либо видом кому–либо покидать объект. Но с какой целью?
Как ни печально, но цель очевидна. Бах хочет, чтобы русские считали: секретное оборудование и специалисты все еще на объекте. Он хочет, чтобы русские попытались захватить объект и решил базу-500 превратить в ловушку для русских диверсантов. Он знает, что в его штабе работает русский разведчик, поэтому тщательно скрывает свои планы. Все детали известны только ему и Штадле.
Логично. Коровин сумел сохранить основные силы своей группы. Ему необходимо оправдаться за гибель московского генерала и единственный шанс для него: разгромить базу. Любой ценой!
Пока люди Коровина будут отчаянно штурмовать обнесенный колючей проволокой кусок лесной вырубки, Бах замкнет кольцо окружения и сделает все, чтобы никто не вырвался отсюда живым. Мне и моим людям отведена роль приманки.
"Люблин-500" готов к таким испытаниям. И в других условиях я бы не размышлял об этом: приказ есть приказ, и бой с людьми Коровина будет не страшнее того, что мы пережили под Демянском. Но было две вещи, которые в корне изменили мое отношение к "героической обороне" ловушки для русских диверсантов. Во–первых, Марта. Для нее это будет тяжелым испытанием. Но гораздо более тяжелым оно будет не для нее и не для меня, а для другого человека, которого еще вроде как не было, но о котором я не мог не думать.
Марта была беременна.
* * *
Как только Марта призналась мне, что ждет ребенка, я только и думал о том, как отправить ее в Германию: туда, где ее смогут окружить заботой и вниманием, - в Мюнхен к Софи или в Дрезден, в семью моего брата. Но приказ Баха перечеркнул все мои планы.
И еще было "во–вторых".
Во–вторых, осада базы будет идеальным способом покончить со мной. То, что не удалось сделать под Демянском, легко удастся сделать тогда, когда русские диверсанты будут штурмовать базу.
Если я погибну, то кто тогда позаботится о Марте и нашем еще не родившемся ребенке?
- Еще кофе, штандартенфюрер?
Голос шарфюрера, дежурного по столовой, вывел меня из состояния глубокой задумчивости.
- Да! То есть… нет! Я выпью кофе у себя в кабинете. Пусть Махер принесет.
- Слушаюсь!
Махер принес мне кофейник и мою любимую чашку мейсенского фарфора.
- Махер! Скажите Лангену, что я занят. Меня беспокоить только в двух случаях: звонок из штаба обергруппенфюрера Баха и Второе Пришествие. Впрочем, нет. Только в случае звонка из штаба!
Махер ушел. Я достал бутылку коньяка, налил в чашку кофе, закурил сигару и снова погрузился в размышления. Было о чем подумать. Но чем больше я думал, тем меньше я видел реальных выходов из ситуации. По мере углубления в размышления бутылка коньяка пустела, что также не способствовало успеху размышлений. Наконец я достиг такого состояния, что самым правильным мне показалось ждать подходящего случая. Вдруг случится то, что даст толчок событиям в правильном направлении, я увижу лазейку, разработаю план и начну претворять его в жизнь.
Безумие, полное безумие! Я определенно утрачиваю способность вынюхивать скрытые лазейки и выкручиваться из практически безвыходных ситуаций.
Размышления наедине с бутылкой коньяка привели к тому, что к полудню я уже прилично набрался и задремал прямо в кресле. Меня разбудил Ланген.
- Что, уже обед? - проворчал я, с трудом разлепляя веки.
- Нет, штандартенфюрер, - ответил Ланген, подвигая ко мне телефонный аппарат. - Обергруппенфюрер фон дем Бах. Вас, срочно.
Только этого не хватало! Я откашлялся и взял трубку.
- Здесь Герлиак. Хайль Гитлер, обергруппенфюрер!
- Хайль, Герлиак, - недовольным голосом Баха отозвалась мембрана. - Почему так долго?
- Как только адъютант меня разыскал, я…
- Ладно, не имеет значения, - не стал выслушивать мои оправдания Бах. - Немедленно вылетайте самолетом в Любчу. Вы знаете, где это? Около двадцати километров к северо–востоку от Новогрудка. Там вас ждет Штадле. Я хочу, чтобы вы высказали свое мнение.
- По какому поводу, обергруппенфюрер? - решился я задать вопрос.
- Там узнаете, - буркнул Бах. - Отправляйтесь немедленно, через час вы должны уже быть там.
Я положил трубку и взглянул на часы. Да, обед сорвался!
- Ланген! - крикнул я адъютанту. - Срочно подготовьте мне самолет, вылет через пятнадцать минут. И пусть Махер соберет мне обед в дорогу.
Через десять минут я уже был на взлетной полосе. Командир летного отделения унтерштурмфюрер Штеглиц уже ждал меня.
- Штеглиц, задача следующая: через сорок минут я должен быть в Любче. Вы знаете, где это?
- Недалеко от Новогрудка, - кивнул Штеглиц. - На "шторхе" мы не успеем, на маршруте встречный ветер. Я приказал подготовить к вылету "Хеншель-126". Обычно мы используем его как самолет–разведчик. Старенькая, но надежная машина. И скорость вдвое выше, чем у "шторха".
- Хорошо, только давайте быстрее, - поторопил я пилота.
- Через десять минут мы уже будем в воздухе, - заверил Штеглиц. Подбежал Махер и передал мне небольшой чемоданчик, в который он всегда клал дорожный паек.
- В термосе кофе, во фляге коньяк, в бумаге курица и копченая колбаса, - сообщил Махер, тяжело дыша после пробежки от кухни до взлетной полосы.
- Зачем так много? - поморщился я. - Лишняя тяжесть.
- Штандартенфюрер! Уверяю вас: лишней еды не бывает, - убежденно заявил Махер.
- Идемте к самолету, штандартенфюрер, - сказал мне Штеглиц, и мы направились к биплану, казавшемуся рядом с изящным "шторхом" большим и неуклюжим. Я с трудом влез в кабину стрелка, больно ударившись о пулемет. Через пять минут мы уже были в воздухе. Спустя сорок минут мы уже подлетали к Любче, невзирая на встречный ветер.
На шоссе из Новогрудка в Любчу, возле небольшой рощи, я увидел небольшую колонну грузовиков и бронетехники. Три грузовика и бронтеранспортер были сожжены, и я отчетливо увидел распростертые возле машин трупы. Много трупов, около сотни. Похоже, что меня вызвали сюда ради этого побоища.
- Штеглиц! - сказал я пилоту по внутренней связи. - Садитесь как можно ближе к дороге.
- Хорошо, что вы так быстро прилетели, Герлиак, - озабоченно проговорил Штадле. - Что скажете по поводу этой бойни?
Я прошел вдоль дороги. Бронеавтомобиль был буквально превращен в решето крупнокалиберным пулеметом: легкая броня не смогла выдержать прямое попадание пуль калибра 12,7 миллиметра. На грузовиках тоже были отверстия от тех же пуль, но гораздо меньше, в основном следы от пуль обычного ружейного калибра. Но тоже очень много.
Положение тел лежавших на обочине и дороге солдат показывало, что они погибли в первую же минуту боя.
- Огонь в основном велся из рощи и зарослей кустарника на противоположной стороне дороги, - сказал я. - Обратите внимание: до рощи не менее полукилометра, а до кустарника метров триста. Да тут, похоже, работала целая рота пулеметчиков!
- Да, вы абсолютно правы, Герлиак! - согласился Штадле. - Их расстреляли из пулеметов с большого расстояния, а тех, кто успел выскочить и залечь, закидали гранатами укрывшиеся в мелких окопчиках рассредоточенные вдоль дороги партизаны. Всех раненых добивали: из 144 человек мы подобрали только девять раненых, из них всего двое оказались в состоянии разговаривать. Один ефрейтор сказал любопытную вещь: он посмотрел на часы, и буквально через несколько секунд началась стрельба. Когда русские добивали его, очередь из автомата попала ему в руку и в голову. По голове пули прошлись вскользь, он лишь потерял сознание. Но вот что интересно: одна из пуль повредила часы, и они остановились. Так вот, судя по показаниям ефрейтора, весь бой от начала стрельбы и до методичного расстрела выживших, занял не более пяти минут.
- Очень грамотно организованное нападение: максимальная плотность огня в возможно более короткий промежуток времени, - заметил я. - И похоже, что первым начал работать крупнокалиберный пулемет: с противоположной стороны от рощи гораздо больше трупов. Вначале расстреляли бронебойно–зажигательными бронеавтомобиль, а затем дали пару очередей по грузовикам. Люди начали выпрыгивать на противоположную сторону, и тут по ним из кустов ударили обычные пулеметы. Тех, кто сумел выжить, пулеметы прижали к земле, а находившиеся в укрытиях партизаны забросали их гранатами, а затем добили в упор. Это не обычные партизаны, Штадле! Это грамотно подготовленные диверсанты с умным и опытным командиром. Вы установили хотя бы, в какую сторону они ушли?
- Мы полагали, что они ушли в Налибокскую пущу, - с досадой ответил Штадле, - и выдвинули в сторону Налибок, Клетищ и Бора усиленные полицейские подразделения. Но, судя по всему, нападавшие решили остаться на этом берегу Немана. Боюсь, что мы их потеряли.
Штадле замолчал, затем предложил:
- Идемте к тем кустам, я покажу вам кое–что интересное.
Мы прошли к кустам, и Штадле указал мне на позицию, оборудованную для стрельбы из пулемета: небольшой окопчик со странной деревянной конструкцией на бруствере - нечто вроде врытой в землю треноги с металлическим навершием.
- Мы тоже вначале не поняли, что это такое, пока не нашли чуть подальше в кустах вот это.
И Штадле указал на лежавший прямо на земле пулемет без станка.
- Авиационный ШКАС, - с удивлением отметил я. - Калибр винтовочный. Темп стрельбы свыше полутора тысяч выстрелов в минуту. Теперь понятно, откуда такая плотность огня! Похоже, что и крупнокалиберный пулемет диверсанты тоже сняли с какого–нибудь сбитого самолета и очень удачно использовали для уничтожения бронеавтомобиля.
- Именно так, Герлиак, - подтвердил Штадле. - Там, в роще, мы нашли самодельный станок для крупнокалиберного пулемета.
Я осмотрел пулемет.
- Судя по всему, его заклинило от перегрева ствола и потому пулемет бросили. В полете ствол пулемета охлаждается потоком воздуха, поэтому темп стрельбы авиационного пулемета вдвое выше, чем обычного станкового.
- С крупнокалиберным они обращались более осторожно: стреляли короткими очередями, сумели уберечь ствол от перегрева и унесли с собой, - отметил Штадле.
- Да… интересно знать, где объявится этот пулемет, - поделился я мыслями вслух. - И почему они выбрали именно это место для засады? Не сидели же они сутками возле проезжей дороги, подобно средневековым разбойникам?
- Как, вы разве не знаете? - удивился Штадле.
- А что я должен знать? - ответил я вопросом на вопрос.
- Так, значит, Бах вам не сказал… началось все с того, что эти самые диверсанты атаковали гарнизон в Любче. Атаковали очень грамотно: снайперы сняли пулеметчиков с вышек, затем обстреляли казармы из ручных пулеметов и минометов, а под прикрытием огня диверсанты подобрались поближе и забросали обороняющихся гранатами. Весь штурм занял не более двадцати минут.
- Откуда такое знание подробностей? - поинтересовался я.
- Местные полицейские при первых же выстрелах попрятались, а когда мы вошли в город и нашли лишь дымящиеся развалины казарм гарнизона, проклятые трусы повыползли из щелей и охотно все рассказали, - поведал мне Штадле. - Разумеется, я приказал расстрелять этих предателей!