– Пятьдесят дирхемов? – простонал я, одновременно доставая бумажник. – Это невозможно. За пятьдесят дирхемов я куплю у тебя тут полмагазина. Да и о каких столетиях идет речь? Ей на вид не больше года, еще и не обсохла. Давай сойдемся на десяти дирхемах и таким образом останемся добрыми друзьями.
– Что ты, такая вещь, – вкрадчивым голосом проговорил марокканец, любовно проведя рукой по всем восьми человечкам. – Четыреста лет... Теллемы, летающие люди... Давай двадцать пять.
Я выдал ему двадцатку. Итальянец с большим интересом и даже радостью в глазах следил сначала за нашим торгом, а затем как восемь фигурок на одной дощечке упаковываются в газету и отправляются ко мне в сумку. Его реакция показалась мне неадекватной. Я даже подумал, что долгие странствия по черному континенту не слишком благоприятно отразились на его психическом состоянии. Неожиданно он посмотрел на меня совершенно серьезно и показал на мою сумку:
– Знаете, я уже некоторое время занимаюсь теллемами. Поверьте, это одна из самых загадочных тайн Африки.
Я посмотрел на часы. Ну, в самом деле, что такого, если я потрачу двадцать минут на этого чудака? Заодно выясню, в чем состоит одна из самых таинственных загадок всей Африки, а то и, глядишь, разгадаю ее с ходу.
– Стакан пива? – сухо осведомился я.
– Отлично придумано.
Я купил ему какого-то местного пива, а себе взял свежего апельсинового соку, который продается на главной площади Марракеша в ста двадцати двух киосках, каждый из которых имеет свой порядковый номер. Мы пристроились в ближайшей харчевне наподобие шатра, в которой и без нас стоял дым коромыслом. Здесь без передыха жарились бараньи мозги, которые ловкие берберы извлекали руками из голов забитых животных прямо у нас глазах. У меня мелькнула паническая мысль, что итальянец потребует себе бутерброд с бараньими мозгами, и в этом случае мне точно придется откланяться, но он устоял перед соблазном.
– Меня зовут Чезаре Пагано, – сообщил итальянец, рассматривая на свет высокий бокал с холодным светлым пивом. – И по своей профессии я никакого отношения к Африке не имею. Я архитектор, работаю на севере Италии. А ты?
Больше всего в жизни я не люблю, когда ко мне обращаются на ты незнакомые люди. При общении на английском языке этой проблемы не возникает, но французский четко разделяет ты и вы, поэтому я с горестным видом отпил свой апельсиновый сок и явственно поморщился.
– Алексей из Москвы, – представился я, и мы пожали друг другу руки. – Занимаюсь инвестициями в интернет-технологии, в Марокко приехал на пару дней, в командировку.
– Интернет-технологии? – переспросил Чезаре. – Неплохо. А почему заинтересовался догонами?
– Да нет, я просто покупаю дешевые сувениры для своих коллег по работе...
– Это правильно, – охотно согласился Чезаре, отхлебнув еще пива, – ты купил копию, современную копию, ей красная цена два-три евро. Но сделана она действительно догонами по древним образцам. Такие статуэтки в оригинале относятся к четырнадцатому или пятнадцатому веку. Я только что вернулся оттуда, ходил по Стране догонов почти три месяца и почти все выяснил. Только вот деньги кончились... Заметив непроницаемое выражение моего лица, Чезаре усмехнулся: – Да нет, я не собираюсь у тебя просить денег. Я приехал сюда получить денежный перевод с родины – соберу еще пару тысяч евро, вернусь и раскручу этот клубок. И знаешь что? Они говорят, что там орудуют духи, а я убежден, что это люди. Люди! Летающие люди!
– Давай-ка с начала, а то я не очень понимаю, о чем идет речь, – предложил я ему, чтобы он несколько успокоился. А то с места в карьер – духи какие-то...
Чезаре полминуты молчал, сделал еще несколько глотков (я жестом попросил хозяина подать ему вторую порцию) и начал свой рассказ, который, как мне сейчас кажется, я помню практически дословно.
Догоны – изолированное африканское племя, живущее на юго-востоке Мали, у подножия огромного каменистого плато Бандиагара, названного так по имени ближайшего к нему городка. Местность, получившая имя Страны догонов, уникальна сама по себе: после сотен километров Сахеля, полупустынной степи, тянущейся от Сахары на юг, скудные почвы совсем сходят на нет, и на поверхность земли выходят пласты каменной породы.
Это и есть плато – километры бесплодных, гладких, отшлифованных ветром каменных пластов. Если следовать по этому плато далее к югу, то высота над уровнем моря становится постепенно чуть выше, а количество растений стремительно уменьшается. Наконец плато завершается уступом – резким, абсолютно вертикальным обрывом высотой в 200-300 метров. Ручьи, стекающие с него, кормят небольшую полоску земли у подножия обрыва, за которой следует обширная песчаная пустыня.
Догоны выбрали для жизни эту самую полоску земли у подножия скального уступа. Их деревни расположены в одну линию, как жемчужины, нанизанные на нитку плодородной земли шириной в тысячу шагов, а длиной почти в двести километров. Такое местоположение дает их обитателям стратегическую независимость – ведь с обеих сторон от Страны догонов лежат километры непригодной для обитания земли.
Каменная пустыня к северу простирается более чем на двадцать километров от деревень догонов до городка Бандиагара, а песчаные дюны к югу заканчиваются лишь у города Коро, в пятидесяти километрах от обрыва. На западе ближайшие подступы к Стране догонов защищает городок Дуэнца, расположенный в пятнадцати километрах от первых отрогов плато.
Жители Страны догонов, таким образом, всегда могут узнавать заранее о любых пришельцах и предупреждать любые нашествия. Все дороги, ведущие с "большой земли", хорошо просматриваются жителями пограничных деревень. Роль дозорного вестового наверху исполняет деревня Санга, одна из немногих стоящая не под обрывом, а на краю плато. Отсюда вниз, к остальным деревням, ведут по головокружительным кручам тропинка меж скал, выдолбленная многовековыми потоками водопадов, а также построенная в последние годы дорога без признаков покрытия, которая, по моим наблюдениям, только увеличивает опасности, встающие перед теми, кто желает попасть в Страну догонов.
Неудивительно, что жизнь в условиях географической изоляции сильно повлияла на образ мысли и глубинную сущность культуры догонов. Приветливыми или гостеприимными их назвать можно только с большой натяжкой. Они мало общаются с соседями и уж точно никогда не смешиваются с ними. Даже между жителями соседних деревень существуют глубокие разногласия, мешающие бракам между их жителями и усугубляемые наличием десятка диалектов местного языка, в результате чего, к примеру, догон из Джигибамбо на одном конце плато понимает догона из Бонго на другом конце с тем же успехом, с каким он поймет русского или француза. В пустынях к югу от плато по соседству с догонами кочуют скотоводы фульбе, которых объединяет с догонами лишь история взаимных завоеваний, постоянных конфликтов и упорного непонимания, обусловленного различием религий, культур и методов сельского хозяйства.
Догоны в своем большинстве земледельцы – на узкой полоске земли, орошаемой ручьями и водопадами, сходящими с плато, они выращивают просо, рис и лук. В сухой сезон земля застывает и по твердости не уступает каменным полям плато, и большинство огородов и пашен превращается в пастбища для фульбе. Только обильное орошение позволяет догонам получать урожай лука в зимние месяцы. Зато летом и осенью, в сезон дождей, подножие плато накрывают бурлящие потоки воды, вслед за которыми на поля устремляются потоки местных жителей, сеющих просо. На это время кочевники фульбе уходят в пустыню, освобождая пахотные земли от своих тощих стад.
Но самое интересное в Стране догонов, как сообщил мне итальянец после всех этих географических подробностей, – это их загадочная история и удивительная, уникальная культура.
Согласно традиции и мифам самих догонов, их предки жили когда-то к северу от Нигера, но потом они были изгнаны со своих земель и ушли на юг, к плато. И вот здесь, по словам моего итальянца, и началось самое интересное, потому что на краю обрыва, где решили поселиться догоны, уже существовала и активно развивалась своеобразная культура таинственных людей, которых в догонских мифах принято называть теллемами.
– Банальная история, – пожал я плечами, подставляя лицо последним лучам заходящего солнца и наблюдая вечернее пробуждение города Марракеш. – Легенда о народе-предшественнике, от которого не осталось никаких следов, кроме мифологии, поэтому происхождение выявить невозможно.
– Да нет, не такая уж она банальная, – улыбнулся в ответ на мой скепсис Чезаре. – Все дело в том, что теллемы были не совсем обычными людьми. Они умели летать.
– В каком смысле?
– В прямом. – Итальянец принялся лихорадочно рыться в своем рюкзаке, прямоугольной глыбой возвышавшемся над нашим столиком, и вытащил несколько небольших фотографий, сделанных поляроидом.
– Как, по-твоему, были построены эти дома? – медленно, с расстановкой произнес Чезаре, указывая мне на снимок.
На фотографии была изображена высокая стена плато, снятая снизу вверх, а потому показавшаяся мне зловеще нависающей над фотографом. Стена обрыва была абсолютно вертикальной и ровной, без единой зазубрины, пересеченная лишь многовековыми горизонтальными, красно-коричневыми слоями песчаника. На самой середине подъема, метрах в ста от земли и на таком же расстоянии от вершины горной породы, в нишах были отчетливо видны похожие на ульи строения цилиндрической формы, с круглыми отверстиями вместо дверей. Сделанные из желтой глины, эти хижины стояли рядком, как будто гнезда, прилепленные гигантской ласточкой к отвесному обрыву.
– Что за ерунда? – вырвалось у меня. Я поднес фотографию поближе к свету – хозяин харчевни как раз включил над потолком "лампочку Ильича".
– Вот видите, я же говорю вам! – От волнения итальянец снова перешел на "вы", на какое-то время повысив тем самым свой статус в моих глазах. – Смотрите!
В моих руках оказалось еще несколько снимков, на которых с разной степенью фокусировки можно было рассмотреть все новые группы домов-гнезд, висящих над обрывом без намека на возможность их достижения человеком.
– Это дома теллемов, прежних обитателей Страны догонов, – продолжал Чезаре. – И они видны почти повсюду на плато. Вопрос не только в том, как они туда добирались, – строили-то как? Дома сделаны добротно, из хорошего банко{ Банко – строительный материал из смеси глины с соломой, распространенный во многих районах тропической Африки.} или даже из сырцовых кирпичей, и стоят вот уже тысячу лет, но возникает вопрос: каким образом из долины на такую высоту было поднято столько кирпичей?
– Веревки? – предположил я. – Они спускались сверху на веревках, как монахи в греческих монастырях Метеоры.
– Невозможно. Представляешь, какой длины и прочности нужны веревки, чтобы доставить на такую высоту бригаду строителей вместе с материалами?
Видя мою растерянность, итальянец торжествующе улыбнулся. Он окинул ласковым взглядом свою коллекцию фотографий и продолжил рассказ.
Мистические дома на отвесных скалах – главное подтверждение того, что теллемы существовали в действительности. Мифология догонов содержит и множество других удивительных сведений. Теллемам приписывалась масса сверхъестественных качеств. Эти люди небольшого роста с красным цветом кожи понимали языки зверей и птиц, в которых они периодически и превращались. Они могли приказывать вещам перемещаться по воздуху, будь то корзина с зерном или глиняные кирпичи. Наконец, боги теллемов по своему могуществу значительно превосходили богов догонов. Говорят, что и многие элементы своего необычного искусства – в частности, многочисленные и изощренные маски, достигающие десяти метров в высоту, – догоны позаимствовали у теллемов.
При этом взаимодействие аборигенов и пришельцев нельзя было назвать гладким. Конфликты между догонами и теллемами начались практически сразу. Земледельцы-догоны начали вырубать леса у подножия плато, освобождая место для посевов, в то время как теллемы, по-видимому, жили в основном за счет охоты и сбора плодов в этих самых лесах. Постепенно деревни догонов освоили всю полосу земли у подножия плато, и первые обитатели скал, лишенные возможности вести привычный образ жизни, исчезли. Куда они делись, почему и при каких обстоятельствах – догонская традиция в этих вопросах разноречива. То ли теллемы смешались со своими завоевателями и были ассимилированы ими, то ли были все до единого перебиты. А быть может, и ушли (или улетели?) куда-то на юг. И жизнь, и смерть теллемов покрыты в мифах догонов туманом мистики.
Именно эта загадка, как я теперь понял, и не давала покоя итальянскому архитектору из Перуджи Чезаре Пагано. Отправившись в Мали в двухнедельный отпуск в составе туристической группы, он был настолько поражен строениями теллемов и невразумительными объяснениями их происхождения, что остался жить в одной из деревень Страны догонов. Причем, несколько невнятно объяснил он, это не вызвало никакой радости у местных жителей. За три месяца они сумели вытянуть из него все имевшиеся у него деньги, однако время это не прошло впустую: как намекнул мне Чезаре, глаза которого после трех бокалов пива загорелись не свойственным человеку оранжевым светом, ему довольно много удалось узнать.
В частности, он сумел довольно детально сфотографировать одну из пещер, где стояло несколько домов догонов, и разработать пути проникновения в нее. За этой пещерой он наблюдал в свой макрообъектив, установленный на штативе возле окна его хижины.
– А в чем сложность? – поинтересовался я. – Нужно исследовать эти дома с помощью профессиональных специалистов, да и все тут.
– А! Так в этом и состоит основная проблема! – воскликнул Чезаре. – Табу! Догоны не дают ничего исследовать, немедленно начинают орать. Все строения теллемов, включая те, которые находятся в относительной доступности, являются священными, и даже самим жителям деревень запрещено посещать их под страхом смерти. За это убивают! В таких вещах жрецы догонов чрезвычайно пунктуальны. Белого человека не подпускают к разгадке проблемы даже на пушечный выстрел.
Именно поэтому, как объяснил мне итальянец, научные сведения о теллемах продолжают оставаться крайне скудными. В шестидесятые годы двадцатого века немцы, французы и испанцы организовали несколько экспедиций в Страну догонов, но каждая из них сталкивалась чуть ли не с революцией аборигенов. Самостоятельные исследователи и вовсе не могли ничего добиться, и многие из них либо сорвались со скал в попытках проникнуть в дома теллемов, либо нашли свою смерть в Стране догонов, погибнув при странных обстоятельствах. Французский ученый Марсель Гриоль, благодаря которому Европа впервые узнала в подробностях об этой удивительной и загадочной культуре, за двадцать лет своей жизни среди догонов так и не смог систематизировать фактический материал и в книгах своих поставил больше новых вопросов, нежели дал ответов.
Все это крайне печалило Чезаре Пагано. Поедая жирные и острые бараньи мозги с огромным ломтем хлеба (мне все-таки пришлось купить ему это кушанье), он бесконечно и с надрывом жаловался на тупость догонских жрецов и старейшин, которым невозможно ничего втолковать, на дороговизну и низкое качество местных продуктов питания, на недоверчивость местных жителей и, главное, на религиозные запреты, которыми, если верить его словам, он был со всех сторон обложен, пока жил в деревне догонов.
Итальянцу не давали даже сделать фотографии остатков цивилизации теллемов, запрещали близко подходить к плато, а под конец старейшины и вовсе приставили к нему двух здоровенных негров, которые караулили каждый его шаг и своим свирепым видом резко сужали возможность контакта с аборигенами. У меня сложилось убеждение, что туземцы всей Страны догонов облегченно вздохнули, когда у Чезаре наконец закончились деньги и он вынужден был на попутных грузовиках, через Мали и Мавританию, возвращаться в Марокко, куда ему должен был прийти денежный перевод из Италии.
В промежутках между констатацией своих финансовых затруднений синьор Пагано осыпал меня названиями догонских деревень, забрасывал фотографиями хижин с остроконечными соломенными крышами на склонах плато и все новыми устрашающими легендами различных народов Африки, в которых он видел вездесущих теллемов. Каждая из таких легенд порождала у него новую дикую теорию генезиса теллемов, от которой вздрогнул бы любой здравомыслящий догон. Когда же Чезаре выложил мне в качестве очередного плода своего ночного вдохновения теорию общего прошлого теллемов и краснокожих южноамериканских индейцев, я счел своим долгом безапелляционно предупредить его, что если речь зайдет об инопланетянах как прародителях теллемов, то наше общение будет прервано, чтобы больше никогда не возобновиться. Чезаре благоразумно пообещал держать себя в руках.
Я посоветовал ему не ездить никуда одному. Во-первых, за три месяца пребывания в Стране догонов он успел фантастически надоесть жителям деревни и окрестных населенных пунктов своими приставаниями, и они рады будут увидеть хотя бы несколько новых лиц. Прибытие же одного Чезаре могло, по моему мнению, пробудить у них дурные намерения. Во-вторых, одна голова хороша, а две лучше. Если бы ему, Чезаре, удалось найти себе в попутчики какого-нибудь мало-мальски опытного специалиста, особенно с научными навыками, дело бы точно пошло быстрее.
– Ну и поехали вместе! – сразу же заявил он.
Но я вынужден был горько вздохнуть и сообщить, что, конечно, мог бы оказать свою посильную помощь экспедиции как лингвист и сравнительно опытный путешественник, но среднесрочные дела в Москве заставляют меня отложить эти планы на более поздний период.
В-третьих, я был убежден, и Чезаре согласился со мной, что ему понадобится, какой-нибудь "профессиональный догон", то есть хороший гид или проводник из местных жителей, знающий местный язык, обычаи, умеющий грамотно обходить причудливые запреты жрецов и налаживать контакт с населением. Желательно при этом, чтобы он хоть чуть-чуть вязал слова и по-французски.
Я спросил у Пагано, есть ли у него на примете такой персонаж, и, к моему удивлению, он ответил положительно. Французское посольство в Мали, с которым Чезаре удалось сдружиться, порекомендовало ему опытного искусствоведа из Парижа по имени Амани Коро. По национальности Амани сам догон, но много лет живет во Франции и специализируется в Сорбонне на искусстве тропической Африки. Вот если бы притащить с собой в Мали такого человека! Но насколько я понял, отношения между Чезаре Пагано и Амани Коро не сложились достаточно позитивно для участия последнего в экспедиции. Искусствовед довольно решительно возражал против вмешательства непрофессионалов в такого рода исследования и просил Чезаре не будить лиха, пока оно тихо. Так что от помощи господина Коро моему итальянскому приятелю пришлось отказаться.
– Но я ему докажу! И очень скоро! – не столько мне, сколько в адрес воображаемого искусствоведа грозил кулаком Чезаре, когда в три часа ночи я уводил его с площади Джемаа эль-Фна.