- Он был одним из младших генералов, - начал Уайетт. - Потом его назначили вместо убитого Дерюйе, и Фавель сразу почувствовал, что Рокамбо значительно сильнее своего предшественника. Фавель думал закончить войну одним ударом, но Рокамбо удалось провести успешную операцию по выводу войск из опасной зоны. Он отошел к востоку, и сейчас его части перегруппировываются. К тому же ему удалось опустошить арсенал Сан-Хуан. У него теперь достаточно оружия и боеприпасов, чтобы закончить войну не так, как хочется Фавелю.
- А Фавель не сможет предупредить его, добить его, пока он еще не готов?
Уайетт покачал головой.
- Фавель устал. Он уже давно борется против превосходящих сил. Его люди еле стоят на ногах. Ему тоже нужна передышка.
- Ну, и что же теперь будет?
Уайетт поморщился.
- Фавель остановятся в Сен-Пьере, он не может идти дальше. В городе он будет держать оборону, а потом налетит Мейбл и сметет всю его армию. Впрочем, и другую тоже. В этой войне не будет победителей.
Доусон искоса посмотрел на Уайетта.
- Может, нам как-нибудь удрать отсюда? - предложил он. - Мы могли бы подняться вверх по Негрито.
- Только после того, как я повидаюсь с Фавелем, - твердо сказал Уайетт.
- Ну, ладно, - вздохнул Доусон. - Останемся и повидаемся с Фавелем, может быть. - Он помолчал. - А где именно Рокамбо перегруппирует свои части?
- К востоку, в стороне от прежней дороги, милях в пяти от города.
- Святые угодники! - воскликнул Доусон. - Да ведь туда, кажется, отправились Росторн и другие?
- Я стараюсь не думать об этом, - сухо сказал Уайетт.
- Извините, - угрюмо сказал Доусон. - Извините меня за мой глупый поступок, ну, с автомобилем. Если б не я, мы все были бы вместе.
Уайетт с удивлением посмотрел на него. Что случилось с Доусоном? Это был не тот человек, которого он в первый раз увидел в клубе Марака, - большой известный писатель. И не тот, который в камере послал его к черту.
- Я как-то уже спрашивал вас об этом, - осторожно сказал Уайетт, - но вы чуть не съели меня…
Доусон поднял глаза.
- Вы хотите спросить, почему я пытался украсть вашу машину? Я вам скажу. Я испугался. Большой Джим Доусон испугался.
- Вот это меня все время смущало, - задумчиво сказал Уайетт. - Это не похоже на то, что я слышал о вас.
Доусон горько усмехнулся и ответил без тени юмора:
- То, что вы слышали, муть. Я трус.
Уайетт бросил взгляд на его руки.
- Я бы так не сказал.
- Понимаете, какая смешная вещь. Когда я столкнулся с Розо и понял, что мои слова на него не действуют, я должен был бы испугаться, но вместо этого пришел в ярость. Со мной ведь раньше ничего подобного не случалось. А что касается моей репутации, то это все подделка, грим. Да в этом не было ничего трудного - поехал в Африку, подстрелил льва, и ты уже герой. С помощью таких вещей я заработал себе репутацию, как говорят китайцы, создал бумажного тигра. А журналисты! Просто диву даешься, до чего они неразборчивы.
- Но для чего все это? - спросил Уайетт. - Вы же хороший писатель, все критики согласны в этом, вам не нужны никакие ходули.
- То, что думают критики и что думаю я, - разные вещи, - сказал Доусон, разглядывая пыльный носок своего ботинка. - Когда я сижу перед пишущей машинкой с чистым листом бумаги, у меня в животе появляется противное сосущее чувство. И когда я заполняю этот лист своими текстами, выпускаю книгу, это чувство усиливается. И каждый раз, когда выходит очередной роман, я предполагаю страшный провал и должен что-то придумать, чтобы читатели покупали его. Так и появился Большой Джим Доусон.
- Вы все время стремитесь к невозможному - к совершенству.
Доусон улыбнулся.
- И буду стремиться снова, - сказало он бодро. - Но теперь я думаю, что не буду бояться.
Несколько часов спустя Уайетта разбудили. Он не помнил, как заснул, и когда открыл глаза, почувствовал, что все части тела затекли, суставы ныли. Он зажмурился от яркого света фонаря.
- Кто из вас Уайетт? Вы?
- Я Уайетт, - сказал он. - А вы кто? - Он отбросил одеяло, которым кто-то заботливо укрыл его, и, взглянув вверх, увидел крупного бородатого человека, смотревшего на него.
- Я Фуллер. Я искал вас по всему Сен-Пьеру. Вас хочет видеть Фавель.
- Фавель хочет видеть меня? - воскликнул Уайетт. - Откуда ему известно о моем существовании?
- Это целая история. Пошли.
Уайетт с трудом поднялся на ноги и посмотрел через открытую дверь на улицу. Начало светать, и Уайетт смог различить силуэт стоявшего там джипа. Мотор его тихо урчал. Он повернулся к бородатому.
- Фуллер? Вы - англичанин, один из тех, кто живет на Северном побережье, в Кампо-де-лас-Перлас?
- Точно.
- Вы и Мэннинг.
- Да, да, - подтвердил Фуллер в нетерпении. - Пошли, у нас нет времени на болтовню.
- Подождите, я разбужу Доусона.
- Времени нет, - повторил Фуллер. - Пусть он останется здесь.
Уайетт сурово посмотрел на Фуллера.
- Послушайте, этого человека избили головорезы Серрюрье из-за вас. Мы были на волоске от расстрела. Нет, он поедет со мной.
К чести Фуллера, он слегка смутился.
- Ладно, давайте в темпе.
Уайетт разбудил Доусона, быстро объяснил ему ситуацию, и Доусон встал.
- Как же, черт возьми, он узнал о вас? - был первый его вопрос.
- Фуллер объяснит нам это по дороге, - сказал Уайетт тоном, не оставлявшим сомнений в том, что Фуллеру и впрямь придется заняться разъяснениями.
Они сели в джип и отъехали. Фуллер сказал:
- Фавель со своим штабом разместился в "Империале".
- Черт, - воскликнул Доусон. - Мы могли бы не двигаться оттуда ни на йоту. Мы там были вчера.
- Правительственные здания подверглись бомбардировке, - сказал Фуллер, - ими какое-то время нельзя будет пользоваться.
- Вы это говорите нам, - с чувством произнес Уайетт. - Мы все это испытали на себе.
- Да, я слышал. Сочувствую вам.
Уайетт посмотрел на небо, втянул в себя воздух. Было очень жарко, странно жарко для утреннего часа. "Днем будет просто пекло", - подумал он, нахмурившись.
- Почему Фавель послал за мной?
- Там появился один английский журналист, который произносил какие-то странные речи, что-то насчет урагана. В общем, какую-то чушь. Однако Фавеля это почему-то заинтересовало, и он распорядился отыскать вас. Вы ведь метеорологический бог, не так ли?
- Да, - сказал Уайетт бесцветным голосом.
- Значит, Костону удалось прорваться, - сказал Доусон. - Что ж, хорошо.
Фуллер захихикал.
- Но прежде ему пришлось отступать в правительственной армии. Он-то и сообщил нам, что вас посадили в кутузку в участке на площади Свободы. Но это не очень обнадеживало. Мы прилично ее расколошматили, но ваших трупов там не нашли, поэтому мы решили, что, может быть, вам удалось удрать. Я искал вас всю ночь - Фавель очень настаивал на том, чтобы вас найти. А когда он настаивает, дела делаются.
- Когда возобновится война? - спросил Уайетт.
- Как только Рокамбо начнет наступление. Мы сейчас будем обороняться, у нас нет сил для атаки.
- А что делают правительственные войска на западе?
- Они сосредоточены около базы. Серрюрье все еще боится, что янки вылезут оттуда и ударят его с тыла.
- Пойдут ли они на это?
- Да нет, что вы! Это местная война, американцам в ней делать нечего. Они, конечно, предпочитают Фавеля Серрюрье, а кто нет? Но вмешиваться в их борьбу не будут. Слава Богу, Серрюрье придерживается другого мнения.
Уайетта заинтересовал Фуллер. Он говорил авторитетно, как представитель командования и человек, безусловно, близкий Фавелю. Но задавать ему много вопросов было сейчас не время, были вещи гораздо более серьезные. Самое главное - Фавель хочет его видеть. И Уайетт решил мысленно повторить то, что он скажет Фавелю.
Фуллер остановил машину возле "Империала", и они вылезли из нее. Люди постоянно входили в отель, выходили из него, и Уайетт обратил внимание на то, что дверь-вертушка была снята, чтобы не мешать проходу. Он отметил про себя эту небольшую, но значительную деталь как знак деловитости и расторопности Фавеля. Он последовал за Фуллером в фойе и увидел, что внутри произошли изменения. Фойе было очищено от посторонних предметов, а бар превращен в помещение для стратегических карт.
Фуллер сказал:
- Подождите. Я пойду доложу, что вы прибыли.
Он ушел, и Доусон заметил:
- Здесь война мне больше нравится.
- Вполне вероятно, вы измените свое мнение, когда Рокамбо начнет наступление.
- Очень может быть, - сказал Доусон, - но я не собираюсь горевать по этому поводу.
На лестнице раздался приветливый окрик, и они увидели Костона, спешащего к ним.
- Рад вас видеть. Здорово, что вам удалось вырваться из кутузки.
Уайетт улыбнулся.
- Нас выбили оттуда.
- Не верьте ему, - сказал Доусон. - Уайетт сделал большое дело. Он, собственно, вызволил нас обоих оттуда. - Он уставился на Костона. - Что это у вас на лице?
- Сапожный крем. Никак не могу его смыть. Вы, наверное, хотите умыться и переодеться?
- А где Джули и Росторн? - спросил Уайетт.
Костон помрачнел.
- Мы очень скоро потеряли друг друга из виду. Сначала мы планировали двигаться на восток.
- Они и двинулись на восток, - сказал Уайетт. - Но там сейчас армия Серрюрье.
Наступило неловкое молчание, потом Костон сказал:
- Сходите оба помойтесь, пока есть время. Фавель все равно сейчас вас не примет, у него совещание. Они стараются выжать из ситуации все, что возможно.
Он провел их в свою комнату, где их ожидали вода и мыло. Одного взгляда на руки Доусона было достаточно, чтобы появился врач и увел его к себе. Костон подал Уайетту чистую рубашку и механическую бритву. Уайетт сел на постель и, когда начал бриться, сразу почувствовал себя лучше.
- Как вы отделились от других? - спросил он Костона.
Костон поведал Уайетту о своих приключениях и, заканчивая, сказал:
- В конце концов, добрался до Фавеля, и мне удалось убедить его в том, что ему нужно поговорить с вами. - Он почесал затылок. - То ли вообще его не нужно было убеждать, то ли моя сила убеждения больше, чем я думал, не знаю. Во всяком случае он быстро все схватил. Интересный парень.
- Если не принимать во внимание ураган, как вы думаете, есть у него шанс победить в этой войне?
Костон усмехнулся.
- На этот вопрос невозможно ответить. Правительственная армия куда сильней, и покамест он выигрывает за счет неожиданности действий и тонкого расчета. Он планирует каждый свой шаг, основы его наступательной операции были заложены несколько месяцев тому назад. - Он помолчал. - Вы знаете, ведь главные силы правительственной артиллерии до сих пор так и не были введены в дело. Пушки стреляли в какой-то жуткой каше почти у самого устья Негрито, и Фавель захватил их. Я сначала думал, что ему так повезло, но теперь знаю, что он никогда не полагается на удачу. Он и в данном случае все организовал. Он подкупил Лескюйе, командующего правительственной артиллерией; тот издал серию противоречащих один другому приказов, и две колонны артиллерии столкнулись лоб в лоб на узкой дороге. Затем Лескюйе сбежал, и пока Дейрюйе разбирался, что к чему, все было кончено. К тому же сам Дерюйе погиб.
- Именно тогда командующим стал Рокамбо, - сказал Уайетт.
Костон кивнул головой.
- Да, к сожалению. Потому что Рокамбо - чертовски умелый командир, он намного лучше Дерюйе. Он вывел правительственную армию из ловушки. И что теперь будет, Бог знает.
- А бронетехника сильно беспокоила Фавеля, когда он вышел на равнину?
- Да нет. Он отсортировал захваченные им пушки, безжалостно выбросил всякую рухлядь, а из оставшихся сформировал шесть мобильных колонн и начал поливать огнем бронетехнику Серрюрье. Стоило какому-нибудь танку или броневику только показаться на поле боя, как дюжина орудий начинала их обрабатывать. В общем, Фавель с самого начала держал все в своих руках, правительственные генералы плясали под его дудку до тех пор, пока не появился Рокамбо. Вот, к примеру, как Фавель расправился с третьим полком на площади Черной Свободы. Он заранее заслал в город корректировщиков огня, снабдил их рациями, и они зажали этот полк в клещи, когда он еще только формировался.
- Я знаю, - сказал Уайетт сумрачно. - Я видел результат.
Лицо Костона расплылось в улыбке.
- Столь же эффективно Фавель расправился с опереточными военно-воздушными силами Серрюрье. Самолеты поднялись в воздух, провели по три боевые атаки, это верно, но затем обнаружилось, что в их баках нет горючего. Бросились открывать запасные емкости, заправили баки, и тут же выяснилось, что в горючем растворен сахар - его, как вы знаете, на Сан-Фернандесе навалом, так что все самолеты застыли на земле с заклиненными моторами.
- Что ж, ему надо поставить пятерку за прилежание, - заметил Уайетт.
- А какова роль Мэннинга и Фуллера во всем этом?
- Мне еще не все до конца ясно. Я думаю, что они связаны с поставками вооружения. У Фавеля четкое представление о том, что ему нужно, - винтовки, автоматы, подвижная артиллерия, в том числе горные пушки и минометы, ну и, конечно, боеприпасы. Все это, разумеется, стоит дорого, и мне пока не удалось выяснить, кто финансировал поставки. Полиция, кажется, подозревала, что Мэннинг и Фуллер связаны с Фавелем. Они избили Доусона до полусмерти, пытаясь добыть у него информацию.
- Я видел его руки, - сказал Костон. - И что он им сказал?
- А что он им мог сказать? Он просто уперся и все.
- Удивительно. У журналистов он имел репутацию мыльного пузыря. Мы знаем, к примеру, что авиакатастрофа на Аляске пару лет тому назад была срежиссирована для того, чтобы поднять тиражи его книг. Ее организовал Дон Вайсман, а исполнил один оставшийся без работы летчик.
- А кто это Дон Вайсман?
- Агент Доусона по прессе. Я всегда полагал, что нам приходится видеть Доусона в образе, который создает Вайсман.
- Я думаю, что теперь Вайсман может считаться бывшим агентом Доусона, - заметил Уайетт.
Костон поднял брови.
- А что, с Доусоном что-нибудь не в порядке?
- Нет, с Доусоном все в порядке. - Он отложил бритву. - Когда же я увижусь с Фавелем?
Костон пожал плечами.
- Когда он будет готов вас принять. У него сейчас забот по горло. Мне кажется, запас его военных хитростей подошел к концу. Его первоначальный план был хорош, но он уже выполнен, и дела могут обернуться не в пользу Фавеля. Перед ним маячит угроза прямого военного столкновения с Рокамбо, а он не в той форме, чтобы рассчитывать в нем на успех. У него всего пять тысяч человек, а у правительства - пятнадцать. Если он станет меряться силами с Рокамбо, ему конец. Уж лучше ему сразу отойти к себе в горы.
Уайетт застегнул рубашку.
- Ему надо принимать решение быстрее, - сказал он мрачно. - Мейбл не будет ждать.
Костон некоторое время молчал, затем с чувством спросил:
- Кроме ваших догадок, у вас все же есть какие-нибудь конкретные данные? Что вы можете предложить Фавелю?
Уайетт подошел к окну и посмотрел на горячее синее небо.
- Немного, - сказал он. - Если бы я был на базе, я бы посмотрел на свои приборы, их показания дали бы мне что-то, а так… - Он пожал плечами.
Костон выглядел разочарованным. Уайетт сказал:
- А знаете, сейчас погода - как раз для урагана. Эта тишина и жара неестественны. Что-то остановило отток воздуха с юго-востока, и я полагаю, это Мейбл. - Он кивнул в сторону моря. - Он там, за горизонтом. Я не могу ничем доказать, что он движется сюда, но это, безусловно, так.
- Там внизу есть барометр. Может, взглянуть на него? - с некоторой надеждой в голосе предложил Костон.
- Я взгляну, - сказал Уайетт. - Но думаю, это вряд ли что-нибудь даст.
Они спустились вниз, в суматоху армейского штаба, и Костон показал Уайетту барометр, висевший на стене в кабинете метрдотеля.
- Господи Боже мой! Барометр Торичелли! Это же музейная редкость. - Он прикоснулся к нему рукой. - Ему никак не меньше ста лет. - Вглядевшись в него внимательнее, он поправился. - Нет, чуть меньше. Вот: Адамеус Копенганс - Амстердам - 1872.
- Ну, а им можно пользоваться? - спросил Костон.
- Это, знаете ли, все равно, что предложить физику топор для расщепления атома. - Он постучал по стеклу рукой. - Эта штука сообщает нам о том, что происходит сейчас, а это не так важно. Важно знать, что произошло за последние двадцать четыре часа. Я бы сейчас дорого дал за анероид с барографом и с данными за последние три дня.
- Значит, этот бесполезен?
- Боюсь, что да. К тому же его показания, думаю, не точны. Не представляю себе, чтобы кто-нибудь здесь следил за ним, корректировал его, учитывая температуру, влажность.
Голос Костона звучал иронически.
- Беда с вами, учеными, состоит в том, что вы усовершенствовали ваши приборы до такой степени, что теперь не можете без них обойтись. Что же вы делали раньше без спутников и электронных устройств?
- Полагались на опыт и инстинкт, - спокойно парировал Уайетт, - что я сейчас и делаю. Если бы вы имели дело со столькими ураганами, со сколькими я, то у вас возникло бы шестое чувство, которое без всяких приборов подсказало бы вам, как поведет себя тот или иной ураган. Глас опыта, я бы сказал.
- Я-то вам верю, - протянул Костон задумчиво. - Но вопрос в том, сможем ли мы убедить Фавеля?
- Меня волнует и другое. Что предпримет Фавель если мы его убедим. Он между двух огней.
- Давайте посмотрим, закончилось ли совещание, - сказал Костон. - Как журналисту, мне интересно знать, что он делает. - Он провел рукой по лбу. - Да, вы правы, погода какая-то необычная.
Фавель еще не освободился, и они ждали в фойе, наблюдая, как между залом ресторана, где проходило совещание, и входом в отель постоянно курсировали вестовые. Наконец, из зала вышел Фуллер и позвал их.
- Вы следующие, - сказал он. - И постарайтесь побыстрее. - Он посмотрел на Уайетта своими чистыми голубыми глазами. - Лично я думаю, что это потеря времени. Здесь не бывает ураганов.
- Серрюрье говорил мне то же самое и почти теми же словами, - сказал Уайетт. - Он тоже не метеоролог, знаете ли.
Фуллер хмыкнул.
- Ладно, входите. Поговорим, и дело с концом.
Он проводил их в обеденный зал. Посередине его на столах, составленных вместе, были разложены карты, в дальнем углу стояла группа людей, тихо переговаривавшихся между собой. Сцена чем-то напомнила Уайетту совещание у Серрюрье, проходившее в богато орнаментированном зале дворца. Но были отличия: не было видно золотых галунов, не было атмосферы истерии.
Костон тронул Уайетта за локоть.
- Вон Мэннинг, - сказал он, указывая на высокого белого человека. - А рядом с ним Фавель.
Фавель оказался худым жилистым человеком ниже среднего роста. Кожа его была светлее, чем у обыкновенного жителя Сан-Фернандеса, а глаза были неожиданно пронзительно голубыми, нечто совершенно необычное для представителя негроидной расы. Он был одет в простую полевую форму цвета хаки, открытый ворот рубашки обнажал колонну сильной жилистой шеи. Когда он повернулся, чтобы, приветствовать Уайетта, сеть морщинок вокруг глаз пришла в движение, и на его лице появилась улыбка.