- Почему? - Фавель резко обратился к нему. - Я пытался уничтожить этих людей с помощью стали и огня, и была бы моя воля, уничтожил их всех до одного. А они, кстати, стремились убить меня и моих людей. Почему бы мне теперь не отдать их на милость урагану? Бог знает, сколько моих людей погибнет, пока мы будем спасать население Сен-Пьера, а у меня их и так раз в пять меньше, чем у Серрюрье. Так почему бы урагану не возместить мне ущерб?
Голубые глаза Фавеля излучали яростный огонь, и Уайетт дрогнул и отступил. Но напоследок все же сказал:
- Я вас предупредил, чтобы спасти людей, а не губить их. Это не цивилизованно.
- А водородная бомба - это цивилизованно? - отрезал Фавель. - Пораскиньте мозгами, что еще мне остается делать? Сегодня днем после эвакуации мои войска будут полными хозяевами в городе. Разумеется, я не оставлю их в нем. Когда они уйдут, в него вступят правительственные войска, считая, что мы отступаем. Что же еще они могут думать? Я ведь не приглашаю их утонуть в Сен-Пьере, они занимают его на свой страх и риск.
- Как далеко вы отступите? - спросил Уайетт.
- Вы сами начертили эту линию, - сказал Фавель безжалостно. - Мы будем держаться, насколько окажется в наших силах, на отметке восемьдесят футов над уровнем моря.
- Вы могли бы отойти подальше. Они будут преследовать вас, - сказал Уайетт.
Фавель хлопнул ладонью по столу. Хлопок получился резкий, как звук пистолетного выстрела.
- Я не хочу больше сражений. Хватит убивать людей. Пусть этим займется ураган.
- Но это убийство.
- А что такое война, как не убийство? - спросил Фавель и отвернулся от Уайетта. - Довольно. У нас много работы. Чарльз, давайте займемся насущными проблемами. - И он отошел в дальний конец зала:
Костон подошел к ошарашенному Уайетту и положил руку на его плечо.
- Не ломайте себе голову над действиями политических боссов, - посоветовал он. - Это опасно.
- Но это совершенно не то, что я имел в виду, - тихо сказал Уайетт.
- Отто Фриш и Лиз Мейтнер тоже ничего плохого не имели в виду, когда в 1939 году впервые расщепили уран. Костон слегка кивнул в сторону Фавеля. - Если даже вы найдете способ укрощать ураганы, люди именно такого типа будут решать, как их использовать.
- Он мог бы спасти всех, - сказал Уайетт более громким голосом. - В самом деле, мог бы: Если бы он отошел в горы, правительственная армия последовала бы за ним.
- Да, конечно, - согласился Костон.
- Но он этого не собирается делать. Он хочет их пригвоздить в Сен-Пьере.
Костон поскреб голову.
- Это на самом деле не так легко, как кажется. Ведь пока идет эвакуация, ему надо будет отбиваться от Серрюрье и Рокамбо. Затем он должен обеспечить организованный и безопасный отход своих войск. Далее он должен подумать о безопасности своей позиции по всей длине линии восьмидесятифутовой отметки, а это черт знает, какая длина, если учесть, что в его распоряжении всего пять тысяч человек, не считая тех, кто в течение этой операции погибнет. И, наконец, чтобы устоять против ветра, его армия должна врыться в землю. - Он с сомнением покачал головой. - В целом, чрезвычайно сложная и непредсказуемая операция.
Уайетт бросил взгляд на Фавеля.
- Я думаю, что он также одержим властью, как и Серрюрье, - сказал он.
- Послушайте, любезный. Начните думать как следует, - сказал Костон. - Он делает то, что он должен делать в сложившихся обстоятельствах. Он начал дело для того, чтобы его закончить, и в ситуации, в которой он очутился сейчас, он готов использовать любое подвернувшееся ему оружие, в том числе ураган. - Костон задумался. - Может, он, в конце концов, не так плох, как я думал. Когда он сказал, что не хочет больше сражений, я думаю, он был искренен.
- Может, и не хочет, - сказал Уайетт, - при условии, что он в выигрыше.
Костон заулыбался.
- Вот, - вы начинаете учиться смотреть на факты жизни с точки зрения политики. Черт возьми, насколько же многие из вас, ученых, наивны.
Уайетт проговорил с отчаянием в голосе:
- Когда-то я хотел заниматься атомной физикой, но мне не понравилось, что из нее в конечном счете получается. Теперь я вижу, что все равно пришел к этому.
- Нельзя жить в башне из слоновой кости, - наставительно сказал Костон. - От внешнего мира не убежишь.
- Наверное, нет, - согласился Уайетт, хмурясь. - Ладно, надо предпринять что-то в отношении Джули и Росторна.
- Что же вы думаете предпринять? - настороженно спросил Костон.
- Но что-то же надо делать, - рассердился Уайетт. - Мне нужна машина и сопровождающий, хотя бы на часть пути.
- Вы, случайно, не собираетесь отправиться в расположение армии Рокамбо, а? - спросил Костон в замешательстве.
- Кажется, это единственный путь, - сказал Уайетт. - Больше ничего мне в голову не приходит.
- Так. Но я бы не беспокоил сейчас Фавеля такими проблемами, - посоветовал Костон. - Он сейчас слишком занят. - Он посмотрел на Уайетта так, словно прикидывал, в своем ли тот уме. - Кроме того, Фавель сейчас не захочет вас терять.
- Что вы имеете в виду?
- Он рассчитывает на вас. Вы будете смотреть на небо и давать ему информацию о развитии урагана, а он, опираясь на нее, будет корректировать свои действия с точки зрения времени.
- Ну нет, этого он не дождется, - процедил Уайетт сквозь зубы.
- Послушайте, - сказал Костон довольно резко. - Фавелю надо думать более, чем о шестидесяти тысячах людей. Он все же выводит население из Сен-Пьера, что вовсе не является необходимой составной частью его боевых планов. Напротив, эти усилия могут обескровить его силы. В общем, сами решайте, что для вас важнее. - С этими словами Костон повернулся и отошел от Уайетта.
Уайетт посмотрел ему вслед с усиливающимся холодом в животе. Костон, конечно, был прав. Безусловно прав, черт возьми! Уайетт волей неволей попал в щекотливую ситуацию: получалось, что спасая население Сен-Пьера, он помогает разгромить правительственную армию. Впрочем, можно было посмотреть на это иначе: помогая разгромить армию, он спасет людей. Он повертел свою мысль так и эдак, но это не принесло ему успокоения.
II
В одиннадцать часов Сен-Пьер представлял собой кипящий котел. План Мэннинга был до жестокости прост. Его эвакуационный отряд должен был, начиная одновременно с восточной и западной окраины, методично обходя один за другим дома, вытаскивать людей на улицы. Им не позволялось брать с собой никаких вещей, кроме небольшого запаса продуктов. В результате город превратился в подобие растревоженного муравейника.
Мэннинг распространил среди офицеров карты, на которые были нанесены красные и синие линии. Красные обозначали позиции войск, и гражданским лицам запрещалось их пересекать под страхом смерти. Голубые обозначали маршруты, по которым могли передвигаться люди в сторону гор - вверх по долине Негрито и по той дороге, по которой когда-то ездили Уайетт и Джули, что, казалось, было сто лет назад.
Не все проходило гладко. Синие линии подразумевали одностороннее движение, и тех, кто пытался повернуть вспять, решительно останавливали и возвращали в поток, а если они противились приказам, в качестве аргумента привлекались штыки. Но иногда даже штык не действовал на какого-нибудь обезумевшего в поисках семьи горожанина, и тогда принимались меры более решительные. Раздавался выстрел, и тело оттаскивали в придорожную кана-ву, чтобы оно не мешало движению.
Это было жестоко. Это было необходимо. И это выполнялось.
Костон, нацепив на себя знаки отличия офицера мятежной армии, носился по городу. Ни в одном из тех мест, где он прежде бывал по долгу, своей профессии, он не видел ничего подобного. Он был шокирован и радостно возбужден в одно и то же время. Шокирован масштабом трагедии, свидетелем которой он стал, и возбужден от того, что был единственным журналистом на Месте этой трагедии. Батарейки его магнитофона давно вышли из строя, и он исписывал скорописью одну за другой страницы стенографических блокнотов, которые он подобрал в одном из разграбленных магазинов.
Люди в целом вели себя апатично. Режим Серрюрье истреблял наиболее деятельных из них, и те, что остались, в массе своей походили теперь на стадо овец. Они противились тому, что их выгоняли из домов, но при виде винтовок моментально умолкали, а оказавшись на улице, покорно выстраивались в колонну и шагали вперед, подгоняемые солдатами Фавеля. На перекрестках, где сталкивались колонны, Шедшие по разным улицам, неизбежно возникали заторы и свалки, ликвидация которых требовала от солдат немалых сил и времени. После этого на земле всегда оставались трупы задавленных и растоптанных людей - жертвы паники и неразберихи.
Костон ездил по городу в одолженном у кого-то автомобиле и, наконец, повернул в долину Негрито. Сверяясь по карте, он нашел кратчайший путь к зоне, обозначенной красной линией. Он свернул на какой-то проселок, приведший его к основной магистрали недалеко от того места, где Фавель захватил артиллерию Серрюрье. Там поток беженцев соприкасался с отрядом фавельских войск человек в двести. Они занимались тем, что выводили из колонны дееспособных мужчин, разбивали их на взводы и уводили в разных направлениях. Заинтересованный этим, Костон последовал за одним из них и увидел, как людям вручали лопаты и под дулом винтовок заставляли рыть землю.
Фавель оборудовал линию обороны по восьмидесятифутовому контуру.
Когда Костон вернулся в машину, он стал свидетелем жуткой сцены: на обочине дороги солдаты кидали в кучу трупы людей - тех, кто наотрез отказался копать землю для победы Фавеля.
Подавленный картиной смерти, он решил было подняться по долине Негрито в безопасный район, но заставил себя повернуть машину обратно в город, - работа была для него важнее всего на свете. Он добрался до "Империала" и стал разыскивать Уайетта. Он нашел его на крыше отеля, Уайетт смотрел на небо. Костон тоже взглянул вверх и увидел, что солнце было слегка завуалировано легким слоем перистых облаков.
- Что нового? - спросил он.
Уайетт повернулся к нему.
- Вон, видите, облака? Мейбл в пути, - сказал он. Костон спросил:
- А что в них особенного? В Англии часто бывают такие облака.
- Скоро увидите разницу.
Костон искоса посмотрел на него.
- Ну, как настроение, получше?
- Ничего, - мрачно ответил Уайетт.
- Мне пришла в голову мысль, которая, может быть, утешит вас. Люди, на которых должен обрушиться ураган, - солдаты Серрюрье. А солдатам полагается умирать, им за это деньги платят, в отличие от женщин и детей Сен-Пьера.
- Как там в городе?
- Напряженно. Были попытки мародерства, но люди Фавеля быстро положили этому конец. - Костон умышленно умолчал о том, какими методами производилась эвакуация населения. - Самое ужасное то, что из города ведет практически одна дорога. А вы представляете себе, какая часть дороги вместит все население города?
- У меня не было возможности заниматься этим, - колко сказал Уайетт.
- А я вот подсчитал, и получилось - примерно двенадцать миль. Поскольку они движутся со скоростью не более, чем две мили в час, всей колонне потребуется шесть часов, чтобы пройти любую точку на дороге.
- А я тут битый час изучал карты, - сказал Уайетт. - Фавель попросил меня определить безопасные для людей районы. Я с превеликим тщанием рассматривал абсолютно все эти линии, но, - он стукнул кулаком по ладони, - определить абсолютно безопасное пространство не смог. Городским войскам надо было разработать план немедленной эвакуации населения на случай урагана, - сердито закончил он.
- Ну, Фавель тут не при чем, - справедливо заметил Костон. - Это вина Серрюрье. - Он взглянул на часы. - Уже час, а Рокамбо еще не предпринимал никаких действий. Вероятно, его потрепали серьезнее, чем мы думаем. Вы поели?
Уайетт помотал головой, и Костон предложил:
- Давайте перекусим. Может, долго еще не придется думать о еде.
Они спустились вниз и сразу же столкнулись с Мэннингом.
- Когда должен начаться ураган? - спросил он.
- Я пока еще не могу точно сказать, - ответил Уайетт. - Дайте мне еще пару часов, и тогда будет ясно.
Мэннинг был явно разочарован, но промолчал. Костон спросил его:
- Можем мы где-нибудь поесть? У меня урчит в животе?
Мэннинг улыбнулся.
- Мы тут нашли несколько цыплят. Пошли.
Он провел их в комнату метрдотеля, которая была превращена в подобие офицерского клуба. Там они застали Фавеля, заканчивавшего еду. Он тоже расспросил Уайетта об урагане, несколько более подробно, чем Мэннинг, затем встал и отправился в свой зал с картами.
Костон, расправляясь с куриной косточкой, спросил Мэннинга:
- Как вы оказались втянутым во все это дело с Фавелем?
- Это моя работа, - лаконично ответил Мэннинг.
- Вы имеете в виду советы по организации военных действий?
Мэннинг усмехнулся.
- Фавель в этом не нуждается.
Костон напустил на себя глубокомысленный вид.
- Ага. И словно на него внезапно нашло озарение, воскликнул. - Вы, наверное, имеете дело с АФК?
- Это что такое? - спросил Уайетт.
- Антильская Фруктовая Корпорация - крупнейший бизнес в этой части земного шара. Меня всегда интересовало, кто финансирует Фавеля, - сказал Костон.
Мэннинг положил в тарелку куриную кость.
- Я не обязан вам отвечать и не стану трепаться перед всякими репортерами.
- В общем, это правильно, - согласился Костон. - Но если репортер нащупал что-то и настолько хорошо сработал, что сумел подкрепить свои догадки фактами, то почему бы ему не предоставить полной картины дела? Под вашим углом зрения, конечно.
Мэннинг рассмеялся.
- А вы мне нравитесь, Костон. В самом деле, нравитесь. Ну, что ж, я могу вам обрисовать картину, но, разумеется, неофициально, так что не ссылайтесь на меня. Скажем, я разговариваю с Уайеттом, а вы тут случайно оказались и все подслушали. - Он посмотрел на Уайетта. - Ну вот. Предположим, жила-была некая американская компания, которая однажды инвестировала кучу денег на Сан-Фернандесе, но все ее акции были экспроприированы Серрюрье.
- АФК, - вставил Костон.
- Может быть, - сказал Мэннинг. - Но я этого не говорил. Хозяева этой компании, естественно, пришли в бешенство. Они потеряли больше двадцать пяти миллионов долларов, ну и держатели акций, конечно, тоже не были обрадованы. Это одна сторона дела. Другая сторона - Фавель. Этот парень может что-то сделать в данной ситуации по своим собственным причинам. Но у него нет денег на закупку оружия. Итак, обе стороны вполне логично сходятся.
- А почему вас-то выбрали посредником? - спросил Костон.
Мэннинг пожал плечами.
- Я занимаюсь такими делами профессионально. Меня можно нанять. Они не хотели, чтобы был американец. Это может создать ненужные осложнения. Как бы то ни было, я занялся закупками на деньги компании. Есть у меня один знакомый парень в Швейцарии, американец, кстати, у него достаточно стволов, чтобы вооружить всю британскую армию. А уж о наших скромных задачах говорить не приходится. Фавель хорошо знал, что ему нужно - винтовки, автоматы, минометы, чтобы создавать плотный огонь, не теряя мобильности, несколько горных пушек. Он отобрал людей и организовал за пределами острова учебный лагерь, я вам, разумеется, не скажу, где. Он нанял нескольких инструкторов-артиллеристов, а потом, уже на острове, постепенно начал собирать отряды. Когда под его началом собралось немало людей, мы привезли ему оружие.
Уайетт спросил с недоверием:
- Вы что хотите сказать, что все делалось ради того, чтобы фруктовая компания смогла получить немного больше долларов в качестве прибыли?
Мэннинг бросил на него пронзительный взгляд и сжал руку в кулак.
- Нет, - сказал он сухо. - Откуда у вас такие, мысли?
- Ради Бога, простите моего друга, - вмешался Костон. - У него в некотором смысле молоко на губах не обсохло. Он не всегда понимает факты жизни, на что я недавно имел случай ему указать.
Мэннинг ткнул пальцем во Уайетта.
- Повторите то, что вы сказали, Фавелю, и ваша голова слетит с плеч. Кто-то должен, в конце концов, вышибить Серрюрье, и Фавель - единственный человек, у которого достает сил и мужества решиться на это. Причем конституционным путем этого сделать нельзя, - конституцию, как вы знаете, Серрюрье ликвидировал. Значит, остается хирургическая операция и кровь. Увы, но это так.
Он успокоился и с улыбкой обратился к Костону.
- Не исключено, что наша гипотетическая фруктовая компания поймала за хвост тигра. Фавель - далеко не марионетка. Он по духу реформатор, знаете ли, и будет выступать за улучшение условий работы на плантациях, за повышение заработной платы. - Он пожал плечами. - Впрочем, меня это не касается. Я в этой компании не состою, и мне все рано, будет Фавель кусать кормящую его руку или нет.
Уайетт нахмурился. Выходило, что Костон опять прав. В этом странном мире политики все было перевернуто с ног на голову, черное и белое смешались в какую-то серую пелену, а люди из лучших побуждений совершали предосудительные поступки и настороженно относились к поступкам благим. Это был чуждый ему мир, и он страстно захотел поскорее покинуть его и вернуться к себе, в область формул и цифр, в которой его могло тревожить только то, как поведет себя очередной ураган.
Он решил извиниться перед Мэннингом, но тот продолжал что-то увлеченно толковать Костону.
- … будет лучше, если Сан-Фернандес предоставит место свободному капиталу. Все дело в наличии здесь свободных денег. Тогда это будет славное место.
- А можно доверять Фавелю? - поинтересовался Костон.
- Думаю, что да. Он по натуре либерал, но не хлюпик и не захочет, чтобы им вертели так же, как, скажем, русские Кастро. Он и американцам будет сопротивляться. - Мэннинг улыбнулся. - За базу на мысе Саррат он заставит их заплатить кругленькую сумму. - Он внезапно посерьезнел. - Фавель, конечно, будет диктатором, другого выхода у него нет. Местный народ, искореженный Серрюрье, к самоуправлению не готов. Но я думаю, он будет совсем не плохим диктатором, особенно по сравнению с Серрюрье.
- Угу, - промычал Костон. - И его, конечно, будут костерить благие дураки, которые не понимают сути происходящего здесь.
- Это его не затронет, - сказал Мэннинг. - Ему плевать, что о нем говорят, хотя он может и отомстить.
Столик, за которым они сидели, вдруг затрясся, и с востока донесся глухой рокот. Мэннинг встрепенулся.
- Партия начинается. Рокамбо сделал первый ход, - сказал он.